И сделает это с особым кайфом.
* * *
Ну неужели Харчо мог оставить Шрама в покое после того, как прослышал об эрмитажных списках? Да ни в жисть! Пусть все вершины Кавказа утонут в Индийском океане, а папиросы «Казбек» переименуют в сигареты «Хайфа».
А дело было так. Палец с Харчо терли в «Молли» Некогда популярный ирландский паб с закрученными не по делу ценами.
под ирландский сервис немудреный вопрос. Пальцу требовалась щелочка на таможне, Харчо за это просил расплатиться вьетнамской рабочей силой. Пятиминутная беседа. Пацаны из сопровождения не успели за соседним столом доиграть в коробок. Но тут уважаемому Харчо на трубу доложился его электрик Козырек, что наблюдение за Шрамом не по делу оборвалось, зато есть любопытные результаты.
И размягченный бархатным «Гиннессом», Харчо с барского плеча кликнул Пальца в долю. Да?
Палец вписался. Хотя прекрасно смекал, что не из щедрот его позвали, а чтоб разделить ответственность: Как-никак процесс пойдет за – спинами остальных отцов. И, чтоб не транжирить драгоценное время, заговорщики из продуваемого случайными глазами «Молли» перепрыгнули сюда, потому что сюда было ближе всего.
Хотя эта точка принадлежала Пальцу, он сам здесь объявился впервые. Типа, первое свидание с собственной рядовой фабрикой по изготовлению «итальянских» макарон и «сибирских» пельменей. Освобожденный в мгновение ока директорский кабинет пропах перекисшим тестом, тухлым фаршем и плесенью. А на столе директора лежали три вырванных из дорогого художественного альбома листа. На каждой бумажке фломастером был вычерчен маршрут. Харчо и Палец рассматривали эти листы с самым важным видом, хотя в перекошенных жвалах уже читалась подкрадывающаяся тоска невъезжания.
Тогда Козырек решил-таки не держать боссов в неудобном положении, а все разъяснить:
– У меня было четыре пеленгатора. Хватило бы трех, на четыре дают просто идеальную картинку. Одного пацана с прибором я поставил у арки Генштаба, второго на палубу плавучего кафе «Фрегат», парень чуть не отморозил себе яйца. Третьего заставил пастись у подъездах атлантами. Теплее всего было четвертому, он засел в ларьке с девкой, продающей экскурсии, а там электрообогреватель.
– Ну это и коню ясно, ты дело толкуй, – еще больше обозлился, потому как пока совершенно не врубался, Палец. От скуки встал и пошел вдоль стены разглядывать свою незнакомую собственность.
– А я и толкую, – не заметил давления Козырек. – Пеленговали мы с четырех точек, поэтому погрешность всего в пределах метра. И дальше оставалось наложить его маршрут на лабиринты Эрмитажа. И теперь мы знаем, где именно по Эрмитажу он ошивался.
В древнем холодильнике «Днепр» Палец нашел образцы выпускаемой продукции и банку сгущенки, а вот водки не нашел. В шкафу хозяин фабрики обнаружил пыльное переходящее красное знамя, а вот водки не нашел. Брезгливо вынул стяг и бросил под ноги – потом уборщица вынесет в красный уголок. Так же брезгливо снял со стены политический портрет из прежней эпохи, за которым не оказалось сейфа, и кинул к знамени.
– Слушай, Козыречек, – заскреб ногтями край стола Харчо, – все красиво, дорогой. Я все понимаю. Ты честно отрабатывал бабки, да? Пацаны твои не дурь по углам шабрили, а все при деле шарились, да? Ты вовремя доложился, да? Я одно не понимаю: если вы до последнего метра списали, куда туда-сюда ходил Шрам, то какого хера ты мне суешь не один маршрут этого шакала, а целых три?! Да?!!
Недовольство Харчо'Козырек принял гораздо ближе к сердцу, чем ворчание Пальца. И рожа Козырька сразу стала блестеть от пота.
– Дак ведь в Эрмитаже три этажа, а еще подвалы секретные. Мы же Шрама по вертикали не пеленговали. Откуда мы знаем, по какому этажу он шарился? Что отследили, то я и докладываю.
– Выходит, это еще не все? – кивнул в сторону лабиринтов Палец. – Он мог еще и по подвалам путать следы? А это просто – просочиться в подвалы? А менты?
– Там обыкновенная вохра марширует, – цыкнул зубом Харчо. – Придумай самую дешевую клюкву для визита, тебе выпишут разовый пропуск, и ковыляй потихонечку.
Палец придвинул листы к себе:
– О'кей. Пока обойдемся этим. Это что за жирная клякса?
