— Не бойся.
Но его слова не убедили ее; Дана была просто в ужасе. Это же Уэйд, лихорадочно думала она. Они знакомы столько лет, что и не упомнить. Уэйд который всегда встречается с несколькими женщинами, чтобы чувствовать себя свободным, и никакие отношения не заводит всерьез и надолго.
А для нее физическая близость возможна только так, всерьез и надолго. Все еще невинная в свои двадцать шесть, Дана знала, что мимолетные связи не для нее, словно она родилась в прошлом веке. А если Уэйд обнаружит, что она еще не знала мужчин… О! Он либо поднимет ее на смех, либо будет так потрясен, что не сможет больше общаться с женщинами без основательного курса психотерапии. Так или иначе, их дружбе придет конец. Они оба будут чувствовать себя неловко.
А она не хочет лишаться его дружбы. Она слишком ею дорожит.
Пока Дана воображала себе перспективы одна другой хуже, Уэйд решил развеять ее страхи и сомнения и поцеловал с таким пылом, что у нее перехватило дыхание и в голове не осталось ни одной мысли. Он почувствовал, Дана окончательно сдалась, подчинилась ему, и это подействовало на него ошеломляюще.
Казалось бы, он сам желал этого. Перед ним была не славная, симпатичная сестренка старого друга, а страстная, влекущая женщина, чей поцелуй кружил ему голову, как ничей другой. Он вдруг понял, что никогда никого не желал так же горячо, как ее сейчас. Чувства, бушующие в нем, были куда сильнее простого вожделения. Он не понимал еще, что это за чувства, но ощущал их всей душой.
Наконец он нехотя оторвался от ее губ, чтобы перевести дух, и увидел Дану словно впервые.
— Ты такая красивая, — услышал он свой голос сквозь звон в ушах. Он прижал ее к себе. — Чувствуешь, как ты мне нравишься? — Он весь дрожал от нетерпения. — Дана, я хочу тебя.
Больше ждать было невмоготу. Уэйд схватил ее на руки и отнес на кровать.
— Саксон, — выдохнула она.
Она хотела сказать что-то другое, но мысли опять путались. Было сразу страшно и волшебно хорошо; раньше ей не пришло бы в голову, что такое возможно.
Уэйд тесно прижался к ней. Теперь их разделяла только одежда. Мучительно-сладкое чувство охватило ее, вызвав к жизни неистовые, бурные желания, о существовании которых она даже не подозревала.
Он поднял ее футболку и обхватил губами вишнево-красный сосок. Дана застонала и прижала к себе его голову, запустив пальцы в густые волосы. Он принялся теребить чувствительный бугорок кончиком языка, и ее пронзило острое наслаждение. Она забилась под ним, беззвучно моля о большем.
— Одежда, — невразумительно пожаловалась Дана. Зачем она сейчас — чтобы мучить ее, препятствуя соприкосновению кожи с кожей, которого так жаждало ее тело?
Дрожа от волнения, она вытащила рубашку Уэйда из брюк и запустила под нее руки. Это прикосновение словно вдохновило ее. Она чувствовала, как под пальцами круглятся его мускулы, вдыхала пряный мужской аромат. Голова у нее закружилась.
Осмелев, она провела рукой по его животу. Ее пальцы пробрались еще ниже и слегка коснулись чего-то гладкого и пульсирующего. В безотчетном порыве девической робости она отдернула руку.
Уэйд схватил ее за запястье; снедаемый неодолимой страстью, он хотел было вернуть руку туда, откуда она так поспешно ретировалась, и ненароком взглянул Дане в лицо.
То, что он увидел, заставило его разжать пальцы и откатиться в сторону. И проклясть себя! На него смотрела испуганная маленькая девочка. И неудивительно! Навязав ей поцелуй — и пообещав, что он будет единственным, — он почти набросился на нее в ее собственной комнате! Боже, Тим убил бы его за то, что он посмел обойтись с Даной как с доступной девицей. Нечистоплотный, беспринципный эгоист, привыкший общаться с кем попало.
Уэйд мысленно попытался возразить на собственные обвинения, но, к своему ужасу, не нашел для себя никаких оправданий. То, что он сделал, — ужасно.
— Это какой-то бред, Шилли. — Поспешно, чтобы не передумать, Уэйд спустил ноги с кровати. Упершись локтями в колени, он обхватил голову руками. — Я не могу.
Он снова перебрал в памяти все, что произошло. И снова оказался мерзавцем в собственных глазах. Коварным, похотливым мерзавцем. Он был готов сорвать одежду с сестры своего лучшего друга — которая, между прочим, тоже его лучший друг — и овладеть ею прямо здесь, в ее собственной постели! В двух шагах от ее родителей Боба и Мери, которые доверчиво смотрят телевизор.
