— Разве мальчики вам не сказали, что он открыл врагу потайной ход?
— Аллен и Паркен не уверены, что это был именно он.
— Ну, теперь-то сомневаться не приходится, в бою он окончательно сбросил личину. Как вы могли поверить его раскаянию? Он трус, он просто пытался спастись, все равно как! Останься он в живых, я бы на вашем месте никогда больше не рискнул доверить ему свою жизнь или жизнь своей жены!
— Я польщена. — Эдлин опустила глаза, чтобы скрыть изумление.
— Оставьте, хозяйка, — ответил Уортон с такой кислой миной, будто надкусил лимон. — Не знаю уж, что нашел лорд в такой редкой упрямице, как вы, но я уважаю вас, потому что привык доверять его мнению.
— Однако все же не поверил, когда я сказал, что сэр Линдон искренно раскаялся, — раздраженно бросил Хью.
— Я заранее знал, что вы примете его сторону — старую дружбу так просто не забудешь, — пожал плечами Уортон. — Но он умер, к чему теперь спорить?
Действительно, к чему? Уж не Уортон ли воткнул под ребро Линдону нож? Вполне возможно. Впрочем, хозяин слишком хорошо знал своего слугу, чтобы рассчитывать на его признание.
— Что случилось, то случилось, — примирительно пробормотал Хью. — Я не в силах ничего изменить.
Однако в глубине души он и не хотел ничего менять. Он никогда бы уже не смог верить Линдону, как раньше, и их новые отношения, как бы они ни сложились, были бы им обоим в тягость.
— За исключением излишней доверчивости, в остальном хозяин выше всяких похвал! Он ведь еще до начала битвы с де Монфором умудрился разогнать пол-армии мятежников! Как вам это удалось, хозяин? — хитро прищурившись, спросил Уортон.
Хью не рассердился на него за это подшучивание, напротив, он с радостью воспользовался случаем, чтобы выразить уважение женщине, которую любил.
— Меня научила этому жена.
— Неужели? Когда же это?! — От удивления у Эдлин округлились глаза.
— Милая, — сказал Хью, — увидев, как благодаря своей сообразительности ты дважды одержала верх над гораздо более сильным противником, я решил пойти по твоим стопам!
К ужасу Хью, глаза Эдлин медленно наполнялись слезами.
Она плачет! Он растерялся, ведь ему еще не приходилось иметь дела с плачущими женщинами. Он бы с радостью сбежал, но из-за ранений просто не мог двинуться с места.
— Эй, почему ты плачешь, ведь я, кажется, не сделал тебе ничего плохого. Разве я не признал твою правоту?
— Потому и плачу! — Вытащив из сумки полоску бинта, Эдлин вытерла ею нос. — Теперь мы действительно стали мужем и женой.
— Какие могут быть в этом сомнения? — Попытавшись подняться, Хью почувствовал, что она обнимает его за плечи. — Разве я не пользуюсь каждой возможностью, чтобы уложить тебя в постель?
— Все, все, больше я не желаю вас слушать! — Ричард принялся гудеть, стараясь заглушить их голоса.
— Ну и что? — не обращая на него внимания, спросила Эдлин у Хью.
— Как это «что»?! — искренне удивился Хью, всматриваясь в заплаканное лицо жены.
— Постель не главное!
От этих слов Уортон остолбенел, а Ричард, перестав прикидываться скромником, затих. В комнате повисло неловкое молчание — трое мужчин снисходительно силились вникнуть в этот женский вздор.
— Главное для мужчины и женщины не постель, а любовь, уважение и доверие, — продолжала Эдлин. — Вспомни, Хью, разве ты был счастлив, когда покидал мое ложе в прошлый раз?
— Я затыкаю уши, — громогласно объявил Ричард и осторожно, чтобы не потревожить сломанные ребра, накрыл голову подушкой.
От той ночи в памяти Хью остались только всепоглощающее стремление покорить Эдлин, восторг победы и восхищенное признание ее неодолимой власти над собой.
