Оуэн взял Марту за локоть и отвел ее в сторону, за деревья, где было сухо и откуда они могли незаметно наблюдать за склоном. Они стояли, тяжело дыша после подъема и вглядываясь в сумрак.
У них за спиной вздымалась наклонная каменная стена. Слева, по пустошам, медленно перемещались лучи солнца, высвечивающие вереск и папоротник. Справа туннель уходил в темноту. Поначалу он был достаточно широким, так что они могли пройти по нему вдвоем, но Оуэн знал, что потом коридор сужается.
Он ждал, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Постепенно он уже мог различить старые гнезда ласточек. Из одного вылетел вьюрок – красочное пятнышко в полумраке. Наконец, когда Оуэн понял, что никто больше не появится и у него не остается причин для задержки, он поступил как в детстве, когда блуждал по этим пещерам; вспомнил бабушку и ее заботу о голубом живом камне.
Он очень хорошо помнил то время, когда бабушка начала показывать своему внуку-подростку нрав живого камня. Одним теплым осенним вечером, когда груды красно-коричневых листьев горели в садах и для вечернего пирога варилось варенье из крыжовника, бабушка отвела его в тихую комнату, находившуюся в северной части дома, и показала, что можно сделать со свечами, чтобы свет исходил из глазниц черепа.
Он практиковался под ее руководством до тех пор, пока не овладел этим умением, радуясь, что может провести столько времени в ее обществе. В конце он едва не направил голубой луч света на бабушку, но она подняла руку и остановила его, заявив, что ее вполне устраивают ее серебристые волосы и она не хочет, чтобы они вновь стали черными. Он решил, что она шутит, и опустил череп, а сам поднял вверх две свечи, озарившие ее лицо. Оно было красивым и умиротворенным.
Позднее, этим же вечером, она описала ему пещеры и рассказала, как найти храм земли. Она не просила Оуэна туда отправиться, лишь объяснила, как их найти. Бабушка считала, что он должен обязательно там побывать, несмотря на свой страх перед замкнутым пространством.
Однако его страх был куда более сильным, чем думала бабушка. Он не пошел в пещеры той осенью, а дождался весны и так и не сумел рассказать ей о той красоте, которую там нашел, – бабушка уже умерла.
В качестве подарка ей он отправился в лабиринт туннелей, а чтобы защититься от страха, прихватил с собой воспоминание о ее прекрасном и мудром лице, озаренном золотым светом свечей.
Лишившись поддержки, которую давал ему голубой камень, он вновь обратился к тому воспоминанию, хотя сейчас это было сложнее, поскольку ее лицо сливалось с лицом Наджакмал. Так или иначе, но он использовал их облик в качестве якоря своего мужества, когда закреплял конец шерстяной нити, чтобы сохранить надежду найти обратный путь к свету.
Марта находилась рядом, наблюдая, как он тщательно завязывает узел вокруг выступа, чтобы кончик не оторвался. Как и все беременные женщины, она держала руку на своем округлившемся животе.
– Если хочешь, можешь остаться здесь, я постараюсь вернуться как можно быстрее.
– Я бы с радостью согласилась, но не могу нарушить обещание, которое дала отцу. Мне необходимо увидеть место, где будет лежать живой камень, – мрачно сказала она. – Мы, ходящие по древним путям, должны подчиняться своей судьбе.
Она была мужественной, как его бабушка. Когда они повернули в темноту, Оуэн заметил, как последнее пятнышко света исчезло с ее щек и резче обозначились морщины вокруг глаз.
Он быстро и целомудренно обнял Марту.
– Это стоит увидеть, – сказал он. – Первая часть путешествия достаточно проста, представь себе, что ты идешь по коридорам своего дома без свечи.
Путь оказался не таким трудным, каким рисовали его детские воспоминания, но ему совсем не хотелось повторять его еще раз.
Наконец они оказались бок о бок на плоском участке земли, потолок терялся где-то в вышине, руки больше не касались стен. Со всех сторон их окружал шум падающей воды, казалось, они попали внутрь водопада.
– Здесь мы можем зажечь свечу и лампу, – сказал Оуэн, а потом, как ребенок, обожающий тайны, добавил: – Ты закроешь глаза?
Он захватил с собой кремень и трут. Даже на того, кто уже видел это зрелище, оно производило ошеломляющее впечатление. Оуэну пришлось напомнить себе, что нужно зажечь лампу и поднять ее над головой. Только после этого он с неожиданным смущением сказал:
– Если ты не против, то можешь открыть глаза.
