Ей нужно сосредоточиться на мыслях о матери, собраться с силами, чтобы ждать. Питать надежду. Быть может, сегодня что-то изменилось к лучшему… Поднявшись на ноги, Элизабет медленно побрела к морю. Ей предстоял далекий заплыв. Еще недавно она готова была сказать Дэву: «Помоги!» Теперь ей неоткуда ждать помощи.
Она вышла из воды в доброй сотне ярдов от того места, где осталась ее одежда. В последнее время она старалась держаться подальше от дома на пляже. Сам его вид был ей невыносим. Бредя с опущенной головой вдоль берега, она вдруг услыхала свое имя. Его принес ветер. Прищурившись, она оглядела берег. Никого. Но вот оно прозвучало снова… так и есть, ее зовут. Ее имя выкрикивал мужской голос. Сердце у нее тревожно забилось. Подхватив платье и босоножки, она бросилась бежать. Через некоторое время, обогнув выступавшие в море скалы, она увидала на тропинке вверху Дейвида, складывавшего рупором ладони, чтобы еще раз прокричать: «Э-ли-за-бет!»
— Я здесь! — отозвалась она, и Дейвид посмотрел вниз.
— Где ты пропадала? Я охрип от крика!
Она быстро подбежала к нему.
— Я плавала к Санд-Кей. Что случилось?
— Случилось ужас что! Миссис Хокс с Серафиной вступили в сговор и взяли в сообщницы Ньевес… они тайком протащили миссис Хокс в больницу. — Глядя в побледневшее лицо Элизабет, он энергично закивал. — Чистая правда. И никому не сказали ни слова. Должно быть, они подготовили все заранее. Луис их едва не убил.
— Что с мамой? Как она? — Лицо Элизабет покраснело, пальцы больно впились в руку Дейвида.
— С ней все в порядке. — Он с трудом разжал ее пальцы. — Я тут орал Бог знает сколько времени. Мы весь остров вверх дном перевернули.
Но она уже мчалась к дому.
— Сначала поговори с Луисом! — крикнул Дейвид вдогонку.
И снова она неслась напрямик через парк, перепрыгивая через клумбы, продираясь через кустарник. Где-то по дороге она уронила платье и босоножки, ее босые ноги не чувствовали, как мягкая трава сменилась гравием, а потом горячими плитами лестницы. Перескакивая через две ступеньки, она кинулась туда, откуда доносились голоса.
Когда Элизабет ворвалась в белую гостиную, все вскочили на ноги. Увидев ее искаженное лицо, купальник, босые ноги, тяжело вздымавшуюся грудь, миссис Хокс вцепилась в руку Серафины и принялась рыдать.
— Я не хотела ничего дурного… ей-богу, не хотела… мы хотели помочь.
— Это я все придумала, — вмешалась Серафина.
Она была царственно спокойна, ни тени раскаяния или страха. Одна уверенность.
— И я… — подняла заплаканное лицо Ньевес, стоявшая в надежном кольце рук Дэва. — Я хотела с вами помириться… хотела все рассказать, но не решилась… у вас был такой сердитый вид…
Элизабет смотрела на нее, ничего не понимая. Вперед выступил Луис.
— Все хорошо, — успокоил он. — Утром нам всем пришлось понервничать, но теперь все позади.
— Что с мамой?
— Она отдыхает, Серафина напоила ее отваром.
Она была возбуждена, немного устала, но с ней все в порядке. Ей лучше, чем я мог надеяться.
Элизабет покачнулась, и Луис едва успел подхватить ее.
— Стул! — крикнул он.
Касс быстро придвинула стул, и он бережно усадил на него Элизабет, опустив ей голову к коленям.
— Успокойтесь… Дышите глубже.
Пульс у нее был частым, но сильным.
— Дейвида убить мало, — пробормотала Касс вне себя от ярости. — Бог знает, что он ей наболтал.
Элизабет подняла голову.
— Он сказал, что случилось ужас что. — В ее глазах застыл страх. — Это правда?
Луис кивком головы указал на дрожавшую миссис Хокс и прямую, бесстрастную, как деревянный идол, Серафину.
— Эти две особы вбили себе в голову, что нужно… гм… ускорить ход событий. Серафина, как обычно, отправилась в больницу, а Ньевес, — еще один кивок Луиса заставил Ньевес тесней прижаться к Дэву, — якобы повезла миссис Хокс на прогулку. А на самом деле тайком провела ее в парк, где ваша мать с моего позволения отдыхала каждое утро.
— И?
— И ей преподнесли сюрприз, — сухо ответил Луис.
— А она? Как она это перенесла? — Лицо Элизабет осветила надежда.
