Попрятались в старые заплесневелые подвалы вампиры, отступили в свои логова оборотни, временно вернулись в небытие бесшумно скользящие между домами призраки.
Если б я не был в этот момент полностью поглощен внутренней борьбой, то неизбежно обратил бы внимание на эту в высшей степени необычную тишину. И, может быть, даже подумал бы, что это вовсе даже не случайное явление.
Но я был занят.
А между тем решение было уже принято.
Мои пальцы медленно сомкнулись вокруг источающей ледяной холод рукояти.
Я прекрасно знал, что это ловушка. Я прекрасно знал, что ни в коем случае не должен брать этот кинжал. Я прекрасно знал, что, вступая в сделку с тьмой, тем самым теряю душу…
Но, тем не менее когда я выпрямился, в моей руке незримым угольно-черным светом пылал неведомо какими путями вытащенный в этот мир кусочек самого ада.
Слаб человек, и тьма всегда знает, как лучше подцепить его на крючок. Моим крючком стала мечта о настоящем, наделенном сверхъестественными силами оружии. Чистильщика Алексея Суханова поймали, как какого-то пескаря, подсунув приманку — кусок зачарованного металла…
Но будь все проклято, я не буду сожалеть об этом!
Правую ладонь едва ощутимо пощипывало. Истекающая из кинжала тьма искала дорогу в мою душу. Все тело ломило как после хорошей драки. Но мозг работал как никогда четко.
Итак, я взял его. Я принял тьму. И пусть Господь меня за это осудит: что сделано, то сделано… Но что же дальше?
Я не могу принести эту штуку в город. Меня задержит первый же патруль. Первый же церковник, едва только увидев меня, опрометью кинется звонить в инквизицию. А уж с черными крестами разговор у меня вряд ли сложится удачно, если только я сразу же не отрекусь, если не припаду к стопам, если не заплачу горькими слезами раскаяния.
А я отрекусь? Припаду? Заплачу?
Нет.
Во всяком случае, не добровольно. Только принуждать меня и не будут — не те времена. Не Средневековье же у нас.
Хочешь упорствовать? Да ради Бога… или ради Рогатого, если тебе это больше нравится. Костры у нас пылают по-прежнему. И горят на них тела грешников, допустивших тьму в город или, пуще того, принесших ее на своих плечах. Не заживо, конечно, горят, не как это было в прежние времена — мы же не варвары. Пожалуйте, вот вам смертельная инъекция, вот быстродействующий яд, вот пуля, в конце концов. Выбирайте… Только, пожалуйста, побыстрее, пока печи в городском крематории не остыли.
Что же мне делать?..
Обхватив закаменевшими пальцами холодную рукоять кинжала, я медленно выпрямился. Еще раз осмотрелся по сторонам. И вышел из пустой пыльной квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
* * *
Может быть, я был немного не в форме. Может быть, я все еще не пришел в себя после обнаружения столь необычной находки в столь заурядном месте. Или допускаю, эта самая находка, которую я боялся даже выпустить из рук, уже окончательно замутила мне мозги.
Не знаю.
Как бы то ни было, приближение опасности я так и не почувствовал. А ведь между тем опасность явно наличествовала…
Всего в нескольких метрах от меня стоял вампир. Точнее, не вампир, а вампирша — девушка лет, наверное, двадцати, не больше. Вернее, двадцать ей было, когда она попала в лапы к одному из здешних кровососов, когда умерла, отдав ненасытной твари всю свою кровь до капли. Сколько ей было сейчас, сказать трудно— у мертвых возраст не столь очевиден. Вампиры, к примеру, теоретически могут существовать почти вечно. Если, конечно, им есть, чем поддерживать это самое существование.
Впрочем, эта девушка явно стала вампиром недавно. Было сразу видно, что она еще совсем неопытная, глупая и не успевшая толком привыкнуть к своей новой не жизни. Она еще не понимала, что молодые вампиры, если они, конечно, хотят стать вампирами старыми, на промысел выходят исключительно по ночам. И с чистильщиками стараются по возможности не связываться. Им все-таки достает соображения понять, что вооруженные мечами люди могут оборвать даже ту ничтожную и нуждающуюся в регулярной кровавой подпитке ниточку, что связывает их с этим миром…
Эта же вампирша неписаных правил, очевидно, не знала. А может быть, из дневного убежища ее выгнал нестерпимый, гложущий внутренности голод, который и заставил ее напасть на столь опасную и непредсказуемую добычу, как человек в кожаной куртке и с мечом за спиной. Такое тоже было вполне возможно, тем более, что выглядела вампирша просто до бесстыдства тощей.
