Ты с этим согласен?
Облегчение и радость — ..именно эти чувства испытал Маттиас.
— Нет никаких причин, — согласно кивнул он успев поймать руку, которую Имоджин хотела отвести от его губ, и поцеловать в ладонь.
Имоджин вздохнула и прильнула к нему. Маттиас наклонился к ее рту.
Приподнявшись на цыпочках, она с явным энтузиазмом вернула ему поцелуй. Маттиас коснулся ртом ее щеки и уха. Он ощутил девичьи пальцы в волосах — и дрожь пробежала по его телу.
— Мы будем делать все не спеша, — пообещал он.
— Как ты хочешь. — Она развязала ему галстук.
— Мы будем наслаждаться каждым мгновением. Мы не сделаем следующего шага, пока не исчерпаем до конца радость предыдущего.
— Вы напоминаете мне одного из новых поэтов, сэр. — Она стала расстегивать ему рубашку. — Или вы цитируете замарские стихи?
— Мне хотелось бы, чтобы ты запомнила этот день до конца жизни, — серьезно сказал он.
— Вряд ли я когда-либо его забуду. — Имоджин нетерпеливо дернула за рубашку. Тонкое льняное полотно не выдержало, с треском разорвалось, и этот звук в нежилом пыльном помещении прозвучал как выстрел. — О Господи! Кажется, я порвала вашу рубашку, сэр. Я чертовски сожалею.
Маттиасу стало вдруг удивительно легко.
— Забудьте про рубашку, мадам. У меня их изрядный запас.
— Какое счастье…
Маттиас приподнял вверх ее лицо и посмотрел на нежные, полные губы. На какой-то момент он забыл о своих намерениях не торопиться с любовными ласками. Он почувствовал жар, нечто вроде горячки. Он пылал, и, судя по тому, как Имоджин обошлась с его рубашкой, она испытывала то же самое.
Он взял ее на руки и понес к скамейке у стены.
Когда он положил Имоджин на задрапированные подушки, поднялось облачко пыли. Маттиас поморщился, но Имоджин, судя по всему, не обратила на пыль никакого внимания. Она не отводила от него горящих глаз. По всей вероятности, подумал Маттиас, он нашел единственную женщину во всей Англии, которая не станет жаловаться на то, что ее соблазнили в захламленном пыльном музее.
Он поцеловал ее в кончик носа и распрямился, чтобы снять с шеи галстук. Он швырнул его на саркофаг, затем быстро освободился от пиджака, жилета и злосчастной рубашки. Он коротко улыбнулся при виде рваной рубашки.
Отбросив снятую одежду в сторону, Маттиас взглянул на Имоджин и увидел, что она неотрывно наблюдает за ним. Он прочитал явное желание в ее глазах, и у него перехватило дыхание. В уголке рта Имоджин между Полуоткрытых губ появился кончик языка.
— Вы изумительно красивы, милорд, — тихим, чувственным голосом сказала она. — В самом деле, я… я никогда не видела ничего похожего.
Маттиас рассмеялся.
— Ты единственное по-настоящему красивое создание в этой комнате. — Он опустился на скамью и зарылся лицом в ворох зеленых муслиновых юбок.
— Маттиас… — Она обняла его за плечи. Маттиас приподнял ее и стал целовать, и целовал до тех пор, пока она не задрожала, откинув назад голову. Он неохотно расстался с ее губами и принялся целовать ее шею. Она извивалась и тянулась к нему, приподнимаясь и прижимаясь небольшими крепкими грудями к его груди.
Когда его поцелуи дошли до линии декольте, он расстегнул лиф платья. Под прозрачной рубашкой проглядывали розовые соски. Маттиас почувствовал спазм в теле.
Нагнувшись, он стал целовать маковки грудей. Имоджин вскрикнула и осыпала горячими поцелуями его плечи.
Маттиас взял в кулак ворох юбок и потянул их вверх. Он поднимал их до тех пор, пока его взгляду не открылся треугольный холмик в густых темно-каштановых завитках, которые скрывали обольстительные девичьи тайны.
Имоджин наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Хрипло застонав, он приник ртом к шелковистой внутренней поверхности чуть разведенных бедер. Ему показалось, что он ощутил ласковое прикосновение замарского моря.
Он накрыл ладонью густоволосый холмик, который излучал тепло и словно дышал.
Тихий вздох Имоджин подействовал на Маттиаса опьяняюще. Он почувствовал, как повлажнела его ладонь, ласкающая девичью плоть, и подумал, что в его жизни не было ничего, что потрясло бы его до такой степени.