– О Седрик…
Ради такого зрелища стоило вытерпеть темноту, холод и страх. Марта даже на миг забыла о том, что они должны были прийти сюда втроем. Когда спутница повернулась к Оуэну, он увидел в ее глазах открывшуюся душу.
Он подошел к ней и вновь обнял одной рукой, как это делал Фернандес.
– Не нужно ничего говорить. Достаточно смотреть и запоминать, чтобы и после того, как сменятся поколения, люди знали, что трудный путь до храма земли стоит проделать. – Он передал ей лампу, оставив себе свечу. – Если ты подождешь здесь, я положу живой камень на предназначенное ему место.
– Мне бы следовало пойти с тобой…
– Нет. – На короткое мгновение боль сжала его сердце. – Я должен проделать это сам.
Он зажег еще четыре свечи и поставил их на козырек над входом, чтобы Марта не оставалась в темноте, а потом прошел на восток двадцать шагов, после чего перебрался через реку по камням, опасаясь, что они могут перевернуться под его ногами. Однако они стояли надежно. Снова свернув на запад, он зашагал вдоль берега реки к ошеломляющему своей красотой водопаду.
Пойманная слабым светом лампы вода, словно жидкое золото, низвергалась в широкий каменный плавильный тигель, где на воде белой скалы золото превращалось в ртуть.
Бабушка описывала это место, назвав его колодцем живой воды, и он не сумел придумать лучших слов.
Пристроив лампу на колене, Оуэн, не обращая внимания на брызги, присел на край и вытащил живой камень из сумки, с которой пропутешествовал через половину мира.
Камень отдыхал под его руками, теперь, когда конец был близок, он молчал. Оуэн ощущал его горечь как тяжесть на сердце. Потом он опустился на колени на холодном полу пещеры.
Возбуждение исчезло, пропали красота и даже радость от успеха. В сердце пещеры его мир лишился света и цвета, запаха и осязания, песни и любви. И в наступившем мертвящем оцепенении он впервые ощутил, что его жизнь закончится, когда из нее уйдет живой камень. Он не мог этого перенести.
– Но почему так должно быть? – крикнул он, и его вопрос упал в колодец живой воды и исчез.
Больше Оуэн не говорил, он замер в темном пространстве своей души и смотрел на собственную жизнь с горьким удивлением – ну почему он не задавал этот вопрос раньше?
В далеком детстве бабушка рассказала ему об этом месте отдохновения камня, и он принял ее слова без всяких вопросов, как и все, что она ему говорила. Когда Оуэн был еще молод, Нострадамус говорил о его предназначении, а он лишь удивлялся, откуда тот мог это знать. То же самое повторила Наджакмал, только она выражалась яснее. Он прожил рядом с ней тридцать лет в раю и ежедневно благодарил ее за это, а потом приплыл в Англию, чтобы оставить здесь свои записи для тех, кто придет через многие годы.
Более того, Фернандес де Агилар, человек, которому было ради чего жить, отдал свою жизнь для того, чтобы череп попал сюда, в это безопасное место. И чтобы его смогли найти будущие поколения, когда в нем возникнет нужда.
Седрика Оуэна не интересовали нужды мира. Он плакал от собственной боли, плакал о Фернандесе, Марте и о камне.
«Ты готов уничтожить все, что сделано нами?»
Он прекрасно знал этот голос, в противном случае не поднял бы глаз. Внутри водопада стояла Наджакмал. Она протянула к нему руку.
«Если я скажу тебе, что камень будет там, где нахожусь я, это облегчит тебе горечь расставания? Тебе предстоит обходиться без него совсем недолго».
Легчайшая струйка воды коснулась Оуэна.
«А ты спрашивал камень, чего он от тебя хочет?» – сказала Наджакмал.
Он не задавал камню этот вопрос. Оуэн думал, что их желания совпадают, что сердце камня принадлежит ему. Тихая голубизна, идущая из недр его души, потянулась к нему. Камень скорбел. Однако он не ставил под сомнение свою судьбу или судьбу Оуэна. И он подтверждал правоту Наджакмал.
Сквозь каскады падающей воды она заговорила снова.
«Отдай его живой воде, сын моего сердца. Работа твоей жизни почти завершена».
«Сын моего сердца». Так Наджакмал называла его в последние дни своей жизни. Именно эти слова дали Оуэну мужество встать и поднять живой камень вверх, чтобы он в последний раз насладился светом свечей и видом серебряных каскадов воды.
