Поэтому будь с ним поделикатнее.– Если он согласится заплатить то, что прошу я, буду податливее воска.– Это будет незабываемый день!– День этот уже наступил, но, чтобы еще больше подстраховать себя, я должен начать его правильно...Он протянул к ней руки.– А у нас хватит времени? – практично заметила Роз.– Я должен быть там во второй половине дня. Сначала мы будем долго и нудно рядиться, потом сделаем перерыв на ленч, потом будем рядиться дальше. Если хочешь, чтобы я был само благоразумие, ты должна помочь мне, создав соответствующий умственный настрой...– Не говоря уже о телесном...Но, произнося это, Роз уже сбрасывала с себя халат.Он уже ждал ее в постели. С невероятной быстротой пенис его был готов к ней, и то, что он им вытворял, буквально завораживало и притягивало к нему Роз. Сама этим пораженная, она вдруг обнаруживала в себе страсть, о существовании которой даже не подозревала. Когда его длинные пальцы проникли вглубь того места, где вскоре ожидался и он сам, она привычно ощутила, как внутри нее все словно растаяло, растворилось в огне, который он зажег в ней. Эротическую игру он начинал неторопливо, не спеша, намеренно растягивая ее во времени, пока она не взмокала и едва не теряла голову от исступленного желания, и, когда он чувствовал, что еще секунда, и она не выдержит более накала страсти, он быстрым и ловким движением менял положение их тел, сам оказываясь внизу на спине, оставляя ее сверху на нем, словно всадника на коне, входя в нее так глубоко, что она чувствовала, как он давит ей на шейку матки.Его руки, лежа на ее бедрах, направляли ее движения: то прямолинейные вверх и вниз, то боковые из стороны в сторону, то круговые, упоительно замедленные или до безумия быстрые. Едва она склонялась к нему, изнемогая от его добела раскаленной твердости внутри себя, как его губы и язык начинали подергивать ее напряженные, выпрямленные, розовые, чрезвычайно чувствительные соски, и тогда волны двойного блаженства накрывали ее с головой. Все убыстряющийся темп ее надрывного и прерывистого дыхания, по мере того как один ее неистовый оргазм сменялся другим, еще более мощным, служил отличным показателем ее состояния, своей чувственностью разжигая и его чувства и побуждая его на новые эротичесние подвиги, пока наконец после очередного неистового оргазма с закрытыми глазами и широко открытым ртом, выгнувшись, как туго натянутый лук, она не застывала на месте. Голосовые связки ее напрягались, из горла рвался крик, нечто среднее между стоном и воплем, и только тогда он позволял наконец расслабиться и себе.В изнеможении, переплетясь телами, некоторое время они оставались неподвижными, пока к ним не возвращалось нормальное дыхание и неизбывная энергия Питера – феноменальная для мужчин его возраста – не срывала его с кровати.– Ну-ка, покажите мне этих страшных драконов! Сегодня никто и ничто не в силах устоять против меня! – драматично провозгласил он.– Надеюсь, ты все же не забудешь мне позвонить? – смеясь, напомнила ему Роз.Ей тоже очень хотелось, чтобы ему повезло. Это был уже четвертый издатель, и, возможно, последний. Ему бы попридержать свой язык, не говорить с ними таким тоном, словно они были круглыми идиотами, хоть немного унять гордыню и пойти на определенные уступки. Но увы! Когда речь шла об искусстве, поблажек он не делал никому.– Я позвоню тебе, как только у меня будет что сказать. Только не знаю, когда сумею это сделать. Может быть, сразу же, поскольку у нас сначала будет ленч, который, вероятнее всего, перейдет в обед. Но в любом случае, ты будешь первая, кто обо всем узнает.Когда Роз вернулась из Беркли, на автоответчике от него ничего не оказалось. Но это ее не обеспокоило – было только четыре часа.Она подождала до семи и села обедать одна. Видно, тот еще там идет разговор, уныло подумала она. Хорошо, что завтра суббота: занятий нет и можно расслабиться. Если он придет в растрепанных чувствах – что вполне вероятно, если он все же не продаст свою книгу, – она напоит его черным кофе и уложит спать. Если же притащится мрачный и угрюмый, возьмет его за руку, разгладит морщины на его челе и попытается мягко вывести из глубин отчаяния.