— Это… бесподобно, — прошептала Имоджин, инстинктивно еще шире разводя ноги. Ее ногти впились в плечо Маттиаса. Трепет пробежал по ее телу. — Это ведь те советы, о которых ты сегодня говорил. Ну… для замарских жениха с невестой…
— К сожалению, у меня не хватит терпения, чтобы сегодня воспользоваться всеми ими… — Маттиас повозился с брюками и освободился от них. — Однако торжественно обещаю, что мы не пропустим ни одного из них. А теперь, малышка, разведи ноги, затем обними ими меня.
Повинуясь, Имоджин раздвинула округлые бедра, открыв его взору милую расщелинку, но затем недоумевающе спросила:
— Обнять? Ногами?
— Я должен войти в тебя, — пояснил Маттиас. — Я сойду с ума, если мне придется ждать еще.
Имоджин послушно обвила его ногами.
— Маттиас, только это несколько странно… Ты узнал об этой позе из того замарского свитка, о котором упоминал?
Он нежно погладил ее по щеке:
— Некоторые вещи универсальны везде и во все времена.
Маттиас чувствовал, что девушка открыта его ласкам. Роса, выделившаяся из упругой расщелины, смочила его пальцы, и он использовал эти капли, чтобы увлажнить удивительную жемчужину, трепетавшую у самого входа. Имоджин застонала.
— Боже мой, я не могу… не могу… А-а-а… — Больше она так ничего и не смогла сказать.
Маттиас поднял голову и вгляделся в полное чувственной истомы лицо.
— Посмотри на меня, девочка. Открой глаза и посмотри на меня.
Ее ресницы дрогнули и открылись. Она медленно улыбнулась ему, и в этой улыбке тайн было больше, чем во всех руинах Замара.
И Маттиас отдался во власть могучей страсти, которая его сжигала. Осторожно раздвинув складки, он попытался медленно войти в жаркую, тесную расщелину.
Внезапно Имоджин напряглась.
— Возможно, вы что-то делаете не так, сэр… Должно быть, вы что-то не так поняли…
— О чем ты толкуешь, Имоджин?
— По-видимому, эта разновидность замарской техники не совсем подходит для мужчины твоих габаритов… Надо попробовать другую.
— Ты девственница, — прошептал он где-то возле ее носа.
— Какое отношение имеет этот факт к тому, что ты плохо перевел замарскую инструкцию?
— Никакого, — согласился Маттиас.
— Я ведь не предлагаю прекратить любовную игру. Просто я хотела бы попробовать другую технику.
— Мы должны овладеть этой, прежде чем двигаться дальше. — Он прикоснулся ртом к ее губам. — Ты помнишь, девочка, как тебе было сладко там, в саду?
Она посмотрела на него затуманенным взором:
— Да… Оч-чень сладко… Но тогда все было по-другому.
— Потерпи немного… — Он стал потихоньку выходить из тугой расщелины, испытывая при этом невыразимую сладостную муку. — Вздохни поглубже.
Рукой он отыскал маленький твердый бутончик и стал ласкать его. Бутончик вздрогнул и запульсировал. Имоджин глубоко, медленно вздохнула. Она еще дальше расслабилась. Расщелина продолжала оставаться тугой и неприступной, но напряженность в девичьем геле спала. Маттиас сделал новую осторожную попытку войти в нее и вновь остановился на полпути.
Имоджин разочарованно вздохнула и дружелюбно царапнула ногтями его плечо.
Он снова частично вышел из расщелины и, целуя прикрытые сорочкой соски, спросил:
— Хоть чуть стало получше?
— Да… Да… Знаешь, я думаю, что этот способ в конце концов сработает. Надо продолжать… А я правильно действую?
— Абсолютно правильно. — Вдохновленный ее словами, Маттиас снова стал входить в неприступную крепость. Он почувствовал, как упругие мышцы поддаются и расступаются под натиском вторгшейся плоти. — Ты действуешь абсолютно правильно…
— Маттиас…
И вдруг все тело Имоджин начало содрогаться.
Острое сладострастное ощущение пронизало Маттиаса. Он купался в лучах яркого солнечного света. И никакие духи не могли теперь до него добраться.
Глава 10
Вечером следующего дня Маттиас появился в театре перед последним актом «Отелло». Имоджин, сидевшая рядом с Горацией и насупившейся Патрицией, посмотрела на него с укором, когда он пробирался в ложу. Это была их первая встреча после любовной схватки в Замарском музее,
— Милорд, мы уже потеряли всякую надежду вас увидеть, — шепотом сказала Имоджин, когда он взял ее за руку. — Вы пропустили большую часть спектакля.