– В этом углу он проторчал два часа. Это или выставка свадебных прикидов позапрошлого века, или зал Веласкеса, или зал с картинками Ренуара, – доложился Козырек, который когда-то был очень культурным человеком и инженером в закрытом ящике. На кривую дорожку он ступил так: запал на коллекционирование автомобильных мулек; по ночам шастал с отверткой и сковыривал с «мерсов», «реношек» и «крайс-леровичей» фирменные нашлепки; однажды подкрался к «лендроверу» Харчо…
– И че, нормальный человек может на Пикассо два часа шары выкатывать? – оскалил зубы в улыбке Палец.
– Значит, он погреб в подвал, – оскалил зубы и Харчо. Его хищные глазки были желты, как яичный желток на сковородке.
Харчо угадал. Шрам в тот исторический момент в натуре спустился в подвал. Рядом со Шрамом, то и дело забегая вперед Шрама, семенил сморщенный, будто вишня в шоколаде, местный активист преклонного возраста Иван Кириллович Ледогостер.
– Хочу вас предупредить, – глухо строил Сергей добровольца. – О нашей встрече вы должны молчать до поры до времени. К сожалению, ваша услуга Родине останется неизвестной широким массам. В натуре. – Красная «корка», которую при знакомстве Сергей предъявил Ивану Кирилловичу, была служебным пропуском в СИЗО «Углы».
– Я все понимаю, – разливался соловьем доброхот. – Осторожно, здесь низкий потолок. Я это делаю не ради славы, а из чувства долга. Осторожно, здесь стенка пачкается.
Они шли по подвалам. Каждые десять метров дистанции отмечались подвешенным на стене огнетушителем. Вдоль щербатых стен рассыхались старинные, набитые скарбом сундуки. На сундуках громоздились коробки, и из прорех выпирала пузатая зеленая медь: кальяны, кубки, пиалы… Иногда чуть ли не загораживала путь развернутая изнанками к зрителям груда холстов. И вместо мадонн с младенцами кисти фламандских авторитетов Шрам лицезрел только инвентарные номера.
– Хочу вас предупредить, – не придумав новых финтов в лечении канцелярской крысы, гнул прежнюю линию Сергей, – что малейшая утечка информации спугнет злоумышленников. Они всегда держат клювы по ветру. Но Родина вас не забудет конкретно.
– Осторожно, здесь крутые ступеньки. Я все понимаю. С радостью готов помочь пресечь разбазаривание Родины. А хотите, я вам подлинную «Девочку на шаре» Пикассо покажу?
– Это такая… – Шрам показал руками, как он приблизительно представляет себе девочку на шару.
– В экспозиции – копия, – не усек пробуксовки сурового гостя фрукт. – Настоящий Пикассо в запасниках.
– Потом. Дело превыше всего. – Шрам удержался второй раз не вякнуть любимое «в натуре». Того глядишь, и спугнешь добровольного помощника. Заподозрит вша музейная, что рядом с ним никакой не ответственный сотрудник органов.
– Тогда мы уже пришли. На этом столе я собрал нужные книги учета, – гордый, как Павлик Морозов, доложился ветеран музейного фронта.
Помещеньице было чем-то вроде библиотеки, в шкафах и стеллажах сплошь корешки амбарных книг, будто патроны в пулеметной ленте. Шрам посмотрел на пыльные, с обтрепанными углами гроссбухи и посмотрел в упор на дедушку. Сморчок не выдержал проницающего взгляда:
– Я понимаю, понимаю – государственная тайна. Я вас оставлю. Пару часов хватит?
– Без базара, – кивнул Шрам и прикусил язык.
Увлеченный идеей спасти Родину фрукт и на этот раз прошляпил лажу и благолепно срыл по своим канцелярским пыльным нуждам. А Шрам устроился на не старинный, а просто очень дряхлый стул, вздохнул тяжело, вздымая пыль, типа, какой фигней не приходится только заморачиваться, и открыл первую книгу с расплывшейся чернильной пришлепкой «Журнал учета движения музейных ценностей за 1964 год».
Следующие час сорок две минуты он сидел тихо-тихо, ворочая страницы и шевеля губами в помощь разбирающим каракули глазам. Только скрипел авторучкой, делая пометки на обратной стороне разового пропуска. Поэтому Палец попал пальцем в небо, когда заявил, угрюмо пялясь на вырванные из альбома и изрисованные маршрутами эрмитажные планы:
– Надо было вместо маячка радио ему приклеить. – Ни фига бы Палец не услышал, кроме двух пустых слов.
