Вынуть?
Т у л л и Й. Да перестань. Я видел. Десять от силы и будет.
П у б л и й. Пятнадцатать! Спорим?
Т у л л и Й. На твое снотворное.
П у б л и й (смешавшись). Зато - диаметр! И обрезаный. Десять
сантиметров тоже, знаешь, не валяются.
Т у л л и й. И не сократили бы, а увеличили...
П у б л и й. Даже если только на десять?
Т у л л и Й. Даже если только на десять.
П у б л и й. Ну и пшел ты... Не больно-то и хотелось...
(Раздражаясь.) На твоем очке свет клином не сошелся. Подумаешь...
Когда мы в Ливии когортой стояли, я одного араба знал. Так он за пару
сестерциев с ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был,
пространство экономил. А как клиент кончит, так он сморкался... От
катара верхних дыхательных путей и помер.
Т у л л и й. Лучше домой позвони.
П у б л и й. Сам звони! Домой!.. Куда хрен вернешься. С таким же
успехом в Грецию Древнюю звонить можно. Либо - В Иудею Библейскую...
"Домой"! Ты еще "мама" скажи. Я бы им урну эту уже сейчас послал. Они
бы я роверять не стали. Для них "пожизненно" куда больший, чем для
нас, смысл имеет. Потому что у них там жизнь происходит. А тут...
Может, в шахматы сыграем?..
Т у л л и Й. Шахматы мы, Публий, ..... на Горация давеча
обменяли.
П у б л и й. А-а, совсем из головы вылетело.
Т у л л и Й. Меньше бы ты себя на тумбочку изводил.
П у б л и й. Может, пофехтуем?
Т у л л и Й. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.
П у б л и й. И то сказать... Неужто так всегда будет! Ведь - до
конца дней. А он еще когда наступит. При ихней диете... И когда
наступит, тоже, говорят, не заметишь... Всегда. И через десять лет.
И, может, через двадцать. И когда фехтовать уже сил не будет... Не
говоря уже про шахматы. И вся камера будет... бюстов полна... То есть
"всегда" - это когда забудешь, сколько их сегодня было... с Горацием
или без?.. И ведь уже завтра и забуду. Или послезавтра... Завтра-то,
может, это и есть, когда "всегда" начинается. И может, оно уже
наступило. (Кричит.) Я же не помню, сколько их вчера было!
Шестнадцать? Четырнадцать? С или без Горация?.. От этого же можно с
ума сойти!
Т у л л и Й. Затем нас вместе и посадили, чтоб этого не
случилось.
П у б л и й. ?
Т у л л и Й. Как в браке. И потом: они же на пленку записывают. И
на два разделенная мысль всегда понятней... Не говоря о том, что не
так ужасна.
П у б л и й. Ты хочешь сказать, что мы тут... это... в назидание
потомству... Как свинки морские?..
Т у л л и й. Да нет же... Потом, свинки морские - у них дара речи
нет. Их же интерпретировать приходится... Бехейворизм называется...
Да ни у какого потомства и времени не будет нами заниматься.
Пожизненно все-таки... Просто некоторые мысли в голове не умещаются.
Им, чтобы мыслью стать, больше чем один мозг требуется... Ум - как
это там? - хорошо, а два лучше... Hародная мудрость. Чтобы мысль до
конца додумать... Теорию вероятности, например. Или это твое
"всегда".
П у б л и й. Но это значит... это значит, что мы как бы одним
мозгом становимся. То есть с точки зрения мысли. Куда она
укладывается, для нее и есть мозг. Правое и левое полушарие.
Т у л л и Й. Я лучше левое буду.
П у б л и й. Но почему же тогда в одну койку не забраться?!! Ведь
если один мозг, то и тело одно тоже!
Т у л л и й. В том-то и дело, что одно тело может с ума сойти, а
два нет. Во всяком случае, не от той же мысли.
П у б л и й. Отказываешься, значит... А сам - "одиночная камера,
одиночная камера"!.. Одна мысль на двоих, да под одним одеялом - вот
и была бы одиночная камера!..
Т у л л и Й. Ну, твоим-то "всегда" хрен накроешься. Вдвоем тем
более.
П у б л и й. ?
Т у л л и й. Потому что эгоист ты. Как все варвары. "Всегда" твое
это - тебя только и касается. Ты же не про Время, Публий, думаешь:
тебе себя жалко. А с жалостью к себе жить можно. Даже приятно. Дать
тебе или не дать - тебе все равно себя жалко будет. Даже если бы баба
тебе дала, даже если бы _малчик_...
П у б л и й. Да почем ты знаешь!?
Т у л л и й. А чего же ты тогда ради в Ливии этой своей по
бардакам шастал? Ведь баба же была. И этот, как его, Октавиан твой.