Колодец белой воды кипел внизу, он открылся, как открывается сердце, чтобы показать неподвижную черноту внутри.
– Седрик!
Яркий желтый свет полоснул сознание Оуэна, голос Марты доносился из дальнего конца пещеры. На противоположном берегу пещеры, в свете четырех пылающих свечей, он увидел, как Марта борется с одним или двумя противниками.
И вновь он балансировал на самом краю, два долга пришли в противоречие. Проявив ни с чем не сравнимое мужество, Седрик Оуэн бросил камень, несущий его душу, в чашу колодца. Белая вода поднялась вокруг него, точно корона. Последняя голубая вспышка еще долго стояла у него перед глазами, после того как камень исчез.
А он уже бежал с лампой в одной руке и столовым ножом – совершенно бесполезным – в другой. Бежал к реке, на противоположном берегу которой Марта Уэйнрайт билась с двумя мужчинами за свою жизнь и за жизнь своего нерожденного ребенка.
ГЛАВА 32
Кузница Виланда, Оксфордшир, Англия
21 июня 2007 года, 5 часов утра
В Оксфордшире рассвет наступает медленно. Первыми обрели цвет камни кургана; участки серого мха на глазах у Стеллы начали приобретать зеленый оттенок. Петух в долине запел увереннее. С высокой ветви бука прокаркал ворон. Через мгновение ему ответил вьюрок.
Рядом с дорогой затрещали ветви. Тони Буклесс бесформенным пятном приближался по аллее к Кузнице Виланда, посылая вперед свой голос, маяк слабого света.
– Стелла, ты здесь! – Он, задыхаясь, пробежал последние несколько ярдов, продираясь сквозь кустарник, и оказался на открытом пространстве перед курганом. – И Кит. И Гордон. И камень-череп. Это хорошо.
Он называл их, как при перекличке, но его глаза оставались прикованными к Стелле и голубому камню, освещавшему пространство вокруг нее. Правая рука Тони была неловко вывернута и оставалась в кармане. Можно было сосчитать костяшки его пальцев.
– А где Дейви?
Где-то справа замерла шевельнувшаяся ветка.
– Вернулся в Оксфорд, – ответила Стелла. – После того как Дейви показал мне курган, он мне больше не был нужен. К тому же он беспокоится за мать.
Теперь она могла лгать со спокойной совестью. И это придавало вес ее словам.
– Конечно. – Он торжественно кивнул: что ж тут поделать, плохая новость. – Кит рассказал мне, что произошел несчастный случай.
Несчастный случай? Стелла посмотрела на Кита. В его глазах она прочитала безмолвное предупреждение. «Верь мне. Опасность! Пожалуйста, верь мне!»
– Да, несчастный случай, – бесстрастно ответила она.
Она больше не знала, кому верить. Гордон находился совсем рядом, почти на расстоянии вытянутой руки. Его страх перед камнем был почти ощутимым, тем не менее он встал, как только появился Тони Буклесс, и сделал шаг к Стелле, словно хотел ее защитить.
Кит не испытывал гнева, однако страдал – казалось, он попал в сети, которые был не в силах разорвать. Он находился чуть в стороне от кургана и слегка покачивался.
Так или иначе, но он и Тони Буклесс о чем-то договорились. Оба начали двигаться, медленно, по кругу, казалось, без особой цели, если не считать того, что Буклесс приближался к Стелле и камню, а Кит уходил все дальше.
Камень даже не пытался помочь. Теперь, когда конец был так близок, он ничего не предлагал. В нем осталось лишь отчаянное желание побыстрее войти в туннель Кузницы Виланда. Курган также звал ее к себе, словно любовник, оказавшийся по другую сторону тюремной решетки, которого можно увидеть, но нельзя обнять.
Спиральные отметины на камнях у входа стали более заметными; если бы Стелла находилась ближе, она могла бы провести пальцами по канавкам. Их магия ослабела, но притяжение оставалось таким же сильным, так магнит притягивается к магниту, теперь Стелла уже точно знала, что нужно делать и когда; не глядя на часы, она могла сосчитать уходящие минуты: шесть, может быть, пять до рассвета.
Тони Буклесс находился менее чем в десяти шагах от нее. Стелла не видела, сжимает ли его рука в кармане пистолет, но в отблесках приближающегося рассвета могла хорошо разглядеть лицо Тони. Он не спускал с нее жестких, серых, как бледное небо, глаз. В них не было дружелюбия, осталась лишь одна угроза.