Только вот я не собирался становиться ее обедом.
Отскочив назад, я резко выдернул из ножен меч и моментально принял боевую стойку, готовясь встретить холодной сталью любую агрессию. Конечно, железо — не самое лучшее оружие против вампиров, но если посечь эту тварь, то прежде, чем она регенерирует, у меня хватит времени вколотить ей между ребер пару осиновых колышков… Или перерезать глотку найденным в доме кинжалом. Почему-то я уверен, что это подействует ничуть не хуже.
Держа в одной руке меч, а в другой кинжал, я молча смотрел на вампиршу.
А вампирша смотрела на меня. Бледная, худая, одетая в рваные остатки какого-то костюмчика, болтавшиеся на ней как на вешалке, она застыла в той пугающей своей абсолютной неподвижностью позе, которую могут принимать только мертвые. Грудь ее не вздымалась — мертвым не нужно дышать, сердце не билось — мертвым вообще не нужно сердце. И только глаза — черные как ночь, бездонные, затягивающие, — только глаза казались еще живыми. И еще — они безмолвно молили меня о помощи…
Только что я мог сделать?
Позволить ей напиться собственной кровью?
Нет уж. Дудки!
Я медленно отступил еще на пару шагов, занимая удобную для неизбежной драки позицию. Покачал мечом, привыкая к новому балансу клинка. Орудовать сразу двумя руками было непривычно, но бросить меч я как-то не решался. О том же, чтобы выпустить из рук кинжал, не могло быть и речи. Так что приходилось приспосабливаться.
Но ничего. Справлюсь и так.
Вампирша внимательно следила за моими действиями, но кидаться немедленно в драку не торопилась.
— Ну что, — мрачно улыбнулся я ей, — так и будешь стоять?
Услышав человеческую речь, вампирша ощерилась, демонстрируя заостренные тонкие клыки… И вдруг, круто развернувшись, длинными прыжками помчалась вдоль улицы.
— Куда?! — глупо завопил я, и, на ходу забрасывая меч за спину, ринулся в погоню, даже не задумываясь о том, что эта беспримерная глупость вполне может завести меня в ловушку. — А ну стой!..
В ответ на мой вопль вампирша только удвоила усилия, трехметровыми прыжками уносясь все дальше и дальше. Легко бегать, если усталости не чувствуешь и силы немерено. Даже самый заморенный вампир намного сильнее любого самого накачанного человека. Почему так, я не знаю. И никто не знает — природа вампиризма до сих пор толком не изучена. Только на практике я уже не раз убеждался: мертвые обычно гораздо сильнее живых.
Как сейчас помню, как эти твари кончали Вовку Смирнова… Один удар, всего один удар кулаком наотмашь, и у меня стало одним другом меньше.
Ненавижу вампиров. Из всего многообразия нечисти больше всего ненавижу вампиров.
Быстрее беги, кровососка. Потому что если я догоню, на снисхождение можешь не рассчитывать.
Будто бы услышав мои мысли, вампирша удвоила темп, нечеловеческим прыжком перемахнула через застрявший на тротуаре ржавый автомобиль и лихо свернула в подворотню. Припоминая на ходу географию этого района, прикидывая, куда могла помчаться тварь, я подбежал ближе… и едва успел увернуться, когда та же самая вампирша, будто отброшенная ударом огромного молота, спиной вперед вылетела из-за угла и с сухим треском дробящихся костей врезалась в стену. Безвольным мешком свалилась она на грязный асфальт. И почти по-человечески застонала.
Не знаю, в человеческих ли силах, только что мчавшись со всех ног, мгновенно остановиться на месте, но мне, во всяком случае, это удалось. Будто налетев на невидимую преграду, я мгновенно застыл, не двигаясь и даже почти не дыша. Все мое внимание было приковано к переулку, откуда медленно выползала громадная, бесконечно уродливая тень. А где есть тень — там же должен быть и ее хозяин…
С хозяином этой тени мне встречаться почему-то совсем не хотелось.
В воздухе, заползая в ноздри, медленно поплыл тошнотворный запашок зла. Он метался во все стороны, проникал в каждую щель, порождая бесконечное отчаяние и уныние. На ярко освещенную улицу будто бы набросили пыльную вуаль. Мир разом потускнел и выцвел.
