Наверняка смех причинял шефу боль. Но он все же смеялся.
Я не понимал, увидел ли он что-то смешное или это просто была истерика. Но мне было все равно. Я просто шагнул к нему, поднимая руку.
Не знаю, что на меня нашло. Была ли то горячка боя или вновь проявил свой норов кинжал, исподволь захвативший уже мою душу. Но я шагнул вперед, занося руку… А в руке моей был кинжал.
Я не успел даже усомниться в правоте своих действий, а рука уже прянула вперед, со змеиной быстротой нанося ставящий последнюю точку в нашем бою удар…
— Нет!
Игла божественного холода пронзила меня от макушки до пят. А в следующее мгновение ладонь моя была пуста. Выбитый кинжал с обиженным звоном отлетел к стене.
Не сумев устоять, я позорно плюхнулся на пол. Затряс занемевшей рукой, чувствуя, как неохотно сгибаются скованные льдом пальцы. Глядя на меня, шеф согнулся в новом приступе хохота. Я тоже пару раз глупо хихикнул, но под холодным взглядом Ирины тут же заткнулся.
Филиал сумасшедшего дома в отдельно взятой квартире на улицах старого города…
Непослушной рукой я сорвал с пояса пакет первой помощи. Бросил его шефу на колени.
— Посмотрите, что там у вас… Ну, перевяжите пока хотя бы. Я вызову помощь.
Все еще изредка подхихикивая, шеф кивнул. Неловко взял пакет. Зубами рванул неподатливую обертку. Сняв с его пояса сотовый, я к тому времени уже торопливо тыкал кнопки, набирая давно знакомый номер.
Больно толкнув в грудь воспоминаниями, ответил знакомый голос:
— Алло.
— Привет, Маринка. Узнала?
— Алеша?.. Ты?.. — В ее голосе было искреннее удивление. И еще, пожалуй, тревога. — Тебя же все ищут… Что случилось? Где ты? Зачем звонишь?
Я почувствовал, что меня тоже начинает разбирать смех. Зачем звоню? Да так, со скуки поболтать немного.
— Пошли «скорую» на… — я глянул сквозь окно в черноту ночи, — на перекресток Барановической и Львовской. Угловой дом со стороны озера. На третьем этаже. Здесь раненый.
Бесконечные секунды молчания. Я почти чувствовал, как она колеблется…
— Что, опять нет свободных машин? — сухо спросил я. И добавил, прозревая. — Или нет веры мне?
— Я верю тебе, Алексей. — Маринка устало вздохнула. — И машина тоже есть… Но ты же знаешь: я не имею права командировать выезды за периметр. Приказ должен исходить от Дмитрия Анатольевича или одного из его заместителей.
— Дьяволово семя, — выругался я. — Соедини с Пащенко… Надеюсь, он на месте?
— Василий Федорович просил не беспокоить его без нужды…
Я аж зашипел от злости.
— Дай мне, — одними губами произнес шеф. Бледный до синевы, он сидел на стуле и придерживал расстегнутые полы куртки. Ирина, присевшая рядом на корточки, неловко прилаживала повязку на его рану. Ее тонкие пальцы были густо перепачканы кровью.
Мне снова стало смешно. Трубка, которую я поднес к уху шефа, беззвучно заплясала в пальцах.
— Здравствуй, Мариша… Да, я… Да… Передай Пащенко, пусть гонит машину… Да, сейчас. Немедленно. Адрес тебе сказали… Пока.
Несмотря на очевидную бледность и несомненно терзающую его боль, голос у шефа оставался таким, будто его обладатель за рабочим столом в своем кабинете. Спокойный, деловой, собранный. Один раз он только дрогнул — когда Ирина, накладывая повязку, слишком резко дернула бинт.
Потрясающая выдержка. Мне бы такую.
Все еще немного пошатываясь, я отошел к стене. Негнущимися пальцами с третьей попытки подобрал свой кинжал. Сейчас он был на удивление спокоен и инертен, будто все еще пребывал без сознания после сокрушительного удара Ирины. Даже невидимые щупальца тьмы приостановили свое нескончаемое копошение, обвиснув подобно мертвым скользким червям…
Я хотел заодно подобрать и меч шефа, но, уже протянув руку, увидел, как по мере ее приближения нарастает яростное свечение клинка. И передумал. Отошел, оставив орудие света лежать там, где оно лежало.
Дмитрий Анатольевич, согнувшись, сидел на стуле, прижимая ладонь к ране. Наспех наложенная повязка уже насквозь пропиталась кровью. Кровотечение все еще продолжалось. Но тем не менее он все же нашел в себе силы улыбнуться:
— Славно повеселились…
Из уголка рта тихо скатилась капелька крови. И я успел мимолетно подумать, что, если горлом идет кровь, рана его на самом деле куда опаснее, чем кажется. Но потом понял, что шеф просто прокусил себе губу.