Он предал их так же, как предал Дану, и Тима, и все семейство Шилли!
— Я чувствую себя подлецом, гадкой крысой, — простонал Уэйд. — Нет, еще подлее, еще ниже. Что на свете противнее крысы?
Дана лежала, отчаянно стараясь осознать то, что между ними произошло. Бешеное желание, неодолимая потребность поцеловать его, коснуться, жаркая страсть, от которой до сих пор горело все тело, — и, наконец, его ужасное бегство.
Она зажмурилась, превозмогая нестерпимую боль. Он просто передумал. Он понял, что она ему не нужна. И если она хочет сохранить хотя бы видимость их былой дружбы и остатки гордости, она должна вести себя как ни в чем не бывало. Будто ей все равно. Будто он волен сейчас уйти и бросить ее вот так.
Способность скрывать свои чувства не раз спасала Дану, отбивая у родичей охоту дразнить, вредничать, читать нотации и приставать с расспросами. Это умение пригодилось ей и сейчас.
— Хм, посмотрим, — заявила Дана почти беззаботно. — Поскольку крыса — теплокровное, змея, безусловно, противнее. А минога, например, располагается ближе к нулевой отметке на шкале эволюции. Что выберем?
— Шилли…
— Хотя зачем останавливаться, когда у нас еще имеется чудесный мир вирусов? — продолжала Дана. — Устроит тебя такое сравнение, Саксон? Ты — болезнетворный вирус?
Уэйд засмеялся.
— Я словно опять на уроке биологии.
— Если память мне не изменяет, ты был не особенно в ней силен. — Дана медленно, как-то даже лениво встала с кровати. — Тим говорил, ты с трудом заработал трояк, потому что не готовился ни к одной контрольной. По-моему, он тайно завидовал твоей наглости.
— Нет, не завидовал. Тим считал, что я чокнутый, раз не думаю о том, с какими результатами закончу школу, и все время уговаривал образумиться. — «А он, между прочим, пропускал мимо ушей искренние увещевания друга, — подумал Уэйд, — упорно, безответственно разгильдяйствовал и вот до чего докатился. Пытался соблазнить родную сестру Тима в их собственном доме!»
Да, приходится признать: даже болезнетворный вирус в сравнении с ним — создание благородное.
Дана стояла перед зеркалом, укрепленным на комоде, и методично изничтожала все следы недавних страстей. Причесалась, напудрилась, намазала губы. Она увидела свой взгляд в зеркале: бесстрастный, безжизненный, под стать запертой на замок душе, отвела глаза и быстро взглянула на Уэйда, который все еще сидел на кровати. И поносил себя.
— Шилли, я знаю: все, что я тут натворил, ужасно, и я ненавижу себя за… за…
— Саксон, потребность в самобичевании после того, как поцелуешь кого-нибудь, не слишком льстит тому, кого ты поцеловал. Робость — это очень мило, но кому же понравится подобная чушь?
— Шилли, ну перестань дурачиться хоть на минутку! — Это был вопль отчаяния. — Как мне извиняться, когда ты все время шутишь? И притом очень гадко!
— Никаких извинений и не требуется, Саксон.
Дана обернулась, удостоверившись, что лицо хорошенько скрыто под маской безразличия. Безмятежный, спокойный вид, никто и не догадается, как ей больно. Может, стоит записаться в любительский театр? Что-что, а притворяться она умеет отлично.
— Я сегодня выпила чуть больше, чем нужно, — сказала она беспечно, — а у тебя голова пошла кругом после светопреставления в клубе «Конкрит». Так что мы оба немножко не в себе. Подумаешь, поцеловались. Ну и что?
Уэйд замер, вытаращив глаза. Какая черствость! Словно поцелуи и ласки ничего для нее не значили, словно это не она его раззадорила, заставив мучительно предвкушать нечто прекрасное и глубокое, подобного которому он никогда прежде не испытывал.
— Ну и что?! — переспросил Уэйд. Он тут с ума сходит, а она… — Значит, ты хочешь сказать, что надралась в ресторане и поэтому меня поцеловала?
Дана врала без зазрения совести, впрочем, слегка опасаясь, что Уэйд ее раскусит. В бангладешском ресторане не подавали спиртного.
Но Уэйд как-то странно смотрел и даже не пытался поймать на слове.
Он и чувствовал себя как-то странно. Хотелось ее задушить, но сначала швырнуть на кровать и любить несколько часов подряд — правда, потом едва ли захочется душить.
