А что для Урзума щелбан дверью? Так, клопиный укус. Урзум из пол
улежачего положения наставил ствол, папа кинулся на пол, открывая мишень
по имени Сергей Шрамов. Но рефлексы Шрама оказались быстрее, и пуля вошла
Урзуму в мутный, будто леденец, глаз, а вышла из затылка, вывернув кусок че
репа размером с арбузную дольку. Мозги разбрызгало растаявшим морожены
м крем-брюле.
И все. В облаке порохового дыма, едкого и быстро смешивающегося с дурманя
щим ароматом цветов и одуряющим запахом грима, остались двое живых. Папа
в луже чужой крови на полу, и Шрам на фоне женского театрального шмотья. Но
Шрам был главнее, потому что в руке у него взывал к мести пистолет.
Ц Ты во всей этой пальбе виноват! Ты меня кинул! Ц заныл, не решаясь встат
ь на ноги, Михаил Геннадьевич. Ц Ты зажал чемодан с баксами, которые прив
олок Смит для бычары из «Семи слонов». Ты эрмитажные списки отрыл и начал
в обход меня чинуш к ногтю ставить! Ты не по понятиям на старшего покатил!
Это был еще один, в довершение к предыдущим, роковой удар судьбы. О блефе с
эрмитажными списками настучать господину Хазарову могла только сладко
голосая Алина. Причем подруга не ведала, что Шрам внаглую именно блефова
л.
Телега гэрэушника подтвердилась до донышка Ц папе все подкожные дела Ш
рама сливала именно Алина. Шрам для Михаила Геннадьевича ковырял нефтян
ую скважину, а этот ханыга все это время бредил эрмитажными списками. То У
рзума засылал с понтом с подначками, а когда Шрам просто пожал плечами, в и
звестный бар была снаряжена Алина. Алинка Ц Алина Ц Алинушка. Девушка, п
роколовшая сердце Сергею Шрамову шпилькой каблука. Пришившая Сергея к с
воей юбке серебряными гитарными струнами, заворожившая Сергея волшебн
ым голосом, будто сирена, и отравившая Сергея змеиным укусом. Последняя с
ука!
А папа корчился у ног и от наезда плавно перешел к мармеладному лебезени
ю:
Ц Бери у меня половину дела, будем на пару работать! Бери у меня Алину, я же
просек, ты на ней крышей поехал! Только не стреляй!!! Ц Глазки Хазарова ста
ли приторными, будто имбирные пряники.
Ц Уймись, заткнись и успокойся, Ц устало сказал Шрам. Ц Разве я могу в т
ебя стрелять? Это не по понятиям. Ты Ц мой папа, а я Ц твой человек. А чемод
ан баксов я потратил на дело. Замаксал, чтоб все досье на меня в пепел прев
ратились. Теперь я чист перед Уголовным кодексом. А знаешь, почему я на зон
е под лоха косил? Мама в предсмертном письме просила, чтоб завязал. Ан, не в
ышло. Не дали. Сперва Каленый с Лаем не дали, потом ты не дал. А нефтекомбина
т будет крыше, как положено, десять процентов с прибыли засылать. Ц Шрам
за шиворот поставил обтекающего чужой кровью раскисшего папу на ноги.
Ц Разве, я смею в тебя выстрелить, в своего папу? Ц посмотрел Шрам в запав
шие сырые глаза Михаилу свет Геннадьевичу. Ц Мы даже сможем поладить… П
ри одном условии… Я останусь живым, а крысятник станет мертвым, Ц и точны
м ударом рукоятки пистолета раздробил господину Хазарову кадык.
И уже родная кровь брызнула у генерального папы изо рта, будто он выплевы
вает слишком горячее какао. И рухнул отец хазаровской братвы валетом к У
рзуму. А Шрам постоял, посмотрел на липкое дело рук своих. Вытер о чужую по
лу отпечатки пальцев с ТТ и вложил в еще послушные холеные пальцы Михаил
а Геннадьевича.
Потом без разбора Ц и на ваших и на наших Ц сгреб с дивана и осыпал мертв
ецов цветами. Лопоухими гладиолусами, махровыми астрами и точеными лили
ями. Последняя почесть павшим, пускай ментовские эксперты с ума сходят, ч
то здесь произошло. Себе оставил только букет бесконечно длинных, как тр
аурный марш, чайных роз.