В сознании Стеллы прозвучал голос Дейви: «Они продают свою душу вовсе не в интересах человечества, но, видит бог, они убеждены в своей правоте». А еще раньше, когда она знала Дейви гораздо хуже: «Твой череп несет в себе сердце мира. Какой человек не станет убивать ради обладания им?»
Стелла заставила себя смотреть на Буклесса, а не на деревья слева от нее, где рассветный ветер шевелил ветви. Она полагала, что там прячется Дейви Лоу.
Стелла подняла череп так, что он оказался на одном уровне с ее головой. Серый свет вокруг тут же стал голубым. В горле у Гордона что-то заклокотало. Неожиданно Тони Буклесс остановился.
– Тони, что вы делаете? – спросила Стелла так, словно была охвачена любопытством.
– Пытаюсь сохранить тебе жизнь. – Он улыбнулся так хорошо знакомой улыбкой. Однако улыбка не смогла смягчить выражение его глаз. – Я уже говорил тебе, хранитель черепа всегда умирает. Всю жизнь я верил, что Урсула станет хранителем и я сумею ее защитить. Очевидно, я ошибался, поэтому сейчас должен все исправить.
Он сделал еще один короткий шаг в ее сторону, указывая рукой на курган.
– Я знаю, ты полагаешь, что судьба мира зависит от того, что здесь произойдет, но я продолжаю верить, что нет такого камня, из-за которого стоит умирать. Я обещал Киту, что сохраню тебе жизнь. И я делаю все, что в моих силах, чтобы ты осталась в живых.
Все его слова казались правдой. Хрупкая безопасность утра теперь зависела только от того, поверит ли ему Стелла. Слишком поздно. Стелла втянула в себя воздух, чтобы ответить и еще некоторое время сохранить видимость нормальных отношений между ними. Но стоявший справа от нее Гордон Фрейзер потерял остатки терпения.
– Ты сделал все, что в твоих силах, чтобы убить Урсулу Уокер, лицемерный мерзавец. Только не притворяйся, что хочешь помочь.
– Что-о? – В голосе Буклесса послышался лед, который должен был поглотить жар ярости Гордона.
Он был таким высоким, спокойным и уверенным. Рядом с ним маленький шотландец казался сгустком ярости, не поддающейся контролю.
Тони Буклесс не обращал на него внимания.
– Стелла, что конкретно случилось с Урсулой? – спросил он, четко произнося слова.
– Только не делай вид, что ты ничего не знаешь, Энтони чертов сэр Буклесс. Я раскусил тебя несколько дней назад. Ты хладнокровный убийца, который прячется за фальшивым обаянием. Ты…
– Гордон, прекрати.
Но маленького шотландца уже было не остановить. Он сплюнул на землю. Ведомый яростью, он встал несокрушимой стеной между Тони Буклессом и Стеллой. Он был ее другом, наставником, человеком, который сохранял мужество даже в самых темных уголках земли. В глубине своей души она поблагодарила его, но взяла за руку, чтобы заставить замолчать.
– Вы очень добры, но не нужно сражаться за меня, – сказала Стелла. – Я и сама справлюсь.
Она спокойно улыбнулась Тони Буклессу.
– Урсула находится в отделении интенсивной терапии в больнице Рэдклифф. Она получила серьезное отравление хлором, который содержался в дыме. Полиция ведет расследование – они считают, что это была попытка убийства.
– Хлор?
Буклесс был превосходным актером. Стелла видела, как черные зрачки его глаз увеличились, почти поглотив радужную оболочку. Потом он начал медленно бледнеть.
– Кит, почему ты мне ничего не сказал? – повернув голову, спросил он.
Теперь все смотрели на него. Наступил самый подходящий момент, чтобы действовать. Стелла отправила беззвучный зов и получила ответ, у нее за спиной зашелестела листва. Неожиданно запела птица.
– Стелла, подойди к Киту, немедленно.
Никогда прежде она не слышала, чтобы Тони Буклесс говорил так. Исчез характерный для него доброжелательный тон, в котором всегда искрился смех. Остался человек, служивший в Северной Ирландии, побывавший советником в Ираке, привыкший отдавать приказы, которым все подчиняются. И Стелла даже почувствовала облегчение. Наконец все маски сброшены.
Больше не нужно прикидываться. Стелла не пошевелилась.