Рот Маттиаса чуть заметно дрогнул, и в серых глазах его Имоджин прочитала воспоминания о том, что произошло между ними вчера,
— Нет никаких оснований терять надежду, дорогая. — Он поцеловал ее затянутую в перчатку руку и обернулся поприветствовать Горацию и Патрицию:
— Добрый вечер, сударыни. Вы обе отлично выглядите сегодня.
Горация наклонила голову.
— Милорд.
Во взгляде Патриции читалось раздражение.
— Вы говорили, что встретите нас здесь, Маттиас.
— Я и встретил.
Патриция стала обмахиваться веером.
— Представление почти закончилось.
— Я обнаружил, что посещение театра в небольших дозах запоминается лучше. — Маттиас сел рядом с Имоджин. — Надеюсь, Патриция, ты сегодня не станешь пытаться превзойти Кина. У тебя нет никаких шансов. Даже будучи пьяным, он останется непревзойденным актером.
Патриция повела плечом, сердито отвернулась и с мрачным видом стала разглядывать разодетую публику в ложах напротив.
Имоджин подавила легкий вздох, догадываясь, что именно она стала причиной возникшей между Маттиасом и Патрицией враждебности. По непонятной для Имоджин причине ее отношения с Патрицией в последние дни внезапно испортились. И сейчас Патриция не скрывала своего недовольства тем, что ее принуждают сидеть с Имоджин и Горацией в ложе брата.
Имоджин не знала причины произошедшей перемены, однако это ее беспокоило. Она намеревалась обязательно обсудить это с Маттиасом. Но первоочередным все же был другой вопрос. Она подозревала, что Маттиас избегает ее. И догадывалась почему.
Имоджин наклонилась к Маттиасу и стала энергично обмахиваться веером — пусть зеваки думают, что их беседа носит обычный светский характер. При этом она еще и прислушивалась к гомону публики и громким выкрикам из партера, чтобы быть уверенной, что их никто не подслушивает.
— Сэр, я рада, что вы наконец-то появились… Уже прошли все сроки…
— Я тоже очень скучал по вам, — тихо проговорил Маттиас. — Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как вы осчастливили меня.
— Маттиас, ради Бога, потише. — Лицо Имоджин зарделось, она оглянулась по сторонам, чтобы лишний раз убедиться, что их никто не слышит. — Я хотела поговорить с вами совсем о другом.
— Я потрясен! — Глаза его сверкнули. Он поймал руку Имоджин и поцеловал кончики пальцев. — Признаюсь, что я всю ночь и весь день думал о нашей любовной схватке среди руин древнего Замара… И с этой волшебной минуты ни одна рациональная мысль мне более в голову не приходит.
— Что с вами, милорд? — напустилась на него Имоджин.
— Вы вдохновили меня, моя радость!.. Я подумываю о том, чтобы забросить все научные изыскания и начать писать стихи… Как я буду выглядеть, если завью себе волосы на манер романтического поэта?
Имоджин прищурилась.
— По-моему, вы пытаетесь уйти от разговора о самом важном, сэр.
— О чем именно?
— О моем новом плане относительно того, как заманить в ловушку Ваннека, — прошептала она, прикрыв лицо веером.
— Мне бы хотелось закрыть эту тему.
— Это я знаю, но вовсе не намерена отказываться от своих планов из-за нашей помолвки.
Бровь Маттиаса медленно приподнялась.
— Вы полагаете, что наша помолвка — всего лишь безделица, некий пустячок? Поверьте, меня это убивает.
Веер Имоджин заработал еще энергичнее.
— Вы прекрасно знаете, что я совсем так не думаю, сэр.
— Поосторожнее с веером, мадам. Вы создаете ужасный сквозняк. Мы, поэты-романтики" склонны к простудам.
Однако Имоджин проигнорировала его последние слова.
— Маттиас, говорю вполне серьезно… Я хочу заручиться вашим согласием помочь мне заманить в западню Ваннека.
— Сейчас не время обсуждать этот вопрос.
— Но… — По залу пронесся шум. Имоджин замолкла на полуслове и окинула взглядом публику. — В чем дело? Что-то произошло?
— Должно быть, Кин переусердствовал и не в состоянии выйти на сцену, — предположила Горация. С выражением живейшего интереса она наклонилась вперед, поднеся к глазам бинокль.
Однако подлинную причину волнения публики объяснила Патриция:
— Это миссис Слотт. Кажется, она упала в обморок. Горация направила свой бинокль на ложу Теодосии Слотт, которая находилась точно напротив ложи Маттиаса.
— В самом деле. Похоже, сидя в кресле, она потеряла сознание… Леди Карлсбек подносит ей нюхательную соль.