А в моей ладони слабо дернулся кинжал. Дернулся, похолодел и изменил пульсацию. Будто приветствуя старого знакомца.
Я осторожно отступил на шаг назад, непослушной рукой пытаясь выдернуть на свет предательски застрявший в ножнах меч. Кинжал я неосознанно выставил перед собой, тщетно пытаясь заслониться им от надвигающейся угрозы. Тщетно — потому что природа надвигающегося зла и сила самого кинжала были настолько сходны, что оружие скорее повернулось бы против меня самого, чем уязвило родственника.
— Вижу, ты уже получил наш подарок, — хрипло прорычала тень, заставив меня подскочить на месте.
А потом ее хозяин вышел на свет. И тут уж только полнейшая потеря дара речи смогла удержать меня от позорного вопля.
Ростом около трех с половиной метров. Могучее, покрытое тусклой чешуей, отдаленно человекоподобное тело. Короткий толстый хвост. Уродливая, чудовищно деформированная голова. Рога. Длинные и на взгляд очень острые шипы на локтях. Когти на пальцах. Узкие вертикальные зрачки.
И тьма. Темное облако абсолютного зла, мягко окутывающее его со всех сторон. Внутрь этого облака не мог пробиться ни единый лучик висящего в безоблачном небе солнца. Невидимая аура тьмы просто отторгала любой свет, заставляла его съеживаться и трусливо прятаться.
Проклятущий меч никак не желал покидать уютные и безопасные ножны. Пистолет же я даже не пытался достать, понимая, что против этого монстра даже серебряные пули — все равно что укол иголкой для слона. Возможно, помогла бы святая вода в количестве цистерн этак двух или трех. Но чего не было — того не было…
Нависающее надо мной кошмарное тело медленно покачало уродливой головой.
— Человек! Ты так и будешь стоять, как соляной столб? Или мы все-таки сможем поговорить?
— Во имя Господне… — Я кое-как сумел разомкнуть враз онемевшие губы. — Кто ты такой? Монстр раскатисто хохотнул.
— Что смертным до моего имени? — Из пасти выскочил узкий раздвоенный язык, презрительно поплясал в воздухе и поспешно втянулся. Заставив меня вздрогнуть, звучно клацнули клыки. — Зови меня просто Аваддоном. И думаю, ты уже догадался, кто я на самом деле.
— Демон… — с трудом выдохнул я, отступая еще на шаг и с ужасом осознавая, что позади стена и пятиться больше некуда.
— В яблочко, — щетинистые губы сложились в некое подобие улыбки. — Именно демон.
— Что тебе надо?
— Поговорить. Всего лишь поговорить… Неужели ты боишься простого, ни к чему не обязывающего разговора?
— О чем можно говорить с демоном?
— Да о чем угодно. — Он пожал плечами. Сугубо человеческий жест в интерпретации Аваддона выглядел довольно нелепо. Но демон, казалось, этого даже не заметил. Поджав хвост, он медленно присел на капот старой «Волги», навеки оставшейся стоять у подъезда опустевшего три десятилетия назад дома. Протестующе заскрежетал безжалостно вдавливаемый в асфальт металл. Терзаемая неподъемной тяжестью машина выгнулась дугой, подняв к небу смятый внезапной судорогой зад машины. — О жизни, о судьбе, о том, что ждет тебя впереди.
— После ни к чему не обязывающего разговора с тобой меня может ждать только адское пекло, — буркнул я, скосив глаза на слабо постанывающую и упорно пытающуюся заползти под ближайшую машину вампиршу. Ее изуродованное чудовищным ударом и множеством сложных переломов тело больше напоминало какой-то сочащийся вязкой густо-красной жидкостью бурдюк. Но все же вампирша была еще жива. И если оставить ее тут денька на три, она вполне могла бы восстановиться.
— Вовсе не обязательно, — спокойно ответил выходец из ада. — Хотя и не исключено. — И проследив мой взгляд добавил, брезгливо махнув когтистой лапой: — Отработанный материал. Мусор… Если хочешь, добей. Я мешать не стану.
Я молча тряхнул головой, отметая столь великодушное предложение. И, чуть повернувшись, сделал, вероятно, самый глупый поступок за всю свою жизнь.
Я смело взглянул прямо в маленькие, зловеще поблескивающие глазки демона.
Это было все равно, что смотреть в самое сердце ничто.