— Прекрасно, великолепно. Боюсь, что миссис Хокс перенесла это намного хуже.
— Я так разволновалась, — всхлипнула миссис Хокс. — Увидеть твою мать после стольких лет… и она мне тоже обрадовалась.
— Так она вас узнала?
Миссис Хокс вытерла глаза.
— Благодаря Серафине.
Элизабет перевела на нее глаза. Серафина утвердительно кивнула.
— Я подготовила ее. — Ничто не могло нарушить непроницаемого спокойствия этой женщины.
Элизабет снова посмотрела на Луиса.
— Мы называем это «обучением во сне». Ученые обнаружили, что подсознание способно усваивать информацию, когда сознание отключено. Именно этим и занималась Серафина — теперь я это понимаю — в течение нескольких недель. Она поила вашу мать своим колдовским зельем, а потом постепенно вводила в ее подсознание информацию.
Серафина грациозно и совершенно невозмутимо наклонила голову.
— Что верно, то верно… — перебила миссис Хокс. — Когда я подошла поближе, и она меня заметила… посмотрели бы вы на ее лицо… она протягивает ко мне руки и говорит: «Миссис Хокс, моя дорогая миссис Хокс…» Ну, я, конечно, ударилась в слезы, а она принялась меня успокаивать… а когда я немного пришла в себя, мы уселись на скамеечку и начали болтать, как в старое доброе время… я рассказала ей о тебе, как ты пришла ко мне и все такое… и про миссис Келлер, и как она тебя увела… Она засыпала меня вопросами, и на лице у нее было такое странное выражение… мы сидели с ней рядышком, как бывало… она держала меня за руку и улыбалась, а по щекам у нее текли слезы… — Смахнув собственные слезы, миссис Хокс продолжала:
— Я никого не видела таким счастливым, никого…
Потом она принялась обнимать меня и целовать и вдруг говорит: «Не знаю, как вас благодарить…» А я в ответ:
«Вы ничего мне не должны…» А она: «Нет, должна, должна…» Потом поднялась и говорит: «Теперь мне пора возвращаться домой к своей дочурке». И не желает слушать никаких возражений. «Должна идти к своей дочурке» — и все тут… «К моей Элизабет…» Пришлось бежать за доктором. — Она бросила виноватый взгляд на каменное лицо Луиса. — И он… слава Богу, он сказал, что ничего страшного… мы все отправились домой, но тебя нигде не было… весь остров вверх дном перевернули… Понимаешь, твоя мать ужасно волновалась…
Но Серафина успокоила ее, напоив своим отваром, и уложила спать… ну а потом тебя нашли. Все, — неуверенно закончила она.
— Все?! — воскликнула Элизабет, смеясь и плача. — Все! Моя дорогая, замечательная миссис Хокс… — С жаром обняв ее, она повернулась к Серафине. — Не знаю, как вас благодарить…
— Счастье моей госпожи лучшая благодарность, — с достоинством ответила Серафина.
— Их авантюра могла закончиться весьма печально, — сказал Луис, — но Серафина провела подготовительную работу. И потрясение оказалось не таким сильным, как я опасался.
— Когда мне можно ее увидеть? — нетерпеливо спросила Элизабет.
— Как только она проснется, она захочет увидеть вас…
— И все-таки где ты была? — не удержалась Касс.
— Плавала к Санд-Кей.
— Санд-Кей! Неудивительно, что мы не могли тебя найти.
— Так вот где вы прятались, — мягко сказал Луис.
Элизабет старалась не глядеть в эти карие глаза, которые видели ее насквозь. С того момента, как она вошла в гостиную, она чувствовала на себе пристальный взгляд Дэва, но старалась не встречаться с ним глазами.
— И все же мы тебя нашли, — счастливо произнесла миссис Хокс. — Я ничего плохого не хотела, честно…
— Вы поступили совершенно правильно, — сказала Элизабет. — Для этого я и привезла вас сюда, верно?
И вы сделали для мамы то, что сделали для меня.
— Вот и Серафина так говорит, а лучше ее твою мать никто не знает… Я это сразу поняла… поэтому, когда она мне сказала, что можно к ней идти, я ни минуты не сомневалась…
— Я тоже, — просто ответила Элизабет и повернулась к Серафине. — Мне следовало бы раньше попросить вас о помощи.
— Все дело только в том, чтобы правильно выбрать время, — сдержанно ответила Серафина.
— Спасибо за все, — сказала Элизабет, протягивая Серафине руку.
— А как же наша хорошенькая мисс Ньевес? — сияя, произнесла миссис Хокс. — Ведь это она провела меня в больницу.