Ведь не в Башне же был, а?
П у б л и й. Хочешь сказать, что меня за аморалку...
Т у л л и Й (продолжая). Жалко тебе себя было всегда, вот что. И
сейчас тебе себя жалко. И "всегда" твое только степень жалости к
самому себе и выражает. "Ой, ведь так будет и завтра, и послезавтра.
Ой, и вчера уже так было. Ой, я бедный-несчастный".
П у б л и й. А сам! - а сам! - а ты-то, сам. (Выпаливает.) Ты
помнишь, сколько тут вчера бюстов было?
Т у л л и Й. Понятия не имею. Какая разница? Пятнадцать.
Шестнадцать. И вообще, лучше я буду левое полушарие...
П у б л и й. А я вспомнил! Вспомнил! Четырнадцать их было!
Т у л л и Й (обводя взглядом полки и ниши). Их сейчас
четырнадцать; с Горацием.
П у б л и й (возбужденно). Ага! ага! Потому что мы вчера Сенеку
выписали, и он нам не понравился. И мы его назад отправили, из-за
бороды. А сегодня Горация выписали - и опять стало четырнадцать. Было
четырнадцать, стало тринадцать. Потом опять стало четырнадцать.
(Хватается за голову.) Что это я такое несу? Мне показалось - их было
п я т н а д ц а т ь ?
Т у л л и Й. Успокойся, Публий. Сложение и вычитание. Какая
разница. Просто производятся одновременно. А ты привык их совершать
последовательно. Делов куча. Сколько было бюстов... Как вода в
бассейне. Из двух кранов вливается, из одного выливается.
П у б л и й (упавшим голосом). Никогда в толк этого не мог взять.
Т у л л и Й. Я тоже... Говоря о бассейне - скупнуться что ли. На
ночь-то глядя...
П у б л и й. Но от этого же можно с ума сойти! Ведь их же -
бюстов - все больше и больше становится! Их же еще больше будет!..
Т у л л и Й (загадочным тоном). Может - больше. А может, и совсем
не будет...
П у б л и й (недоуменно и настороженно). Что это ты имеешь в
виду?
Т у л л и Й (спохватываясь). Классики э-э-э... их вообще не так
уж много. Римских во всяком случае. Раз-два, и обчелся.
П у б л и й (выкрикивая). Пятнадцать!
Т у л л и й (продолжая). Главное - с императорами не путать.
Энний, Лукреций, Теренций, Катулл, Тибулл, Проперций, Овидий,
Вергилий, Гораций, Марциал, Ювенал. Главное - с императорами не
путать. Ни с ораторами, ни с императорами. Ни с драматургами. Только
поэты.
П у б л и й. Потому что мрамора мало.
Т у л л и Й. Hи - с греческими. Hи, тем более, с христианскими. В
твоем случае это особенно важно.
П у б л и й. Почему?
Т у л л и и. Потому что варвару всегда проще стать христианином,
чем римлянином.
П у б л и й. ?
Т у л л и й. Из жалости к себе, Публий, из жалости к себе. Тебе же
отсюда сбежать хочется. Или - самоубиться. То есть тебе вечной жизни
хочется. Вечной - но именно жизни. Ни с чем другим это прилагательное
связывать не желаешь. Чем более вечной, тем более жизни, да?
П у б л и й. Ну и что? Чего в этом дурного-то?
Т у л л и Й. Да нет, разве ж я... что ты? Публий, как раз
возможно. Но стремление-то к возможному как раз для римлянина и есть
самый большой моветон. А поэтому, душка Публий...
П у б л и й. Как?! Как ты сказал? Ты имеешь в виду - сбежать
возможно? да? Ты сказал - осуществимо... Я не ослышался?..
Т у л л и Й. Осуществимо, душка Публий, осуществимо. Все
осуществимо. А пока...
П у б л и й (вскакивая, орет). Каким образом!?! Как? Где?
(Безумно озирается, как бы в поисках выхода, как бы подозревая, что
что-то проглядел; затем кидается к мусоропроводу, к двери лифта, к
окну - ощупывает стекло - бросается к клетке с птичкой, осененный как
бы догадкой, но тут же разочаровывается, и т.п. 2-х - не более -
минутная пантомима, на протяжении которой Туллий, заложив руки за
спину а ля школьный учитель, разглядывает бюсты). Как? Где?
(Возбуждение его гаснет.) Брешешь, падло. Ни хрена это не
осуществимо. Не в данной инкарнации. И не будь это пожизненно,
начистить бы тебе рыло... Сука ты, Туллий, большая старая римская
сука. Волчица. Ни стыда, ни совести. Над простым человеком
дорываться. "Осуществимо, возможно..."
Т у л л и Й (не меняя позы). На что поспорим?
П у б л и й. На твое снотворное.