Она так и заснула, сидя в кресле, а проснулась от того, что натерла себе шею в том месте, где из-под головы выскользнула подушка. Потирая шею и распрямляя затекшие плечи, она увидела, что уже утро, восемь часов. Если она вдруг проспала его звонок, то не страшно, можно проверить по автоответчику. Но там опять ничего не было.Он все-таки сумел продать ее, подумала она обрадованно. Продал и на радостях надрался, а теперь наверняка где-нибудь отсыпается. Сгоряча она хотела было позвонить в отель «Марк Хопкинс», где остановился нью-йоркский издатель, но потом передумала. Питеру очень не нравилось, когда ему устраивали проверки. Либо ты полностью доверяешь мне, либо нет, заявил он ей еще в самом начале их романа.Из-за его работы им приходилось вести себя очень осмотрительно: на факультете существовала определенная группа людей, ненавидевших как его самого, так и его идеи. Именно по этой причине в университете он и Роз вели себя как профессор и его студентка, хотя он во всеуслышание и объявлял ее своей «звездой».Даже сейчас, по истечении трех лет, и намека не было о ночах, которые он проводил в постели Розалинды. У нее была репутация высокомерной особы – она не входила ни в какие клубы и студенческие объединения, в Сан-Франциско он жил на противоположной стороне залива, вел замкнутый образ жизни, к которому Беркли не имел никакого отношения, и никто не догадывался об истинном характере их отношений. Помешанный на осторожности и осмотрительности, Питер не успокоился, пока не выяснил, кто были их соседи, не было ли у них каких-либо связей с Беркли, не интересовались ли они Роз или им лично. Отрицательные ответы на каждый из этих вопросов наконец успокоили его, хотя Роз пришлось здорово повозиться, пока она отыскала подходящий домик, спрятанный в глубине холмов так, что без труда можно было заметить любого, кто направлялся в их сторону. Тогда ей пришлось на полную катушку использовать все свое ангельское терпение, как сказала бы ее первая няня-англичанка.Она позавтракала, навела в доме порядок, как обычно по субботам, сменила постельное белье, а грязное отправила в стиральную машину. В одиннадцать часов сварила себе кофе и выпила его, стоя у телефона: соблазн позвонить в «Марк Хопкинс» был огромным, но его запреты оказались сильнее.В одиннадцать тридцать зазвонил телефон. Она быстро схватила трубку, хотела закричать в нее: «Питер, ну наконец-то! Где же тебя черти носят?», но потом сдержалась и сказала спокойно:– Алло.– Роз?– Мерсер? – удивилась Роз. Мерсер Эндрюз была ее сокурсницей, на этом кончалось то единственное, что было у них общим. Типичная зубрила, Мерсер, как и Роз, считаясь одной из лучших студенток факультета, с самого начала стремилась превзойти ее в глазах д-ра Дзандаса. – Чем обязана такому удовольствию? – подозрительно осведомилась Роз.– Значит, ты еще ничего не слышала?– Не слышала чего? Что тебя избрали королевой бала выпускников?– О докторе Дзандасе.У Роз кровь застыла в жилах. Побелевшими и почти недвижимыми губами она все же сумела выговорить:– Что именно о докторе Дзандасе?– Что он мертв.Роз вдруг оказалась прямо в центре огромного мыльного пузыря. Все вокруг сразу померкло и стало тусклым: осталась только давящая тишина замкнутого пространства.– Роз? Ты слышала, что я сказала? Доктор Дзандас мертв... застрелен вчера в Сан-Франциско... его обнаружили в машине на автостоянке у бара в районе Мишэн. Его ограбили, но на полу машины полицейские обнаружили письмо от одного нью-йоркского издателя... кажется, ему удалось все-таки продать им свою книгу о Климте...– А тебе откуда все это известно? – как бы издалека донесся до Роз ее собственный голос.– У Бекки Стин – мы вместе ходили на физкультуру – брат работает в полицейском управлении Сан-Франциско, и именно его машина поехала на этот раз по вызову 911. Когда выяснилось, что убит профессор из Беркли, он, естественно, позвонил своей сестре. А у той варежка вообще никогда не закрывается: и пока она обзванивала всех, чьи телефоны оказались в ее записной книжке, весь университет уже был в курсе дела. – Она помолчала. – Я подумала, что тебе тоже следует знать об этом, ведь ты была его «суперзвездой»...– Когда все это произошло? – Роз сама удивилась собственному спокойствию.