Элизабет медленно повернулась к Ньевес, которая, втянув голову в плечи, едва слышно прошептала:
— Я просто хотела помочь… — Затем, сглотнув, она выпалила:
— Это было совсем не то, что вы подумали… Я и сама не понимала, что со мной, но Дэв мне все объяснил… он вас не видел… только я… вот почему я это сделала!
— Что сделала? — спросила совершенно сбитая с толку Касс. Она переводила взгляд с одного на другого.
Все это ей очень не нравилось.
И тогда Элизабет посмотрела на Дэва, прямо в его голубые глаза, в то время как в ее собственных отражались все те чувства, от которых ее тело в темно-синем купальнике выгнулось, как тетива. Лицо ее внезапно преобразилось, точно с ее широких плеч свалилась тяжкая ноша. Она ослепительно улыбнулась.
— Ничего особенного, — произнесла Элизабет звенящим голосом. — Произошло небольшое недоразумение…
Все молча за ней наблюдали. Появившийся в дверях Дейвид неуклюже замер на месте. Он увидал, как Элизабет кивнула Дэву, затем отвернулась и сказала:
— Мне нужно пойти переодеться.
И тут же все разом загалдели.
— Кажется, ты что-то должна мне сказать, — мягко произнес Дзе, отводя Ньевес в сторону.
Сделав глубокий вдох, Ньевес все рассказала.
— Ты на меня не сердишься?
— Сейчас я не могу сердиться. Но лучше бы ты сказала мне раньше.
Ньевес смутилась.
— Я чувствовала себя так глупо… и… я просто не могла ничего с собой поделать… Боялась, что ты рассердишься на меня и мы перестанем быть друзьями.
— Я думал, что все тебе объяснил.
— Я знаю, но… прости меня, — умоляюще произнесла она. — Элизабет все поняла… Я видела, как она на тебя глядела.
— Да, — сказал Дэв, — сегодня многое стало ясным.
Элизабет вошла к себе в комнату с чувством странного возбужденного спокойствия. Все проблемы как-то сами собой отпали. Ей больше не придется сражаться.
В этом нет нужды.
Когда вошел Дэв, она стояла у окна. Они долго глядели друг на друга. Затем Элизабет тихо сказала:
— Прости.
Он раскрыл ей объятия. Когда его руки сомкнулись за ее спиной, она обо всем ему рассказала.
— Так вот почему ты избегала меня… Я понимал, что что-то не так, но ни за что не догадался бы. Я вспоминал каждое слово, каждый взгляд…
— Я усомнилась в тебе. — Из-за того, что она уткнулась Дэву в плечо, ее голос звучал глухо. — Прости.
Слегка отстранив ее, он пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты усомнилась не во мне, а в себе. Несмотря на то, что я тебе говорил, тебе не хватило глубокой, окончательной уверенности в себе.
— Теперь я это понимаю.
— Иначе ты потребовала бы от меня объяснений… но вместо этого ты снова принялась за старое. Решила, что тебя отвергли.
Элизабет молча кивнула.
— В тот злополучный вечер ты увидела испуганного ребенка, ищущего утешения… но ты поверила лжи. — Он вздохнул. — Это моя вина. Мне не хватило терпения, я слишком тебя торопил, слишком многого от тебя хотел. В тот вечер я шел тебя встречать. Я думал, что нужен тебе.
— Ты нужен мне, очень нужен! Я тоже спешила к тебе. Вот почему меня это так потрясло. — И спокойно сказала:
— Я знаю, что ты любишь Ньевес.
— Да, люблю, но влюблен я в тебя… Мне нужна только ты.
— Прости, прости…
И вновь он заглянул ей в глаза.
— Ты веришь мне сейчас?
— Да, верю.
Он глядел на нее долго, испытующе, затем улыбнулся.
— Вот и хорошо, — и прибавил:
— Не стоит ревновать меня к Ньевес. Она решилась на это из ревности к тебе. Она была в отчаянии. Ведь, кроме меня, у нее никого нет. Понимаешь, я всегда защищал ее, всю жизнь.
Я заменил собой Дейвида. Быть может, я поступил неверно, но никого другого рядом не было. Но нужна мне только ты.
Он говорил серьезно, и она вдруг заметила, что вид у него усталый. И тогда она поняла, что он был рядом с ней все эти дни. Она взяла у него все, что он мог дать: терпение, сочувствие, поддержку, любовь. А она… она даже не захотела поделиться с ним своими сомнениями.
Теперь ее очередь давать. Она прильнула губами к его губам.
— Я люблю тебя, — сказала она впервые в жизни. — Я всегда любила тебя, даже когда не понимала, что такое любовь.
— Теперь ты понимаешь…
— Да… и хочу, чтобы ты это видел.
