— Она повесила трубку. — Миссис Хокс ждет нас.
— Когда? — спросила Касс.
— Сейчас.
Поставив чашку на стол, Касс потянулась за видавшей виды норковой шубой.
— Тогда чего мы медлим?
Хитвью-кор оказался одной из трех блочных башен, построенных из бетонных, вылинявших от непогоды плит. Балконы были в потеках, стены в подъезде испещрены надписями, на полу мусор, воздух пропитан застаревшим запахом мочи и сигарет. Обшитый изнутри металлом лифт напоминал гроб, а запах заставил Касс заткнуть нос и встать в самый центр заплеванного пола, подобрав полы шубы.
Под номером 137 значилась черная плоская дверь с блестящим медным молоточком и табличкой с надписью: ХОКС. Над ними был маленький дверной глазок.
Когда Элизабет протянула руку к двери, Дэв спросил:
«Все в порядке?» Она кивнула и громко постучала.
Через некоторое время за дверью раздались тяжелые шаги. Затем наступила тишина, и они поняли, что их изучают в глазок. Послышался лязг задвижек и цепочек, и дверь наконец распахнулась, явив их взгляду грузную старую леди с седыми кудряшками и в ядовито-красном платье. Свисавшие с ушей миниатюрные люстры были под стать фальшивому бриллиантовому ожерелью. Она подозрительно изучала их светло-карими глазами, пока не перевела взгляд на Элизабет, которая стояла в центре тройки. И тут же ее несколько озадаченное лицо озарилось сияющей улыбкой. Протянув к ней полные руки, она радостно воскликнула с сочным лондонским акцентом:
— Я тотчас тебя признала! Ну вылитая покойница-мать… И после стольких лет пришла проведать старую тетушку Хокс!
Она заключила ее в благоухавшие пачулями объятия, затем, отступив на шаг, снова принялась ее разглядывать.
— Ну вылитая мать! Ты ведь была совсем крошкой, когда тебя забрали, а теперь совсем взрослая! Столько же было твоей бедной матери — Боже, упокой ее душу… — Достав из квадратного выреза белоснежный платочек, она промокнула им глаза и громко высморкалась. — Когда позвонили из департамента, меня чуть удар не хватил. Подумать только, сколько лет пролетело! Но входите же, входите… в ногах правды нет.
Она широко распахнула дверь. Когда она посмотрела на Дэва, в ее глазах зажегся живой интерес.
— Твой муж?
— Нет, приятель, — смущенно ответила Элизабет.
— Пусть входит… Поглядим на него поближе. А вы, выходит, приятельница? — спросила она Касс, которой оставалось только молча кивнуть головой. — Заходите, заходите. У меня чайник давно на плите.
— Только после вас, — Дэв одарил миссис Хокс такой улыбкой, что та смущенно зарделась. Миновав тесную квадратную прихожую, они оказались в просторной гостиной с окнами на обе стороны и дверью на кухню. Она была заставлена тяжелой эдвардианской мебелью, среди которой возвышался гигантский буфет с бесчисленными вазочками, картинками, чашками и статуэтками. Посередине комнаты, несмотря на ранний час, стоял накрытый для торжественного чаепития стол.
Взяв с электрического камина очки, миссис Хокс снова принялась разглядывать Элизабет, точно должна была удостовериться в увиденном.
— Подумать только, — размышляла она вслух. — После стольких лет! Но я рада тебя видеть… Я часто вспоминала о тебе и твоей бедной матери. Сиди, сиди!
Еще успеешь находиться. Я только заварю чай. — Она вперевалку прошла на кухню, но и оттуда доносился ее голос. — Ко мне не часто заходят гости. Не то что на старой улице, хотя ты, верно, не помнишь. Но раз уж ты ко мне зашла, после стольких-то лет, значит, хоть что-нибудь да осталось в памяти. Тот человек из департамента сказал, что ты жила за границей.
Элизабет прокашлялась и хрипло сказала: «Да», затем, подумав, что, быть может, миссис Хокс ее не слышит, повторила: «Да».
— Я думала, ты исчезла с лица земли, когда мисс Келлер увела тебя с собой.
Элизабет уселась на краешек зеленого плюшевого кресла с наброшенной на спинку бежевой шелковой салфеткой. Касс с ошарашенным видом опустилась на такой же диван, а Дэв остался стоять, с любопытством разглядывая набитую вещами комнату.
На стенах с ярко-розовыми обоями висели грязно-бурые изображения жеманных эдвардианских нимф.