И тихо-тихо вышел. И тихо-тихо притворил за собой дверь спущенным рукавом
. И тихо-тихо затопал по лестнице. Мимо третьего, второго этажа. Прикрывая
лицо букетом. Пересек внутренний буфет, здесь уже изловили оторвавшихся
зверей, рассовали по клеткам и теперь подсчитывали убытки.
Стоила ли чумная виршевская поляна таких жертв? Три верных дружка полегл
и в борьбе за сраный комбинат. И эту боль не унять ни временем, ни водкой. Об
ычная для матушки России история. Но Шрам с детства отучал себя прощать в
иноватых. И в душе Сергея Шрамова гудел черный набат.
Миновав буфет, Шрам оказался на заднике сцены сначала в водопаде кулис, п
отом среди ниспадающих из далекого высока бархатных занавесок. За чайны
ми розами никто не видел его лица, а он смотрел на сцену и не стеснялся кат
ящейся по щеке скупой слезы.
Алина, обнимая янтарную гитару нежно, будто грудного ребенка, пела в микр
офон. И полный людей зал зачарованно внимал.
Славное море Ц священный Ба
йкал,
Славный корабль Ц омулевая бочка,
Эй, баргузин, пошевеливай вал:
Плыть молодцу недалечко.
Долго я тяжкие цепи носил,
Долго скитался в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать подсобил,
Ожил я, волю почуя, Ц
пела сладкоголосая Алина.
Шилка и Нерчинск не страшны
теперь.
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Ночью я шел и средь белого дня,
Вкруг городов озирался я зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня.
Парни снабжали махоркой, Ц
пела Алина и смотрела и в зал глазами Ц карельскими озерами.
Славное море Ц священный Ба
йкал,
Славный мой парус Ц кафтан дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал.
Слышатся грома раскаты… Ц
прекратила петь девушка сбывшейся Шрамовой мечты Алина, и зал еще какое-
то мгновение не мог очнуться от наваждения. Но вот грянули пушечные апло
дисменты, но вот вихляюще вышел подтоптанный конферансье и объявил, что:
Ц А сейчас выступает…
И гулко по сцене загремели концертные туфли, и шеренга мюзик-холловских
краль пошла выбрасывать шеренгу зачулоченных мускулистых ног в отвяза
нном бешеном канкане.
Никто уже не следил, как Алина покидает сцену, прижимая гитару, будто нище
нка ребенка. И здесь, в душных складках ниспадающих от потолка тряпок пев
ицу встретил Сергей Шрамов, прячущий лицо за букетом чайных роз.
Ц Миша? Ц обрадовалась Алина, но Сергей опустил цветы, как веник, давая с
ебя узнать. Ц Сережа? Ц удивилась Алина и смертельно побледнела.
Сергей протянул букет, но раньше, чем Алина нерешительно приняла цветы, Ш
рамов разжал пальцы. И розы посыпались как подкошенные на грубые бурые д
оски задника сцены. А в руке Сережки Шрамова остался нож-выкидуха.
И этот нож с размаху Шрам всадил Алине в сердце. Она даже не пикнула. Если б
ы остались живы его корешки, осталась бы жива и эта продажная девка. А так
Ц око за око!
Вытерев выкидуху о платье распростершейся среди чайных роз мертвой дев
ушки, Шрам пошел прочь на служебный выход. Не оглядываясь и не сожалея о со
деянном. Желтые розы Ц эмблема разлуки.
Эпилог
А пока я папироску полажу за
козырек.
Облака на волю мысли увезут.
До звонка еще так долго, паренек…
И рукав смахнет соленую слезу.
Еще не было даже предварительного допроса, а вертухайские рожи прям-так
и светились должностным рвением, типа важную цацу душим. Еще не была назв
ана громкая статья или букет статей, по которым задержан обвиняемый, зат
о уже были отщелканы фотографии анфас и профиль и сняты отпечатки пальце
в. И какой-то подлянистый лейтенант заныкал часы «Ситизен» и не внес в опи
сь изъятого. А это лишнее доказательство, что сладился Серега, как птица Ф
еникс.
После пальчиков лепить горбатого теряло смысл. Шрамов сидел в камере вир
шевского изолятора временного содержания под собственными паспортным
и данными, именно как Шрамов Сергей Владимирович соответствующего года
рождения. Сидел один-одинешенек и маялся тоской. Как погибли его верные д
рузья, пусть плачут тюремные стены, а он еще успеет потужить, погоревать и
показниться. Много однообразных лет впереди у Шрама на то, чтобы расклад
ывать произошедшее по полочкам Ц где он был прав, а где виноват. Другая бо
ль сейчас мытарила Серегу.