Она сама заперла двери спальни, вернулась к нему, развязала пояс халата, и тонкий шелк соскользнул с ее обнаженного тела и упал к ногам. Она перешагнула через него, охваченная желанием. И вот уже они были рядом, и она торопливо помогала ему раздеться. Он поднял ее и понес к постели. Ее кожа вибрировала под его руками, словно наэлектризованная, приоткрытый рот жаждал его поцелуев. Она так откровенно нуждалась в нем, что его захлестнула волна сострадания. Ей предстояло, возможно, величайшее испытание в ее жизни, и у него она искала помощи и поддержки… И он дал ей все это — с нежностью, страстью, обожанием.
На этот раз не было ни жадного нетерпения, ни исступленных ласк. Он намеренно медлил. Его руки и губы нежно касались ее, оставляя за собой огненный след. Тогда его грубость привела ее в неистовство, теперь его трепетная нежность сделала ее покорной и беспомощной. На этот раз волны накатывали мягко, но на вершине могучего гребня у нее перехватило дыхание.
Она чувствовала, как растворяется в Дэве дюйм за дюймом, и поняла впервые в жизни, что значит принадлежать друг другу. Еще никогда она не испытывала такой полноты обладания, еще никогда ею не обладали так полно. Он вошел в нее восхитительно долгим движением и на какое-то время замер, позволив ей ощутить в себе не только часть его тела, но всего себя. Она смотрела на него сияющими глазами. Слова были лишними.
Затем инстинкт взял верх, и их тела принялись синхронно двигаться: они совершали долгое, медленное восхождение, волны вздымали их выше и выше… Почувствовав, как по его телу прошла дрожь, она глухо застонала, впилась в его язык и прильнула к нему всем телом, открывая ему не только свою плоть, но и самое себя. Он брал ее, а она впервые в жизни отдавалась, чувствуя, что получает все. Волна подхватила их, понесла и, продержав какой-то миг на головокружительной высоте, выбросила на берег физического счастья. Элизабет вскрикнула: «Да!», и они вместе поняли, что она наконец обрела себя.
Потом они лежали и смотрели друг на друга, пока Элизабет не сказала с нежностью:
— Ты просто великолепен, мой милый… Я чуть не умерла от любви.
— Мы умирали, но воскресли, — произнес Дав тем сдержанным, отрывистым голосом, который был свойствен ему в минуты глубокого волнения. — Французы называют это petite morte.
— Ради этого стоило ждать, — шепнула она.
— Теперь ты начинаешь понимать… — Голубые глаза блеснули.
— Благодаря тебе. Ты открыл мне целый мир. Разрушил стену, которой я отгородилась.
— Да, ты возвела вокруг себя иерихонские стены, — сказал он, ласково подсмеиваясь, — а я оказался тем парнем с трубой.
Потом они говорили, как никогда прежде. Запретных тем больше не было. Элизабет наслаждалась полной раскованностью. Проникнув внутрь ее, Дэв, словно ключом, открыл ее к жизни. Теперь ее переполняла уверенность, которой ей так не хватало. Она чувствовала, что может все. Он пробудил не только ее тело, но и душу. Освободил от тяжкого бремени. И теперь, когда он целиком принадлежал ей, она поняла, что готова признать свою мать. Ибо больше не сомневалась, что спящая в конце коридора женщина ее мать.
— Все, что со мной случилось, похоже на вращение гигантского колеса… И оно завершило свой круг, — сонно пробормотала Элизабет.
И рассказала ему, как она услыхала колокол, звонивший по Ричарду Темпесту, как этот звон наполнил ее страхом, подняв со дна памяти давние воспоминания.
— Мне кажется, подсознательно я знала, что колокол звонит по мне… и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, чего боялась…
— Возможно, у тебя дар предвидения. Ты очень тонко чувствуешь.
— Нет, это ты тонко чувствуешь! Ты сразу понял, какая я на самом деле.
— Я просто узнал тебя, — ответил Дэв. — Мы столкнулись, потому что нас неотвратимо тянуло друг к другу.
— Вот почему я так отчаянно сопротивлялась…
— А я так упорно добивался тебя — И хорошо, что добился. — Вздрогнув, она прижалась к нему. — Если бы не ты, я до сих пор жила бы в мертвой пустоте. — Ее лицо помрачнело.
— А теперь ты нашла и возлюбленного и мать.
Она не улыбнулась.
— Как, по-твоему, пройдет наша встреча?
— Так, как захочешь ты… и она.
— Ты видел ее, что она чувствует?
— Она взволнована, возбуждена и счастлива, как никогда. Она излучает радость…
Элизабет вздохнула.