В углу располагалась этажерка с комнатными цветами в зеленых глазированных горшках, у двери — горка с остатками того, что некогда считалось «лучшим» фарфором, такая же посуда стояла на столе, от одного взгляда на который Касс выпрямилась и сделала стойку. Блестящий красный нейлоновый ковер, почти такой же яркий, как платье миссис Хокс, гармонировал с искусственными занавесками, висевшим поверх других, из ноттингемских кружев.
Голос миссис Хокс доносился сквозь шум льющейся воды.
— После того, как тебя забрали, я ничего о тебе не слышала… хотя я просила мисс Келлер сообщить нам…
Но мы так и не дождались никаких известий, ну ни словечка..
Она вернулась в комнату с чайником, на котором восседала кукла в виде китаянки в большой узорчатой шляпе.
— Давайте-ка попьем чайку, — предложила миссис Хокс, — из моего праздничного сервиза на праздничной скатерти… Ее вышила для меня твоя мать. Редкая была мастерица.
— Можно мне взглянуть? — тут же спросила Касс.
Миссис Хокс метнула на нее острый взгляд.
— Вы американка?
— Да.
— Смотрите на здоровье, — фыркнула миссис Хокс, — но эта скатерть не продается.
Касс подошла к столу, подняла угол густо вышитого Дамаска и, внимательно разглядывая тонкую работу, сказала:
— Да, никакого сомнения. Это вышивала Хелен.
Миссис Хокс остолбенела.
— Вы знали ее мать?
— Да. Очень хорошо.
— Ну надо же! И ни одна душа не приходила ее проведать — конечно, если не считать мисс Келлер.
— Мы… потеряли связь, — нашлась Касс.
— Слава Богу, вы установили связь со мной! — счастливо воскликнула миссис Хокс, обращаясь к Элизабет. — Ведь ты рассталась с нами совсем крошкой.
В жизни не забуду того дня, — мрачно прибавила она. — Когда мисс Келлер прямо с порога сказала мне, что твоя бедная мать попала под автобус, у меня все внутри оборвалось. А ты… бедная крошка! Как же ты убивалась!
Никак не могла успокоиться, когда твоя мама не пришла домой с мисс Келлер, как обычно. Никогда, ни до, ни после, я не видела ребенка в таком отчаянии. Господи, как же ты кричала и плакала… Никто не мог тебя успокоить. Понимаешь, вы были неразлучны, ты и твоя мама. Ты обожала ее, а она — тебя, вот так-то… она всегда называла тебя «мое сокровище». — Платочек вновь был извлечен на свет. — Она была настоящая леди. Как только Хокс ее увидел, он сразу мне сказал: «Вот настоящая леди, которая попала в беду». Она ведь привыкла совсем к другому, и ей туго приходилось. Но ни слова упрека… Такая молодая и уже вдова. Муж не вернулся с войны… вернее, погиб сразу же после. — Платочек был возвращен на обширную грудь. — Ну что ж, прошу к столу.
— Вы столько всего наготовили, — сказал Дав, отодвигая стулья сначала для Касс, а потом для Элизабет. — Мы доставили вам кучу хлопот.
— Какие там хлопоты! Ко мне теперь уже никто не заходит… с тех пор, как умер Хокс.
— Когда это случилось? — участливо спросил Дэв, передавая Касс чашку крепчайшего чая цвета бычьей крови. Касс поглядела на нее с таким ужасом, что Дэву пришлось отвернуться.
— В этом октябре исполнится десять лет. Пошел, как всегда, попить пивка в «Короля Эда». И только поставил кружку на стол, как его не стало… Что, слишком крепко? — спросила она Элизабет, которая застыла, поднеся чашку к губам и закрыв глаза.
— Нет… нет… все хорошо.
Миссис Хокс с восторгом оглядела сидящих за столом.
— Чудесный денек, должна я вам сказать. Я просто обожаю гостей и до смерти рада видеть мою маленькую Элизабет… Аж голова идет кругом. Ее друзья — мои друзья… хотя я даже не знаю, как вас зовут.
— Простите, — спохватился Дэв. — Это Касс ван Доорен, а меня звать Дэв Локлин.
— Очень приятно, — ответила миссис Хокс. — Вы ирландец?
— Да.
— Я так и решила. По глазам. — Миссис Хокс хихикнула и, пытаясь скрыть смущение, протянула ему тарелку с толсто намазанной маслом пшеничной лепешкой. — Совсем свеженькая. Я испекла ее пять минут назад.
— Благодарю вас. — Он откусил кусок. — Вкусно.
— Я всегда хорошо готовила, — заметила миссис Хокс с наивной гордостью. — Выучилась, когда была в прислугах. — Она откусила от своей лепешки. — А теперь расскажи-ка мне, что было до того, как ты надумала меня отыскать. Где ты жила все это время?