Т у л л и Й. Лучше на твое. Мое все кончилось.
П у б л и й. Идет... (До него начинает доходить смысл сделки, но
ему лень додумывать.) Да ты что... охренел, в самом деле... да если я
проиграю - т. е. если ты выиграешь, то...
Т у л л и Й. А пока, душка Публий, повторяй за мной: Энний,
Теренций, Лукреций... Ну, давай!
П у б л и й (повторяет, загибая для счета пальцы). Энний,
Теренций, Лукреций...
Т у л л и й. Катулл, Тибулл, Проперций.
П у б л и й. Катулл, Тибулл, Проперций.
Т у л л и Й. Вергилий, Овидий, Гораций.
П у б л и й. Вергилий, Овидий, Гораций.
Т у л л и Й. Лукан, Марциал, Сенека.
П у б л и й. Лукан, Марциал, Сенека... Пятнадцать!
Т у л л и Й. Ювенал... эх, добавим историков. Плиний, Тацит,
Саллюстий...
П у б л и й. Плиний, Тацит, Саллюстий... спать - хочется-а...
Т у л л и и. Прими снотворное. У тебя же есть.
Пауза, во время которой занавес на четверть спускается.
П у б л и й. Пожалуй. Пожалуй, ты прав. (Прислоняет ладонь к
пульту в изголовье; на экране вспыхивает: "Публий Марцелл, N 1750-А";
затем Публий нажимает кнопку, и на экране вспыхивает: "Заказ -
Снотворное". Затем из отверстия рядом с пультом появляется, как
пневмопочта, продолговатый цилиндр, в котором, когда Публий берет его
в руки, раздается характерное тарахтение таблеток: Туллий следит за
всей этой манипуляцией, как загипнотизированный. Публий произносит с
видимым удовлетворением.) Что ни говори, а мои отпечатки пальцев,
Туллий, не твои отпечатки пальцев. (Высыпает несколько таблеток на
ладонь, подходит к стоящему на столе графину, бросает таблетки в рот
и запивает их прямо из носика.)
Т у л л и Й (глотая слюну). Римские компьютеры... славятся своим
гостеприимством. (Закуривает.)
П у б л и й (уходит в нужник; раздается сильный шум падающей
струи, затем - звук спускаемой воды, сменяемый звуком воды из-под
крана; Публий чистит зубы, полощет на ночь горло, приговаривая).
Катулл, Тибулл, Пропорций, Вергилий, Овидий, Гораций, Катулл, Тибулл
(выходит из нужника, пересекает сцену по направлению к своему ложу),
Пропорций, Овидий, Вергилий, Гораций. (Садится в своем, алькове,
чтобы размотать сандалий, и, внезапно, в этой позе валится на бок и
засыпает.)
Пауза. После которой Туллий встаете направляется к алькову Публия
в постель, все время косясь на цилиндр с таблетками. Берет этот
флакон в руки, читает надпись на этикетке. Проглатывает слюну. Ставит
флакон на место, смотрит в окно, там - Луна и звезды. Пауза. После
чего Туллий задергивает альков Публия пологом, направляется к нише;
вынимает оттуда бюст, допустим, Вергилия и, кряхтя, перетаскивает его
к отверстию мусоропровода и ставит его на то, что служит в камере
обеденным столом - этакая платформа с регулируемой высотой - более
или менее, как в больницах. Последующие 5-10 минут Туллий занят
переноской бюстов из ниш и с полок и установкой их на столе. Он
вспотел, запыхался; обнажает себя до пояса и, останавливаясь
передохнуть, прислушивается к довольно громкому храпу Публия...
Т у л л и й (выпрямляясь и утирая пот со лба - прислушивается к
храпу Публия). Во человек клопа давит! В объятьях - как его? -
Морфея. "Лесбия, где ты была? Лежала в объятьях Морфея..." Катулла,
стало быть, первым и пустим. Во-первых, копия, и поэтому не жалко...
во-вторых, уж больно популярен... на все языки переведен... И весу,
как в императоре... Потяжелей Горация будет... Килограмм за полста
потянет... И при ускорении в 9.81... да если 700 метров лететь... то
сечке, конечно, кранты. Как, впрочем, и крокодильчикам. То есть, в
лучшем случае, крокодильчикам мрамор придется жевать... А это разные
вещи... Это тебе не фарш... Так можно и зубки испортить... И тут мы
по ним еще Вергилием врежем. Тем более что портретное сходство
посредственное... Да и кто его вообще видел. Может, даже и не он...