– Это ж центр города. В каждом офисе там толпа охраны, и у каждого последнего поца персональная рация. Кто-нибудь тут же в эфире споткнулся бы о нашу волну. – Козырьку пришлось не по душе, что предъявы кидает не родной папа, а посторонний.
– Ладно, – смял пятерней сразу все три мелованных листа Харчо. – Ты мне, Козырек, не вешай хачапури на уши. Ты подскажи, как прочухать, что же такое копченое этот Шрам в катакомбах музейных вынюхивал?
– Если бы я был такой умный, наверное, больше бы зарабатывал, – недовольный тем, как босс оценил работу, позволил себе маленький бунт бывший научный сотрудник.
Сам Козырек роста был небольшого, с чуть кривоватыми ногами и неизменной трехдневной щетиной. Пиджак ему был великоват, посему кулаки утопали в рукавах, что являлось объектом постоянных насмешек кунаков Харчо.
Харчо собрался страшно заскрипеть зубами, но вспомнил, что на интеллигенцию пряник действует лучше плетки. Хищные глазки из охряно-желтых стали лимонными.
– Ладно, не приказываю, совета спрашиваю.
Козырек приосанился, хотя в его голосе еще вполсилы вибрировали обиженные ноты:
– Когда у нас в закрытом ящике (у Харчо стала рожа, будто попробовал незрелый виноград) случался затык, мы применяли мозговой штурм.
– Ты че, совсем с башней не дружишь? Чтоб музей штурмовать, танки подгонять надо! – фыркнул Палец.
– Нет, мозговой штурм это другое. Бескровное. Это вот, типа, мы сидим в комнате и кидаем отвязанные идеи наугад. «Что? Где? Когда?» смотрели? – начхал с Эйфелевой башни Козырек на наезды неродного папы. Идея с мозговым штурмом вдруг ему самому понравилась до желудочных колик.
– Это где осьминожная чмоха всех на полярной станции сожрала? Прогрессивный американский художественный фильм «Нечто».
– Нет, это не кино, а телепередача. Там умникам задают вопрос. И умники на вопрос скопом наваливаются. И любые вопросы решают.
– А как их погоняла? Почему я про них не слыхал?
– Это московские пацаны или питерские?
– Че, прямо так все вопросы и решают, да? – очень удивились отцы, признающие только Ван Дамма – Сталлоне – Шварца, «Дежурную часть» – «Из оперативных источников» и порнуху по видаку.
– Вопросы в том смысле, что натуральные вопросы, а не проблемы. Ну там, типа, какого цвета на самолетах стоп-кран: красного или синего? Или: как открыть консервную банку без ножа? – Козырек с горечью созерцал, как его гениальная идея тонет «Титаником» в пустых зенках паханов.
Палец достал из дряхлого холодильника банку сгущенки и, рисуясь, проткнул ее пальцем:
– Короче, я въехал, дальше давай. – Палец облизал липкий палец и совершил богатырский глоток из банки.
– Ну вот, – зачаровано уставившись на палец Пальца, продолжил Козырек, – мозговой штурм – это когда можно любую самую шизовую идею на круг высказывать. А остальные за столом должны ее не посылать в пень, а так и сяк на свет просматривать, а вдруг в ней есть зерно?
– Это, типа, базар, за который не отвечаешь, да? – въехал и Харчо.
– Скорее даже, пурга, за которую не отвечаешь! – уточнил отставной инженер Козырек.
– Ладно, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – всосал остальную сгущенку в один глоток Палец. – Ты, Харчо, мне открылся как родной, и я тебе кое-что открою. Я ведь тоже на списочки запал и своим охранным агентствам головняки скинул. И вот нарыли мои карманные сыскари три гроба, датированных 88, 89 и 90-м годами. Три шестерки эрмитажных гикнулись нелюбезной смертью – то бешеная псина цапнула, то кирпич сверху грюкнул, то водка с метилом оказалась. Видать, за эти три крейзанутых года списки нашли нового хозяина. Так что никакой веры я не имею, будто эти козырные списки так в Эрмитаже и гниют. Слишком много любителей халявы за этот срок половицы там отрывало и стенки простукивало. Я прикидываю, Шрам в музее тусовался по какому-то совершенно параллельному делу. Но и это нехудо. Если мы его на этом деле спалим, а потом когда возьмем под мышки, то он нам по доброй воле про эрмитажные списки распахнет все, что сам знает, как разменную монету. Так что давай, электрик, учи ученых порожняки гонять с изюмом.
О радость! Идея безопасного гона отцам прикинулась.
Трое сели вокруг стола, торжественные, будто первый раз на Канарах. Стали добросовестно и неловко морщить лбы. Поначалу мысль не шла, но наконец пробило. Первым приход поймал Харчо:
– Стоп, братва. Он там два часа чалился? Значит, бабу трахал. Полтора часа на шампанское и уламывание, и полчаса на палку. Да?