Элизабет, которая слушала, затаив дыхание, ответила:
— Меня поместили в приют.
Миссис Хокс едва не подавилась лепешкой.
— Как в приют? Быть того не может! Что это им вздумалось? Я бы за тобой присматривала… Я так и сказала мисс Келлер. Конечно, у твоей бедной матери никого не было, но в приют! — Миссис Хокс была потрясена до глубины души. — И сколько ты там пробыла?
— До шестнадцати лет.
— А где был приют?
— В Кенте.
— И нам ничего не сообщили, — обиженно произнесла она, — я и понятия не имела, где тебя искать. — Миссис Хокс покачала головой. — Я сразу почувствовала, что здесь что-то неладно. Так и сказала Хоксу, когда нас даже не пригласили на похороны. Когда ты появилась в нашем доме, тебе и полутора месяцев не было. Мы с Хоксом души в тебе не чаяли, возились как с родной, своих-то детей у нас не было, все до единого рождались мертвыми… Женские неприятности, — деликатно пояснила она Дэву, который сочувственно кивнул. — И никто нам даже слова не сказал. — Ее грудь возмущенно вздымалась. — «Это их личное дело», — сказала мисс Келлер. Она намекала, что я и Хокс им не подходим. Но твоя мать была не такой! Она была настоящей леди и со всеми обходилась одинаково. Ни разу нам не задолжала за квартиру. И все, что зарабатывала, тратила на тебя. Она одевала тебя, как принцессу, и каждый день до блеска расчесывала щеткой твои длинные золотые волосы. Всегда покупала тебе все самое лучшее — в «Харротс» или «Либертиз». Она приносила из мастерской материал и шила платья, которые стоили больших денег, и все до последнего пенса тратила на тебя. Она подарила мне как-то раз на Рождество чудесное платье из настоящего бархата. Она сшила его из куска, что остался от платья одной леди, — один этот кусок стоил больше ста фунтов! Этим она и зарабатывала на жизнь: шила платья для магазина где-то на Бонд-стрит.
— А как назывался магазин? — словно невзначай спросил Дэв.
— Как-то по-иностранному. Я никогда не могла верно выговорить его название. Что-то вроде «Мезон Ребу». Твоя мать выполняла там ручную вышивку и сложные швы. У нее были золотые руки. Однажды она принесла домой кусочки меха и сшила для твоих крошечных ручек замечательные рукавички с бархатными отворотами. Ты в них была настоящая принцесса.
Миссис Хокс снова вытерла глаза.
— Вы, вероятно, очень расстроились, услыхав о несчастном случае? — тактично напомнил Дэв.
— Еще бы! Она ушла из дома, как всегда, без четверти восемь. А в четверть седьмого вечера я уже места себе не находила. Вы понимаете, она не приехала на автобусе, который мы всегда встречали, — пояснила она. — Я и Элизабет. Хокс возвращался домой сразу после пяти, а твоя мать приезжала на автобусе около пяти минут седьмого. Поэтому я успевала накормить его обедом, а потом мы отправлялись с тобой на остановку.
Так вот, мы дождались следующего автобуса, но там ее тоже не было. И тогда я стала беспокоиться. В семь часов я не знала, что и думать. Потом пришла мисс Келлер. — Грудь миссис Хокс опять начала вздыматься. — Но отдать тебя в приют! Нет, это не дело! Если б я только знала!
— А мисс Келлер была близкой подругой Хелен? — с интересом спросил Дэв.
— Мисс Келлер и привела их обеих ко мне. Вы понимаете, с Хоксом произошел на стройке несчастный случай, нам понадобились деньги, вот я и решила взять жильцов. У нас была лишняя спальня, и я повесила объявление в окошке у рекламного агента, и вскоре звонит мисс Келлер и спрашивает, согласна ли я приютить молодую вдову с ребенком. Согласна, если они будут платить, говорю я. Три фунта стерлингов в неделю на всем готовом. Она и привела их на следующий день, и мы прожили вместе пять лет.
— То есть до 1952 года? — уточнил Дэв.
— Верно. В тот год скончался старый король… в том самом месяце. В феврале. — Миссис Хокс тяжело вздохнула. — Все случилось так неожиданно. — Она грустно покачала головой. — Может быть, хотите еще чаю?
— Благодарю, — сказал Дэв. — Ваш чай напомнил мне о доме.
— Спасибо, мне больше не надо, — поспешно ответила Касс, но Элизабет передала ее чашку миссис Хокс.
— Возьми кусок торта, Элизабет, — предложила миссис Хокс. — Это твой любимый. Когда ты была маленькая, ты просто обожала розовую глазурь. Помнишь, я всегда давала тебе облизать миску?