Но он не пошевелился. Дана недвусмысленно дала понять, что он ничего для нее не значит. Он просто соучастник эксперимента, от которого она с легкостью отмахнулась.
«Подумаешь, поцеловались? Ну и что?» Он вполне мог бы сказать такое женщине, которая неверно истолковала его намерения, приняв простое влечение за что-то более серьезное. Дана отошла к окну и скрылась в тени. Ему стало грустно.
— Надеюсь, это не помешает нашей дружбе, Да… то есть Шилли?
— Конечно, нет, — весело ответила она, а потом добила вопросом:
— С какой стати? Уэйд нахмурился. В самом деле, с какой?
— Дана, тебя к телефону! — Раздраженная Эмили постучала в дверь, затем подергала ручку. — Заперто! — сердито объявила она.
Дана и Уэйд смущенно переглянулись. Он поспешил отворить дверь.
Эмили распахнула ее и вошла в комнату в сопровождении стайки из пяти или шести девочек, одетых и причесанных в точности, как она.
— Держи, — Эмили протянула сестре радиотелефон. — Мы говорили с Джошем, а нас прервали, видите ли, срочный звонок. — Эмили не скрывала неудовольствия, и ее двойняшки хором ей поддакивали. — Ну и глупо, а вдруг Джош спросит, в чем дело? Что я ему скажу?
— Может быть, звонок действительно срочный, — предположил Уэйд. — А Джоша это не касается.
Но Эмили удостоила его лишь утомленным вздохом.
— Не болтай долго, Дана. Нам нужно побыстрее перезвонить Джошу.
— У него там куча народа, — сказала одна из девочек, словно желая объяснить необходимость как можно скорее получить телефон обратно. — Нам нужно поговорить.
— Вы занимаетесь сексом по телефону? В вашем возрасте? — Уэйд сделал вид, что глубоко шокирован.
— Грубиян! — бросила Эмили и выплыла из комнаты в сопровождении своей свиты.
— Алло. — Дана не удивилась, услышав голос Шона. Она не ожидала, что звонок и правда окажется срочным.
— Дана, ты одолжила мне на сегодня машину, — начал он (можно подумать, она забыла). — Можно, я оставлю ее до утра? И если я не успею к завтраку, и мама с папой спросят, где я…
— Минутку, — перебила его Дана, все еще болезненно ощущая присутствие Уэйда. Пожалуй, подвернулся удобный случай выставить его без дальнейших мучений. Она поймала и спокойно выдержала его взгляд.
— Это личный звонок, Уэйд. Ты не мог бы подождать снаружи?
Уэйд вздрогнул, как от оплеухи. Холодный голос, равнодушный взгляд. Дана хочет остаться одна, чтобы спокойно поговорить с тем, кто ей звонит! А он отлично знает, кто ей звонит.
Кевин Кормак, конечно! Она бы не стала стесняться его, будь это Рич Викер или кто-нибудь из подружек или родичей.
Когда он вышел, Дана повернулась спиной к двери и понизила голос.
— Так что я должна сказать родителям, поскольку ты явно не собираешься вернуться к завтраку? — спросила она.
— Скажи, что я у Грега. Не волнуйся, он подтвердит.
— Завтра в десять утра мне понадобится машина, Шон. Слышишь, в десять утра.
— Будет машина, честное слово. Спасибо, ты настоящий друг.
— Шон, — Дана перевела дух. — Пожалуйста, будь осторожен!
— О, конечно! — жизнерадостно воскликнул Шон. — Шилли всегда играют по правилам. Пока. — И он повесил трубку.
Как бы не так, с горечью подумала Дана. Взять, к примеру, то, что произошло сегодня вечером. Среди правил, которым нужно бы следовать, наверняка есть такое: никогда не смешивать секс с дружбой. Но они с Уэйдом нарушили это правило, поддавшись глупому порыву. Она вспомнила, как они смотрели друг на друга голодными глазами. И преступили черту.
«Один поцелуй?» — спросил он так нежно, так тепло, что она не могла его отвергнуть.
А потом он поцеловал ее, и она совершенно потеряла голову. Боже, что с ними было?! Что с ними будет?!
ГЛАВА 9
Брейди Кормак совсем не устал и не имел ни малейшего желания укладываться спать.
Сидя рядом на диване, Кевин смотрел на сына; малыша уже успели выкупать и переодеть в пижаму с рисунком из динозавриков, и теперь он восседал на коленях у Рейчел и с неослабевающим интересом в четвертый или пятый раз смотрел видеокассету с приключениями «Бананов в пижамах».