Палец глянул на Харчо с завистью. Не потому, что тот первым раскумарился, а потому, что горец легко отвесил «полчаса на палку».
Козырек пожевал губу и повел себя кайфоломом:
– Сомневаюсь я. Там в музеях одни мымры мочалятся. Я за Шрамом давно по хвостам волокусь. У него такие телки! – Козырек достал из портфеля колоду фото и веером сыпанул на стол. Делал это со вторым смыслом. Доказывал командиру, что недаром хлеб жрет.
Харчо тут же придвинул ракурсы и стал захлебываться слюной:
– Ништяк. И эта – ништяк. Я б и этой впендюрил, да? Почему раньше не показывал?
Палец отобрал фотки и вернул Козырьку, дабы не контузили:
– А может, лишнее шалбаним? Он же – вор. Может, че тырил там? – Пальцу пришла вторая шизанутая идея, и теперь он маялся, какая лучше.
– Бери круче, – радуясь, что мозговой штурм помалу зацепил, поддержал Козырек. – Он хочет не одну фитюльку хапнуть, а сразу много. Вот на месте план гоп-стопа Эрмитажа и прокручивал в башке.
– Эрмитаж бомбануть? – с сомнением завернулся Харчо, и вдруг фишка ему глянулась: – Только на фига гоп-стоп? Проще наехать. Нехай бабки отслюнявливают.
– Но это же не ларек. Это целый Зимний дворец.
– И че? Максать долю не обязаны? Надо прямо спросить, есть у них крыша или нет? А то будет, как в семнадцатом.
– Подожди, мы сейчас прикидываем, не как ломануть музей. Мы сейчас решаем, на кой ляд там Шрам околачивался.
– Я понял, да?! – загорелись диким бенгальским глюкаловом желтые глаза хача. – Там напротив Генштаб!
– Ну?
– Ну?
– Папаху гну. Подкоп Шрам собрался делать.
– С какого перепою?
– Хочет адреса и планы замороженных оружейных складов выведать. Расхищенным оружием торговать хочет.
– А я вот как это вижу. В Питер часто иностранные важные шишки приезжают?
– Есть такая фигня.
– Их обязательно водят в Эрмитаж?
– И не без этого.
– Ну вот, теперь все прозрачно! В этом месяце к нам должны подвалить, дай Бог памяти, английский принц и президент Бразилии. Кого-то из них Шрам решил захватить в заложники. Спрячет в подвал и начнет цену за голову требовать. Или еще бубновей, прикажет, чтобы менты всех нас накрыли, а он один такой крутой в Питере остался.
– А сколько может потянуть английский принц? – Лимонные глазки Харчо стали маленькими и мечтательными. – Нулей восемь, да?
И тут Палец грюкнул кулаком об стол так, что снятая, чтоб не морочили голову, телефонная трубка закачалась, будто папье-маше.
– Херня весь этот штурм! Че мы паримся? Надо заслать пацанов на место, нехай срисуют обстановку и какого-нибудь экскурсовода прихватят.
– Кстати, – Харчо перестал торчать на принце, – а как так случилось, что наблюдение обломалось?
– А фиг знает, – честно развел руки Козырек. – Может, кто его толкнул в плечо на выходе из Эрмитажа, вот маячок и выпал под чей-то каблук.
Козырек ошибся. А дело было так. Довольный находкой и даже весьма гордый собой Шрам двигал по залам с греческими истуканами на выход. Вопрос, как НА САМОМ ДЕЛЕ Шрам поступит, если и в самом деле отыщет мифические списки, приблизился, будто пассажирский самолет к американскому небоскребу. По понятиям – в списках шпилились отвязанные козлы. Мало того, что реально сидели на шее у русского народа, так еще на последние радости народ разводили. Шрам бы их простил и понял, если б эти барыги хоть чем-нибудь рисковали, когда обтяпывали свои компостные делишки. Так ведь нет, пухли на телефонах и команды раздавали. И кроме того – да, Шрам – вор, но никогда бы Шрам не стал на чужую сторону распродавать Россию.
И так круто задумался, что зарулил не на выход, а на вход в «Золотой фонд». А может, это воровской инстинкт, как на магнит, поволок Серегу на рыжевье. А там дремлющего за столом мента начальству показалось мало, и была установлена рамка на предмет: вооруженных грабителей выявлять и террористам давать отпор.