Словно под гипнозом, Элизабет протянула руку к розовому торту.
— Так, значит, вы были знакомы с ее матерью, — приветливо обратилась к Касс миссис Хокс. — Она была настоящей леди, ведь так?
— Да, — ответила Касс, — настоящей леди.
— А я что говорила! — Затем осторожно спросила:
— Видно, ее семья отказалась от нее?
— Да.
Миссис Хокс прищелкнула языком.
— Я так и думала. Когда она только к нам пришла, она плакала по ночам. Но никому не показывала своих слез. Никогда. Она была гордая. — Миссис Хокс жадно сделала глоток. — А что, ее муж был ей не ровня?
— Да. Ее семья… была против…
— Как же это мерзко, вот что я вам скажу! Она, бедняжка, словно пряталась от кого-то… все время сидела одна, никуда не выходила, разве только погулять с малышкой. Каждый вечер шла с работы прямо домой и проводила с тобой все свободное время… Она тобой страшно гордилась… можно подумать, что раньше ни у кого на свете и детей-то не было. — Миссис Хокс грустно улыбнулась. — Ее единственной подругой была мисс Келлер.
— И часто она приходила? — спросил Дэв.
— Каждый четверг. Вечером. Точно, как часы, и всегда приносила что-нибудь для малышки. Что и говорить, ближе нее у вас никого не было. Это она устроила твою мать на работу… Она по-своему очень любила твою мать. Та часто мне говорила: «Не знаю, что бы я делала без Мэрион…» Поэтому я и позволила ей увести тебя от нас… К тому же мы были просто квартирными хозяевами, хотя и считали вас родными… Но если бы я знала, что тебя отдадут в приют, я бы пошла в суд, честное слово!
Чашка Касс со стуком опустилась на стол.
— Еще чаю? — предложила миссис Хокс. И когда Касс отказалась, воинственно спросила:
— А где вы были, когда все это случилось?
— В… в Америке, — ответила Касс. — Я не имела представления, где она находится.
Миссис Хокс фыркнула.
— Она… исчезла, — пролепетала Касс.
— А вы бы поискали!
— Но я не знала, где…
— Ну хорошо, — миссис Хокс немного смягчилась. — Насколько я понимаю, ее могущественная семья не стала бы искать ее в Камден-Тауне, верно? Вот почему мисс Келлер привела ее к нам!
— И к ней никто не заходил?
— Ни одна живая душа!
Миссис Хокс снова указала на торт.
— Ешьте! Я люблю, чтобы тарелка была чистой!
— Наверное, у вас сохранились старые фотографии? — спросил Дэв с неподдельным интересом.
— Ну конечно! Я их смотрела как раз незадолго до вашего прихода.
Она поднялась, подошла к буфету, открыла один из ящиков и достала оттуда старинную коробку из-под шоколада с откидывающейся крышкой и подносом внутри.
— Это любительские фотографии, кроме одной — там вы сняты вдвоем на твой первый день рождения… она пошла с тобой к Джерому на Хай-стрит. Это я ее упросила.
Миссис Хокс протянула потертую восьмидюймовую квадратную фотографию, наклеенную на бежевый картон. Элизабет осторожно ее взяла, а Касс и Дэв склонились, глядя ей через плечо. Хелен Темпест сидела с ребенком на коленях — очаровательной маленькой девочкой с большими изумленными глазами и короной светлых шелковых волос, пухленькой, с ямочками на щеках, в дорогом вышитом платье с гофрировкой на шее и рукавах.
Миссис Хокс, удивленная их затянувшимся молчанием, с вызовом сказала:
— Прекрасный снимок.
Касс глядела на сияющее лицо Хелен, которая склонилась над своим ребенком с выражением мадонны Мемлинга.
— Да, — хрипло повторила она. — Прекрасный.
Дэв взял фотографию из дрожащих рук Элизабет и перевернул ее. На обороте почерком Хелен было написано: «Элизабет в свой первый день рождения. 1 января 1948».
— Она сшила тебе платьице сама. Из чистого шелка, каждую складочку заложила своими руками… Ты была в нем просто как картинка. Вот почему мы решили сделать хорошую фотографию, — пояснила миссис Хокс.
Взяв карточку у Дэва, Касс принялась разглядывать ее печальными, чуть виноватыми глазами.
— Она здесь выглядит такой счастливой, — сказала она сдавленным голосом.
— Она и была счастливой! — возмутилась миссис Хокс, выбирая из пачки любительские снимки. — Тут разные фотографии, снятые там и сям… вот они во дворе, а вот Хокс.
Крепкий лысый мужчина в полосатой рубашке и подтяжках, смеясь, глядел на сидевшую у него на плечах Элизабет, которая, похоже, визжала от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Когда? — спросила Касс.