— Надеюсь, я ее не омрачу.
Дэв покачал головой.
— Это невозможно, особенно теперь.
Обняв ее, он почувствовал, что она расслабилась, но голос звучал напряженно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Она вышла из воды в доброй сотне ярдов от того места, где осталась ее одежда. В последнее время она старалась держаться подальше от дома на пляже. Сам его вид был ей невыносим. Бредя с опущенной головой вдоль берега, она вдруг услыхала свое имя. Его принес ветер. Прищурившись, она оглядела берег. Никого. Но вот оно прозвучало снова… так и есть, ее зовут. Ее имя выкрикивал мужской голос. Сердце у нее тревожно забилось. Подхватив платье и босоножки, она бросилась бежать. Через некоторое время, обогнув выступавшие в море скалы, она увидала на тропинке вверху Дейвида, складывавшего рупором ладони, чтобы еще раз прокричать: «Э-ли-за-бет!»
— Я здесь! — отозвалась она, и Дейвид посмотрел вниз.
— Где ты пропадала? Я охрип от крика!
Она быстро подбежала к нему.
— Я плавала к Санд-Кей. Что случилось?
— Случилось ужас что! Миссис Хокс с Серафиной вступили в сговор и взяли в сообщницы Ньевес… они тайком протащили миссис Хокс в больницу. — Глядя в побледневшее лицо Элизабет, он энергично закивал. — Чистая правда. И никому не сказали ни слова. Должно быть, они подготовили все заранее. Луис их едва не убил.
— Что с мамой? Как она? — Лицо Элизабет покраснело, пальцы больно впились в руку Дейвида.
— С ней все в порядке. — Он с трудом разжал ее пальцы. — Я тут орал Бог знает сколько времени. Мы весь остров вверх дном перевернули.
Но она уже мчалась к дому.
— Сначала поговори с Луисом! — крикнул Дейвид вдогонку.
И снова она неслась напрямик через парк, перепрыгивая через клумбы, продираясь через кустарник. Где-то по дороге она уронила платье и босоножки, ее босые ноги не чувствовали, как мягкая трава сменилась гравием, а потом горячими плитами лестницы. Перескакивая через две ступеньки, она кинулась туда, откуда доносились голоса.
Когда Элизабет ворвалась в белую гостиную, все вскочили на ноги. Увидев ее искаженное лицо, купальник, босые ноги, тяжело вздымавшуюся грудь, миссис Хокс вцепилась в руку Серафины и принялась рыдать.
— Я не хотела ничего дурного… ей-богу, не хотела… мы хотели помочь.
— Это я все придумала, — вмешалась Серафина.
Она была царственно спокойна, ни тени раскаяния или страха. Одна уверенность.
— И я… — подняла заплаканное лицо Ньевес, стоявшая в надежном кольце рук Дэва. — Я хотела с вами помириться… хотела все рассказать, но не решилась… у вас был такой сердитый вид…
Элизабет смотрела на нее, ничего не понимая. Вперед выступил Луис.
— Все хорошо, — успокоил он. — Утром нам всем пришлось понервничать, но теперь все позади.
— Что с мамой?
— Она отдыхает, Серафина напоила ее отваром.
Она была возбуждена, немного устала, но с ней все в порядке. Ей лучше, чем я мог надеяться.
Элизабет покачнулась, и Луис едва успел подхватить ее.
— Стул! — крикнул он.
Касс быстро придвинула стул, и он бережно усадил на него Элизабет, опустив ей голову к коленям.
— Успокойтесь… Дышите глубже.
Пульс у нее был частым, но сильным.
— Дейвида убить мало, — пробормотала Касс вне себя от ярости. — Бог знает, что он ей наболтал.
Элизабет подняла голову.
— Он сказал, что случилось ужас что. — В ее глазах застыл страх. — Это правда?
Луис кивком головы указал на дрожавшую миссис Хокс и прямую, бесстрастную, как деревянный идол, Серафину.
— Эти две особы вбили себе в голову, что нужно… гм… ускорить ход событий. Серафина, как обычно, отправилась в больницу, а Ньевес, — еще один кивок Луиса заставил Ньевес тесней прижаться к Дэву, — якобы повезла миссис Хокс на прогулку. А на самом деле тайком провела ее в парк, где ваша мать с моего позволения отдыхала каждое утро.
— И?
— И ей преподнесли сюрприз, — сухо ответил Луис.
— А она? Как она это перенесла? — Лицо Элизабет осветила надежда.
— Прекрасно, великолепно. Боюсь, что миссис Хокс перенесла это намного хуже.
— Я так разволновалась, — всхлипнула миссис Хокс. — Увидеть твою мать после стольких лет… и она мне тоже обрадовалась.