— Нет, ты не был счастлив, — напомнила Эдлин, — ты злился, требуя вернуть Ричарду подаренную сорочку. Помнишь? Ты был в ярости!
— Ложь! — приподняв подушку, воскликнул отлично все слышавший Ричард. — Не дарил я ей никаких сорочек!
Вот негодник, без всякого стеснения подслушивает! Хью досадливо поморщился, как от скрежета железа по стеклу.
— Заткни-ка уши получше! — в сердцах бросил он.
Осторожно перекатившись на другой край кровати, Ричард опять накрылся с головой. Но сомнительно, чтобы это принесло желаемый результат.
— Сорочку подарил один из ваших людей в благодарность за лечение, и Хью требовал отослать ее назад, — обернувшись в его сторону, объяснила Эдлин.
Из-под одеяла послышался глухой стон, еще раз свидетельствующий об отличном слухе Ричарда.
Эдлин снова повернулась к мужу.
— Когда ты отправлялся в поход, — сказала она, опуская глаза, словно застеснявшаяся девушка, — я хотела отдать ее тебе. Но все вышло совсем не так.
— Зачем? — спросил удивленный Хью, решив, что ему никогда не понять женщин.
— На счастье, как оберег.
Хью вспомнил ее силуэт на фоне утреннего неба с белым флагом в руках.
— Так это и был тот белый флаг, которым ты махала мне вслед? — воскликнул он.
— Белый флаг? — не поняла она.
— Ну, конечно! Весть о том, что ты решила сдаться!
— Я вовсе не собираюсь сдаваться! — упрямо выпятила подбородок Эдлин.
— Зачем же ты тогда махала белым флагом?
Эдлин начала сердиться. Она с досадой откинула со лба непослушную прядь.
— Нет, мне никогда не понять вас, мужчин! Я ведь только что объяснила…
— Что ты хотела мне сказать тогда? — перебил ее Хью, улыбаясь.
— Когда?
— Когда прибежала на стену с этой сорочкой?
Она смутилась, а Хью продолжал улыбаться.
— Ну наконец-то! — мерзко хохотнул Уортон. — Наконец-то она начала соображать, что ей вас не провести, правда, хозяин?
— Заткнись и выметайся! — сердито бросил ему Хью, не отрывая глаз от жены.
— Воля ваша, — пробормотал недовольный слуга и боком, словно краб, сделал несколько шажков к двери.
Тем временем Ричард, перевернувшись в их сторону головой, картинно высунулся из-под одеяла, чтобы получше слышать.
Надо было выставить их обоих вон, но Хью не решался отвести взгляд от Эдлин: она казалась ему нервной и трепетной, как полудикий сокол, — чуть отвлечешься, а птички и след простыл! Эдлин беззвучно пошевелила губами, силясь что-то сказать.
— Я только хотела… — наконец с трудом произнесла она, — просить тебя поберечься.
— Почему? Ты же не знала в замужестве ничего, кроме страданий. Разве моя смерть не принесла бы тебе облегчения? — спросил Хью, решив про себя, что мужчина все-таки в состоянии понять женщину, если хорошенько постарается и проживет для этого достаточно долго.
Зачем-то вытащив из сумки спутанные бинты, Эдлин принялась их аккуратно сматывать.
— Я никому не желаю зла, — ответила она, глядя в сторону.
Он с горестным видом потер сломанную ключицу.
— Напрасно надеешься меня обмануть, притворяясь, что тебе ужас как больно, — подняв на него глаза, заметила Эдлин. — Я знаю, чего ты добиваешься.
— Чего? — Он осторожно ощупал лицо, все в синяках и корках подсохших ран.
Ее руки заработали быстрее.
— Чтобы я тебя пожалела и сказала то, что собиралась сказать тогда.
— Зачем же ты упрямишься теперь, если была готова сделать это еще тогда?
— Тогда я боялась, что тебя убьют, а сейчас…
Нащупав особенно болезненный синяк, Хью поморщился.
— Сейчас я сама готова тебя убить! — выпалила она.