И вдруг Шрам, еще в идеологическом кумаре, минуя рамку, как зазвенит! Он не въехал в прикол, вернулся назад и стал двигать сквозь рамку уже медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
* * *
Ну неужели Харчо мог оставить Шрама в покое после того, как прослышал об эрмитажных списках? Да ни в жисть! Пусть все вершины Кавказа утонут в Индийском океане, а папиросы «Казбек» переименуют в сигареты «Хайфа».
А дело было так. Палец с Харчо терли в «Молли» Некогда популярный ирландский паб с закрученными не по делу ценами.
под ирландский сервис немудреный вопрос. Пальцу требовалась щелочка на таможне, Харчо за это просил расплатиться вьетнамской рабочей силой. Пятиминутная беседа. Пацаны из сопровождения не успели за соседним столом доиграть в коробок. Но тут уважаемому Харчо на трубу доложился его электрик Козырек, что наблюдение за Шрамом не по делу оборвалось, зато есть любопытные результаты.
И размягченный бархатным «Гиннессом», Харчо с барского плеча кликнул Пальца в долю. Да?
Палец вписался. Хотя прекрасно смекал, что не из щедрот его позвали, а чтоб разделить ответственность: Как-никак процесс пойдет за – спинами остальных отцов. И, чтоб не транжирить драгоценное время, заговорщики из продуваемого случайными глазами «Молли» перепрыгнули сюда, потому что сюда было ближе всего.
Хотя эта точка принадлежала Пальцу, он сам здесь объявился впервые. Типа, первое свидание с собственной рядовой фабрикой по изготовлению «итальянских» макарон и «сибирских» пельменей. Освобожденный в мгновение ока директорский кабинет пропах перекисшим тестом, тухлым фаршем и плесенью. А на столе директора лежали три вырванных из дорогого художественного альбома листа. На каждой бумажке фломастером был вычерчен маршрут. Харчо и Палец рассматривали эти листы с самым важным видом, хотя в перекошенных жвалах уже читалась подкрадывающаяся тоска невъезжания.
Тогда Козырек решил-таки не держать боссов в неудобном положении, а все разъяснить:
– У меня было четыре пеленгатора. Хватило бы трех, на четыре дают просто идеальную картинку. Одного пацана с прибором я поставил у арки Генштаба, второго на палубу плавучего кафе «Фрегат», парень чуть не отморозил себе яйца. Третьего заставил пастись у подъездах атлантами. Теплее всего было четвертому, он засел в ларьке с девкой, продающей экскурсии, а там электрообогреватель.
– Ну это и коню ясно, ты дело толкуй, – еще больше обозлился, потому как пока совершенно не врубался, Палец. От скуки встал и пошел вдоль стены разглядывать свою незнакомую собственность.
– А я и толкую, – не заметил давления Козырек. – Пеленговали мы с четырех точек, поэтому погрешность всего в пределах метра. И дальше оставалось наложить его маршрут на лабиринты Эрмитажа. И теперь мы знаем, где именно по Эрмитажу он ошивался.
В древнем холодильнике «Днепр» Палец нашел образцы выпускаемой продукции и банку сгущенки, а вот водки не нашел. В шкафу хозяин фабрики обнаружил пыльное переходящее красное знамя, а вот водки не нашел. Брезгливо вынул стяг и бросил под ноги – потом уборщица вынесет в красный уголок. Так же брезгливо снял со стены политический портрет из прежней эпохи, за которым не оказалось сейфа, и кинул к знамени.
– Слушай, Козыречек, – заскреб ногтями край стола Харчо, – все красиво, дорогой. Я все понимаю. Ты честно отрабатывал бабки, да? Пацаны твои не дурь по углам шабрили, а все при деле шарились, да? Ты вовремя доложился, да? Я одно не понимаю: если вы до последнего метра списали, куда туда-сюда ходил Шрам, то какого хера ты мне суешь не один маршрут этого шакала, а целых три?! Да?!!
Недовольство Харчо'Козырек принял гораздо ближе к сердцу, чем ворчание Пальца. И рожа Козырька сразу стала блестеть от пота.
– Дак ведь в Эрмитаже три этажа, а еще подвалы секретные. Мы же Шрама по вертикали не пеленговали. Откуда мы знаем, по какому этажу он шарился? Что отследили, то я и докладываю.
– Выходит, это еще не все? – кивнул в сторону лабиринтов Палец. – Он мог еще и по подвалам путать следы? А это просто – просочиться в подвалы? А менты?
– Там обыкновенная вохра марширует, – цыкнул зубом Харчо. – Придумай самую дешевую клюкву для визита, тебе выпишут разовый пропуск, и ковыляй потихонечку.
Палец придвинул листы к себе:
– О'кей. Пока обойдемся этим. Это что за жирная клякса?