— Сейчас.
Поставив чашку на стол, Касс потянулась за видавшей виды норковой шубой.
— Тогда чего мы медлим?
Хитвью-кор оказался одной из трех блочных башен, построенных из бетонных, вылинявших от непогоды плит. Балконы были в потеках, стены в подъезде испещрены надписями, на полу мусор, воздух пропитан застаревшим запахом мочи и сигарет. Обшитый изнутри металлом лифт напоминал гроб, а запах заставил Касс заткнуть нос и встать в самый центр заплеванного пола, подобрав полы шубы.
Под номером 137 значилась черная плоская дверь с блестящим медным молоточком и табличкой с надписью: ХОКС. Над ними был маленький дверной глазок.
Когда Элизабет протянула руку к двери, Дэв спросил:
«Все в порядке?» Она кивнула и громко постучала.
Через некоторое время за дверью раздались тяжелые шаги. Затем наступила тишина, и они поняли, что их изучают в глазок. Послышался лязг задвижек и цепочек, и дверь наконец распахнулась, явив их взгляду грузную старую леди с седыми кудряшками и в ядовито-красном платье. Свисавшие с ушей миниатюрные люстры были под стать фальшивому бриллиантовому ожерелью. Она подозрительно изучала их светло-карими глазами, пока не перевела взгляд на Элизабет, которая стояла в центре тройки. И тут же ее несколько озадаченное лицо озарилось сияющей улыбкой. Протянув к ней полные руки, она радостно воскликнула с сочным лондонским акцентом:
— Я тотчас тебя признала! Ну вылитая покойница-мать… И после стольких лет пришла проведать старую тетушку Хокс!
Она заключила ее в благоухавшие пачулями объятия, затем, отступив на шаг, снова принялась ее разглядывать.
— Ну вылитая мать! Ты ведь была совсем крошкой, когда тебя забрали, а теперь совсем взрослая! Столько же было твоей бедной матери — Боже, упокой ее душу… — Достав из квадратного выреза белоснежный платочек, она промокнула им глаза и громко высморкалась. — Когда позвонили из департамента, меня чуть удар не хватил. Подумать только, сколько лет пролетело! Но входите же, входите… в ногах правды нет.
Она широко распахнула дверь. Когда она посмотрела на Дэва, в ее глазах зажегся живой интерес.
— Твой муж?
— Нет, приятель, — смущенно ответила Элизабет.
— Пусть входит… Поглядим на него поближе. А вы, выходит, приятельница? — спросила она Касс, которой оставалось только молча кивнуть головой. — Заходите, заходите. У меня чайник давно на плите.
— Только после вас, — Дэв одарил миссис Хокс такой улыбкой, что та смущенно зарделась. Миновав тесную квадратную прихожую, они оказались в просторной гостиной с окнами на обе стороны и дверью на кухню. Она была заставлена тяжелой эдвардианской мебелью, среди которой возвышался гигантский буфет с бесчисленными вазочками, картинками, чашками и статуэтками. Посередине комнаты, несмотря на ранний час, стоял накрытый для торжественного чаепития стол.
Взяв с электрического камина очки, миссис Хокс снова принялась разглядывать Элизабет, точно должна была удостовериться в увиденном.
— Подумать только, — размышляла она вслух. — После стольких лет! Но я рада тебя видеть… Я часто вспоминала о тебе и твоей бедной матери. Сиди, сиди!
Еще успеешь находиться. Я только заварю чай. — Она вперевалку прошла на кухню, но и оттуда доносился ее голос. — Ко мне не часто заходят гости. Не то что на старой улице, хотя ты, верно, не помнишь. Но раз уж ты ко мне зашла, после стольких-то лет, значит, хоть что-нибудь да осталось в памяти. Тот человек из департамента сказал, что ты жила за границей.
Элизабет прокашлялась и хрипло сказала: «Да», затем, подумав, что, быть может, миссис Хокс ее не слышит, повторила: «Да».
— Я думала, ты исчезла с лица земли, когда мисс Келлер увела тебя с собой.
Элизабет уселась на краешек зеленого плюшевого кресла с наброшенной на спинку бежевой шелковой салфеткой. Касс с ошарашенным видом опустилась на такой же диван, а Дэв остался стоять, с любопытством разглядывая набитую вещами комнату.
На стенах с ярко-розовыми обоями висели грязно-бурые изображения жеманных эдвардианских нимф.