Брейди бурно реагировал на все, что происходило на экране, и от окружающих требовал такого же горячего сопереживания. Рейчел оказалась на высоте: пока пара бананов в полосатых пижамах болтала и выделывала свои фокусы, она отвечала на бесконечные вопросы малыша и даже умудрялась спрашивать его о чем-то. Кевин восхищался ее выдержкой. Когда ему приходилось смотреть телевизор с Брейди, он часто пытался украдкой читать, просматривать дела или даже листать каталоги. Но Брейди всякий раз замечал, что отец увиливает, и, взяв обеими руками за голову, поворачивал к себе.
С Рейчел ему не приходилось прибегать к таким отчаянным мерам. Она ни на секунду не отвлекалась от происходящего, и Брейди был наверху блаженства.
Да и какой мужчина из плоти и крови — независимо от возраста — не блаженствовал бы, завладев вниманием такой женщины, усмехнулся про себя Кевин. Когда все — и объятия ласковых рук, и нежный взгляд карих глаз — предназначено лишь тебе, тебе одному, поневоле почувствуешь себя центром Вселенной. Двухлетний Брейди, несомненно, вызывал у Рейчел материнские чувства. Кевин жаждал объятий, взглядов и всего прочего, надеясь пробудить в ней совсем другие инстинкты.
Взгляд Кевина скользнул по шее Рейчел и задержался на темно-лиловом синяке. Он едва заметно улыбнулся. Воспоминания были приятны.
Когда они с Брейди заехали за ней, Рейчел, несмотря на двадцать семь градусов, была одета в свободные бежевые брюки и темно-синюю водолазку с длинными рукавами. Пока Брейди носился по комнате, то забираясь на диван, то слезая с него, Кевин подергал ее за манжету.
— В жару длинные рукава носят только наркоманы, чтобы скрыть исколотые вены, — сообщил он. Рейчел не дрогнула.
— Это начало светской беседы или оскорбление?
— Я люблю заставать людей врасплох, — признал он. — Так многое можно узнать.
— И многого добиться, — печально добавила Рейчел. — Помню некоторые вопросы, которые вы задавали Джону Петерсену, когда он был под присягой. Никогда не забуду, как вся выстроенная мной защита покатилась под откос из-за того, как он отвечал.
— Я совершенно не желаю говорить о Петерсене, — нахмурился Кевин. Это еще мягко сказано. — Брейди, слезь со стола. — Брейди успел взобраться на кофейный столик и стоял там, обдумывая свой следующий подвиг.
— Нет! — весело завопил он.
— Любимый ответ, — простонал Кевин.
— Все малыши любят говорить «нет». Это признак того, что они хотят некоторой независимости. Совершенно нормальный этап развития.
— Спасибо, доктор Рут. Теперь, когда я знаю, что каждый второй двухлетний ребенок — ниспровергатель авторитетов, мне гораздо легче жить.
— Я цитировала доктора Бразелтон, педиатра. — Рейчел бросила на него лукавый взгляд, — Доктор Рут, как вам должно быть известно, — сексопатолог.
— Я думал, она сменила специальность. Она выступала в одной из передач, которые всегда смотрит Сара, и, клянусь, речь шла о детях. — Кевин направился было к сыну, который ползал по столику, собираясь скинуть на пол два толстых художественных альбома.
— Нет, — поспешил заявить Брейди, заметив маневр отца. И прежде чем Кевин успел до него добраться, плюхнулся на диван и подполз к Рейчел. — Мама, на лучки! — потребовал он, хихикая.
Улыбаясь, Рейчел подхватила его на руки.
— Пожалуй, он вас перехитрил. — Она усадила Брейди себе на колени, и малыш принялся разглядывать золотые колечки, висевшие у нее в ушах.
— Сележка, — сказал он, и Рейчел одобрительно кивнула.
— Умница, Брейди. Запомнил.
— О, он давно знает, что такое сережки, — сухо заметил Кевин. — У Сары в ушах их не меньше дюжины. По-моему, это перебор, но куда мне, старому дураку, судить о моде?
— Бывает и хуже. Прокалывают нос или бровь, или…
— Стоп! — содрогнулся Кевин. — Это, конечно, последний писк, но меня от этого мутит.
— Стоп! — передразнил его Брейди. Его пальцы дернули ворот водолазки Рейчел. Он потянул на себя и моментально обнаружил то, что она пыталась скрыть. — Бо-бо, — Брейди сочувственно покивал. — О-о-о. Не плачь.
Рейчел знала, что залилась краской, и чем больше пыталась успокоиться, тем ярче разгорались ее щеки. Кевин немедленно подошел и, взглянув, тронул лиловую отметину.