Он по уговору заслал два лимона зелени казавшемуся хозяином своего слов
а гэрэушнику, а хмырь, выходит, денежки взял и пальцем не пошевелил. А инач
е почему свинтили непорочного Шрама, только он сошел с электрички в Вирш
ах?
Шрам куковал в одиночку третий день в недавно откосметиченной камере на
узкой лавочке вдоль стенки. Еще не конкретные нары, но как бы ломовой атас
ный намек на нары. Стенки здесь почти не пачкались, только там, где натекла
обильно размазываемая бурая краска, лучше было не колупать похожие на и
зюм наплывы Ц извазюкаешься. И все же какой-то дуст уже успел здесь перед
Серегой отметиться Ц ногтем нацарапал повыше, чтоб всем было видно: «На
путь исправления не встал и вновь совершил преступление». И подпись Ц «
Челюскин».
Ну и ясен пень, центральная засада в том, что ни малявы не запулить, ни иным
финтом весточки на волю не заслать. Надежно упаковали Шрама, надежней, че
м в банковский сейф.
И вдруг Ц трах! Бабах! Шарах! Распахнулись настежь железные двери с вмяты
ми внутрь болтами. "Надзиратель старшинского чина вытянулся типа «смирн
о» и даже попытайся всосать откормленный мамон, что было совершенно нере
ально.
А мимо вертухайчика, чихая на вертухайчика с высоты птичьего полета, плю
я и растирая дрыгающей ножкой вертухайчика, впорхнул прыткий взъерошен
ный толстячок и закружил в вальсе вокруг Шрама:
Ц Ах, глубокоуважаемый Сергей Владимирович! Ах, еле-еле вас разыскали! А
х, это что ж творится?! Это ж форменный, беспредел! Таки ж вставлять просто т
ак это безобразие нельзя! Ц И вдруг, когда старшина от стыда сгинул с гла
з, приглушив звонкое воробьиное чириканье, прыткий толстячок-боровичок
зашептал: Ц Все в порядке, глубокоуважаемый Сергей Владимирович… У них
на вас ничего нет, глубокоуважаемый Сергей Владимирович, и мы уже нажали
нужные рычаги…
Ц Ты кто? Ц с недоверием пробухтел потревоженный Серега. По напору коло
бка, по изменившей градус вертухайской башне вроде выпал нечаянный нежд
анный-негаданный козырный туз. Вроде все складывалось в кайф, но оставал
ся гнойничок подозрения. А вдруг менты настолько продвинулись, что перес
тали засылать обыкновенных наседок, а переориентировались на таких вот
«пернатых»?
Ц Я Ц бывший личный адвокат Михаила Геннадьевича. А теперь… Ц снова ра
счирикался толстячок, Ц позвольте мне поздравить вас первым! Надеюсь, в
ы тоже будете нуждаться в моих услугах! Ц Снова шепот: Ц Одним словом, ха
зарская братва единогласно избрала вас… Надеюсь на долгосрочное сотру
дничество!
Дальше Шрам слушать не стал, легко спрыгнул с лавки, сладко потянулся, как
вставший с лежки и собравшийся на охоту уссурийский тигр Ц хозяин тайги
. Бросил прощальный взгляд на автограф незнакомого Челюскина: «На путь и
справления не встал…» и, отстранив с дороги чирикающего попрыгунчика, пр
оковылял в коридор.
Навстречу выступил прятавшийся в тени толпы подчиненных смущенный под
полковник:
Ц Мы приносим глубокие извинения. По нашим ориентировкам проходит нект
о Храмов, а у вас просто созвучная фамилия… Ц А ведь рожа оставалась у под
полковника самая обиженная. Любимую игрушку отняли. Но только локти да н
огти оставалось грызть начальству. Прищучил их бывший личный адвокат по
койного Михаила Геннадьевича так, что не рыпнуться, что теперь со всех ст
орон отмываться надо.
Ц Не дави прыщи, кум, Ц отмахнулся Шрам и, на ходу сдернув, так что тот и не
почувствовал, с распахнувшего лузу летехи котлы «Ситизен», поканал на вы
ход из исправительного учреждения.