Аноним... "Сами овечки в лугах поедать колокольчики станут/Чтоб в
голубую их шерсть красить потом не пришлось..." Экая прелесть!.. Всей
этой Энеиды бесконечной стоит. (Пододвигает бюст Вергилия к отверстию
мусоропровода.) ...Тяжелый... однако поэт... Одно слово -
эпический... Нет, не хотел бы я быть крокодильчиком... Все-таки 35000
килограммометров в момент приземления... Все-таки почти 500 км в час
скорость. И - по морде... Да еще если, скажем, Лукрецием... Тем более
что ему, как спятившему, все равно... "Счастлив всякий, кто мог
постигнуть причину явлений..." Уффф!.. хотя бы уже потому, что
причина явлений настигает всякого, кто счастлив... или -
несчастлив... Как это там... (Декламирует.)
Вещи есть также еще, для каких не одну нам, а много
можно причин привести - но одна лишь является верной.
Так, если ты, например, вдалеке бездыханный увидишь
труп человека, то ты всевозможные смерти причины
высказать должен тогда - но одна только истиной будет.
Ибо нельзя доказать, от меча ли он умер, от стужи,
иль от болезни какой или, может быть, также от яда;
но тем не менее нам известно, что с ним приключилось
что-то подобное... Так говорить нам о многом придется.
Н-да... не хотел бы я быть крокодильчиком... Не разбавить ли это
дело (ворочает еще один бюст) Тибуллом... Тем более что молодым
умер... Все больше о девушках... Делия и т. д. ...Или - Проперцием...
Тоже, главным образом, про Цинтию... Кто вас теперь вообще, братцы,
помнит ...А еще лучше - Сенекой... Тем более что - самоубийца...
Замечательная эта у него строчка про ссылку, когда он еще на острове
этом своем - Корсика, что ли? - околачивался:
Здесь, где изгнанник живет вместе с изгнаньем своим...
Очень к местным условиям подходит... Ах, душка Публий, знал бы ты
римских поэтов... Меньше бы нервничал. И снотворное тоже бы просто
так отдал без торговли... как стоик. Не пришлось бы, зараза,
вкалывать тут, как ишаку. И сечка бы функционировала нормально, и
крокодильчики или там клубок змей - живы-здоровы. А так - что? Луций
Анней Сенека, даром что самоубился, должен канать вниз со скоростью
500 км в час... То есть делая почти 130 метров в секунду... И то же
самое - Лукан, Марк Анней Лукан, автор "Фарсалии"... отчасти,
конечно, потому, что Сенеки - племянник... и, конечно, потому что
тоже самоубился, хотя и молодым... то есть сам вскрыл вены, чтоб
Нерон не зарезал... Ничего это, между прочим, у него про вены эти
самые:
...Никогда столь широкой дорогой не изливалася жизнь...
бррр, конечно, но - здорово. Хорошие были в Риме авторы. Тяжелые
только... Вот и ворочай их теперь только потому, что невежда и варвар
считается, тем не менее, римским гражданином, и Тибериева реформа
распространяется на него тоже, со всеми вытекающими отсюда
последствиями, включая снотворное. Пережитки республики все-таки...
Ведь ни строчки из Марциала не знает, ни Ювенала, ни Персия - а туда
же: снотворное принимает... Ведь никакой душевной деятельности: одно
пищеварение - а вот поди ж ты, - подай ему барбитурат кальция, и все!
Демократия... И через это такие ребята (жест в сторону бюстов) носы и
уши теряют!.. Эх! выпить, что ли. (Направляется к амфоре.) Посошок на
дорожку. "Пьяной горечью Фалерна / Чашу мне наполни, _малчик_..."
(Отходит, наполнив стакан, в сторону.) Ну-с, классики. Отрубленные
головы цивилизации... Властители умов. Сколько раз литературу
обвиняли в том, что она облегчает бегство от действительности! Самое
время воспринять упреки буквально. Пора спуститься с облаков
(распахивает дверцу мусоропровода) на землю. От звезд, так сказать,
восвояси к терниям. В Тибра, точнее, мутные воды. Как сказано у
поэта...
С этими словами Туллий принимается спихивать один за другим бюсты
классиков в отверстие мусоропровода. В камере остаются только два
бюста - Овидия и Горация. Туллий запихивает в мусоропровод матрац,
подушки и, пятясь раком, сам пролезает в отверстие.
Т у л л и Й (обращаясь к оставшимся бюстам). Вас все-таки жалко.
Ты же, небось (похлопывает по темени Горация), еще и обжиться тут не
успел. А ты (к Овидию) ...как это там... Hек сине те, нек текум
вивере поссум. Ни с тобой, ни без тебя жить невозможно... Что да, то
да. (С этими словами Туллий зажимает нос и исчезает в мусоропроводе.)
Занавес. Конец II акта.
III акт
Та же камера. Раннее утро. Солнечные лучи окрашивают потолок,
проникая сюда как бы снизу. Громкое пение канарейки;
1 2 3 4 5 6 7 8
Т у л л и Й. Да перестань. Я видел. Десять от силы и будет.