– В этом углу он проторчал два часа. Это или выставка свадебных прикидов позапрошлого века, или зал Веласкеса, или зал с картинками Ренуара, – доложился Козырек, который когда-то был очень культурным человеком и инженером в закрытом ящике. На кривую дорожку он ступил так: запал на коллекционирование автомобильных мулек; по ночам шастал с отверткой и сковыривал с «мерсов», «реношек» и «крайс-леровичей» фирменные нашлепки; однажды подкрался к «лендроверу» Харчо…
– И че, нормальный человек может на Пикассо два часа шары выкатывать? – оскалил зубы в улыбке Палец.
– Значит, он погреб в подвал, – оскалил зубы и Харчо. Его хищные глазки были желты, как яичный желток на сковородке.
Харчо угадал. Шрам в тот исторический момент в натуре спустился в подвал. Рядом со Шрамом, то и дело забегая вперед Шрама, семенил сморщенный, будто вишня в шоколаде, местный активист преклонного возраста Иван Кириллович Ледогостер.
– Хочу вас предупредить, – глухо строил Сергей добровольца. – О нашей встрече вы должны молчать до поры до времени. К сожалению, ваша услуга Родине останется неизвестной широким массам. В натуре. – Красная «корка», которую при знакомстве Сергей предъявил Ивану Кирилловичу, была служебным пропуском в СИЗО «Углы».
– Я все понимаю, – разливался соловьем доброхот. – Осторожно, здесь низкий потолок. Я это делаю не ради славы, а из чувства долга. Осторожно, здесь стенка пачкается.
Они шли по подвалам. Каждые десять метров дистанции отмечались подвешенным на стене огнетушителем. Вдоль щербатых стен рассыхались старинные, набитые скарбом сундуки. На сундуках громоздились коробки, и из прорех выпирала пузатая зеленая медь: кальяны, кубки, пиалы… Иногда чуть ли не загораживала путь развернутая изнанками к зрителям груда холстов. И вместо мадонн с младенцами кисти фламандских авторитетов Шрам лицезрел только инвентарные номера.
– Хочу вас предупредить, – не придумав новых финтов в лечении канцелярской крысы, гнул прежнюю линию Сергей, – что малейшая утечка информации спугнет злоумышленников. Они всегда держат клювы по ветру. Но Родина вас не забудет конкретно.
– Осторожно, здесь крутые ступеньки. Я все понимаю. С радостью готов помочь пресечь разбазаривание Родины. А хотите, я вам подлинную «Девочку на шаре» Пикассо покажу?
– Это такая… – Шрам показал руками, как он приблизительно представляет себе девочку на шару.
– В экспозиции – копия, – не усек пробуксовки сурового гостя фрукт. – Настоящий Пикассо в запасниках.
– Потом. Дело превыше всего. – Шрам удержался второй раз не вякнуть любимое «в натуре». Того глядишь, и спугнешь добровольного помощника. Заподозрит вша музейная, что рядом с ним никакой не ответственный сотрудник органов.
– Тогда мы уже пришли. На этом столе я собрал нужные книги учета, – гордый, как Павлик Морозов, доложился ветеран музейного фронта.
Помещеньице было чем-то вроде библиотеки, в шкафах и стеллажах сплошь корешки амбарных книг, будто патроны в пулеметной ленте. Шрам посмотрел на пыльные, с обтрепанными углами гроссбухи и посмотрел в упор на дедушку. Сморчок не выдержал проницающего взгляда:
– Я понимаю, понимаю – государственная тайна. Я вас оставлю. Пару часов хватит?
– Без базара, – кивнул Шрам и прикусил язык.
Увлеченный идеей спасти Родину фрукт и на этот раз прошляпил лажу и благолепно срыл по своим канцелярским пыльным нуждам. А Шрам устроился на не старинный, а просто очень дряхлый стул, вздохнул тяжело, вздымая пыль, типа, какой фигней не приходится только заморачиваться, и открыл первую книгу с расплывшейся чернильной пришлепкой «Журнал учета движения музейных ценностей за 1964 год».
Следующие час сорок две минуты он сидел тихо-тихо, ворочая страницы и шевеля губами в помощь разбирающим каракули глазам. Только скрипел авторучкой, делая пометки на обратной стороне разового пропуска. Поэтому Палец попал пальцем в небо, когда заявил, угрюмо пялясь на вырванные из альбома и изрисованные маршрутами эрмитажные планы:
– Надо было вместо маячка радио ему приклеить. – Ни фига бы Палец не услышал, кроме двух пустых слов.
– Это ж центр города. В каждом офисе там толпа охраны, и у каждого последнего поца персональная рация. Кто-нибудь тут же в эфире споткнулся бы о нашу волну. – Козырьку пришлось не по душе, что предъявы кидает не родной папа, а посторонний.