— Так она вас узнала?
Миссис Хокс вытерла глаза.
— Благодаря Серафине.
Элизабет перевела на нее глаза. Серафина утвердительно кивнула.
— Я подготовила ее. — Ничто не могло нарушить непроницаемого спокойствия этой женщины.
Элизабет снова посмотрела на Луиса.
— Мы называем это «обучением во сне». Ученые обнаружили, что подсознание способно усваивать информацию, когда сознание отключено. Именно этим и занималась Серафина — теперь я это понимаю — в течение нескольких недель. Она поила вашу мать своим колдовским зельем, а потом постепенно вводила в ее подсознание информацию.
Серафина грациозно и совершенно невозмутимо наклонила голову.
— Что верно, то верно… — перебила миссис Хокс. — Когда я подошла поближе, и она меня заметила… посмотрели бы вы на ее лицо… она протягивает ко мне руки и говорит: «Миссис Хокс, моя дорогая миссис Хокс…» Ну, я, конечно, ударилась в слезы, а она принялась меня успокаивать… а когда я немного пришла в себя, мы уселись на скамеечку и начали болтать, как в старое доброе время… я рассказала ей о тебе, как ты пришла ко мне и все такое… и про миссис Келлер, и как она тебя увела… Она засыпала меня вопросами, и на лице у нее было такое странное выражение… мы сидели с ней рядышком, как бывало… она держала меня за руку и улыбалась, а по щекам у нее текли слезы… — Смахнув собственные слезы, миссис Хокс продолжала:
— Я никого не видела таким счастливым, никого…
Потом она принялась обнимать меня и целовать и вдруг говорит: «Не знаю, как вас благодарить…» А я в ответ:
«Вы ничего мне не должны…» А она: «Нет, должна, должна…» Потом поднялась и говорит: «Теперь мне пора возвращаться домой к своей дочурке». И не желает слушать никаких возражений. «Должна идти к своей дочурке» — и все тут… «К моей Элизабет…» Пришлось бежать за доктором. — Она бросила виноватый взгляд на каменное лицо Луиса. — И он… слава Богу, он сказал, что ничего страшного… мы все отправились домой, но тебя нигде не было… весь остров вверх дном перевернули… Понимаешь, твоя мать ужасно волновалась…
Но Серафина успокоила ее, напоив своим отваром, и уложила спать… ну а потом тебя нашли. Все, — неуверенно закончила она.
— Все?! — воскликнула Элизабет, смеясь и плача. — Все! Моя дорогая, замечательная миссис Хокс… — С жаром обняв ее, она повернулась к Серафине. — Не знаю, как вас благодарить…
— Счастье моей госпожи лучшая благодарность, — с достоинством ответила Серафина.
— Их авантюра могла закончиться весьма печально, — сказал Луис, — но Серафина провела подготовительную работу. И потрясение оказалось не таким сильным, как я опасался.
— Когда мне можно ее увидеть? — нетерпеливо спросила Элизабет.
— Как только она проснется, она захочет увидеть вас…
— И все-таки где ты была? — не удержалась Касс.
— Плавала к Санд-Кей.
— Санд-Кей! Неудивительно, что мы не могли тебя найти.
— Так вот где вы прятались, — мягко сказал Луис.
Элизабет старалась не глядеть в эти карие глаза, которые видели ее насквозь. С того момента, как она вошла в гостиную, она чувствовала на себе пристальный взгляд Дэва, но старалась не встречаться с ним глазами.
— И все же мы тебя нашли, — счастливо произнесла миссис Хокс. — Я ничего плохого не хотела, честно…
— Вы поступили совершенно правильно, — сказала Элизабет. — Для этого я и привезла вас сюда, верно?
И вы сделали для мамы то, что сделали для меня.
— Вот и Серафина так говорит, а лучше ее твою мать никто не знает… Я это сразу поняла… поэтому, когда она мне сказала, что можно к ней идти, я ни минуты не сомневалась…
— Я тоже, — просто ответила Элизабет и повернулась к Серафине. — Мне следовало бы раньше попросить вас о помощи.
— Все дело только в том, чтобы правильно выбрать время, — сдержанно ответила Серафина.
— Спасибо за все, — сказала Элизабет, протягивая Серафине руку.
— А как же наша хорошенькая мисс Ньевес? — сияя, произнесла миссис Хокс. — Ведь это она провела меня в больницу.
Элизабет медленно повернулась к Ньевес, которая, втянув голову в плечи, едва слышно прошептала:
— Я просто хотела помочь… — Затем, сглотнув, она выпалила:
— Это было совсем не то, что вы подумали… Я и сама не понимала, что со мной, но Дэв мне все объяснил… он вас не видел… только я… вот почему я это сделала!