К ожидавшему его лимузину цвета белой ночи, почетному караулу из виршевс
ко-хазаровских пацанов, цистерне шампанского, взводу крепкозадых девиц
веселого нрава, делегации от Совета трудового коллектива Виршевского н
ефтеперерабатывающего комбината (надо будет переименовать комбинат дл
я удобства покороче) и пухлым миллионам нефтедолларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
улежачего положения наставил ствол, папа кинулся на пол, открывая мишень
по имени Сергей Шрамов. Но рефлексы Шрама оказались быстрее, и пуля вошла
Урзуму в мутный, будто леденец, глаз, а вышла из затылка, вывернув кусок че
репа размером с арбузную дольку. Мозги разбрызгало растаявшим морожены
м крем-брюле.
И все. В облаке порохового дыма, едкого и быстро смешивающегося с дурманя
щим ароматом цветов и одуряющим запахом грима, остались двое живых. Папа
в луже чужой крови на полу, и Шрам на фоне женского театрального шмотья. Но
Шрам был главнее, потому что в руке у него взывал к мести пистолет.
Ц Ты во всей этой пальбе виноват! Ты меня кинул! Ц заныл, не решаясь встат
ь на ноги, Михаил Геннадьевич. Ц Ты зажал чемодан с баксами, которые прив
олок Смит для бычары из «Семи слонов». Ты эрмитажные списки отрыл и начал
в обход меня чинуш к ногтю ставить! Ты не по понятиям на старшего покатил!
Это был еще один, в довершение к предыдущим, роковой удар судьбы. О блефе с
эрмитажными списками настучать господину Хазарову могла только сладко
голосая Алина. Причем подруга не ведала, что Шрам внаглую именно блефова
л.
Телега гэрэушника подтвердилась до донышка Ц папе все подкожные дела Ш
рама сливала именно Алина. Шрам для Михаила Геннадьевича ковырял нефтян
ую скважину, а этот ханыга все это время бредил эрмитажными списками. То У
рзума засылал с понтом с подначками, а когда Шрам просто пожал плечами, в и
звестный бар была снаряжена Алина. Алинка Ц Алина Ц Алинушка. Девушка, п
роколовшая сердце Сергею Шрамову шпилькой каблука. Пришившая Сергея к с
воей юбке серебряными гитарными струнами, заворожившая Сергея волшебн
ым голосом, будто сирена, и отравившая Сергея змеиным укусом. Последняя с
ука!
А папа корчился у ног и от наезда плавно перешел к мармеладному лебезени
ю:
Ц Бери у меня половину дела, будем на пару работать! Бери у меня Алину, я же
просек, ты на ней крышей поехал! Только не стреляй!!! Ц Глазки Хазарова ста
ли приторными, будто имбирные пряники.
Ц Уймись, заткнись и успокойся, Ц устало сказал Шрам. Ц Разве я могу в т
ебя стрелять? Это не по понятиям. Ты Ц мой папа, а я Ц твой человек. А чемод
ан баксов я потратил на дело. Замаксал, чтоб все досье на меня в пепел прев
ратились. Теперь я чист перед Уголовным кодексом. А знаешь, почему я на зон
е под лоха косил? Мама в предсмертном письме просила, чтоб завязал. Ан, не в
ышло. Не дали. Сперва Каленый с Лаем не дали, потом ты не дал. А нефтекомбина
т будет крыше, как положено, десять процентов с прибыли засылать. Ц Шрам
за шиворот поставил обтекающего чужой кровью раскисшего папу на ноги.
Ц Разве, я смею в тебя выстрелить, в своего папу? Ц посмотрел Шрам в запав
шие сырые глаза Михаилу свет Геннадьевичу. Ц Мы даже сможем поладить… П
ри одном условии… Я останусь живым, а крысятник станет мертвым, Ц и точны
м ударом рукоятки пистолета раздробил господину Хазарову кадык.
И уже родная кровь брызнула у генерального папы изо рта, будто он выплевы
вает слишком горячее какао. И рухнул отец хазаровской братвы валетом к У
рзуму. А Шрам постоял, посмотрел на липкое дело рук своих. Вытер о чужую по
лу отпечатки пальцев с ТТ и вложил в еще послушные холеные пальцы Михаил
а Геннадьевича.
Потом без разбора Ц и на ваших и на наших Ц сгреб с дивана и осыпал мертв
ецов цветами. Лопоухими гладиолусами, махровыми астрами и точеными лили
ями. Последняя почесть павшим, пускай ментовские эксперты с ума сходят, ч
то здесь произошло. Себе оставил только букет бесконечно длинных, как тр
аурный марш, чайных роз.
И тихо-тихо вышел. И тихо-тихо притворил за собой дверь спущенным рукавом
. И тихо-тихо затопал по лестнице. Мимо третьего, второго этажа. Прикрывая
лицо букетом. Пересек внутренний буфет, здесь уже изловили оторвавшихся
зверей, рассовали по клеткам и теперь подсчитывали убытки.