В углу располагалась этажерка с комнатными цветами в зеленых глазированных горшках, у двери — горка с остатками того, что некогда считалось «лучшим» фарфором, такая же посуда стояла на столе, от одного взгляда на который Касс выпрямилась и сделала стойку. Блестящий красный нейлоновый ковер, почти такой же яркий, как платье миссис Хокс, гармонировал с искусственными занавесками, висевшим поверх других, из ноттингемских кружев.
Голос миссис Хокс доносился сквозь шум льющейся воды.
— После того, как тебя забрали, я ничего о тебе не слышала… хотя я просила мисс Келлер сообщить нам…
Но мы так и не дождались никаких известий, ну ни словечка..
Она вернулась в комнату с чайником, на котором восседала кукла в виде китаянки в большой узорчатой шляпе.
— Давайте-ка попьем чайку, — предложила миссис Хокс, — из моего праздничного сервиза на праздничной скатерти… Ее вышила для меня твоя мать. Редкая была мастерица.
— Можно мне взглянуть? — тут же спросила Касс.
Миссис Хокс метнула на нее острый взгляд.
— Вы американка?
— Да.
— Смотрите на здоровье, — фыркнула миссис Хокс, — но эта скатерть не продается.
Касс подошла к столу, подняла угол густо вышитого Дамаска и, внимательно разглядывая тонкую работу, сказала:
— Да, никакого сомнения. Это вышивала Хелен.
Миссис Хокс остолбенела.
— Вы знали ее мать?
— Да. Очень хорошо.
— Ну надо же! И ни одна душа не приходила ее проведать — конечно, если не считать мисс Келлер.
— Мы… потеряли связь, — нашлась Касс.
— Слава Богу, вы установили связь со мной! — счастливо воскликнула миссис Хокс, обращаясь к Элизабет. — Ведь ты рассталась с нами совсем крошкой.
В жизни не забуду того дня, — мрачно прибавила она. — Когда мисс Келлер прямо с порога сказала мне, что твоя бедная мать попала под автобус, у меня все внутри оборвалось. А ты… бедная крошка! Как же ты убивалась!
Никак не могла успокоиться, когда твоя мама не пришла домой с мисс Келлер, как обычно. Никогда, ни до, ни после, я не видела ребенка в таком отчаянии. Господи, как же ты кричала и плакала… Никто не мог тебя успокоить. Понимаешь, вы были неразлучны, ты и твоя мама. Ты обожала ее, а она — тебя, вот так-то… она всегда называла тебя «мое сокровище». — Платочек вновь был извлечен на свет. — Она была настоящая леди. Как только Хокс ее увидел, он сразу мне сказал: «Вот настоящая леди, которая попала в беду». Она ведь привыкла совсем к другому, и ей туго приходилось. Но ни слова упрека… Такая молодая и уже вдова. Муж не вернулся с войны… вернее, погиб сразу же после. — Платочек был возвращен на обширную грудь. — Ну что ж, прошу к столу.
— Вы столько всего наготовили, — сказал Дав, отодвигая стулья сначала для Касс, а потом для Элизабет. — Мы доставили вам кучу хлопот.
— Какие там хлопоты! Ко мне теперь уже никто не заходит… с тех пор, как умер Хокс.
— Когда это случилось? — участливо спросил Дэв, передавая Касс чашку крепчайшего чая цвета бычьей крови. Касс поглядела на нее с таким ужасом, что Дэву пришлось отвернуться.
— В этом октябре исполнится десять лет. Пошел, как всегда, попить пивка в «Короля Эда». И только поставил кружку на стол, как его не стало… Что, слишком крепко? — спросила она Элизабет, которая застыла, поднеся чашку к губам и закрыв глаза.
— Нет… нет… все хорошо.
Миссис Хокс с восторгом оглядела сидящих за столом.
— Чудесный денек, должна я вам сказать. Я просто обожаю гостей и до смерти рада видеть мою маленькую Элизабет… Аж голова идет кругом. Ее друзья — мои друзья… хотя я даже не знаю, как вас зовут.
— Простите, — спохватился Дэв. — Это Касс ван Доорен, а меня звать Дэв Локлин.
— Очень приятно, — ответила миссис Хокс. — Вы ирландец?
— Да.
— Я так и решила. По глазам. — Миссис Хокс хихикнула и, пытаясь скрыть смущение, протянула ему тарелку с толсто намазанной маслом пшеничной лепешкой. — Совсем свеженькая. Я испекла ее пять минут назад.
— Благодарю вас. — Он откусил кусок. — Вкусно.
— Я всегда хорошо готовила, — заметила миссис Хокс с наивной гордостью. — Выучилась, когда была в прислугах. — Она откусила от своей лепешки. — А теперь расскажи-ка мне, что было до того, как ты надумала меня отыскать. Где ты жила все это время?
Элизабет, которая слушала, затаив дыхание, ответила:
— Меня поместили в приют.