— Слишком дорого нам обоим обошлось это веселье. Он медленно покачал головой:
— Тебе дороже.
— Да. — Я не стал спорить. — Дороже. Вы говорили тогда о двух часах… Это действительно правда?
Я неотрывно смотрел на него. Но ответила мне Ирина. И я вздрогнул от мертвенного спокойствия, прозвучавшего в ее голосе:
— Да. Это правда.
— Инаугурация должна пройти на рассвете, — будто извиняясь, добавил шеф. — С первыми лучами солнца.
Я промолчал, опустив голову. Мог бы и сам догадаться. Ведь был же сон…
Будь оно все проклято. У нас уже практически нет времени. А я… У меня нет не то что плана действий, нет даже малейшего представления, где это произойдет и как будет выглядеть. Ничего нет, кроме железобетонного желания спасти Ирину.
Даже если меня проклянут за это: пусть этот мир горит в пламени Божьего Гнева, но свою любовь я должен спасти!
— Нам пора идти, — тихо сказала она.
И я молча кивнул.
Действительно, теперь, когда мы вызвали машину «скорой помощи», нет смысла оставаться здесь самим. Врачей во время вылазок за периметр всегда сопровождают не меньше трех человек с мечами и пистолетами. А если учесть, что время сейчас ночное, то их будет куда больше: шесть, может быть даже восемь, человек. И хотя они вряд ли прибудут раньше чем через двадцать минут, уходить лучше уже сейчас.
Я повернулся к болезненно обмякшему на стуле шефу. Повязка вся пропиталась кровью. Темные капли вновь скатывались на пол. Было видно, что для того, чтобы оставаться в сознании, от него требуется масса сил.
— Полчаса. Максимум полчаса, и они приедут. Вы сможете продержаться?
— А у меня есть выбор?
Проклятье, он все еще пытается шутить.
Я опустился на колени рядом с ним, не обращая внимания, что растекшаяся по полу кровь пятнает мои джинсы и стараясь не думать о том, как я потом пойду по улицам в окровавленной одежде, когда некоторые монстры — например, вампиры — чуют чужую кровь метров за сто-двести.
Осторожно вытащив из кобуры пистолет, я с резким щелчком передернул затвор. И вложил оружие в слабую ладонь шефа. Липко-холодные пальцы благодарно обхватили ребристую рукоять.
Я встал. Вытер неожиданно вспотевшие ладони о рубашку. И, вопреки всякому благоразумию, повернувшись к шефу спиной, еще раз кивнул Ирине:
— Идем.
Пока я шел по комнате и, позднее, возился в коридоре, между лопатками у меня упорно свербело. Я почти чувствовал холодный взгляд уставившегося мне в спину ствола.
Но я так и не обернулся. А шеф, если у него и было такое желание, не выстрелил.
На лестничную площадку я, плечом оттолкнув Ирину, вышел первым. Вежливость вежливостью, а осторожность превыше всего. Мало ли какая тварь могла притаиться среди пыльных лестничных пролетов и полуоткрытых дверей?
Здесь было темно. Настолько темно, что я не видел даже своих собственных рук. Хилый фонарик, который был у шефа, я оставил в квартире, пристроив его на подоконнике. Так спасателям будет легче найти нужное место. Хотя, по логике, мне, пожалуй, следовало все же прихватить фонарь… Да и пистолет не помешало бы забрать. Все-таки кинжал — не панацея от всех бед. Огнестрельное оружие тоже иногда полезно, особенно в стычке с теми из наших врагов, что вооружены не клыками и зубами, но автоматами.
Еще одна небольшая проблема возникла с входной дверью. Я мог захлопнуть ее. И тем самым создать стальную преграду на пути выехавших к раненому человеку врачей. А мог оставить открытой, поставив жизнь шефа в зависимость от слепой случайности и тонкости нюха местной нечисти.
Потратив пару секунд на раздумья, я все же закрыл дверь. Ничего страшного. Взломают. Зато можно быть уверенным, что никакой мертвяк не заберется в поисках ночной закуски внутрь.
Держа перед собой кинжал и осторожно ощупывая воздух свободной рукой, я аккуратно спускался по лестнице. Ирина держалась за моей спиной. Не знаю, то ли она видела в темноте, то ли еще что, но она ни разу не споткнулась, ни разу не наступила на скользкие и шумные старые пакеты, во множестве попадавшиеся мне под ноги.
— Скажи, ты действительно хотел его убить? — негромко спросила она.