Стоила ли чумная виршевская поляна таких жертв? Три верных дружка полегл
и в борьбе за сраный комбинат. И эту боль не унять ни временем, ни водкой. Об
ычная для матушки России история. Но Шрам с детства отучал себя прощать в
иноватых. И в душе Сергея Шрамова гудел черный набат.
Миновав буфет, Шрам оказался на заднике сцены сначала в водопаде кулис, п
отом среди ниспадающих из далекого высока бархатных занавесок. За чайны
ми розами никто не видел его лица, а он смотрел на сцену и не стеснялся кат
ящейся по щеке скупой слезы.
Алина, обнимая янтарную гитару нежно, будто грудного ребенка, пела в микр
офон. И полный людей зал зачарованно внимал.
Славное море Ц священный Ба
йкал,
Славный корабль Ц омулевая бочка,
Эй, баргузин, пошевеливай вал:
Плыть молодцу недалечко.
Долго я тяжкие цепи носил,
Долго скитался в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать подсобил,
Ожил я, волю почуя, Ц
пела сладкоголосая Алина.
Шилка и Нерчинск не страшны
теперь.
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.
Ночью я шел и средь белого дня,
Вкруг городов озирался я зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня.
Парни снабжали махоркой, Ц
пела Алина и смотрела и в зал глазами Ц карельскими озерами.
Славное море Ц священный Ба
йкал,
Славный мой парус Ц кафтан дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал.
Слышатся грома раскаты… Ц
прекратила петь девушка сбывшейся Шрамовой мечты Алина, и зал еще какое-
то мгновение не мог очнуться от наваждения. Но вот грянули пушечные апло
дисменты, но вот вихляюще вышел подтоптанный конферансье и объявил, что:
Ц А сейчас выступает…
И гулко по сцене загремели концертные туфли, и шеренга мюзик-холловских
краль пошла выбрасывать шеренгу зачулоченных мускулистых ног в отвяза
нном бешеном канкане.
Никто уже не следил, как Алина покидает сцену, прижимая гитару, будто нище
нка ребенка. И здесь, в душных складках ниспадающих от потолка тряпок пев
ицу встретил Сергей Шрамов, прячущий лицо за букетом чайных роз.
Ц Миша? Ц обрадовалась Алина, но Сергей опустил цветы, как веник, давая с
ебя узнать. Ц Сережа? Ц удивилась Алина и смертельно побледнела.
Сергей протянул букет, но раньше, чем Алина нерешительно приняла цветы, Ш
рамов разжал пальцы. И розы посыпались как подкошенные на грубые бурые д
оски задника сцены. А в руке Сережки Шрамова остался нож-выкидуха.
И этот нож с размаху Шрам всадил Алине в сердце. Она даже не пикнула. Если б
ы остались живы его корешки, осталась бы жива и эта продажная девка. А так
Ц око за око!
Вытерев выкидуху о платье распростершейся среди чайных роз мертвой дев
ушки, Шрам пошел прочь на служебный выход. Не оглядываясь и не сожалея о со
деянном. Желтые розы Ц эмблема разлуки.
Эпилог
А пока я папироску полажу за
козырек.
Облака на волю мысли увезут.
До звонка еще так долго, паренек…
И рукав смахнет соленую слезу.
Еще не было даже предварительного допроса, а вертухайские рожи прям-так
и светились должностным рвением, типа важную цацу душим. Еще не была назв
ана громкая статья или букет статей, по которым задержан обвиняемый, зат
о уже были отщелканы фотографии анфас и профиль и сняты отпечатки пальце
в. И какой-то подлянистый лейтенант заныкал часы «Ситизен» и не внес в опи
сь изъятого. А это лишнее доказательство, что сладился Серега, как птица Ф
еникс.
После пальчиков лепить горбатого теряло смысл. Шрамов сидел в камере вир
шевского изолятора временного содержания под собственными паспортным
и данными, именно как Шрамов Сергей Владимирович соответствующего года
рождения. Сидел один-одинешенек и маялся тоской. Как погибли его верные д
рузья, пусть плачут тюремные стены, а он еще успеет потужить, погоревать и
показниться. Много однообразных лет впереди у Шрама на то, чтобы расклад
ывать произошедшее по полочкам Ц где он был прав, а где виноват. Другая бо
ль сейчас мытарила Серегу.