Я проваливался все глубже и глубже. Беззвучно крича, летел в пропасть. Тонул в угольно-черных волнах безбрежного океана. И по мере того, как приближалось дно, перед моим взором открывались все новые и новые картины ужаса, страдания и боли.
Корчившиеся в немыслимых муках человеческие фигурки с огромной скоростью проносились мимо по мере моего падения, но я все же успевал разглядеть их искаженные лица. И я знал, что если достигну дна, то уже никогда не смогу вернуться. Стану такой же призрачной тенью, обреченной вечно скитаться по бескрайним лабиринтам нижнего мира, не видя ни единого лучика божественного света.
Не могу сказать, сколько длилось падение: секунду или вечность. Но только когда сквозь волны клубящейся тьмы уже проступили багровые отсветы ада, когда уже ничто не могло спасти меня, в самый последний момент, за которым последовала бы неминуемая смерть, демон мигнул. Всего лишь мигнул, разбивая в миллионы осколков плывущую перед моим внутренним взором картину. И каждый из этих осколков, падая в бездну, оставил свою царапину на моей вновь возносящейся ввысь душе…
Вцепившись в стену, я согнулся, держась за живот и содрогаясь в сухом царапающем горло тысячами острых песчинок кашле. Меня мутило. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. В ушах гулко шумела кровь.
Аваддон невозмутимо, будто ничего и не случилось, разглядывал чешуйчатую ладонь. Развлекался, выпуская и втягивая длинные и наверняка острые как бритва когти. В покрывавшем все вокруг тумане мелькнула посторонняя и не относящаяся к делу мысль. «Зачем ему вообще когти? Ведь в его власти могущество всей тьмы этого мира…»
— Сядь, — неожиданно резко сказал демон. —Сядь, человек. Ты на ногах не стоишь.
Колени и в самом деле упорно подгибались. Пересохший язык отказывался мне повиноваться. Но я все же нашел в себе силы выдавить:
— Я постою.
Аваддон издал негромкий смешок, отдаленно похожий на довольное змеиное шипение. Вновь мелькнул длинный раздвоенный язык.
— Как хочешь. Тогда перейдем к делу. Я хочу предложить тебе свою помощь в одном исключительно важном деле.
— Вот как? — Я все-таки нашел в себе силы саркастически улыбнуться. — И где я должен подписаться, чтобы заложить душу?
Аваддон демонстративно фыркнул, не скрывая своего презрения.
— Человек, если бы я пришел сюда за твоей душой — я бы ее уже получил. Ты же сам ее мне только что чуть не отдал.
Я промолчал. Демон, изучая меня своими поросячьими глазками, удовлетворенно кивнул. И вдруг задал совершенно неожиданный и вроде бы совершенно неуместный вопрос:
— Как ты считаешь, человек, каким по счету будет надвигающееся пришествие?
С трудом ворочая превратившимся в пересохший кусок подметки языком я выдавил:
— Четвертым.
Растянув уродливую пасть в устрашающее подобие улыбки, демон коротко хохотнул:
— Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь, человек?.. Ошибаешься. Только за последнее тысячелетие — это уже восемнадцатое! Восемнадцать мессий за тысячу лет — не слишком ли?.. Причем из этих восемнадцати только трое были наши. Остальные — от Бога. Ваш создатель в последнее время что-то слишком уж увлекся переделыванием этой реальности.
— Не понимаю… — Рот наконец-то наполнился слюной, и я с облегчением облизнул пересохшие губы. — Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Аваддон шумно вздохнул, выдохнув из узких ноздрей две струйки сизого дыма.
— Всякий раз, когда Бог хочет что-либо изменить в своем творении, он готовит себе посредника — человека, которому придется стать проводником чуждой этому миру силы. Посредством своего избранника он касается вашего мира и вносит некоторые изменения в его жизнь. Избранный человек после этого обычно умирает. Жизнь и душа мессии — это цена перемен… Но да речь не об этом.
Я молча внимал. Умудрившаяся как-то проползти метра три, коротко и жалобно всхлипнула раздавленная вампирша. Медленно тянулись вдоль улицы призрачные нити тьмы, старательно пробующей на ощупь каждую трещинку в асфальте.