Имоджин опустила веер, чтобы посмотреть на ложу Теодосии.
— Что с этой женщиной?
Патриция бросила осуждающий взгляд на Маттиаса:
— Леди Линдхерст говорит, что миссис Слотт часто падает в обморок при появлении Маттиаса. Она говорит, что когда-то давно произошло некое кошмарное событие, от которого миссис Слотт так и не может оправиться.
— Черт побери! — устало пробормотал Маттиас,
— Какой вздор! — нахмурилась Имоджин. Она заметила, что все повернули головы в сторону ложи Колчестера. По залу пробежал шумок.
Имоджин резко сложила веер. Решив продемонстрировать всему обществу, что Маттиас не обращает внимания на любопытные взгляды, она вскочила со своего места и, схватив за подлокотник небольшое кресло, сделала попытку придвинуть его поближе к креслу Маттиаса.
Увидев это, Маттиас с некоторым запозданием также поднялся:
— Позвольте помочь вам, мадам.
— Все в порядке, — сказала она, пытаясь сдвинуть кресло. — Кажется, оно застряло, но я справлюсь сана, милорд.
— Погодите, Имоджин…
Кресло оказалось тяжелее, чем выглядело. Имоджин дернула его изо всех сил. Раздался треск, и тонкая деревянная ножка сломалась.
Кресло опрокинулось на красный ковер. Имоджин потеряла равновесие и оказалась на коленях Маттиаса. Он обнял ее и заулыбался, когда она в испуге схватила его за плечи.
Атласная вечерняя шляпа с орнаментом в виде дельфинов соскочила с головы Имоджин и перелетела через перила. Это вызвало необычайный энтузиазм у молодых людей, заполнивших партер.
— Я поймал ее!
— Она моя! Я ее первый увидел!
— Я, кажется, поймал дельфина!
— Отдай шляпу мне! Она моя по праву!
Горация посмотрела вниз:
— Там идет борьба за твою шляпу, Имоджин.
Зал хохотал.
Похоже, Патриция была близка к тому, чтобы разрыдаться:
— Какой ужас!.. Уж лучше бы умереть в этой проклятой ложе! Как я посмотрю завтра в глаза моим друзьям в салоне леди Линдхерст?
— Уверен, ты справишься с этим, — жестко сказал Маттиас. Он встал и помог подняться Имоджин.
— Я приношу всем свои извинения, — пробормотала Имоджин, поправляя юбки. — Все вышло так нелепо…
— Ни к чему извиняться, — улыбнулся Маттиас. — Уверяю вас, за многие годы это один из самых интересных вечеров, которые я провел в театре. А поскольку представление на сцене явно не идет ни в какое сравнение, я предлагаю отправиться домой.
Несколько минут спустя Имоджин и Патриция стояли среди толпы в вестибюле театра. Маттиас вышел на улицу, чтобы подогнать экипаж, который находился в конце длинного каретного ряда. Горация разговаривала одной из своих приятельниц.
Имоджин посмотрела на угрюмую, упрямо молчало Патрицию и решила использовать момент. Она обратилась к девушке:
— Ты расстроена тем, что произошло в ложе, Патриция? Мне самой досадно… Правда, мне кажется, что ты сердилась на меня и раньше.
Патриция слегка покраснела. Не глядя в глаза Имоджин, она пробормотала:
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Вздор! Мне казалось, что у нас сложились хорошие отношения. Судя по всему, тебе понравились наши поездки за покупками. Похоже, ты была рада тому, что имела успех в обществе… Но в последние два дня ты, как говорят в свете, словно не замечаешь меня.
Патриция на шаг отступила и с преувеличенным вниманием уставилась на входную дверь.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс Уотерстоун.
— Итак, снова мисс Уотерстоун? — Имоджин положила руки на бедра и начала стучать носком туфли по полу. — Ведь мы договорились, что ты будешь называть меня по имени.
— Почему вы стучите ногой? — процедила сквозь зубы Патриция. — Это отвратительно!
— Прошу прощения?
— Все смотрят на вас.
— Чепуха! — Имоджин посмотрела вокруг. — Никто на меня не смотрит.
— Да они не могут не смотреть! — огрызнулась Патриция. — У вас манеры разбитной деревенской девицы! Разве может леди стоять в такой позе? Мне стыдно находиться рядом с вами: руки в боки и стучите ногой, словно какая-нибудь девица из простонародья. В вас нет и намека на грацию и утонченность настоящей леди!
— Ах, вот оно что. — Лицо Имоджин вспыхнуло, она моментально убрала руки с бедер. — Прости. Я брала уроки танцев несколько лет тому назад, но политесу не обучалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Облегчение и радость — ..именно эти чувства испытал Маттиас.