От его прикосновения Рейчел сразу ослабела. Оно было слишком интимно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Но его слова не убедили ее; Дана была просто в ужасе. Это же Уэйд, лихорадочно думала она. Они знакомы столько лет, что и не упомнить. Уэйд который всегда встречается с несколькими женщинами, чтобы чувствовать себя свободным, и никакие отношения не заводит всерьез и надолго.
А для нее физическая близость возможна только так, всерьез и надолго. Все еще невинная в свои двадцать шесть, Дана знала, что мимолетные связи не для нее, словно она родилась в прошлом веке. А если Уэйд обнаружит, что она еще не знала мужчин… О! Он либо поднимет ее на смех, либо будет так потрясен, что не сможет больше общаться с женщинами без основательного курса психотерапии. Так или иначе, их дружбе придет конец. Они оба будут чувствовать себя неловко.
А она не хочет лишаться его дружбы. Она слишком ею дорожит.
Пока Дана воображала себе перспективы одна другой хуже, Уэйд решил развеять ее страхи и сомнения и поцеловал с таким пылом, что у нее перехватило дыхание и в голове не осталось ни одной мысли. Он почувствовал, Дана окончательно сдалась, подчинилась ему, и это подействовало на него ошеломляюще.
Казалось бы, он сам желал этого. Перед ним была не славная, симпатичная сестренка старого друга, а страстная, влекущая женщина, чей поцелуй кружил ему голову, как ничей другой. Он вдруг понял, что никогда никого не желал так же горячо, как ее сейчас. Чувства, бушующие в нем, были куда сильнее простого вожделения. Он не понимал еще, что это за чувства, но ощущал их всей душой.
Наконец он нехотя оторвался от ее губ, чтобы перевести дух, и увидел Дану словно впервые.
— Ты такая красивая, — услышал он свой голос сквозь звон в ушах. Он прижал ее к себе. — Чувствуешь, как ты мне нравишься? — Он весь дрожал от нетерпения. — Дана, я хочу тебя.
Больше ждать было невмоготу. Уэйд схватил ее на руки и отнес на кровать.
— Саксон, — выдохнула она.
Она хотела сказать что-то другое, но мысли опять путались. Было сразу страшно и волшебно хорошо; раньше ей не пришло бы в голову, что такое возможно.
Уэйд тесно прижался к ней. Теперь их разделяла только одежда. Мучительно-сладкое чувство охватило ее, вызвав к жизни неистовые, бурные желания, о существовании которых она даже не подозревала.
Он поднял ее футболку и обхватил губами вишнево-красный сосок. Дана застонала и прижала к себе его голову, запустив пальцы в густые волосы. Он принялся теребить чувствительный бугорок кончиком языка, и ее пронзило острое наслаждение. Она забилась под ним, беззвучно моля о большем.
— Одежда, — невразумительно пожаловалась Дана. Зачем она сейчас — чтобы мучить ее, препятствуя соприкосновению кожи с кожей, которого так жаждало ее тело?
Дрожа от волнения, она вытащила рубашку Уэйда из брюк и запустила под нее руки. Это прикосновение словно вдохновило ее. Она чувствовала, как под пальцами круглятся его мускулы, вдыхала пряный мужской аромат. Голова у нее закружилась.
Осмелев, она провела рукой по его животу. Ее пальцы пробрались еще ниже и слегка коснулись чего-то гладкого и пульсирующего. В безотчетном порыве девической робости она отдернула руку.
Уэйд схватил ее за запястье; снедаемый неодолимой страстью, он хотел было вернуть руку туда, откуда она так поспешно ретировалась, и ненароком взглянул Дане в лицо.
То, что он увидел, заставило его разжать пальцы и откатиться в сторону. И проклясть себя! На него смотрела испуганная маленькая девочка. И неудивительно! Навязав ей поцелуй — и пообещав, что он будет единственным, — он почти набросился на нее в ее собственной комнате! Боже, Тим убил бы его за то, что он посмел обойтись с Даной как с доступной девицей. Нечистоплотный, беспринципный эгоист, привыкший общаться с кем попало.
Уэйд мысленно попытался возразить на собственные обвинения, но, к своему ужасу, не нашел для себя никаких оправданий. То, что он сделал, — ужасно.
— Это какой-то бред, Шилли. — Поспешно, чтобы не передумать, Уэйд спустил ноги с кровати. Упершись локтями в колени, он обхватил голову руками. — Я не могу.
Он снова перебрал в памяти все, что произошло. И снова оказался мерзавцем в собственных глазах. Коварным, похотливым мерзавцем. Он был готов сорвать одежду с сестры своего лучшего друга — которая, между прочим, тоже его лучший друг — и овладеть ею прямо здесь, в ее собственной постели! В двух шагах от ее родителей Боба и Мери, которые доверчиво смотрят телевизор.