– Зачем? – спросила она. – Чтобы вы могли убить нас обоих, как пытались убить Урсулу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
У них за спиной вздымалась наклонная каменная стена. Слева, по пустошам, медленно перемещались лучи солнца, высвечивающие вереск и папоротник. Справа туннель уходил в темноту. Поначалу он был достаточно широким, так что они могли пройти по нему вдвоем, но Оуэн знал, что потом коридор сужается.
Он ждал, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Постепенно он уже мог различить старые гнезда ласточек. Из одного вылетел вьюрок – красочное пятнышко в полумраке. Наконец, когда Оуэн понял, что никто больше не появится и у него не остается причин для задержки, он поступил как в детстве, когда блуждал по этим пещерам; вспомнил бабушку и ее заботу о голубом живом камне.
Он очень хорошо помнил то время, когда бабушка начала показывать своему внуку-подростку нрав живого камня. Одним теплым осенним вечером, когда груды красно-коричневых листьев горели в садах и для вечернего пирога варилось варенье из крыжовника, бабушка отвела его в тихую комнату, находившуюся в северной части дома, и показала, что можно сделать со свечами, чтобы свет исходил из глазниц черепа.
Он практиковался под ее руководством до тех пор, пока не овладел этим умением, радуясь, что может провести столько времени в ее обществе. В конце он едва не направил голубой луч света на бабушку, но она подняла руку и остановила его, заявив, что ее вполне устраивают ее серебристые волосы и она не хочет, чтобы они вновь стали черными. Он решил, что она шутит, и опустил череп, а сам поднял вверх две свечи, озарившие ее лицо. Оно было красивым и умиротворенным.
Позднее, этим же вечером, она описала ему пещеры и рассказала, как найти храм земли. Она не просила Оуэна туда отправиться, лишь объяснила, как их найти. Бабушка считала, что он должен обязательно там побывать, несмотря на свой страх перед замкнутым пространством.
Однако его страх был куда более сильным, чем думала бабушка. Он не пошел в пещеры той осенью, а дождался весны и так и не сумел рассказать ей о той красоте, которую там нашел, – бабушка уже умерла.
В качестве подарка ей он отправился в лабиринт туннелей, а чтобы защититься от страха, прихватил с собой воспоминание о ее прекрасном и мудром лице, озаренном золотым светом свечей.
Лишившись поддержки, которую давал ему голубой камень, он вновь обратился к тому воспоминанию, хотя сейчас это было сложнее, поскольку ее лицо сливалось с лицом Наджакмал. Так или иначе, но он использовал их облик в качестве якоря своего мужества, когда закреплял конец шерстяной нити, чтобы сохранить надежду найти обратный путь к свету.
Марта находилась рядом, наблюдая, как он тщательно завязывает узел вокруг выступа, чтобы кончик не оторвался. Как и все беременные женщины, она держала руку на своем округлившемся животе.
– Если хочешь, можешь остаться здесь, я постараюсь вернуться как можно быстрее.
– Я бы с радостью согласилась, но не могу нарушить обещание, которое дала отцу. Мне необходимо увидеть место, где будет лежать живой камень, – мрачно сказала она. – Мы, ходящие по древним путям, должны подчиняться своей судьбе.
Она была мужественной, как его бабушка. Когда они повернули в темноту, Оуэн заметил, как последнее пятнышко света исчезло с ее щек и резче обозначились морщины вокруг глаз.
Он быстро и целомудренно обнял Марту.
– Это стоит увидеть, – сказал он. – Первая часть путешествия достаточно проста, представь себе, что ты идешь по коридорам своего дома без свечи.
Путь оказался не таким трудным, каким рисовали его детские воспоминания, но ему совсем не хотелось повторять его еще раз.
Наконец они оказались бок о бок на плоском участке земли, потолок терялся где-то в вышине, руки больше не касались стен. Со всех сторон их окружал шум падающей воды, казалось, они попали внутрь водопада.
– Здесь мы можем зажечь свечу и лампу, – сказал Оуэн, а потом, как ребенок, обожающий тайны, добавил: – Ты закроешь глаза?
Он захватил с собой кремень и трут. Даже на того, кто уже видел это зрелище, оно производило ошеломляющее впечатление. Оуэну пришлось напомнить себе, что нужно зажечь лампу и поднять ее над головой. Только после этого он с неожиданным смущением сказал:
– Если ты не против, то можешь открыть глаза.