Он по уговору заслал два лимона зелени казавшемуся хозяином своего слов
а гэрэушнику, а хмырь, выходит, денежки взял и пальцем не пошевелил. А инач
е почему свинтили непорочного Шрама, только он сошел с электрички в Вирш
ах?
Шрам куковал в одиночку третий день в недавно откосметиченной камере на
узкой лавочке вдоль стенки. Еще не конкретные нары, но как бы ломовой атас
ный намек на нары. Стенки здесь почти не пачкались, только там, где натекла
обильно размазываемая бурая краска, лучше было не колупать похожие на и
зюм наплывы Ц извазюкаешься. И все же какой-то дуст уже успел здесь перед
Серегой отметиться Ц ногтем нацарапал повыше, чтоб всем было видно: «На
путь исправления не встал и вновь совершил преступление». И подпись Ц «
Челюскин».
Ну и ясен пень, центральная засада в том, что ни малявы не запулить, ни иным
финтом весточки на волю не заслать. Надежно упаковали Шрама, надежней, че
м в банковский сейф.
И вдруг Ц трах! Бабах! Шарах! Распахнулись настежь железные двери с вмяты
ми внутрь болтами. "Надзиратель старшинского чина вытянулся типа «смирн
о» и даже попытайся всосать откормленный мамон, что было совершенно нере
ально.
А мимо вертухайчика, чихая на вертухайчика с высоты птичьего полета, плю
я и растирая дрыгающей ножкой вертухайчика, впорхнул прыткий взъерошен
ный толстячок и закружил в вальсе вокруг Шрама:
Ц Ах, глубокоуважаемый Сергей Владимирович! Ах, еле-еле вас разыскали! А
х, это что ж творится?! Это ж форменный, беспредел! Таки ж вставлять просто т
ак это безобразие нельзя! Ц И вдруг, когда старшина от стыда сгинул с гла
з, приглушив звонкое воробьиное чириканье, прыткий толстячок-боровичок
зашептал: Ц Все в порядке, глубокоуважаемый Сергей Владимирович… У них
на вас ничего нет, глубокоуважаемый Сергей Владимирович, и мы уже нажали
нужные рычаги…
Ц Ты кто? Ц с недоверием пробухтел потревоженный Серега. По напору коло
бка, по изменившей градус вертухайской башне вроде выпал нечаянный нежд
анный-негаданный козырный туз. Вроде все складывалось в кайф, но оставал
ся гнойничок подозрения. А вдруг менты настолько продвинулись, что перес
тали засылать обыкновенных наседок, а переориентировались на таких вот
«пернатых»?
Ц Я Ц бывший личный адвокат Михаила Геннадьевича. А теперь… Ц снова ра
счирикался толстячок, Ц позвольте мне поздравить вас первым! Надеюсь, в
ы тоже будете нуждаться в моих услугах! Ц Снова шепот: Ц Одним словом, ха
зарская братва единогласно избрала вас… Надеюсь на долгосрочное сотру
дничество!
Дальше Шрам слушать не стал, легко спрыгнул с лавки, сладко потянулся, как
вставший с лежки и собравшийся на охоту уссурийский тигр Ц хозяин тайги
. Бросил прощальный взгляд на автограф незнакомого Челюскина: «На путь и
справления не встал…» и, отстранив с дороги чирикающего попрыгунчика, пр
оковылял в коридор.
Навстречу выступил прятавшийся в тени толпы подчиненных смущенный под
полковник:
Ц Мы приносим глубокие извинения. По нашим ориентировкам проходит нект
о Храмов, а у вас просто созвучная фамилия… Ц А ведь рожа оставалась у под
полковника самая обиженная. Любимую игрушку отняли. Но только локти да н
огти оставалось грызть начальству. Прищучил их бывший личный адвокат по
койного Михаила Геннадьевича так, что не рыпнуться, что теперь со всех ст
орон отмываться надо.
Ц Не дави прыщи, кум, Ц отмахнулся Шрам и, на ходу сдернув, так что тот и не
почувствовал, с распахнувшего лузу летехи котлы «Ситизен», поканал на вы
ход из исправительного учреждения.
К ожидавшему его лимузину цвета белой ночи, почетному караулу из виршевс
ко-хазаровских пацанов, цистерне шампанского, взводу крепкозадых девиц
веселого нрава, делегации от Совета трудового коллектива Виршевского н
ефтеперерабатывающего комбината (надо будет переименовать комбинат дл
я удобства покороче) и пухлым миллионам нефтедолларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30