— Вы, смертные, считаете нас, демонов, воплощением зла. И возможно, по справедливости. Наши методы и наши цели вызывают в вас одно только отвращение. Но в отличие от Всевышнего мы никогда, я повторяю, никогда не пытались внести глобальные изменения в судьбу мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Если б я не был в этот момент полностью поглощен внутренней борьбой, то неизбежно обратил бы внимание на эту в высшей степени необычную тишину. И, может быть, даже подумал бы, что это вовсе даже не случайное явление.
Но я был занят.
А между тем решение было уже принято.
Мои пальцы медленно сомкнулись вокруг источающей ледяной холод рукояти.
Я прекрасно знал, что это ловушка. Я прекрасно знал, что ни в коем случае не должен брать этот кинжал. Я прекрасно знал, что, вступая в сделку с тьмой, тем самым теряю душу…
Но, тем не менее когда я выпрямился, в моей руке незримым угольно-черным светом пылал неведомо какими путями вытащенный в этот мир кусочек самого ада.
Слаб человек, и тьма всегда знает, как лучше подцепить его на крючок. Моим крючком стала мечта о настоящем, наделенном сверхъестественными силами оружии. Чистильщика Алексея Суханова поймали, как какого-то пескаря, подсунув приманку — кусок зачарованного металла…
Но будь все проклято, я не буду сожалеть об этом!
Правую ладонь едва ощутимо пощипывало. Истекающая из кинжала тьма искала дорогу в мою душу. Все тело ломило как после хорошей драки. Но мозг работал как никогда четко.
Итак, я взял его. Я принял тьму. И пусть Господь меня за это осудит: что сделано, то сделано… Но что же дальше?
Я не могу принести эту штуку в город. Меня задержит первый же патруль. Первый же церковник, едва только увидев меня, опрометью кинется звонить в инквизицию. А уж с черными крестами разговор у меня вряд ли сложится удачно, если только я сразу же не отрекусь, если не припаду к стопам, если не заплачу горькими слезами раскаяния.
А я отрекусь? Припаду? Заплачу?
Нет.
Во всяком случае, не добровольно. Только принуждать меня и не будут — не те времена. Не Средневековье же у нас.
Хочешь упорствовать? Да ради Бога… или ради Рогатого, если тебе это больше нравится. Костры у нас пылают по-прежнему. И горят на них тела грешников, допустивших тьму в город или, пуще того, принесших ее на своих плечах. Не заживо, конечно, горят, не как это было в прежние времена — мы же не варвары. Пожалуйте, вот вам смертельная инъекция, вот быстродействующий яд, вот пуля, в конце концов. Выбирайте… Только, пожалуйста, побыстрее, пока печи в городском крематории не остыли.
Что же мне делать?..
Обхватив закаменевшими пальцами холодную рукоять кинжала, я медленно выпрямился. Еще раз осмотрелся по сторонам. И вышел из пустой пыльной квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
* * *
Может быть, я был немного не в форме. Может быть, я все еще не пришел в себя после обнаружения столь необычной находки в столь заурядном месте. Или допускаю, эта самая находка, которую я боялся даже выпустить из рук, уже окончательно замутила мне мозги.
Не знаю.
Как бы то ни было, приближение опасности я так и не почувствовал. А ведь между тем опасность явно наличествовала…
Всего в нескольких метрах от меня стоял вампир. Точнее, не вампир, а вампирша — девушка лет, наверное, двадцати, не больше. Вернее, двадцать ей было, когда она попала в лапы к одному из здешних кровососов, когда умерла, отдав ненасытной твари всю свою кровь до капли. Сколько ей было сейчас, сказать трудно— у мертвых возраст не столь очевиден. Вампиры, к примеру, теоретически могут существовать почти вечно. Если, конечно, им есть, чем поддерживать это самое существование.
Впрочем, эта девушка явно стала вампиром недавно. Было сразу видно, что она еще совсем неопытная, глупая и не успевшая толком привыкнуть к своей новой не жизни. Она еще не понимала, что молодые вампиры, если они, конечно, хотят стать вампирами старыми, на промысел выходят исключительно по ночам. И с чистильщиками стараются по возможности не связываться. Им все-таки достает соображения понять, что вооруженные мечами люди могут оборвать даже ту ничтожную и нуждающуюся в регулярной кровавой подпитке ниточку, что связывает их с этим миром…
Эта же вампирша неписаных правил, очевидно, не знала. А может быть, из дневного убежища ее выгнал нестерпимый, гложущий внутренности голод, который и заставил ее напасть на столь опасную и непредсказуемую добычу, как человек в кожаной куртке и с мечом за спиной. Такое тоже было вполне возможно, тем более, что выглядела вампирша просто до бесстыдства тощей.