П у б л и й. Пятнадцатать! Спорим?
Т у л л и Й. На твое снотворное.
П у б л и й (смешавшись). Зато - диаметр! И обрезаный. Десять
сантиметров тоже, знаешь, не валяются.
Т у л л и й. И не сократили бы, а увеличили...
П у б л и й. Даже если только на десять?
Т у л л и Й. Даже если только на десять.
П у б л и й. Ну и пшел ты... Не больно-то и хотелось...
(Раздражаясь.) На твоем очке свет клином не сошелся. Подумаешь...
Когда мы в Ливии когортой стояли, я одного араба знал. Так он за пару
сестерциев с ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был,
пространство экономил. А как клиент кончит, так он сморкался... От
катара верхних дыхательных путей и помер.
Т у л л и й. Лучше домой позвони.
П у б л и й. Сам звони! Домой!.. Куда хрен вернешься. С таким же
успехом в Грецию Древнюю звонить можно. Либо - В Иудею Библейскую...
"Домой"! Ты еще "мама" скажи. Я бы им урну эту уже сейчас послал. Они
бы я роверять не стали. Для них "пожизненно" куда больший, чем для
нас, смысл имеет. Потому что у них там жизнь происходит. А тут...
Может, в шахматы сыграем?..
Т у л л и Й. Шахматы мы, Публий, ..... на Горация давеча
обменяли.
П у б л и й. А-а, совсем из головы вылетело.
Т у л л и Й. Меньше бы ты себя на тумбочку изводил.
П у б л и й. Может, пофехтуем?
Т у л л и Й. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.
П у б л и й. И то сказать... Неужто так всегда будет! Ведь - до
конца дней. А он еще когда наступит. При ихней диете... И когда
наступит, тоже, говорят, не заметишь... Всегда. И через десять лет.
И, может, через двадцать. И когда фехтовать уже сил не будет... Не
говоря уже про шахматы. И вся камера будет... бюстов полна... То есть
"всегда" - это когда забудешь, сколько их сегодня было... с Горацием
или без?.. И ведь уже завтра и забуду. Или послезавтра... Завтра-то,
может, это и есть, когда "всегда" начинается. И может, оно уже
наступило. (Кричит.) Я же не помню, сколько их вчера было!
Шестнадцать? Четырнадцать? С или без Горация?.. От этого же можно с
ума сойти!
Т у л л и Й. Затем нас вместе и посадили, чтоб этого не
случилось.
П у б л и й. ?
Т у л л и Й. Как в браке. И потом: они же на пленку записывают. И
на два разделенная мысль всегда понятней... Не говоря о том, что не
так ужасна.
П у б л и й. Ты хочешь сказать, что мы тут... это... в назидание
потомству... Как свинки морские?..
Т у л л и й. Да нет же... Потом, свинки морские - у них дара речи
нет. Их же интерпретировать приходится... Бехейворизм называется...
Да ни у какого потомства и времени не будет нами заниматься.
Пожизненно все-таки... Просто некоторые мысли в голове не умещаются.
Им, чтобы мыслью стать, больше чем один мозг требуется... Ум - как
это там? - хорошо, а два лучше... Hародная мудрость. Чтобы мысль до
конца додумать... Теорию вероятности, например. Или это твое
"всегда".
П у б л и й. Но это значит... это значит, что мы как бы одним
мозгом становимся. То есть с точки зрения мысли. Куда она
укладывается, для нее и есть мозг. Правое и левое полушарие.
Т у л л и Й. Я лучше левое буду.
П у б л и й. Но почему же тогда в одну койку не забраться?!! Ведь
если один мозг, то и тело одно тоже!
Т у л л и й. В том-то и дело, что одно тело может с ума сойти, а
два нет. Во всяком случае, не от той же мысли.
П у б л и й. Отказываешься, значит... А сам - "одиночная камера,
одиночная камера"!.. Одна мысль на двоих, да под одним одеялом - вот
и была бы одиночная камера!..
Т у л л и Й. Ну, твоим-то "всегда" хрен накроешься. Вдвоем тем
более.
П у б л и й. ?
Т у л л и й. Потому что эгоист ты. Как все варвары. "Всегда" твое
это - тебя только и касается. Ты же не про Время, Публий, думаешь:
тебе себя жалко. А с жалостью к себе жить можно. Даже приятно. Дать
тебе или не дать - тебе все равно себя жалко будет. Даже если бы баба
тебе дала, даже если бы _малчик_...
П у б л и й. Да почем ты знаешь!?
Т у л л и й. А чего же ты тогда ради в Ливии этой своей по
бардакам шастал? Ведь баба же была. И этот, как его, Октавиан твой.