– О Седрик…
Ради такого зрелища стоило вытерпеть темноту, холод и страх. Марта даже на миг забыла о том, что они должны были прийти сюда втроем. Когда спутница повернулась к Оуэну, он увидел в ее глазах открывшуюся душу.
Он подошел к ней и вновь обнял одной рукой, как это делал Фернандес.
– Не нужно ничего говорить. Достаточно смотреть и запоминать, чтобы и после того, как сменятся поколения, люди знали, что трудный путь до храма земли стоит проделать. – Он передал ей лампу, оставив себе свечу. – Если ты подождешь здесь, я положу живой камень на предназначенное ему место.
– Мне бы следовало пойти с тобой…
– Нет. – На короткое мгновение боль сжала его сердце. – Я должен проделать это сам.
Он зажег еще четыре свечи и поставил их на козырек над входом, чтобы Марта не оставалась в темноте, а потом прошел на восток двадцать шагов, после чего перебрался через реку по камням, опасаясь, что они могут перевернуться под его ногами. Однако они стояли надежно. Снова свернув на запад, он зашагал вдоль берега реки к ошеломляющему своей красотой водопаду.
Пойманная слабым светом лампы вода, словно жидкое золото, низвергалась в широкий каменный плавильный тигель, где на воде белой скалы золото превращалось в ртуть.
Бабушка описывала это место, назвав его колодцем живой воды, и он не сумел придумать лучших слов.
Пристроив лампу на колене, Оуэн, не обращая внимания на брызги, присел на край и вытащил живой камень из сумки, с которой пропутешествовал через половину мира.
Камень отдыхал под его руками, теперь, когда конец был близок, он молчал. Оуэн ощущал его горечь как тяжесть на сердце. Потом он опустился на колени на холодном полу пещеры.
Возбуждение исчезло, пропали красота и даже радость от успеха. В сердце пещеры его мир лишился света и цвета, запаха и осязания, песни и любви. И в наступившем мертвящем оцепенении он впервые ощутил, что его жизнь закончится, когда из нее уйдет живой камень. Он не мог этого перенести.
– Но почему так должно быть? – крикнул он, и его вопрос упал в колодец живой воды и исчез.
Больше Оуэн не говорил, он замер в темном пространстве своей души и смотрел на собственную жизнь с горьким удивлением – ну почему он не задавал этот вопрос раньше?
В далеком детстве бабушка рассказала ему об этом месте отдохновения камня, и он принял ее слова без всяких вопросов, как и все, что она ему говорила. Когда Оуэн был еще молод, Нострадамус говорил о его предназначении, а он лишь удивлялся, откуда тот мог это знать. То же самое повторила Наджакмал, только она выражалась яснее. Он прожил рядом с ней тридцать лет в раю и ежедневно благодарил ее за это, а потом приплыл в Англию, чтобы оставить здесь свои записи для тех, кто придет через многие годы.
Более того, Фернандес де Агилар, человек, которому было ради чего жить, отдал свою жизнь для того, чтобы череп попал сюда, в это безопасное место. И чтобы его смогли найти будущие поколения, когда в нем возникнет нужда.
Седрика Оуэна не интересовали нужды мира. Он плакал от собственной боли, плакал о Фернандесе, Марте и о камне.
«Ты готов уничтожить все, что сделано нами?»
Он прекрасно знал этот голос, в противном случае не поднял бы глаз. Внутри водопада стояла Наджакмал. Она протянула к нему руку.
«Если я скажу тебе, что камень будет там, где нахожусь я, это облегчит тебе горечь расставания? Тебе предстоит обходиться без него совсем недолго».
Легчайшая струйка воды коснулась Оуэна.
«А ты спрашивал камень, чего он от тебя хочет?» – сказала Наджакмал.
Он не задавал камню этот вопрос. Оуэн думал, что их желания совпадают, что сердце камня принадлежит ему. Тихая голубизна, идущая из недр его души, потянулась к нему. Камень скорбел. Однако он не ставил под сомнение свою судьбу или судьбу Оуэна. И он подтверждал правоту Наджакмал.
Сквозь каскады падающей воды она заговорила снова.
«Отдай его живой воде, сын моего сердца. Работа твоей жизни почти завершена».
«Сын моего сердца». Так Наджакмал называла его в последние дни своей жизни. Именно эти слова дали Оуэну мужество встать и поднять живой камень вверх, чтобы он в последний раз насладился светом свечей и видом серебряных каскадов воды.