Только вот я не собирался становиться ее обедом.
Отскочив назад, я резко выдернул из ножен меч и моментально принял боевую стойку, готовясь встретить холодной сталью любую агрессию. Конечно, железо — не самое лучшее оружие против вампиров, но если посечь эту тварь, то прежде, чем она регенерирует, у меня хватит времени вколотить ей между ребер пару осиновых колышков… Или перерезать глотку найденным в доме кинжалом. Почему-то я уверен, что это подействует ничуть не хуже.
Держа в одной руке меч, а в другой кинжал, я молча смотрел на вампиршу.
А вампирша смотрела на меня. Бледная, худая, одетая в рваные остатки какого-то костюмчика, болтавшиеся на ней как на вешалке, она застыла в той пугающей своей абсолютной неподвижностью позе, которую могут принимать только мертвые. Грудь ее не вздымалась — мертвым не нужно дышать, сердце не билось — мертвым вообще не нужно сердце. И только глаза — черные как ночь, бездонные, затягивающие, — только глаза казались еще живыми. И еще — они безмолвно молили меня о помощи…
Только что я мог сделать?
Позволить ей напиться собственной кровью?
Нет уж. Дудки!
Я медленно отступил еще на пару шагов, занимая удобную для неизбежной драки позицию. Покачал мечом, привыкая к новому балансу клинка. Орудовать сразу двумя руками было непривычно, но бросить меч я как-то не решался. О том же, чтобы выпустить из рук кинжал, не могло быть и речи. Так что приходилось приспосабливаться.
Но ничего. Справлюсь и так.
Вампирша внимательно следила за моими действиями, но кидаться немедленно в драку не торопилась.
— Ну что, — мрачно улыбнулся я ей, — так и будешь стоять?
Услышав человеческую речь, вампирша ощерилась, демонстрируя заостренные тонкие клыки… И вдруг, круто развернувшись, длинными прыжками помчалась вдоль улицы.
— Куда?! — глупо завопил я, и, на ходу забрасывая меч за спину, ринулся в погоню, даже не задумываясь о том, что эта беспримерная глупость вполне может завести меня в ловушку. — А ну стой!..
В ответ на мой вопль вампирша только удвоила усилия, трехметровыми прыжками уносясь все дальше и дальше. Легко бегать, если усталости не чувствуешь и силы немерено. Даже самый заморенный вампир намного сильнее любого самого накачанного человека. Почему так, я не знаю. И никто не знает — природа вампиризма до сих пор толком не изучена. Только на практике я уже не раз убеждался: мертвые обычно гораздо сильнее живых.
Как сейчас помню, как эти твари кончали Вовку Смирнова… Один удар, всего один удар кулаком наотмашь, и у меня стало одним другом меньше.
Ненавижу вампиров. Из всего многообразия нечисти больше всего ненавижу вампиров.
Быстрее беги, кровососка. Потому что если я догоню, на снисхождение можешь не рассчитывать.
Будто бы услышав мои мысли, вампирша удвоила темп, нечеловеческим прыжком перемахнула через застрявший на тротуаре ржавый автомобиль и лихо свернула в подворотню. Припоминая на ходу географию этого района, прикидывая, куда могла помчаться тварь, я подбежал ближе… и едва успел увернуться, когда та же самая вампирша, будто отброшенная ударом огромного молота, спиной вперед вылетела из-за угла и с сухим треском дробящихся костей врезалась в стену. Безвольным мешком свалилась она на грязный асфальт. И почти по-человечески застонала.
Не знаю, в человеческих ли силах, только что мчавшись со всех ног, мгновенно остановиться на месте, но мне, во всяком случае, это удалось. Будто налетев на невидимую преграду, я мгновенно застыл, не двигаясь и даже почти не дыша. Все мое внимание было приковано к переулку, откуда медленно выползала громадная, бесконечно уродливая тень. А где есть тень — там же должен быть и ее хозяин…
С хозяином этой тени мне встречаться почему-то совсем не хотелось.
В воздухе, заползая в ноздри, медленно поплыл тошнотворный запашок зла. Он метался во все стороны, проникал в каждую щель, порождая бесконечное отчаяние и уныние. На ярко освещенную улицу будто бы набросили пыльную вуаль. Мир разом потускнел и выцвел.