Ведь не в Башне же был, а?
П у б л и й. Хочешь сказать, что меня за аморалку...
Т у л л и Й (продолжая). Жалко тебе себя было всегда, вот что. И
сейчас тебе себя жалко. И "всегда" твое только степень жалости к
самому себе и выражает. "Ой, ведь так будет и завтра, и послезавтра.
Ой, и вчера уже так было. Ой, я бедный-несчастный".
П у б л и й. А сам! - а сам! - а ты-то, сам. (Выпаливает.) Ты
помнишь, сколько тут вчера бюстов было?
Т у л л и Й. Понятия не имею. Какая разница? Пятнадцать.
Шестнадцать. И вообще, лучше я буду левое полушарие...
П у б л и й. А я вспомнил! Вспомнил! Четырнадцать их было!
Т у л л и Й (обводя взглядом полки и ниши). Их сейчас
четырнадцать; с Горацием.
П у б л и й (возбужденно). Ага! ага! Потому что мы вчера Сенеку
выписали, и он нам не понравился. И мы его назад отправили, из-за
бороды. А сегодня Горация выписали - и опять стало четырнадцать. Было
четырнадцать, стало тринадцать. Потом опять стало четырнадцать.
(Хватается за голову.) Что это я такое несу? Мне показалось - их было
п я т н а д ц а т ь ?
Т у л л и Й. Успокойся, Публий. Сложение и вычитание. Какая
разница. Просто производятся одновременно. А ты привык их совершать
последовательно. Делов куча. Сколько было бюстов... Как вода в
бассейне. Из двух кранов вливается, из одного выливается.
П у б л и й (упавшим голосом). Никогда в толк этого не мог взять.
Т у л л и Й. Я тоже... Говоря о бассейне - скупнуться что ли. На
ночь-то глядя...
П у б л и й. Но от этого же можно с ума сойти! Ведь их же -
бюстов - все больше и больше становится! Их же еще больше будет!..
Т у л л и Й (загадочным тоном). Может - больше. А может, и совсем
не будет...
П у б л и й (недоуменно и настороженно). Что это ты имеешь в
виду?
Т у л л и Й (спохватываясь). Классики э-э-э... их вообще не так
уж много. Римских во всяком случае. Раз-два, и обчелся.
П у б л и й (выкрикивая). Пятнадцать!
Т у л л и й (продолжая). Главное - с императорами не путать.
Энний, Лукреций, Теренций, Катулл, Тибулл, Проперций, Овидий,
Вергилий, Гораций, Марциал, Ювенал. Главное - с императорами не
путать. Ни с ораторами, ни с императорами. Ни с драматургами. Только
поэты.
П у б л и й. Потому что мрамора мало.
Т у л л и Й. Hи - с греческими. Hи, тем более, с христианскими. В
твоем случае это особенно важно.
П у б л и й. Почему?
Т у л л и и. Потому что варвару всегда проще стать христианином,
чем римлянином.
П у б л и й. ?
Т у л л и й. Из жалости к себе, Публий, из жалости к себе. Тебе же
отсюда сбежать хочется. Или - самоубиться. То есть тебе вечной жизни
хочется. Вечной - но именно жизни. Ни с чем другим это прилагательное
связывать не желаешь. Чем более вечной, тем более жизни, да?
П у б л и й. Ну и что? Чего в этом дурного-то?
Т у л л и Й. Да нет, разве ж я... что ты? Публий, как раз
возможно. Но стремление-то к возможному как раз для римлянина и есть
самый большой моветон. А поэтому, душка Публий...
П у б л и й. Как?! Как ты сказал? Ты имеешь в виду - сбежать
возможно? да? Ты сказал - осуществимо... Я не ослышался?..
Т у л л и Й. Осуществимо, душка Публий, осуществимо. Все
осуществимо. А пока...
П у б л и й (вскакивая, орет). Каким образом!?! Как? Где?
(Безумно озирается, как бы в поисках выхода, как бы подозревая, что
что-то проглядел; затем кидается к мусоропроводу, к двери лифта, к
окну - ощупывает стекло - бросается к клетке с птичкой, осененный как
бы догадкой, но тут же разочаровывается, и т.п. 2-х - не более -
минутная пантомима, на протяжении которой Туллий, заложив руки за
спину а ля школьный учитель, разглядывает бюсты). Как? Где?
(Возбуждение его гаснет.) Брешешь, падло. Ни хрена это не
осуществимо. Не в данной инкарнации. И не будь это пожизненно,
начистить бы тебе рыло... Сука ты, Туллий, большая старая римская
сука. Волчица. Ни стыда, ни совести. Над простым человеком
дорываться. "Осуществимо, возможно..."
Т у л л и Й (не меняя позы). На что поспорим?
П у б л и й. На твое снотворное.