Он предал их так же, как предал Дану, и Тима, и все семейство Шилли!
— Я чувствую себя подлецом, гадкой крысой, — простонал Уэйд. — Нет, еще подлее, еще ниже. Что на свете противнее крысы?
Дана лежала, отчаянно стараясь осознать то, что между ними произошло. Бешеное желание, неодолимая потребность поцеловать его, коснуться, жаркая страсть, от которой до сих пор горело все тело, — и, наконец, его ужасное бегство.
Она зажмурилась, превозмогая нестерпимую боль. Он просто передумал. Он понял, что она ему не нужна. И если она хочет сохранить хотя бы видимость их былой дружбы и остатки гордости, она должна вести себя как ни в чем не бывало. Будто ей все равно. Будто он волен сейчас уйти и бросить ее вот так.
Способность скрывать свои чувства не раз спасала Дану, отбивая у родичей охоту дразнить, вредничать, читать нотации и приставать с расспросами. Это умение пригодилось ей и сейчас.
— Хм, посмотрим, — заявила Дана почти беззаботно. — Поскольку крыса — теплокровное, змея, безусловно, противнее. А минога, например, располагается ближе к нулевой отметке на шкале эволюции. Что выберем?
— Шилли…
— Хотя зачем останавливаться, когда у нас еще имеется чудесный мир вирусов? — продолжала Дана. — Устроит тебя такое сравнение, Саксон? Ты — болезнетворный вирус?
Уэйд засмеялся.
— Я словно опять на уроке биологии.
— Если память мне не изменяет, ты был не особенно в ней силен. — Дана медленно, как-то даже лениво встала с кровати. — Тим говорил, ты с трудом заработал трояк, потому что не готовился ни к одной контрольной. По-моему, он тайно завидовал твоей наглости.
— Нет, не завидовал. Тим считал, что я чокнутый, раз не думаю о том, с какими результатами закончу школу, и все время уговаривал образумиться. — «А он, между прочим, пропускал мимо ушей искренние увещевания друга, — подумал Уэйд, — упорно, безответственно разгильдяйствовал и вот до чего докатился. Пытался соблазнить родную сестру Тима в их собственном доме!»
Да, приходится признать: даже болезнетворный вирус в сравнении с ним — создание благородное.
Дана стояла перед зеркалом, укрепленным на комоде, и методично изничтожала все следы недавних страстей. Причесалась, напудрилась, намазала губы. Она увидела свой взгляд в зеркале: бесстрастный, безжизненный, под стать запертой на замок душе, отвела глаза и быстро взглянула на Уэйда, который все еще сидел на кровати. И поносил себя.
— Шилли, я знаю: все, что я тут натворил, ужасно, и я ненавижу себя за… за…
— Саксон, потребность в самобичевании после того, как поцелуешь кого-нибудь, не слишком льстит тому, кого ты поцеловал. Робость — это очень мило, но кому же понравится подобная чушь?
— Шилли, ну перестань дурачиться хоть на минутку! — Это был вопль отчаяния. — Как мне извиняться, когда ты все время шутишь? И притом очень гадко!
— Никаких извинений и не требуется, Саксон.
Дана обернулась, удостоверившись, что лицо хорошенько скрыто под маской безразличия. Безмятежный, спокойный вид, никто и не догадается, как ей больно. Может, стоит записаться в любительский театр? Что-что, а притворяться она умеет отлично.
— Я сегодня выпила чуть больше, чем нужно, — сказала она беспечно, — а у тебя голова пошла кругом после светопреставления в клубе «Конкрит». Так что мы оба немножко не в себе. Подумаешь, поцеловались. Ну и что?
Уэйд замер, вытаращив глаза. Какая черствость! Словно поцелуи и ласки ничего для нее не значили, словно это не она его раззадорила, заставив мучительно предвкушать нечто прекрасное и глубокое, подобного которому он никогда прежде не испытывал.
— Ну и что?! — переспросил Уэйд. Он тут с ума сходит, а она… — Значит, ты хочешь сказать, что надралась в ресторане и поэтому меня поцеловала?
Дана врала без зазрения совести, впрочем, слегка опасаясь, что Уэйд ее раскусит. В бангладешском ресторане не подавали спиртного.
Но Уэйд как-то странно смотрел и даже не пытался поймать на слове.
Он и чувствовал себя как-то странно. Хотелось ее задушить, но сначала швырнуть на кровать и любить несколько часов подряд — правда, потом едва ли захочется душить.