А в моей ладони слабо дернулся кинжал. Дернулся, похолодел и изменил пульсацию. Будто приветствуя старого знакомца.
Я осторожно отступил на шаг назад, непослушной рукой пытаясь выдернуть на свет предательски застрявший в ножнах меч. Кинжал я неосознанно выставил перед собой, тщетно пытаясь заслониться им от надвигающейся угрозы. Тщетно — потому что природа надвигающегося зла и сила самого кинжала были настолько сходны, что оружие скорее повернулось бы против меня самого, чем уязвило родственника.
— Вижу, ты уже получил наш подарок, — хрипло прорычала тень, заставив меня подскочить на месте.
А потом ее хозяин вышел на свет. И тут уж только полнейшая потеря дара речи смогла удержать меня от позорного вопля.
Ростом около трех с половиной метров. Могучее, покрытое тусклой чешуей, отдаленно человекоподобное тело. Короткий толстый хвост. Уродливая, чудовищно деформированная голова. Рога. Длинные и на взгляд очень острые шипы на локтях. Когти на пальцах. Узкие вертикальные зрачки.
И тьма. Темное облако абсолютного зла, мягко окутывающее его со всех сторон. Внутрь этого облака не мог пробиться ни единый лучик висящего в безоблачном небе солнца. Невидимая аура тьмы просто отторгала любой свет, заставляла его съеживаться и трусливо прятаться.
Проклятущий меч никак не желал покидать уютные и безопасные ножны. Пистолет же я даже не пытался достать, понимая, что против этого монстра даже серебряные пули — все равно что укол иголкой для слона. Возможно, помогла бы святая вода в количестве цистерн этак двух или трех. Но чего не было — того не было…
Нависающее надо мной кошмарное тело медленно покачало уродливой головой.
— Человек! Ты так и будешь стоять, как соляной столб? Или мы все-таки сможем поговорить?
— Во имя Господне… — Я кое-как сумел разомкнуть враз онемевшие губы. — Кто ты такой? Монстр раскатисто хохотнул.
— Что смертным до моего имени? — Из пасти выскочил узкий раздвоенный язык, презрительно поплясал в воздухе и поспешно втянулся. Заставив меня вздрогнуть, звучно клацнули клыки. — Зови меня просто Аваддоном. И думаю, ты уже догадался, кто я на самом деле.
— Демон… — с трудом выдохнул я, отступая еще на шаг и с ужасом осознавая, что позади стена и пятиться больше некуда.
— В яблочко, — щетинистые губы сложились в некое подобие улыбки. — Именно демон.
— Что тебе надо?
— Поговорить. Всего лишь поговорить… Неужели ты боишься простого, ни к чему не обязывающего разговора?
— О чем можно говорить с демоном?
— Да о чем угодно. — Он пожал плечами. Сугубо человеческий жест в интерпретации Аваддона выглядел довольно нелепо. Но демон, казалось, этого даже не заметил. Поджав хвост, он медленно присел на капот старой «Волги», навеки оставшейся стоять у подъезда опустевшего три десятилетия назад дома. Протестующе заскрежетал безжалостно вдавливаемый в асфальт металл. Терзаемая неподъемной тяжестью машина выгнулась дугой, подняв к небу смятый внезапной судорогой зад машины. — О жизни, о судьбе, о том, что ждет тебя впереди.
— После ни к чему не обязывающего разговора с тобой меня может ждать только адское пекло, — буркнул я, скосив глаза на слабо постанывающую и упорно пытающуюся заползти под ближайшую машину вампиршу. Ее изуродованное чудовищным ударом и множеством сложных переломов тело больше напоминало какой-то сочащийся вязкой густо-красной жидкостью бурдюк. Но все же вампирша была еще жива. И если оставить ее тут денька на три, она вполне могла бы восстановиться.
— Вовсе не обязательно, — спокойно ответил выходец из ада. — Хотя и не исключено. — И проследив мой взгляд добавил, брезгливо махнув когтистой лапой: — Отработанный материал. Мусор… Если хочешь, добей. Я мешать не стану.
Я молча тряхнул головой, отметая столь великодушное предложение. И, чуть повернувшись, сделал, вероятно, самый глупый поступок за всю свою жизнь.
Я смело взглянул прямо в маленькие, зловеще поблескивающие глазки демона.
Это было все равно, что смотреть в самое сердце ничто.