Т у л л и Й. Лучше на твое. Мое все кончилось.
П у б л и й. Идет... (До него начинает доходить смысл сделки, но
ему лень додумывать.) Да ты что... охренел, в самом деле... да если я
проиграю - т. е. если ты выиграешь, то...
Т у л л и Й. А пока, душка Публий, повторяй за мной: Энний,
Теренций, Лукреций... Ну, давай!
П у б л и й (повторяет, загибая для счета пальцы). Энний,
Теренций, Лукреций...
Т у л л и й. Катулл, Тибулл, Проперций.
П у б л и й. Катулл, Тибулл, Проперций.
Т у л л и Й. Вергилий, Овидий, Гораций.
П у б л и й. Вергилий, Овидий, Гораций.
Т у л л и Й. Лукан, Марциал, Сенека.
П у б л и й. Лукан, Марциал, Сенека... Пятнадцать!
Т у л л и Й. Ювенал... эх, добавим историков. Плиний, Тацит,
Саллюстий...
П у б л и й. Плиний, Тацит, Саллюстий... спать - хочется-а...
Т у л л и и. Прими снотворное. У тебя же есть.
Пауза, во время которой занавес на четверть спускается.
П у б л и й. Пожалуй. Пожалуй, ты прав. (Прислоняет ладонь к
пульту в изголовье; на экране вспыхивает: "Публий Марцелл, N 1750-А";
затем Публий нажимает кнопку, и на экране вспыхивает: "Заказ -
Снотворное". Затем из отверстия рядом с пультом появляется, как
пневмопочта, продолговатый цилиндр, в котором, когда Публий берет его
в руки, раздается характерное тарахтение таблеток: Туллий следит за
всей этой манипуляцией, как загипнотизированный. Публий произносит с
видимым удовлетворением.) Что ни говори, а мои отпечатки пальцев,
Туллий, не твои отпечатки пальцев. (Высыпает несколько таблеток на
ладонь, подходит к стоящему на столе графину, бросает таблетки в рот
и запивает их прямо из носика.)
Т у л л и Й (глотая слюну). Римские компьютеры... славятся своим
гостеприимством. (Закуривает.)
П у б л и й (уходит в нужник; раздается сильный шум падающей
струи, затем - звук спускаемой воды, сменяемый звуком воды из-под
крана; Публий чистит зубы, полощет на ночь горло, приговаривая).
Катулл, Тибулл, Пропорций, Вергилий, Овидий, Гораций, Катулл, Тибулл
(выходит из нужника, пересекает сцену по направлению к своему ложу),
Пропорций, Овидий, Вергилий, Гораций. (Садится в своем, алькове,
чтобы размотать сандалий, и, внезапно, в этой позе валится на бок и
засыпает.)
Пауза. После которой Туллий встаете направляется к алькову Публия
в постель, все время косясь на цилиндр с таблетками. Берет этот
флакон в руки, читает надпись на этикетке. Проглатывает слюну. Ставит
флакон на место, смотрит в окно, там - Луна и звезды. Пауза. После
чего Туллий задергивает альков Публия пологом, направляется к нише;
вынимает оттуда бюст, допустим, Вергилия и, кряхтя, перетаскивает его
к отверстию мусоропровода и ставит его на то, что служит в камере
обеденным столом - этакая платформа с регулируемой высотой - более
или менее, как в больницах. Последующие 5-10 минут Туллий занят
переноской бюстов из ниш и с полок и установкой их на столе. Он
вспотел, запыхался; обнажает себя до пояса и, останавливаясь
передохнуть, прислушивается к довольно громкому храпу Публия...
Т у л л и й (выпрямляясь и утирая пот со лба - прислушивается к
храпу Публия). Во человек клопа давит! В объятьях - как его? -
Морфея. "Лесбия, где ты была? Лежала в объятьях Морфея..." Катулла,
стало быть, первым и пустим. Во-первых, копия, и поэтому не жалко...
во-вторых, уж больно популярен... на все языки переведен... И весу,
как в императоре... Потяжелей Горация будет... Килограмм за полста
потянет... И при ускорении в 9.81... да если 700 метров лететь... то
сечке, конечно, кранты. Как, впрочем, и крокодильчикам. То есть, в
лучшем случае, крокодильчикам мрамор придется жевать... А это разные
вещи... Это тебе не фарш... Так можно и зубки испортить... И тут мы
по ним еще Вергилием врежем. Тем более что портретное сходство
посредственное... Да и кто его вообще видел. Может, даже и не он...