Если не знаешь, что говорить, — говори правду. Или молчи. Но молчать я не мог. И потому сказал то, что думал:
— Не знаю… Наверное, да.
Она помолчала минуту, думая о чем-то своем. Или же где-то там, далеко за пределами моего понимания, общалась с Богом. Сейчас она, наверное, это могла. А может быть, могла и раньше… Может быть, мы все это можем? Только не знаем как… Или не хотим знать?
— Почему ты не хотел, чтобы я вмешалась?
Безмолвно дышащая темнота настоятельно требовала ответа. Правдивого ответа. Красивая ложь, насколько бы она привлекательна ни была, не годилась. Я чувствовал, что Ирина сможет ее распознать. А даже если и нет… Не хотел врать. Только не ей. Только не сейчас.
Я вздохнул. И признался:
— Не знаю… Просто это почему-то показалось неправильным. Грубым. Нечестным. В конце концов, это наши старые и личные дрязги. И еще я, наверное, хотел раз и навсегда выяснить, кто из нас лучше держит в руках меч… Ребячество, конечно. Но знаешь…
Я замолчал, носком ботинка толкнув противно заскрипевшую дверь подъезда. Осторожно выглянул. И, не заметив ничего подозрительного, вышел на залитую лунным светом улицу. Ирина спокойно последовала за мной. В неровном умирающем сиянии ее глаза казались двумя ведущими в ничто дырами.
— Шеф, похоже, тоже этого хотел, — тихо продолжил я. — Иначе почему он пошел сам, а не бросил против нас все Управление?.. Говорил, что нашел нас по следам, и это было очень легко. Не знаю, я хорошо их прятал… И почему-то он не стал стрелять, хотя и мог бы… — Я замолчал на секунду. И, понимая, что уже окончательно запутался сам и наверняка запутал Ирину, все же добавил: — Наверное, тьма уже пожрала мою душу. Иногда я даже не понимаю, зачем все это делаю. Не понимаю, жив я или мертв…
— Но все же ты здесь, — тихо сказала Ирина.
— Да, я здесь, — заглянув в очередной переулок, я увидел лишь кучи старого хлама да расчертившие их тени. — А почему ты все-таки вмешалась?
Она остановилась, так резко дернув меня за руку, что от неожиданности я чуть не упал. Я крутанулся на месте, вскидывая кинжал и готовясь встретить любую опасность… Но все было тихо. Только глаза Ирины смотрели на меня. Бездонные, темные, холодные.
А потом она шагнула вперед и, оттолкнув в сторону руку с занесенным для удара клинком, скользнула губами по моей щеке.
Легкое и мимолетное, это прикосновение ударило меня не хуже молота. Обожгло. Швырнуло в наполненную синим льдом пустыню. Я вздрогнул и отшатнулся, будто пытаясь вырваться из кольца ее рук. Но она уже сама выпустила меня, отступив на шаг.
И улыбнулась. Губами. Глаза ее остались все теми же кусочками льда.
— Ну как? Я ответила на твой вопрос?
— Надеюсь, — ответил я, ошалело тряхнув головой. — Очень надеюсь… Куда нам дальше?
Казалась ли она разочарованной? И сколько в ней сейчас было от Ирины, а сколько от мессии — Божьего посланца?..
— Направо, — чуть заметно склонив голову набок, вздохнула Ирина. — На следующем перекрестке — направо.
* * *
Пустые безлюдные улицы в окружении мертвых коробок домов. Темные силуэты нашедших свою последнюю стоянку брошенных автомобилей. Скользящий над головой желтый полукруг луны.
Правы те, кто считает ночной город красивым. Он действительно красив той особой экзотической красотой, что заставляет вздрагивать и трепетать душу. Темнота скрадывает мелкие изъяны и превращает крупные в особенности ландшафта. А лунный свет преображает пейзаж в картину, достойную руки самого великого художника.
Вот только люди, что бывают в старом городе по ночам, обычно не имеют ни времени, ни желания любоваться красотами. А те, кто этим увлекается, редко возвращаются домой.
Как почти любая экзотика, старый город опасен. И ночью — намного больше, чем днем.
Ночь — время мертвых. В темноте как рыба в воде чувствуют себя мертвяки и вампиры. Рыщут в поисках жертвы зилоты. Ищут живую плоть навьи, и выходят на охоту демоны. Но если ночь лунная — истинными владыками обезлюдевших улиц становятся оборотни. И тогда даже нечисть замирает, уходя с дороги обезумевших от лунного света волколачьих стай.
Эта ночь была лунной. И будь моя воля, я бы даже носа на улицу не высунул, намертво забаррикадировавшись в какой-нибудь квартирке и все время держа руку неподалеку от меча. Но сейчас, похоже, выбора не было. И хотя Ирина заверила меня, что ничего случиться не может, я все равно нервничал, заглядывал во все переулки, придирчиво изучая каждую тень и постоянно держа оружие наготове.