Я проваливался все глубже и глубже. Беззвучно крича, летел в пропасть. Тонул в угольно-черных волнах безбрежного океана. И по мере того, как приближалось дно, перед моим взором открывались все новые и новые картины ужаса, страдания и боли.
Корчившиеся в немыслимых муках человеческие фигурки с огромной скоростью проносились мимо по мере моего падения, но я все же успевал разглядеть их искаженные лица. И я знал, что если достигну дна, то уже никогда не смогу вернуться. Стану такой же призрачной тенью, обреченной вечно скитаться по бескрайним лабиринтам нижнего мира, не видя ни единого лучика божественного света.
Не могу сказать, сколько длилось падение: секунду или вечность. Но только когда сквозь волны клубящейся тьмы уже проступили багровые отсветы ада, когда уже ничто не могло спасти меня, в самый последний момент, за которым последовала бы неминуемая смерть, демон мигнул. Всего лишь мигнул, разбивая в миллионы осколков плывущую перед моим внутренним взором картину. И каждый из этих осколков, падая в бездну, оставил свою царапину на моей вновь возносящейся ввысь душе…
Вцепившись в стену, я согнулся, держась за живот и содрогаясь в сухом царапающем горло тысячами острых песчинок кашле. Меня мутило. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. В ушах гулко шумела кровь.
Аваддон невозмутимо, будто ничего и не случилось, разглядывал чешуйчатую ладонь. Развлекался, выпуская и втягивая длинные и наверняка острые как бритва когти. В покрывавшем все вокруг тумане мелькнула посторонняя и не относящаяся к делу мысль. «Зачем ему вообще когти? Ведь в его власти могущество всей тьмы этого мира…»
— Сядь, — неожиданно резко сказал демон. —Сядь, человек. Ты на ногах не стоишь.
Колени и в самом деле упорно подгибались. Пересохший язык отказывался мне повиноваться. Но я все же нашел в себе силы выдавить:
— Я постою.
Аваддон издал негромкий смешок, отдаленно похожий на довольное змеиное шипение. Вновь мелькнул длинный раздвоенный язык.
— Как хочешь. Тогда перейдем к делу. Я хочу предложить тебе свою помощь в одном исключительно важном деле.
— Вот как? — Я все-таки нашел в себе силы саркастически улыбнуться. — И где я должен подписаться, чтобы заложить душу?
Аваддон демонстративно фыркнул, не скрывая своего презрения.
— Человек, если бы я пришел сюда за твоей душой — я бы ее уже получил. Ты же сам ее мне только что чуть не отдал.
Я промолчал. Демон, изучая меня своими поросячьими глазками, удовлетворенно кивнул. И вдруг задал совершенно неожиданный и вроде бы совершенно неуместный вопрос:
— Как ты считаешь, человек, каким по счету будет надвигающееся пришествие?
С трудом ворочая превратившимся в пересохший кусок подметки языком я выдавил:
— Четвертым.
Растянув уродливую пасть в устрашающее подобие улыбки, демон коротко хохотнул:
— Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь, человек?.. Ошибаешься. Только за последнее тысячелетие — это уже восемнадцатое! Восемнадцать мессий за тысячу лет — не слишком ли?.. Причем из этих восемнадцати только трое были наши. Остальные — от Бога. Ваш создатель в последнее время что-то слишком уж увлекся переделыванием этой реальности.
— Не понимаю… — Рот наконец-то наполнился слюной, и я с облегчением облизнул пересохшие губы. — Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Аваддон шумно вздохнул, выдохнув из узких ноздрей две струйки сизого дыма.
— Всякий раз, когда Бог хочет что-либо изменить в своем творении, он готовит себе посредника — человека, которому придется стать проводником чуждой этому миру силы. Посредством своего избранника он касается вашего мира и вносит некоторые изменения в его жизнь. Избранный человек после этого обычно умирает. Жизнь и душа мессии — это цена перемен… Но да речь не об этом.
Я молча внимал. Умудрившаяся как-то проползти метра три, коротко и жалобно всхлипнула раздавленная вампирша. Медленно тянулись вдоль улицы призрачные нити тьмы, старательно пробующей на ощупь каждую трещинку в асфальте.
— Вы, смертные, считаете нас, демонов, воплощением зла. И возможно, по справедливости. Наши методы и наши цели вызывают в вас одно только отвращение. Но в отличие от Всевышнего мы никогда, я повторяю, никогда не пытались внести глобальные изменения в судьбу мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38