Колодец белой воды кипел внизу, он открылся, как открывается сердце, чтобы показать неподвижную черноту внутри.
– Седрик!
Яркий желтый свет полоснул сознание Оуэна, голос Марты доносился из дальнего конца пещеры. На противоположном берегу пещеры, в свете четырех пылающих свечей, он увидел, как Марта борется с одним или двумя противниками.
И вновь он балансировал на самом краю, два долга пришли в противоречие. Проявив ни с чем не сравнимое мужество, Седрик Оуэн бросил камень, несущий его душу, в чашу колодца. Белая вода поднялась вокруг него, точно корона. Последняя голубая вспышка еще долго стояла у него перед глазами, после того как камень исчез.
А он уже бежал с лампой в одной руке и столовым ножом – совершенно бесполезным – в другой. Бежал к реке, на противоположном берегу которой Марта Уэйнрайт билась с двумя мужчинами за свою жизнь и за жизнь своего нерожденного ребенка.
ГЛАВА 32
Кузница Виланда, Оксфордшир, Англия
21 июня 2007 года, 5 часов утра
В Оксфордшире рассвет наступает медленно. Первыми обрели цвет камни кургана; участки серого мха на глазах у Стеллы начали приобретать зеленый оттенок. Петух в долине запел увереннее. С высокой ветви бука прокаркал ворон. Через мгновение ему ответил вьюрок.
Рядом с дорогой затрещали ветви. Тони Буклесс бесформенным пятном приближался по аллее к Кузнице Виланда, посылая вперед свой голос, маяк слабого света.
– Стелла, ты здесь! – Он, задыхаясь, пробежал последние несколько ярдов, продираясь сквозь кустарник, и оказался на открытом пространстве перед курганом. – И Кит. И Гордон. И камень-череп. Это хорошо.
Он называл их, как при перекличке, но его глаза оставались прикованными к Стелле и голубому камню, освещавшему пространство вокруг нее. Правая рука Тони была неловко вывернута и оставалась в кармане. Можно было сосчитать костяшки его пальцев.
– А где Дейви?
Где-то справа замерла шевельнувшаяся ветка.
– Вернулся в Оксфорд, – ответила Стелла. – После того как Дейви показал мне курган, он мне больше не был нужен. К тому же он беспокоится за мать.
Теперь она могла лгать со спокойной совестью. И это придавало вес ее словам.
– Конечно. – Он торжественно кивнул: что ж тут поделать, плохая новость. – Кит рассказал мне, что произошел несчастный случай.
Несчастный случай? Стелла посмотрела на Кита. В его глазах она прочитала безмолвное предупреждение. «Верь мне. Опасность! Пожалуйста, верь мне!»
– Да, несчастный случай, – бесстрастно ответила она.
Она больше не знала, кому верить. Гордон находился совсем рядом, почти на расстоянии вытянутой руки. Его страх перед камнем был почти ощутимым, тем не менее он встал, как только появился Тони Буклесс, и сделал шаг к Стелле, словно хотел ее защитить.
Кит не испытывал гнева, однако страдал – казалось, он попал в сети, которые был не в силах разорвать. Он находился чуть в стороне от кургана и слегка покачивался.
Так или иначе, но он и Тони Буклесс о чем-то договорились. Оба начали двигаться, медленно, по кругу, казалось, без особой цели, если не считать того, что Буклесс приближался к Стелле и камню, а Кит уходил все дальше.
Камень даже не пытался помочь. Теперь, когда конец был так близок, он ничего не предлагал. В нем осталось лишь отчаянное желание побыстрее войти в туннель Кузницы Виланда. Курган также звал ее к себе, словно любовник, оказавшийся по другую сторону тюремной решетки, которого можно увидеть, но нельзя обнять.
Спиральные отметины на камнях у входа стали более заметными; если бы Стелла находилась ближе, она могла бы провести пальцами по канавкам. Их магия ослабела, но притяжение оставалось таким же сильным, так магнит притягивается к магниту, теперь Стелла уже точно знала, что нужно делать и когда; не глядя на часы, она могла сосчитать уходящие минуты: шесть, может быть, пять до рассвета.
Тони Буклесс находился менее чем в десяти шагах от нее. Стелла не видела, сжимает ли его рука в кармане пистолет, но в отблесках приближающегося рассвета могла хорошо разглядеть лицо Тони. Он не спускал с нее жестких, серых, как бледное небо, глаз. В них не было дружелюбия, осталась лишь одна угроза.