– Ладно, – смял пятерней сразу все три мелованных листа Харчо. – Ты мне, Козырек, не вешай хачапури на уши. Ты подскажи, как прочухать, что же такое копченое этот Шрам в катакомбах музейных вынюхивал?
– Если бы я был такой умный, наверное, больше бы зарабатывал, – недовольный тем, как босс оценил работу, позволил себе маленький бунт бывший научный сотрудник.
Сам Козырек роста был небольшого, с чуть кривоватыми ногами и неизменной трехдневной щетиной. Пиджак ему был великоват, посему кулаки утопали в рукавах, что являлось объектом постоянных насмешек кунаков Харчо.
Харчо собрался страшно заскрипеть зубами, но вспомнил, что на интеллигенцию пряник действует лучше плетки. Хищные глазки из охряно-желтых стали лимонными.
– Ладно, не приказываю, совета спрашиваю.
Козырек приосанился, хотя в его голосе еще вполсилы вибрировали обиженные ноты:
– Когда у нас в закрытом ящике (у Харчо стала рожа, будто попробовал незрелый виноград) случался затык, мы применяли мозговой штурм.
– Ты че, совсем с башней не дружишь? Чтоб музей штурмовать, танки подгонять надо! – фыркнул Палец.
– Нет, мозговой штурм это другое. Бескровное. Это вот, типа, мы сидим в комнате и кидаем отвязанные идеи наугад. «Что? Где? Когда?» смотрели? – начхал с Эйфелевой башни Козырек на наезды неродного папы. Идея с мозговым штурмом вдруг ему самому понравилась до желудочных колик.
– Это где осьминожная чмоха всех на полярной станции сожрала? Прогрессивный американский художественный фильм «Нечто».
– Нет, это не кино, а телепередача. Там умникам задают вопрос. И умники на вопрос скопом наваливаются. И любые вопросы решают.
– А как их погоняла? Почему я про них не слыхал?
– Это московские пацаны или питерские?
– Че, прямо так все вопросы и решают, да? – очень удивились отцы, признающие только Ван Дамма – Сталлоне – Шварца, «Дежурную часть» – «Из оперативных источников» и порнуху по видаку.
– Вопросы в том смысле, что натуральные вопросы, а не проблемы. Ну там, типа, какого цвета на самолетах стоп-кран: красного или синего? Или: как открыть консервную банку без ножа? – Козырек с горечью созерцал, как его гениальная идея тонет «Титаником» в пустых зенках паханов.
Палец достал из дряхлого холодильника банку сгущенки и, рисуясь, проткнул ее пальцем:
– Короче, я въехал, дальше давай. – Палец облизал липкий палец и совершил богатырский глоток из банки.
– Ну вот, – зачаровано уставившись на палец Пальца, продолжил Козырек, – мозговой штурм – это когда можно любую самую шизовую идею на круг высказывать. А остальные за столом должны ее не посылать в пень, а так и сяк на свет просматривать, а вдруг в ней есть зерно?
– Это, типа, базар, за который не отвечаешь, да? – въехал и Харчо.
– Скорее даже, пурга, за которую не отвечаешь! – уточнил отставной инженер Козырек.
– Ладно, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – всосал остальную сгущенку в один глоток Палец. – Ты, Харчо, мне открылся как родной, и я тебе кое-что открою. Я ведь тоже на списочки запал и своим охранным агентствам головняки скинул. И вот нарыли мои карманные сыскари три гроба, датированных 88, 89 и 90-м годами. Три шестерки эрмитажных гикнулись нелюбезной смертью – то бешеная псина цапнула, то кирпич сверху грюкнул, то водка с метилом оказалась. Видать, за эти три крейзанутых года списки нашли нового хозяина. Так что никакой веры я не имею, будто эти козырные списки так в Эрмитаже и гниют. Слишком много любителей халявы за этот срок половицы там отрывало и стенки простукивало. Я прикидываю, Шрам в музее тусовался по какому-то совершенно параллельному делу. Но и это нехудо. Если мы его на этом деле спалим, а потом когда возьмем под мышки, то он нам по доброй воле про эрмитажные списки распахнет все, что сам знает, как разменную монету. Так что давай, электрик, учи ученых порожняки гонять с изюмом.
О радость! Идея безопасного гона отцам прикинулась.
Трое сели вокруг стола, торжественные, будто первый раз на Канарах. Стали добросовестно и неловко морщить лбы. Поначалу мысль не шла, но наконец пробило. Первым приход поймал Харчо:
– Стоп, братва. Он там два часа чалился? Значит, бабу трахал. Полтора часа на шампанское и уламывание, и полчаса на палку. Да?