— Нет никаких причин, — согласно кивнул он успев поймать руку, которую Имоджин хотела отвести от его губ, и поцеловать в ладонь.
Имоджин вздохнула и прильнула к нему. Маттиас наклонился к ее рту.
Приподнявшись на цыпочках, она с явным энтузиазмом вернула ему поцелуй. Маттиас коснулся ртом ее щеки и уха. Он ощутил девичьи пальцы в волосах — и дрожь пробежала по его телу.
— Мы будем делать все не спеша, — пообещал он.
— Как ты хочешь. — Она развязала ему галстук.
— Мы будем наслаждаться каждым мгновением. Мы не сделаем следующего шага, пока не исчерпаем до конца радость предыдущего.
— Вы напоминаете мне одного из новых поэтов, сэр. — Она стала расстегивать ему рубашку. — Или вы цитируете замарские стихи?
— Мне хотелось бы, чтобы ты запомнила этот день до конца жизни, — серьезно сказал он.
— Вряд ли я когда-либо его забуду. — Имоджин нетерпеливо дернула за рубашку. Тонкое льняное полотно не выдержало, с треском разорвалось, и этот звук в нежилом пыльном помещении прозвучал как выстрел. — О Господи! Кажется, я порвала вашу рубашку, сэр. Я чертовски сожалею.
Маттиасу стало вдруг удивительно легко.
— Забудьте про рубашку, мадам. У меня их изрядный запас.
— Какое счастье…
Маттиас приподнял вверх ее лицо и посмотрел на нежные, полные губы. На какой-то момент он забыл о своих намерениях не торопиться с любовными ласками. Он почувствовал жар, нечто вроде горячки. Он пылал, и, судя по тому, как Имоджин обошлась с его рубашкой, она испытывала то же самое.
Он взял ее на руки и понес к скамейке у стены.
Когда он положил Имоджин на задрапированные подушки, поднялось облачко пыли. Маттиас поморщился, но Имоджин, судя по всему, не обратила на пыль никакого внимания. Она не отводила от него горящих глаз. По всей вероятности, подумал Маттиас, он нашел единственную женщину во всей Англии, которая не станет жаловаться на то, что ее соблазнили в захламленном пыльном музее.
Он поцеловал ее в кончик носа и распрямился, чтобы снять с шеи галстук. Он швырнул его на саркофаг, затем быстро освободился от пиджака, жилета и злосчастной рубашки. Он коротко улыбнулся при виде рваной рубашки.
Отбросив снятую одежду в сторону, Маттиас взглянул на Имоджин и увидел, что она неотрывно наблюдает за ним. Он прочитал явное желание в ее глазах, и у него перехватило дыхание. В уголке рта Имоджин между Полуоткрытых губ появился кончик языка.
— Вы изумительно красивы, милорд, — тихим, чувственным голосом сказала она. — В самом деле, я… я никогда не видела ничего похожего.
Маттиас рассмеялся.
— Ты единственное по-настоящему красивое создание в этой комнате. — Он опустился на скамью и зарылся лицом в ворох зеленых муслиновых юбок.
— Маттиас… — Она обняла его за плечи. Маттиас приподнял ее и стал целовать, и целовал до тех пор, пока она не задрожала, откинув назад голову. Он неохотно расстался с ее губами и принялся целовать ее шею. Она извивалась и тянулась к нему, приподнимаясь и прижимаясь небольшими крепкими грудями к его груди.
Когда его поцелуи дошли до линии декольте, он расстегнул лиф платья. Под прозрачной рубашкой проглядывали розовые соски. Маттиас почувствовал спазм в теле.
Нагнувшись, он стал целовать маковки грудей. Имоджин вскрикнула и осыпала горячими поцелуями его плечи.
Маттиас взял в кулак ворох юбок и потянул их вверх. Он поднимал их до тех пор, пока его взгляду не открылся треугольный холмик в густых темно-каштановых завитках, которые скрывали обольстительные девичьи тайны.
Имоджин наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Хрипло застонав, он приник ртом к шелковистой внутренней поверхности чуть разведенных бедер. Ему показалось, что он ощутил ласковое прикосновение замарского моря.
Он накрыл ладонью густоволосый холмик, который излучал тепло и словно дышал.
Тихий вздох Имоджин подействовал на Маттиаса опьяняюще. Он почувствовал, как повлажнела его ладонь, ласкающая девичью плоть, и подумал, что в его жизни не было ничего, что потрясло бы его до такой степени.