– Его обнаружили примерно в два часа ночи – так мне Бекки сказала... Как только она мне это сказала, я решила сразу же позвонить тебе...– Да, – сказала Роз, – конечно.Указательным пальцем левой руки она нажала на клавишу, разъединившую их, дождалась непрерывного гудка и начала набирать номер телефона, потом сообразила, что не знает его.Она позвонила на телефонную станцию и выяснила нужный ей номер. Затем набрала его.Бекки Стин, видимо, дежурила прямо у телефона, потому что трубку сняли мгновенно. Розалинда назвала себя, упомянула Мерсер Эндрюз, а затем спросила, правда ли то, что та ей рассказала. Да, это была правда. Ужасная правда. Питера Дзандаса застрелили прошлой ночью, скорее всего, во время попытки ограбления. В баре, где он недавно выпивал, было так шумно, что выстрела никто не услышал. Труп его обнаружили только тогда, когда один из посетителей бара, сев в свою машину, не смог выехать со стоянки, так как путь ему преградила развернутая поперек его движения другая машина. Выйдя, чтобы выяснить в чем дело, он увидел, как сперва ему показалось, пьяного, уткнувшегося носом в руль. Пулевое отверстие в голове он разглядел потом.Оказавшись в неожиданно значительной роли и исполненная важности, Бекки рассказала, как она сообщила об этому декану, который должен был опознать труп, так как у доктора Дзандаса в Сан-Франциско не оказалось никого из родных, декан в свою очередь, сообщил об этом на факультет и...– Да, спасибо за информацию...Что-то в ее голосе заставило Бекки подавленно пробормотать:– Да, понимаю, я и сама сначала в это не поверила, кто угодно, но только не доктор Дзандас, такой жизнелюбивый, такой добрый, такой...– Да, – сказала Роз, снова очутившись прямо в середине мыльного пузыря, видя, что происходит вокруг, но не чувствуя ничего. Все сознавая, но ничему не веря.– Мерсер говорит, ты была его лучшей студенткой, поэтому, думаю, тебе хуже нас всех. Интересно, кого они поставят на его место? Мерсер говорит, скорее всего это будет старый зануда, профессор Гарднер, в таком случае, говорит Мерсер, она скорее всего куда-нибудь переведется, потому что не собирается корпеть на его занудных лекциях и слушать, что он бубнит себе под нос по бумажке: после блестящих лекций доктора Дзандаса и того, что он...– Да, – снова сказала Роз. – Мне пора идти. Спасибо, что все мне рассказала. Я просто хотела удостовериться...– Я понимаю, что ты чувствуешь. Я говорю своему брату, говорю, слушай, Стив, ты точно уверен...Второй раз за этот час Роз оборвала разговор на полуслове.Она не помнила, как промчались дни, которые она провела, сидя в большом кресле Питера, придвинутом к окну, и бездумно гладя примостившуюся у нее на коленях Расти, мармеладную свою кошку, невидящими глазами глядя прямо перед собой, без еды, без сна, не испытывая ничего, кроме навалившейся на нее пустоты. В полном оцепенении.Теперь она уже ничего не могла сделать, ни ради него, ни для него. Ей оставалось только одно – молчать. Их секрет так навсегда и останется личным их секретом. Каким-то шестым чувством она угадывала, что он хотел бы именно этого.Вездесущая Мерсер, стремясь выяснить, почему Роз перестала ходить на занятия в университет, часто ей звонила, держа ее в курсе всех событий. Декан опознал труп, после чего тело отправили на восток, в Пенсильванию, где должны были похоронить.– Догадайся, кто это сделал? – воркующим голоском спросила Мерсер.– У него, насколько мне известно, живы родители.– Да, но они не приехали. Похоронила его собственная жена.Роз почувствовала, как давешний мыльный пузырь вновь низринул ее в свою вязкую тишину, и только громкое тиканье часов разрушало ее.– Роз? Ты меня слышишь?– Да.Как спокойно она это сказала, с каким самообладанием, хотя эти слова, подобно взрыву бомбы, в мелкие клочья разнесли ее оцепенение. И стало больно.– А я думала, что ты удивишься. До чего же был хитер, а? Никто понятия не имел, что у него есть жена, и не только жена, в придачу еще и двенадцатилетний сын. Ну, как тебе это?Роз ничего не ответила.