— Что сделала? — спросила совершенно сбитая с толку Касс. Она переводила взгляд с одного на другого.
Все это ей очень не нравилось.
И тогда Элизабет посмотрела на Дэва, прямо в его голубые глаза, в то время как в ее собственных отражались все те чувства, от которых ее тело в темно-синем купальнике выгнулось, как тетива. Лицо ее внезапно преобразилось, точно с ее широких плеч свалилась тяжкая ноша. Она ослепительно улыбнулась.
— Ничего особенного, — произнесла Элизабет звенящим голосом. — Произошло небольшое недоразумение…
Все молча за ней наблюдали. Появившийся в дверях Дейвид неуклюже замер на месте. Он увидал, как Элизабет кивнула Дэву, затем отвернулась и сказала:
— Мне нужно пойти переодеться.
И тут же все разом загалдели.
— Кажется, ты что-то должна мне сказать, — мягко произнес Дзе, отводя Ньевес в сторону.
Сделав глубокий вдох, Ньевес все рассказала.
— Ты на меня не сердишься?
— Сейчас я не могу сердиться. Но лучше бы ты сказала мне раньше.
Ньевес смутилась.
— Я чувствовала себя так глупо… и… я просто не могла ничего с собой поделать… Боялась, что ты рассердишься на меня и мы перестанем быть друзьями.
— Я думал, что все тебе объяснил.
— Я знаю, но… прости меня, — умоляюще произнесла она. — Элизабет все поняла… Я видела, как она на тебя глядела.
— Да, — сказал Дэв, — сегодня многое стало ясным.
Элизабет вошла к себе в комнату с чувством странного возбужденного спокойствия. Все проблемы как-то сами собой отпали. Ей больше не придется сражаться.
В этом нет нужды.
Когда вошел Дэв, она стояла у окна. Они долго глядели друг на друга. Затем Элизабет тихо сказала:
— Прости.
Он раскрыл ей объятия. Когда его руки сомкнулись за ее спиной, она обо всем ему рассказала.
— Так вот почему ты избегала меня… Я понимал, что что-то не так, но ни за что не догадался бы. Я вспоминал каждое слово, каждый взгляд…
— Я усомнилась в тебе. — Из-за того, что она уткнулась Дэву в плечо, ее голос звучал глухо. — Прости.
Слегка отстранив ее, он пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты усомнилась не во мне, а в себе. Несмотря на то, что я тебе говорил, тебе не хватило глубокой, окончательной уверенности в себе.
— Теперь я это понимаю.
— Иначе ты потребовала бы от меня объяснений… но вместо этого ты снова принялась за старое. Решила, что тебя отвергли.
Элизабет молча кивнула.
— В тот злополучный вечер ты увидела испуганного ребенка, ищущего утешения… но ты поверила лжи. — Он вздохнул. — Это моя вина. Мне не хватило терпения, я слишком тебя торопил, слишком многого от тебя хотел. В тот вечер я шел тебя встречать. Я думал, что нужен тебе.
— Ты нужен мне, очень нужен! Я тоже спешила к тебе. Вот почему меня это так потрясло. — И спокойно сказала:
— Я знаю, что ты любишь Ньевес.
— Да, люблю, но влюблен я в тебя… Мне нужна только ты.
— Прости, прости…
И вновь он заглянул ей в глаза.
— Ты веришь мне сейчас?
— Да, верю.
Он глядел на нее долго, испытующе, затем улыбнулся.
— Вот и хорошо, — и прибавил:
— Не стоит ревновать меня к Ньевес. Она решилась на это из ревности к тебе. Она была в отчаянии. Ведь, кроме меня, у нее никого нет. Понимаешь, я всегда защищал ее, всю жизнь.
Я заменил собой Дейвида. Быть может, я поступил неверно, но никого другого рядом не было. Но нужна мне только ты.
Он говорил серьезно, и она вдруг заметила, что вид у него усталый. И тогда она поняла, что он был рядом с ней все эти дни. Она взяла у него все, что он мог дать: терпение, сочувствие, поддержку, любовь. А она… она даже не захотела поделиться с ним своими сомнениями.
Теперь ее очередь давать. Она прильнула губами к его губам.
— Я люблю тебя, — сказала она впервые в жизни. — Я всегда любила тебя, даже когда не понимала, что такое любовь.
— Теперь ты понимаешь…
— Да… и хочу, чтобы ты это видел.