— Это… бесподобно, — прошептала Имоджин, инстинктивно еще шире разводя ноги. Ее ногти впились в плечо Маттиаса. Трепет пробежал по ее телу. — Это ведь те советы, о которых ты сегодня говорил. Ну… для замарских жениха с невестой…
— К сожалению, у меня не хватит терпения, чтобы сегодня воспользоваться всеми ими… — Маттиас повозился с брюками и освободился от них. — Однако торжественно обещаю, что мы не пропустим ни одного из них. А теперь, малышка, разведи ноги, затем обними ими меня.
Повинуясь, Имоджин раздвинула округлые бедра, открыв его взору милую расщелинку, но затем недоумевающе спросила:
— Обнять? Ногами?
— Я должен войти в тебя, — пояснил Маттиас. — Я сойду с ума, если мне придется ждать еще.
Имоджин послушно обвила его ногами.
— Маттиас, только это несколько странно… Ты узнал об этой позе из того замарского свитка, о котором упоминал?
Он нежно погладил ее по щеке:
— Некоторые вещи универсальны везде и во все времена.
Маттиас чувствовал, что девушка открыта его ласкам. Роса, выделившаяся из упругой расщелины, смочила его пальцы, и он использовал эти капли, чтобы увлажнить удивительную жемчужину, трепетавшую у самого входа. Имоджин застонала.
— Боже мой, я не могу… не могу… А-а-а… — Больше она так ничего и не смогла сказать.
Маттиас поднял голову и вгляделся в полное чувственной истомы лицо.
— Посмотри на меня, девочка. Открой глаза и посмотри на меня.
Ее ресницы дрогнули и открылись. Она медленно улыбнулась ему, и в этой улыбке тайн было больше, чем во всех руинах Замара.
И Маттиас отдался во власть могучей страсти, которая его сжигала. Осторожно раздвинув складки, он попытался медленно войти в жаркую, тесную расщелину.
Внезапно Имоджин напряглась.
— Возможно, вы что-то делаете не так, сэр… Должно быть, вы что-то не так поняли…
— О чем ты толкуешь, Имоджин?
— По-видимому, эта разновидность замарской техники не совсем подходит для мужчины твоих габаритов… Надо попробовать другую.
— Ты девственница, — прошептал он где-то возле ее носа.
— Какое отношение имеет этот факт к тому, что ты плохо перевел замарскую инструкцию?
— Никакого, — согласился Маттиас.
— Я ведь не предлагаю прекратить любовную игру. Просто я хотела бы попробовать другую технику.
— Мы должны овладеть этой, прежде чем двигаться дальше. — Он прикоснулся ртом к ее губам. — Ты помнишь, девочка, как тебе было сладко там, в саду?
Она посмотрела на него затуманенным взором:
— Да… Оч-чень сладко… Но тогда все было по-другому.
— Потерпи немного… — Он стал потихоньку выходить из тугой расщелины, испытывая при этом невыразимую сладостную муку. — Вздохни поглубже.
Рукой он отыскал маленький твердый бутончик и стал ласкать его. Бутончик вздрогнул и запульсировал. Имоджин глубоко, медленно вздохнула. Она еще дальше расслабилась. Расщелина продолжала оставаться тугой и неприступной, но напряженность в девичьем геле спала. Маттиас сделал новую осторожную попытку войти в нее и вновь остановился на полпути.
Имоджин разочарованно вздохнула и дружелюбно царапнула ногтями его плечо.
Он снова частично вышел из расщелины и, целуя прикрытые сорочкой соски, спросил:
— Хоть чуть стало получше?
— Да… Да… Знаешь, я думаю, что этот способ в конце концов сработает. Надо продолжать… А я правильно действую?
— Абсолютно правильно. — Вдохновленный ее словами, Маттиас снова стал входить в неприступную крепость. Он почувствовал, как упругие мышцы поддаются и расступаются под натиском вторгшейся плоти. — Ты действуешь абсолютно правильно…
— Маттиас…
И вдруг все тело Имоджин начало содрогаться.
Острое сладострастное ощущение пронизало Маттиаса. Он купался в лучах яркого солнечного света. И никакие духи не могли теперь до него добраться.
Глава 10
Вечером следующего дня Маттиас появился в театре перед последним актом «Отелло». Имоджин, сидевшая рядом с Горацией и насупившейся Патрицией, посмотрела на него с укором, когда он пробирался в ложу. Это была их первая встреча после любовной схватки в Замарском музее,
— Милорд, мы уже потеряли всякую надежду вас увидеть, — шепотом сказала Имоджин, когда он взял ее за руку. — Вы пропустили большую часть спектакля.