Я знал, насколько опасной может быть стая оборотней. И, вдобавок, привык доверять своему инстинкту. А сейчас он кричал так, что у меня уши закладывало: «Опасность, опасность, опасность!»
Далекий заунывный вой разорвал прохладный ночной воздух. Я вздрогнул, услышав прозвучавшую в нем зловещую нотку. И тотчас же почувствовал, как тонкие пальцы Ирины осторожно пожали мою руку чуть выше локтя.
Она еще успокаивать меня будет! Всего второй раз за городом. Ты, девочка, даже не понимаешь, как мы рискуем, всего лишь пробираясь здесь по улице.
Буркнув нечто невразумительное, я резким движением стряхнул ее ладонь. И тотчас же устыдился этого, увидев блеснувшие в призрачном свете луны глаза Ирины. Непонятное чувство: обида и, быть может, горечь кольнули сердце.
Я негромко кашлянул. И наконец спросил то, что давно уже следовало спросить:
— Ира, ты как? Она пожала плечами.
— Нормально… Почему ты спросил?
— Я хотел бы знать, что ты чувствуешь, став… — почему-то я не смог произнести слова «мессия», — став тем, кем ты стала?
Пауза длилась так долго, что я уже думал — ответа не будет. Но потом она все же заговорила, тихо и отстраненно, будто бы глядя куда-то далеко-далеко:
— Свет. Всюду свет. Мягкий, ласковый и холодный. Я дышу им. Свет пронизывает меня насквозь. Это почти больно и так приятно. Он дает мне… что-то такое… такое… Я не могу этого понять, не могу осмыслить, но знаю, как использовать… Я вижу то, что не имеет ни пространства, ни времени. Там всюду свет. Очень яркий, но он не режет глаза и не ослепляет. Я лечу вверх и вижу лица. Тысячи лиц. Миллионы лиц. Они смотрят на меня и улыбаются… Зовут меня по имени… Здесь нет ничего. Ни боли, ни страха, ни радости, ни любви. Только свет. Только спокойствие. Только… Бог.
Она очнулась и заморгала, будто пытаясь избавиться от видений.
— Спасибо за то, что рассказала слепому, как выглядит небо, — улыбнулся я. — Но вообще-то я спрашивал не об этом. Я хотел бы знать, что чувствуешь ты, человек, избранный Богом? Не как посланец верхнего мира, а просто как обычная земная женщина, живущая среди обычных людей?
Она вздохнула:
— А что я могу чувствовать? Радость? Сожаление? Боль?.. Ничего этого нет. Мои чувства не значат ничего. Они застыли, скованы панцирем льда, уснули. Осталось только то, что я должна сделать. Назови это долгом — и ты не очень сильно ошибешься.
— Перед кем этот долг? Перед Богом?
— Не знаю… Может быть, перед всем человечеством.
— Не думаю, что человечеству нужен такой долг. Ведь ты здесь, чтобы уничтожить его последнюю надежду. — Я покачал головой.
— Не тебе решать, что будет с человечеством и что есть его последняя надежда, — отозвалась Ирина. — Не тебе… И не мне.
— Тогда кому же? Богу? Или Дьяволу?.. Почему им? Почему им, а не нам? Разве мы не вправе выбрать то, что лучше для нас самих, а не для тех, кто смотрит со стороны?
— Мы тысячи лет выбирали. И посмотри, к чему это привело, — тихо отозвалась Ирина.
. Я помолчал минуту, стоя на месте, придерживая спокойно стоящую рядом Ирину за рукав и вглядываясь в узкий переулок между двумя высотными домами. Действительно ли там мелькнула тень, или мне показалось? Наверное, показалось…
— К этому нас привел Гнев, а вовсе не избранный нами путь.
— А ты знаешь, что было бы сейчас, если б не День Гнева Господнего? Может быть, получилось бы еще хуже? Разве ты жил до Гнева и можешь сравнивать, как было тогда и как стало сейчас? Разве ты Бог, чтобы видеть последствия любого мелкого поступка каждого смертного на этой планете?
Опять мелькнувшая в подворотне тень… На этот раз уже точно не почудилось.
Я осторожно придержал вырвавшуюся вперед Ирину и шепнул:
— Здесь кто-то есть… Говори потише. И держись осторожнее.
Кивок. Спокойный и равнодушный.
— Я знаю. Они вон там и там, — она ткнула рукой сначала направо, потом налево. — Я их чувствую. Они действительно следят за нами.
Они?.. Я судорожно сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38