Он сделал совершенно несчастное лицо.
— Ну ладно, — наконец сдалась она, вздыхая с притворной досадой. — Я собиралась сказать, что ты меня победил!
Он попытался схватить ее и притянуть к себе, но его рука поймала только кучку льняных бинтов. Он хотел их отбросить, но мерзкие тряпки прилипли к свежим ссадинам, и он, чертыхаясь, ждал, пока их отцепит Эдлин. Она аккуратно уложила бинты в сумку и взяла его руки в свои. В первый момент он принял этот жест за выражение смирения, но она начала озабоченно рассматривать его ладони.
— Ты натер рукояткой меча волдыри.
— Эдлин…
Она полезла в сумку и рылась там довольно долго.
— Сейчас смажу их лекарством и перевяжу.
— Эдлин, я люблю тебя!
Она замерла, глядя на него огромными, зелеными до жути глазами.
От ужаса Хью чуть не прикусил себе язык. Что он наделал! Взял и выпалил заветные слова вот так просто, в присутствии Уортона и Ричарда, без всякой подготовки, без песни, подготовленной специально в честь возлюбленной! Надо было сказать: «Ты — повелительница моего сердца!» или «Любимая, твоя краса затмевает солнце!» — короче, какую-нибудь красивую благоглупость из тех, которые положено говорить влюбленным. В душе он всегда смеялся над подобными вещами, но женщинам они нравились, а ему так хотелось, чтобы Эдлин почувствовала себя счастливой!
Уж он придумал бы что-нибудь этакое, будь у него время на размышления. Но времени не было, потому что слова любви сами сорвались у него с языка, когда ему пришло в голову, как нечестно он обошелся с Эдлин, заставив ее признаться первой. Ведь она уже любила прежде, но ее любовь растоптали. Именно поэтому она так боялась ошибиться снова, так долго не пускала его в свое сердце.
Наверное, его слишком простое признание обидело Эдлин. Надо поскорей как-то исправить положение.
— Робин, наверное, был более красноречив? — пробормотал он, чувствуя, что все портит.
Она закрыла ему рот рукой.
— Его красноречие тешило слух слишком многих женщин. У тебя получилось гораздо лучше. — Она провела большим пальцем по его губам, потом наклонилась и прильнула к ним своими, согревая его дыханием. — Когда разрушенный амбар отстроят, пойдем туда и воплотим в жизнь мечту моей юности.
— Какую? — спросил Хью, и их губы слились в долгом поцелуе. Это было блаженством — ощущать ее аромат, трепет ее тела и предвкушать другие поцелуи, молчаливые и пылкие.
— О тебе… О нас с тобой… — Осторожно, чтобы йе причинить лишней боли его израненному телу, она вытянулась рядом с ним, со своим мужем.
Они лежали, тесно прижавшись друг другу, но одна мысль не давала Хью покоя. Наконец он взял Эдлин за подбородок и заглянул ей в глаза.
— Послушай, все-таки это был белый флаг?
— Нет, просто сорочка.
— Знак капитуляции!
— Нет, талисман любви!
Именно это Хью и хотел услышать.
— Какое счастье, что ты не успела отдать столь сильный оберег мне! — Он крепко обнял жену здоровой рукой. — Он спас тебя, и теперь ты со мной, целая и невредимая.
Встретившись глазами с прислушивавшимся Ричардом, Уортон победно усмехнулся. Каково-то ему слушать этот любовный вздор. Немудрено, что бедняга Ричард так ошарашен, теперь небось жалеет, что не может уйти.
Провожаемый завистливым взглядом Ричарда из Уилтшира, Уортон бесшумно подошел к двери.
Хью нежно коснулся губ Эдлин.
— И еще со мной твоя любовь, — уверенно произнес он.
Она положила руку ему на грудь.
— А со мной — твоя! — И в голосе ее звучало само счастье.
Под сдавленное фырканье, доносившееся с кровати, Уортон хлопнул дверью.
Но, поглощенные друг другом, Эдлин и Хью ничего не заметили.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40