Миссис Хокс едва не подавилась лепешкой.
— Как в приют? Быть того не может! Что это им вздумалось? Я бы за тобой присматривала… Я так и сказала мисс Келлер. Конечно, у твоей бедной матери никого не было, но в приют! — Миссис Хокс была потрясена до глубины души. — И сколько ты там пробыла?
— До шестнадцати лет.
— А где был приют?
— В Кенте.
— И нам ничего не сообщили, — обиженно произнесла она, — я и понятия не имела, где тебя искать. — Миссис Хокс покачала головой. — Я сразу почувствовала, что здесь что-то неладно. Так и сказала Хоксу, когда нас даже не пригласили на похороны. Когда ты появилась в нашем доме, тебе и полутора месяцев не было. Мы с Хоксом души в тебе не чаяли, возились как с родной, своих-то детей у нас не было, все до единого рождались мертвыми… Женские неприятности, — деликатно пояснила она Дэву, который сочувственно кивнул. — И никто нам даже слова не сказал. — Ее грудь возмущенно вздымалась. — «Это их личное дело», — сказала мисс Келлер. Она намекала, что я и Хокс им не подходим. Но твоя мать была не такой! Она была настоящей леди и со всеми обходилась одинаково. Ни разу нам не задолжала за квартиру. И все, что зарабатывала, тратила на тебя. Она одевала тебя, как принцессу, и каждый день до блеска расчесывала щеткой твои длинные золотые волосы. Всегда покупала тебе все самое лучшее — в «Харротс» или «Либертиз». Она приносила из мастерской материал и шила платья, которые стоили больших денег, и все до последнего пенса тратила на тебя. Она подарила мне как-то раз на Рождество чудесное платье из настоящего бархата. Она сшила его из куска, что остался от платья одной леди, — один этот кусок стоил больше ста фунтов! Этим она и зарабатывала на жизнь: шила платья для магазина где-то на Бонд-стрит.
— А как назывался магазин? — словно невзначай спросил Дэв.
— Как-то по-иностранному. Я никогда не могла верно выговорить его название. Что-то вроде «Мезон Ребу». Твоя мать выполняла там ручную вышивку и сложные швы. У нее были золотые руки. Однажды она принесла домой кусочки меха и сшила для твоих крошечных ручек замечательные рукавички с бархатными отворотами. Ты в них была настоящая принцесса.
Миссис Хокс снова вытерла глаза.
— Вы, вероятно, очень расстроились, услыхав о несчастном случае? — тактично напомнил Дэв.
— Еще бы! Она ушла из дома, как всегда, без четверти восемь. А в четверть седьмого вечера я уже места себе не находила. Вы понимаете, она не приехала на автобусе, который мы всегда встречали, — пояснила она. — Я и Элизабет. Хокс возвращался домой сразу после пяти, а твоя мать приезжала на автобусе около пяти минут седьмого. Поэтому я успевала накормить его обедом, а потом мы отправлялись с тобой на остановку.
Так вот, мы дождались следующего автобуса, но там ее тоже не было. И тогда я стала беспокоиться. В семь часов я не знала, что и думать. Потом пришла мисс Келлер. — Грудь миссис Хокс опять начала вздыматься. — Но отдать тебя в приют! Нет, это не дело! Если б я только знала!
— А мисс Келлер была близкой подругой Хелен? — с интересом спросил Дэв.
— Мисс Келлер и привела их обеих ко мне. Вы понимаете, с Хоксом произошел на стройке несчастный случай, нам понадобились деньги, вот я и решила взять жильцов. У нас была лишняя спальня, и я повесила объявление в окошке у рекламного агента, и вскоре звонит мисс Келлер и спрашивает, согласна ли я приютить молодую вдову с ребенком. Согласна, если они будут платить, говорю я. Три фунта стерлингов в неделю на всем готовом. Она и привела их на следующий день, и мы прожили вместе пять лет.
— То есть до 1952 года? — уточнил Дэв.
— Верно. В тот год скончался старый король… в том самом месяце. В феврале. — Миссис Хокс тяжело вздохнула. — Все случилось так неожиданно. — Она грустно покачала головой. — Может быть, хотите еще чаю?
— Благодарю, — сказал Дэв. — Ваш чай напомнил мне о доме.
— Спасибо, мне больше не надо, — поспешно ответила Касс, но Элизабет передала ее чашку миссис Хокс.
— Возьми кусок торта, Элизабет, — предложила миссис Хокс. — Это твой любимый. Когда ты была маленькая, ты просто обожала розовую глазурь. Помнишь, я всегда давала тебе облизать миску?
Словно под гипнозом, Элизабет протянула руку к розовому торту.