Но он не пошевелился. Дана недвусмысленно дала понять, что он ничего для нее не значит. Он просто соучастник эксперимента, от которого она с легкостью отмахнулась.
«Подумаешь, поцеловались? Ну и что?» Он вполне мог бы сказать такое женщине, которая неверно истолковала его намерения, приняв простое влечение за что-то более серьезное. Дана отошла к окну и скрылась в тени. Ему стало грустно.
— Надеюсь, это не помешает нашей дружбе, Да… то есть Шилли?
— Конечно, нет, — весело ответила она, а потом добила вопросом:
— С какой стати? Уэйд нахмурился. В самом деле, с какой?
— Дана, тебя к телефону! — Раздраженная Эмили постучала в дверь, затем подергала ручку. — Заперто! — сердито объявила она.
Дана и Уэйд смущенно переглянулись. Он поспешил отворить дверь.
Эмили распахнула ее и вошла в комнату в сопровождении стайки из пяти или шести девочек, одетых и причесанных в точности, как она.
— Держи, — Эмили протянула сестре радиотелефон. — Мы говорили с Джошем, а нас прервали, видите ли, срочный звонок. — Эмили не скрывала неудовольствия, и ее двойняшки хором ей поддакивали. — Ну и глупо, а вдруг Джош спросит, в чем дело? Что я ему скажу?
— Может быть, звонок действительно срочный, — предположил Уэйд. — А Джоша это не касается.
Но Эмили удостоила его лишь утомленным вздохом.
— Не болтай долго, Дана. Нам нужно побыстрее перезвонить Джошу.
— У него там куча народа, — сказала одна из девочек, словно желая объяснить необходимость как можно скорее получить телефон обратно. — Нам нужно поговорить.
— Вы занимаетесь сексом по телефону? В вашем возрасте? — Уэйд сделал вид, что глубоко шокирован.
— Грубиян! — бросила Эмили и выплыла из комнаты в сопровождении своей свиты.
— Алло. — Дана не удивилась, услышав голос Шона. Она не ожидала, что звонок и правда окажется срочным.
— Дана, ты одолжила мне на сегодня машину, — начал он (можно подумать, она забыла). — Можно, я оставлю ее до утра? И если я не успею к завтраку, и мама с папой спросят, где я…
— Минутку, — перебила его Дана, все еще болезненно ощущая присутствие Уэйда. Пожалуй, подвернулся удобный случай выставить его без дальнейших мучений. Она поймала и спокойно выдержала его взгляд.
— Это личный звонок, Уэйд. Ты не мог бы подождать снаружи?
Уэйд вздрогнул, как от оплеухи. Холодный голос, равнодушный взгляд. Дана хочет остаться одна, чтобы спокойно поговорить с тем, кто ей звонит! А он отлично знает, кто ей звонит.
Кевин Кормак, конечно! Она бы не стала стесняться его, будь это Рич Викер или кто-нибудь из подружек или родичей.
Когда он вышел, Дана повернулась спиной к двери и понизила голос.
— Так что я должна сказать родителям, поскольку ты явно не собираешься вернуться к завтраку? — спросила она.
— Скажи, что я у Грега. Не волнуйся, он подтвердит.
— Завтра в десять утра мне понадобится машина, Шон. Слышишь, в десять утра.
— Будет машина, честное слово. Спасибо, ты настоящий друг.
— Шон, — Дана перевела дух. — Пожалуйста, будь осторожен!
— О, конечно! — жизнерадостно воскликнул Шон. — Шилли всегда играют по правилам. Пока. — И он повесил трубку.
Как бы не так, с горечью подумала Дана. Взять, к примеру, то, что произошло сегодня вечером. Среди правил, которым нужно бы следовать, наверняка есть такое: никогда не смешивать секс с дружбой. Но они с Уэйдом нарушили это правило, поддавшись глупому порыву. Она вспомнила, как они смотрели друг на друга голодными глазами. И преступили черту.
«Один поцелуй?» — спросил он так нежно, так тепло, что она не могла его отвергнуть.
А потом он поцеловал ее, и она совершенно потеряла голову. Боже, что с ними было?! Что с ними будет?!
ГЛАВА 9
Брейди Кормак совсем не устал и не имел ни малейшего желания укладываться спать.
Сидя рядом на диване, Кевин смотрел на сына; малыша уже успели выкупать и переодеть в пижаму с рисунком из динозавриков, и теперь он восседал на коленях у Рейчел и с неослабевающим интересом в четвертый или пятый раз смотрел видеокассету с приключениями «Бананов в пижамах».