Рот Маттиаса чуть заметно дрогнул, и в серых глазах его Имоджин прочитала воспоминания о том, что произошло между ними вчера,
— Нет никаких оснований терять надежду, дорогая. — Он поцеловал ее затянутую в перчатку руку и обернулся поприветствовать Горацию и Патрицию:
— Добрый вечер, сударыни. Вы обе отлично выглядите сегодня.
Горация наклонила голову.
— Милорд.
Во взгляде Патриции читалось раздражение.
— Вы говорили, что встретите нас здесь, Маттиас.
— Я и встретил.
Патриция стала обмахиваться веером.
— Представление почти закончилось.
— Я обнаружил, что посещение театра в небольших дозах запоминается лучше. — Маттиас сел рядом с Имоджин. — Надеюсь, Патриция, ты сегодня не станешь пытаться превзойти Кина. У тебя нет никаких шансов. Даже будучи пьяным, он останется непревзойденным актером.
Патриция повела плечом, сердито отвернулась и с мрачным видом стала разглядывать разодетую публику в ложах напротив.
Имоджин подавила легкий вздох, догадываясь, что именно она стала причиной возникшей между Маттиасом и Патрицией враждебности. По непонятной для Имоджин причине ее отношения с Патрицией в последние дни внезапно испортились. И сейчас Патриция не скрывала своего недовольства тем, что ее принуждают сидеть с Имоджин и Горацией в ложе брата.
Имоджин не знала причины произошедшей перемены, однако это ее беспокоило. Она намеревалась обязательно обсудить это с Маттиасом. Но первоочередным все же был другой вопрос. Она подозревала, что Маттиас избегает ее. И догадывалась почему.
Имоджин наклонилась к Маттиасу и стала энергично обмахиваться веером — пусть зеваки думают, что их беседа носит обычный светский характер. При этом она еще и прислушивалась к гомону публики и громким выкрикам из партера, чтобы быть уверенной, что их никто не подслушивает.
— Сэр, я рада, что вы наконец-то появились… Уже прошли все сроки…
— Я тоже очень скучал по вам, — тихо проговорил Маттиас. — Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как вы осчастливили меня.
— Маттиас, ради Бога, потише. — Лицо Имоджин зарделось, она оглянулась по сторонам, чтобы лишний раз убедиться, что их никто не слышит. — Я хотела поговорить с вами совсем о другом.
— Я потрясен! — Глаза его сверкнули. Он поймал руку Имоджин и поцеловал кончики пальцев. — Признаюсь, что я всю ночь и весь день думал о нашей любовной схватке среди руин древнего Замара… И с этой волшебной минуты ни одна рациональная мысль мне более в голову не приходит.
— Что с вами, милорд? — напустилась на него Имоджин.
— Вы вдохновили меня, моя радость!.. Я подумываю о том, чтобы забросить все научные изыскания и начать писать стихи… Как я буду выглядеть, если завью себе волосы на манер романтического поэта?
Имоджин прищурилась.
— По-моему, вы пытаетесь уйти от разговора о самом важном, сэр.
— О чем именно?
— О моем новом плане относительно того, как заманить в ловушку Ваннека, — прошептала она, прикрыв лицо веером.
— Мне бы хотелось закрыть эту тему.
— Это я знаю, но вовсе не намерена отказываться от своих планов из-за нашей помолвки.
Бровь Маттиаса медленно приподнялась.
— Вы полагаете, что наша помолвка — всего лишь безделица, некий пустячок? Поверьте, меня это убивает.
Веер Имоджин заработал еще энергичнее.
— Вы прекрасно знаете, что я совсем так не думаю, сэр.
— Поосторожнее с веером, мадам. Вы создаете ужасный сквозняк. Мы, поэты-романтики" склонны к простудам.
Однако Имоджин проигнорировала его последние слова.
— Маттиас, говорю вполне серьезно… Я хочу заручиться вашим согласием помочь мне заманить в западню Ваннека.
— Сейчас не время обсуждать этот вопрос.
— Но… — По залу пронесся шум. Имоджин замолкла на полуслове и окинула взглядом публику. — В чем дело? Что-то произошло?
— Должно быть, Кин переусердствовал и не в состоянии выйти на сцену, — предположила Горация. С выражением живейшего интереса она наклонилась вперед, поднеся к глазам бинокль.
Однако подлинную причину волнения публики объяснила Патриция:
— Это миссис Слотт. Кажется, она упала в обморок. Горация направила свой бинокль на ложу Теодосии Слотт, которая находилась точно напротив ложи Маттиаса.
— В самом деле. Похоже, сидя в кресле, она потеряла сознание… Леди Карлсбек подносит ей нюхательную соль.