— Так, значит, вы были знакомы с ее матерью, — приветливо обратилась к Касс миссис Хокс. — Она была настоящей леди, ведь так?
— Да, — ответила Касс, — настоящей леди.
— А я что говорила! — Затем осторожно спросила:
— Видно, ее семья отказалась от нее?
— Да.
Миссис Хокс прищелкнула языком.
— Я так и думала. Когда она только к нам пришла, она плакала по ночам. Но никому не показывала своих слез. Никогда. Она была гордая. — Миссис Хокс жадно сделала глоток. — А что, ее муж был ей не ровня?
— Да. Ее семья… была против…
— Как же это мерзко, вот что я вам скажу! Она, бедняжка, словно пряталась от кого-то… все время сидела одна, никуда не выходила, разве только погулять с малышкой. Каждый вечер шла с работы прямо домой и проводила с тобой все свободное время… Она тобой страшно гордилась… можно подумать, что раньше ни у кого на свете и детей-то не было. — Миссис Хокс грустно улыбнулась. — Ее единственной подругой была мисс Келлер.
— И часто она приходила? — спросил Дэв.
— Каждый четверг. Вечером. Точно, как часы, и всегда приносила что-нибудь для малышки. Что и говорить, ближе нее у вас никого не было. Это она устроила твою мать на работу… Она по-своему очень любила твою мать. Та часто мне говорила: «Не знаю, что бы я делала без Мэрион…» Поэтому я и позволила ей увести тебя от нас… К тому же мы были просто квартирными хозяевами, хотя и считали вас родными… Но если бы я знала, что тебя отдадут в приют, я бы пошла в суд, честное слово!
Чашка Касс со стуком опустилась на стол.
— Еще чаю? — предложила миссис Хокс. И когда Касс отказалась, воинственно спросила:
— А где вы были, когда все это случилось?
— В… в Америке, — ответила Касс. — Я не имела представления, где она находится.
Миссис Хокс фыркнула.
— Она… исчезла, — пролепетала Касс.
— А вы бы поискали!
— Но я не знала, где…
— Ну хорошо, — миссис Хокс немного смягчилась. — Насколько я понимаю, ее могущественная семья не стала бы искать ее в Камден-Тауне, верно? Вот почему мисс Келлер привела ее к нам!
— И к ней никто не заходил?
— Ни одна живая душа!
Миссис Хокс снова указала на торт.
— Ешьте! Я люблю, чтобы тарелка была чистой!
— Наверное, у вас сохранились старые фотографии? — спросил Дэв с неподдельным интересом.
— Ну конечно! Я их смотрела как раз незадолго до вашего прихода.
Она поднялась, подошла к буфету, открыла один из ящиков и достала оттуда старинную коробку из-под шоколада с откидывающейся крышкой и подносом внутри.
— Это любительские фотографии, кроме одной — там вы сняты вдвоем на твой первый день рождения… она пошла с тобой к Джерому на Хай-стрит. Это я ее упросила.
Миссис Хокс протянула потертую восьмидюймовую квадратную фотографию, наклеенную на бежевый картон. Элизабет осторожно ее взяла, а Касс и Дэв склонились, глядя ей через плечо. Хелен Темпест сидела с ребенком на коленях — очаровательной маленькой девочкой с большими изумленными глазами и короной светлых шелковых волос, пухленькой, с ямочками на щеках, в дорогом вышитом платье с гофрировкой на шее и рукавах.
Миссис Хокс, удивленная их затянувшимся молчанием, с вызовом сказала:
— Прекрасный снимок.
Касс глядела на сияющее лицо Хелен, которая склонилась над своим ребенком с выражением мадонны Мемлинга.
— Да, — хрипло повторила она. — Прекрасный.
Дэв взял фотографию из дрожащих рук Элизабет и перевернул ее. На обороте почерком Хелен было написано: «Элизабет в свой первый день рождения. 1 января 1948».
— Она сшила тебе платьице сама. Из чистого шелка, каждую складочку заложила своими руками… Ты была в нем просто как картинка. Вот почему мы решили сделать хорошую фотографию, — пояснила миссис Хокс.
Взяв карточку у Дэва, Касс принялась разглядывать ее печальными, чуть виноватыми глазами.
— Она здесь выглядит такой счастливой, — сказала она сдавленным голосом.
— Она и была счастливой! — возмутилась миссис Хокс, выбирая из пачки любительские снимки. — Тут разные фотографии, снятые там и сям… вот они во дворе, а вот Хокс.
Крепкий лысый мужчина в полосатой рубашке и подтяжках, смеясь, глядел на сидевшую у него на плечах Элизабет, которая, похоже, визжала от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52