– Эта безвременная кончина вскрыла целый клубок неприятных вещей. Как, например, его роман со старшекурсницей, когда он только поступил на работу в Беркли. Какая-то богатая дурочка из Пасадены, с которой у него была страстная любовь до гробовой доски, пока она не кончила университет и не уехала в Сорбонну сдавать экзамены на магистра. У нее на берегу океана, недалеко от Кармеля – то ли городка, то ли поселка, – был маленький домик, точно как у тебя в Соселито... надо же, какое совпадение! Женушки тогда тоже не было в помине. А из Пенсильвании ему пришлось уехать тоже из-за какой-то девицы на одном из его курсов. Кто бы мог подумать такое о нашем дорогом профессоре Ку-ку, как ты его окрестила? Уж не знаю, был ли он на самом деле «ку-ку», а вот бабником – точно. Недаром же говорят: внешность обманчива! А он был явно не Роберт Редфорд! – Мерсер вздохнула. – Видимо, во всем повинны это его дьявольское обаяние... и этот его голос. Когда я впервые услышала его, у меня мурашки по телу поползли...Каждой женщине свое, подумала Роз, затем сообразила, что, видимо, сказала это вслух, потому что Мерсер засмеялась и воскликнула:– И еще какое свое! – Роз услышала, как она снова вздохнула в трубке. – Н-да... вдова увезла его в Скрэнтон или куда там еще. Пройдет неделя, и все будет так, будто его вообще не существовало на свете. К тому времени, надеюсь, ты начнешь ходить на занятия?И вот тогда Роз сообразила, что Мерсер, всегда умевшая отлично разгадывать головоломки, нашла недостающую деталь и в этой.– Как и любое действо, жизнь невозможно остановить, – сказала Мерсер.Разочарованная тем, что Роз опять не прореагировала на ее слова, она язвительно добавила:– Во всяком случае, мою жизнь... А что касается твоей – не знаю...– Сука!Роз хотела положить трубку на рычаг, но не смогла этого сделать. Некоторое время негнущимися, бесполезными и бесчувственными пальцами она еще пыталась что-то нащупать, потом просто смахнула телефон на пол. Лицо ее исказилось, из глубин души стал подниматься к горлу звук, подобный рычанию, и когда он достиг ее губ, то сорвался с них диким звериным воем отчаяния и боли. Она нагнулась, подняла с пола телефон и, все еще по-звериному воя, с размаху запустила им в стенку.Неделю спустя, эмоционально опустошенная, она возобновила свои занятия в университете, пережив в полном объеме всю гамму чувств, начиная с горя и кончая злобой. Не в состоянии возвращаться в тишину дома, она часами бесцельно колесила на машине, раскатывая взад и вперед вдоль береговой линии. Затем намеренно стала отыскивать те места, которые были «особенными» для них обоих или, во всяком случае, таковыми казались ей раньше, надавливая этим на больной зуб, пока боль вообще не потеряла для нее всякое значение, думая при этом о возможной или возможных своих предшественницах, которых он, вероятнее всего, тоже привозил в эти места. Ведь, в сущности, он был из тех мужчин, которые во всем стремятся к упорядоченному образу жизни. К примеру, имея жену и сына в Пенсильвании, обзаводятся любовницей в Калифорнии, разделив их расстоянием в строго определенные три тысячи миль.Меня надули и обчистили, думала она. Как последнюю дуру, да еще с моей же помощью. И она собрала все, что напоминало о нем, и выбросила на помойку. Его особый, венский, кофе, чашку, из которой он его пил, книги, которыми он пользовался, – книги были ее, он бдительно следил за тем, чтобы не оставить после себя никаких следов в доме, где прожил почти три года. У нее не было от него никаких подарков – «единственное, что я могу тебе подарить, – это себя». Он мог только брать, как это теперь открылось ей, причем обладал при этом изумительной проницательностью, не искаженной самой пылкой из страстей. Подарки дарила она: одежду, книги, отделанный под перламутр «Ролекс» (никаких дарственных надписей, предупреждал он ее), взятый убийцей вместе с бумажником из телячьей кожи и дорогим портфелем. После уборки не осталось ничего, что свидетельствовало бы о его пребывании здесь, будто и ноги его никогда не было на пороге ее маленького домика. (Его она затем отдала в руки агентства по уборке квартир и домов, вылизавшего все, от основания до крыши, и уничтожившего даже самый запах Дзандаса.)Покончив с уборкой, она напилась до плаксивого состояния, вылакав почти целый кувшин маргаритас, после чего ее вырвало, но зато проснулась она, хотя и ослабевшая, но морально очищенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43