В сознании Стеллы прозвучал голос Дейви: «Они продают свою душу вовсе не в интересах человечества, но, видит бог, они убеждены в своей правоте». А еще раньше, когда она знала Дейви гораздо хуже: «Твой череп несет в себе сердце мира. Какой человек не станет убивать ради обладания им?»
Стелла заставила себя смотреть на Буклесса, а не на деревья слева от нее, где рассветный ветер шевелил ветви. Она полагала, что там прячется Дейви Лоу.
Стелла подняла череп так, что он оказался на одном уровне с ее головой. Серый свет вокруг тут же стал голубым. В горле у Гордона что-то заклокотало. Неожиданно Тони Буклесс остановился.
– Тони, что вы делаете? – спросила Стелла так, словно была охвачена любопытством.
– Пытаюсь сохранить тебе жизнь. – Он улыбнулся так хорошо знакомой улыбкой. Однако улыбка не смогла смягчить выражение его глаз. – Я уже говорил тебе, хранитель черепа всегда умирает. Всю жизнь я верил, что Урсула станет хранителем и я сумею ее защитить. Очевидно, я ошибался, поэтому сейчас должен все исправить.
Он сделал еще один короткий шаг в ее сторону, указывая рукой на курган.
– Я знаю, ты полагаешь, что судьба мира зависит от того, что здесь произойдет, но я продолжаю верить, что нет такого камня, из-за которого стоит умирать. Я обещал Киту, что сохраню тебе жизнь. И я делаю все, что в моих силах, чтобы ты осталась в живых.
Все его слова казались правдой. Хрупкая безопасность утра теперь зависела только от того, поверит ли ему Стелла. Слишком поздно. Стелла втянула в себя воздух, чтобы ответить и еще некоторое время сохранить видимость нормальных отношений между ними. Но стоявший справа от нее Гордон Фрейзер потерял остатки терпения.
– Ты сделал все, что в твоих силах, чтобы убить Урсулу Уокер, лицемерный мерзавец. Только не притворяйся, что хочешь помочь.
– Что-о? – В голосе Буклесса послышался лед, который должен был поглотить жар ярости Гордона.
Он был таким высоким, спокойным и уверенным. Рядом с ним маленький шотландец казался сгустком ярости, не поддающейся контролю.
Тони Буклесс не обращал на него внимания.
– Стелла, что конкретно случилось с Урсулой? – спросил он, четко произнося слова.
– Только не делай вид, что ты ничего не знаешь, Энтони чертов сэр Буклесс. Я раскусил тебя несколько дней назад. Ты хладнокровный убийца, который прячется за фальшивым обаянием. Ты…
– Гордон, прекрати.
Но маленького шотландца уже было не остановить. Он сплюнул на землю. Ведомый яростью, он встал несокрушимой стеной между Тони Буклессом и Стеллой. Он был ее другом, наставником, человеком, который сохранял мужество даже в самых темных уголках земли. В глубине своей души она поблагодарила его, но взяла за руку, чтобы заставить замолчать.
– Вы очень добры, но не нужно сражаться за меня, – сказала Стелла. – Я и сама справлюсь.
Она спокойно улыбнулась Тони Буклессу.
– Урсула находится в отделении интенсивной терапии в больнице Рэдклифф. Она получила серьезное отравление хлором, который содержался в дыме. Полиция ведет расследование – они считают, что это была попытка убийства.
– Хлор?
Буклесс был превосходным актером. Стелла видела, как черные зрачки его глаз увеличились, почти поглотив радужную оболочку. Потом он начал медленно бледнеть.
– Кит, почему ты мне ничего не сказал? – повернув голову, спросил он.
Теперь все смотрели на него. Наступил самый подходящий момент, чтобы действовать. Стелла отправила беззвучный зов и получила ответ, у нее за спиной зашелестела листва. Неожиданно запела птица.
– Стелла, подойди к Киту, немедленно.
Никогда прежде она не слышала, чтобы Тони Буклесс говорил так. Исчез характерный для него доброжелательный тон, в котором всегда искрился смех. Остался человек, служивший в Северной Ирландии, побывавший советником в Ираке, привыкший отдавать приказы, которым все подчиняются. И Стелла даже почувствовала облегчение. Наконец все маски сброшены.
Больше не нужно прикидываться. Стелла не пошевелилась.
– Зачем? – спросила она. – Чтобы вы могли убить нас обоих, как пытались убить Урсулу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40