Палец глянул на Харчо с завистью. Не потому, что тот первым раскумарился, а потому, что горец легко отвесил «полчаса на палку».
Козырек пожевал губу и повел себя кайфоломом:
– Сомневаюсь я. Там в музеях одни мымры мочалятся. Я за Шрамом давно по хвостам волокусь. У него такие телки! – Козырек достал из портфеля колоду фото и веером сыпанул на стол. Делал это со вторым смыслом. Доказывал командиру, что недаром хлеб жрет.
Харчо тут же придвинул ракурсы и стал захлебываться слюной:
– Ништяк. И эта – ништяк. Я б и этой впендюрил, да? Почему раньше не показывал?
Палец отобрал фотки и вернул Козырьку, дабы не контузили:
– А может, лишнее шалбаним? Он же – вор. Может, че тырил там? – Пальцу пришла вторая шизанутая идея, и теперь он маялся, какая лучше.
– Бери круче, – радуясь, что мозговой штурм помалу зацепил, поддержал Козырек. – Он хочет не одну фитюльку хапнуть, а сразу много. Вот на месте план гоп-стопа Эрмитажа и прокручивал в башке.
– Эрмитаж бомбануть? – с сомнением завернулся Харчо, и вдруг фишка ему глянулась: – Только на фига гоп-стоп? Проще наехать. Нехай бабки отслюнявливают.
– Но это же не ларек. Это целый Зимний дворец.
– И че? Максать долю не обязаны? Надо прямо спросить, есть у них крыша или нет? А то будет, как в семнадцатом.
– Подожди, мы сейчас прикидываем, не как ломануть музей. Мы сейчас решаем, на кой ляд там Шрам околачивался.
– Я понял, да?! – загорелись диким бенгальским глюкаловом желтые глаза хача. – Там напротив Генштаб!
– Ну?
– Ну?
– Папаху гну. Подкоп Шрам собрался делать.
– С какого перепою?
– Хочет адреса и планы замороженных оружейных складов выведать. Расхищенным оружием торговать хочет.
– А я вот как это вижу. В Питер часто иностранные важные шишки приезжают?
– Есть такая фигня.
– Их обязательно водят в Эрмитаж?
– И не без этого.
– Ну вот, теперь все прозрачно! В этом месяце к нам должны подвалить, дай Бог памяти, английский принц и президент Бразилии. Кого-то из них Шрам решил захватить в заложники. Спрячет в подвал и начнет цену за голову требовать. Или еще бубновей, прикажет, чтобы менты всех нас накрыли, а он один такой крутой в Питере остался.
– А сколько может потянуть английский принц? – Лимонные глазки Харчо стали маленькими и мечтательными. – Нулей восемь, да?
И тут Палец грюкнул кулаком об стол так, что снятая, чтоб не морочили голову, телефонная трубка закачалась, будто папье-маше.
– Херня весь этот штурм! Че мы паримся? Надо заслать пацанов на место, нехай срисуют обстановку и какого-нибудь экскурсовода прихватят.
– Кстати, – Харчо перестал торчать на принце, – а как так случилось, что наблюдение обломалось?
– А фиг знает, – честно развел руки Козырек. – Может, кто его толкнул в плечо на выходе из Эрмитажа, вот маячок и выпал под чей-то каблук.
Козырек ошибся. А дело было так. Довольный находкой и даже весьма гордый собой Шрам двигал по залам с греческими истуканами на выход. Вопрос, как НА САМОМ ДЕЛЕ Шрам поступит, если и в самом деле отыщет мифические списки, приблизился, будто пассажирский самолет к американскому небоскребу. По понятиям – в списках шпилились отвязанные козлы. Мало того, что реально сидели на шее у русского народа, так еще на последние радости народ разводили. Шрам бы их простил и понял, если б эти барыги хоть чем-нибудь рисковали, когда обтяпывали свои компостные делишки. Так ведь нет, пухли на телефонах и команды раздавали. И кроме того – да, Шрам – вор, но никогда бы Шрам не стал на чужую сторону распродавать Россию.
И так круто задумался, что зарулил не на выход, а на вход в «Золотой фонд». А может, это воровской инстинкт, как на магнит, поволок Серегу на рыжевье. А там дремлющего за столом мента начальству показалось мало, и была установлена рамка на предмет: вооруженных грабителей выявлять и террористам давать отпор.
И вдруг Шрам, еще в идеологическом кумаре, минуя рамку, как зазвенит! Он не въехал в прикол, вернулся назад и стал двигать сквозь рамку уже медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27