Аноним... "Сами овечки в лугах поедать колокольчики станут/Чтоб в
голубую их шерсть красить потом не пришлось..." Экая прелесть!.. Всей
этой Энеиды бесконечной стоит. (Пододвигает бюст Вергилия к отверстию
мусоропровода.) ...Тяжелый... однако поэт... Одно слово -
эпический... Нет, не хотел бы я быть крокодильчиком... Все-таки 35000
килограммометров в момент приземления... Все-таки почти 500 км в час
скорость. И - по морде... Да еще если, скажем, Лукрецием... Тем более
что ему, как спятившему, все равно... "Счастлив всякий, кто мог
постигнуть причину явлений..." Уффф!.. хотя бы уже потому, что
причина явлений настигает всякого, кто счастлив... или -
несчастлив... Как это там... (Декламирует.)
Вещи есть также еще, для каких не одну нам, а много
можно причин привести - но одна лишь является верной.
Так, если ты, например, вдалеке бездыханный увидишь
труп человека, то ты всевозможные смерти причины
высказать должен тогда - но одна только истиной будет.
Ибо нельзя доказать, от меча ли он умер, от стужи,
иль от болезни какой или, может быть, также от яда;
но тем не менее нам известно, что с ним приключилось
что-то подобное... Так говорить нам о многом придется.
Н-да... не хотел бы я быть крокодильчиком... Не разбавить ли это
дело (ворочает еще один бюст) Тибуллом... Тем более что молодым
умер... Все больше о девушках... Делия и т. д. ...Или - Проперцием...
Тоже, главным образом, про Цинтию... Кто вас теперь вообще, братцы,
помнит ...А еще лучше - Сенекой... Тем более что - самоубийца...
Замечательная эта у него строчка про ссылку, когда он еще на острове
этом своем - Корсика, что ли? - околачивался:
Здесь, где изгнанник живет вместе с изгнаньем своим...
Очень к местным условиям подходит... Ах, душка Публий, знал бы ты
римских поэтов... Меньше бы нервничал. И снотворное тоже бы просто
так отдал без торговли... как стоик. Не пришлось бы, зараза,
вкалывать тут, как ишаку. И сечка бы функционировала нормально, и
крокодильчики или там клубок змей - живы-здоровы. А так - что? Луций
Анней Сенека, даром что самоубился, должен канать вниз со скоростью
500 км в час... То есть делая почти 130 метров в секунду... И то же
самое - Лукан, Марк Анней Лукан, автор "Фарсалии"... отчасти,
конечно, потому, что Сенеки - племянник... и, конечно, потому что
тоже самоубился, хотя и молодым... то есть сам вскрыл вены, чтоб
Нерон не зарезал... Ничего это, между прочим, у него про вены эти
самые:
...Никогда столь широкой дорогой не изливалася жизнь...
бррр, конечно, но - здорово. Хорошие были в Риме авторы. Тяжелые
только... Вот и ворочай их теперь только потому, что невежда и варвар
считается, тем не менее, римским гражданином, и Тибериева реформа
распространяется на него тоже, со всеми вытекающими отсюда
последствиями, включая снотворное. Пережитки республики все-таки...
Ведь ни строчки из Марциала не знает, ни Ювенала, ни Персия - а туда
же: снотворное принимает... Ведь никакой душевной деятельности: одно
пищеварение - а вот поди ж ты, - подай ему барбитурат кальция, и все!
Демократия... И через это такие ребята (жест в сторону бюстов) носы и
уши теряют!.. Эх! выпить, что ли. (Направляется к амфоре.) Посошок на
дорожку. "Пьяной горечью Фалерна / Чашу мне наполни, _малчик_..."
(Отходит, наполнив стакан, в сторону.) Ну-с, классики. Отрубленные
головы цивилизации... Властители умов. Сколько раз литературу
обвиняли в том, что она облегчает бегство от действительности! Самое
время воспринять упреки буквально. Пора спуститься с облаков
(распахивает дверцу мусоропровода) на землю. От звезд, так сказать,
восвояси к терниям. В Тибра, точнее, мутные воды. Как сказано у
поэта...
С этими словами Туллий принимается спихивать один за другим бюсты
классиков в отверстие мусоропровода. В камере остаются только два
бюста - Овидия и Горация. Туллий запихивает в мусоропровод матрац,
подушки и, пятясь раком, сам пролезает в отверстие.
Т у л л и Й (обращаясь к оставшимся бюстам). Вас все-таки жалко.
Ты же, небось (похлопывает по темени Горация), еще и обжиться тут не
успел. А ты (к Овидию) ...как это там... Hек сине те, нек текум
вивере поссум. Ни с тобой, ни без тебя жить невозможно... Что да, то
да. (С этими словами Туллий зажимает нос и исчезает в мусоропроводе.)
Занавес. Конец II акта.
III акт
Та же камера. Раннее утро. Солнечные лучи окрашивают потолок,
проникая сюда как бы снизу. Громкое пение канарейки;
1 2 3 4 5 6 7 8