Имоджин опустила веер, чтобы посмотреть на ложу Теодосии.
— Что с этой женщиной?
Патриция бросила осуждающий взгляд на Маттиаса:
— Леди Линдхерст говорит, что миссис Слотт часто падает в обморок при появлении Маттиаса. Она говорит, что когда-то давно произошло некое кошмарное событие, от которого миссис Слотт так и не может оправиться.
— Черт побери! — устало пробормотал Маттиас,
— Какой вздор! — нахмурилась Имоджин. Она заметила, что все повернули головы в сторону ложи Колчестера. По залу пробежал шумок.
Имоджин резко сложила веер. Решив продемонстрировать всему обществу, что Маттиас не обращает внимания на любопытные взгляды, она вскочила со своего места и, схватив за подлокотник небольшое кресло, сделала попытку придвинуть его поближе к креслу Маттиаса.
Увидев это, Маттиас с некоторым запозданием также поднялся:
— Позвольте помочь вам, мадам.
— Все в порядке, — сказала она, пытаясь сдвинуть кресло. — Кажется, оно застряло, но я справлюсь сана, милорд.
— Погодите, Имоджин…
Кресло оказалось тяжелее, чем выглядело. Имоджин дернула его изо всех сил. Раздался треск, и тонкая деревянная ножка сломалась.
Кресло опрокинулось на красный ковер. Имоджин потеряла равновесие и оказалась на коленях Маттиаса. Он обнял ее и заулыбался, когда она в испуге схватила его за плечи.
Атласная вечерняя шляпа с орнаментом в виде дельфинов соскочила с головы Имоджин и перелетела через перила. Это вызвало необычайный энтузиазм у молодых людей, заполнивших партер.
— Я поймал ее!
— Она моя! Я ее первый увидел!
— Я, кажется, поймал дельфина!
— Отдай шляпу мне! Она моя по праву!
Горация посмотрела вниз:
— Там идет борьба за твою шляпу, Имоджин.
Зал хохотал.
Похоже, Патриция была близка к тому, чтобы разрыдаться:
— Какой ужас!.. Уж лучше бы умереть в этой проклятой ложе! Как я посмотрю завтра в глаза моим друзьям в салоне леди Линдхерст?
— Уверен, ты справишься с этим, — жестко сказал Маттиас. Он встал и помог подняться Имоджин.
— Я приношу всем свои извинения, — пробормотала Имоджин, поправляя юбки. — Все вышло так нелепо…
— Ни к чему извиняться, — улыбнулся Маттиас. — Уверяю вас, за многие годы это один из самых интересных вечеров, которые я провел в театре. А поскольку представление на сцене явно не идет ни в какое сравнение, я предлагаю отправиться домой.
Несколько минут спустя Имоджин и Патриция стояли среди толпы в вестибюле театра. Маттиас вышел на улицу, чтобы подогнать экипаж, который находился в конце длинного каретного ряда. Горация разговаривала одной из своих приятельниц.
Имоджин посмотрела на угрюмую, упрямо молчало Патрицию и решила использовать момент. Она обратилась к девушке:
— Ты расстроена тем, что произошло в ложе, Патриция? Мне самой досадно… Правда, мне кажется, что ты сердилась на меня и раньше.
Патриция слегка покраснела. Не глядя в глаза Имоджин, она пробормотала:
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Вздор! Мне казалось, что у нас сложились хорошие отношения. Судя по всему, тебе понравились наши поездки за покупками. Похоже, ты была рада тому, что имела успех в обществе… Но в последние два дня ты, как говорят в свете, словно не замечаешь меня.
Патриция на шаг отступила и с преувеличенным вниманием уставилась на входную дверь.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс Уотерстоун.
— Итак, снова мисс Уотерстоун? — Имоджин положила руки на бедра и начала стучать носком туфли по полу. — Ведь мы договорились, что ты будешь называть меня по имени.
— Почему вы стучите ногой? — процедила сквозь зубы Патриция. — Это отвратительно!
— Прошу прощения?
— Все смотрят на вас.
— Чепуха! — Имоджин посмотрела вокруг. — Никто на меня не смотрит.
— Да они не могут не смотреть! — огрызнулась Патриция. — У вас манеры разбитной деревенской девицы! Разве может леди стоять в такой позе? Мне стыдно находиться рядом с вами: руки в боки и стучите ногой, словно какая-нибудь девица из простонародья. В вас нет и намека на грацию и утонченность настоящей леди!
— Ах, вот оно что. — Лицо Имоджин вспыхнуло, она моментально убрала руки с бедер. — Прости. Я брала уроки танцев несколько лет тому назад, но политесу не обучалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34