Она сама заперла двери спальни, вернулась к нему, развязала пояс халата, и тонкий шелк соскользнул с ее обнаженного тела и упал к ногам. Она перешагнула через него, охваченная желанием. И вот уже они были рядом, и она торопливо помогала ему раздеться. Он поднял ее и понес к постели. Ее кожа вибрировала под его руками, словно наэлектризованная, приоткрытый рот жаждал его поцелуев. Она так откровенно нуждалась в нем, что его захлестнула волна сострадания. Ей предстояло, возможно, величайшее испытание в ее жизни, и у него она искала помощи и поддержки… И он дал ей все это — с нежностью, страстью, обожанием.
На этот раз не было ни жадного нетерпения, ни исступленных ласк. Он намеренно медлил. Его руки и губы нежно касались ее, оставляя за собой огненный след. Тогда его грубость привела ее в неистовство, теперь его трепетная нежность сделала ее покорной и беспомощной. На этот раз волны накатывали мягко, но на вершине могучего гребня у нее перехватило дыхание.
Она чувствовала, как растворяется в Дэве дюйм за дюймом, и поняла впервые в жизни, что значит принадлежать друг другу. Еще никогда она не испытывала такой полноты обладания, еще никогда ею не обладали так полно. Он вошел в нее восхитительно долгим движением и на какое-то время замер, позволив ей ощутить в себе не только часть его тела, но всего себя. Она смотрела на него сияющими глазами. Слова были лишними.
Затем инстинкт взял верх, и их тела принялись синхронно двигаться: они совершали долгое, медленное восхождение, волны вздымали их выше и выше… Почувствовав, как по его телу прошла дрожь, она глухо застонала, впилась в его язык и прильнула к нему всем телом, открывая ему не только свою плоть, но и самое себя. Он брал ее, а она впервые в жизни отдавалась, чувствуя, что получает все. Волна подхватила их, понесла и, продержав какой-то миг на головокружительной высоте, выбросила на берег физического счастья. Элизабет вскрикнула: «Да!», и они вместе поняли, что она наконец обрела себя.
Потом они лежали и смотрели друг на друга, пока Элизабет не сказала с нежностью:
— Ты просто великолепен, мой милый… Я чуть не умерла от любви.
— Мы умирали, но воскресли, — произнес Дав тем сдержанным, отрывистым голосом, который был свойствен ему в минуты глубокого волнения. — Французы называют это petite morte.
— Ради этого стоило ждать, — шепнула она.
— Теперь ты начинаешь понимать… — Голубые глаза блеснули.
— Благодаря тебе. Ты открыл мне целый мир. Разрушил стену, которой я отгородилась.
— Да, ты возвела вокруг себя иерихонские стены, — сказал он, ласково подсмеиваясь, — а я оказался тем парнем с трубой.
Потом они говорили, как никогда прежде. Запретных тем больше не было. Элизабет наслаждалась полной раскованностью. Проникнув внутрь ее, Дэв, словно ключом, открыл ее к жизни. Теперь ее переполняла уверенность, которой ей так не хватало. Она чувствовала, что может все. Он пробудил не только ее тело, но и душу. Освободил от тяжкого бремени. И теперь, когда он целиком принадлежал ей, она поняла, что готова признать свою мать. Ибо больше не сомневалась, что спящая в конце коридора женщина ее мать.
— Все, что со мной случилось, похоже на вращение гигантского колеса… И оно завершило свой круг, — сонно пробормотала Элизабет.
И рассказала ему, как она услыхала колокол, звонивший по Ричарду Темпесту, как этот звон наполнил ее страхом, подняв со дна памяти давние воспоминания.
— Мне кажется, подсознательно я знала, что колокол звонит по мне… и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, чего боялась…
— Возможно, у тебя дар предвидения. Ты очень тонко чувствуешь.
— Нет, это ты тонко чувствуешь! Ты сразу понял, какая я на самом деле.
— Я просто узнал тебя, — ответил Дэв. — Мы столкнулись, потому что нас неотвратимо тянуло друг к другу.
— Вот почему я так отчаянно сопротивлялась…
— А я так упорно добивался тебя — И хорошо, что добился. — Вздрогнув, она прижалась к нему. — Если бы не ты, я до сих пор жила бы в мертвой пустоте. — Ее лицо помрачнело.
— А теперь ты нашла и возлюбленного и мать.
Она не улыбнулась.
— Как, по-твоему, пройдет наша встреча?
— Так, как захочешь ты… и она.
— Ты видел ее, что она чувствует?
— Она взволнована, возбуждена и счастлива, как никогда. Она излучает радость…
Элизабет вздохнула.
— Надеюсь, я ее не омрачу.
Дэв покачал головой.
— Это невозможно, особенно теперь.
Обняв ее, он почувствовал, что она расслабилась, но голос звучал напряженно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52