Брейди бурно реагировал на все, что происходило на экране, и от окружающих требовал такого же горячего сопереживания. Рейчел оказалась на высоте: пока пара бананов в полосатых пижамах болтала и выделывала свои фокусы, она отвечала на бесконечные вопросы малыша и даже умудрялась спрашивать его о чем-то. Кевин восхищался ее выдержкой. Когда ему приходилось смотреть телевизор с Брейди, он часто пытался украдкой читать, просматривать дела или даже листать каталоги. Но Брейди всякий раз замечал, что отец увиливает, и, взяв обеими руками за голову, поворачивал к себе.
С Рейчел ему не приходилось прибегать к таким отчаянным мерам. Она ни на секунду не отвлекалась от происходящего, и Брейди был наверху блаженства.
Да и какой мужчина из плоти и крови — независимо от возраста — не блаженствовал бы, завладев вниманием такой женщины, усмехнулся про себя Кевин. Когда все — и объятия ласковых рук, и нежный взгляд карих глаз — предназначено лишь тебе, тебе одному, поневоле почувствуешь себя центром Вселенной. Двухлетний Брейди, несомненно, вызывал у Рейчел материнские чувства. Кевин жаждал объятий, взглядов и всего прочего, надеясь пробудить в ней совсем другие инстинкты.
Взгляд Кевина скользнул по шее Рейчел и задержался на темно-лиловом синяке. Он едва заметно улыбнулся. Воспоминания были приятны.
Когда они с Брейди заехали за ней, Рейчел, несмотря на двадцать семь градусов, была одета в свободные бежевые брюки и темно-синюю водолазку с длинными рукавами. Пока Брейди носился по комнате, то забираясь на диван, то слезая с него, Кевин подергал ее за манжету.
— В жару длинные рукава носят только наркоманы, чтобы скрыть исколотые вены, — сообщил он. Рейчел не дрогнула.
— Это начало светской беседы или оскорбление?
— Я люблю заставать людей врасплох, — признал он. — Так многое можно узнать.
— И многого добиться, — печально добавила Рейчел. — Помню некоторые вопросы, которые вы задавали Джону Петерсену, когда он был под присягой. Никогда не забуду, как вся выстроенная мной защита покатилась под откос из-за того, как он отвечал.
— Я совершенно не желаю говорить о Петерсене, — нахмурился Кевин. Это еще мягко сказано. — Брейди, слезь со стола. — Брейди успел взобраться на кофейный столик и стоял там, обдумывая свой следующий подвиг.
— Нет! — весело завопил он.
— Любимый ответ, — простонал Кевин.
— Все малыши любят говорить «нет». Это признак того, что они хотят некоторой независимости. Совершенно нормальный этап развития.
— Спасибо, доктор Рут. Теперь, когда я знаю, что каждый второй двухлетний ребенок — ниспровергатель авторитетов, мне гораздо легче жить.
— Я цитировала доктора Бразелтон, педиатра. — Рейчел бросила на него лукавый взгляд, — Доктор Рут, как вам должно быть известно, — сексопатолог.
— Я думал, она сменила специальность. Она выступала в одной из передач, которые всегда смотрит Сара, и, клянусь, речь шла о детях. — Кевин направился было к сыну, который ползал по столику, собираясь скинуть на пол два толстых художественных альбома.
— Нет, — поспешил заявить Брейди, заметив маневр отца. И прежде чем Кевин успел до него добраться, плюхнулся на диван и подполз к Рейчел. — Мама, на лучки! — потребовал он, хихикая.
Улыбаясь, Рейчел подхватила его на руки.
— Пожалуй, он вас перехитрил. — Она усадила Брейди себе на колени, и малыш принялся разглядывать золотые колечки, висевшие у нее в ушах.
— Сележка, — сказал он, и Рейчел одобрительно кивнула.
— Умница, Брейди. Запомнил.
— О, он давно знает, что такое сережки, — сухо заметил Кевин. — У Сары в ушах их не меньше дюжины. По-моему, это перебор, но куда мне, старому дураку, судить о моде?
— Бывает и хуже. Прокалывают нос или бровь, или…
— Стоп! — содрогнулся Кевин. — Это, конечно, последний писк, но меня от этого мутит.
— Стоп! — передразнил его Брейди. Его пальцы дернули ворот водолазки Рейчел. Он потянул на себя и моментально обнаружил то, что она пыталась скрыть. — Бо-бо, — Брейди сочувственно покивал. — О-о-о. Не плачь.
Рейчел знала, что залилась краской, и чем больше пыталась успокоиться, тем ярче разгорались ее щеки. Кевин немедленно подошел и, взглянув, тронул лиловую отметину.
От его прикосновения Рейчел сразу ослабела. Оно было слишком интимно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35