Но он не имел ничего против того, чтобы она проявляла к нему нежные чувства. Она отдала ему свое сердце и расплатилась жизнью.
— Мне кажется, вы извлекли не правильный урок из печальной судьбы сестры. — Голос Джулиана звучал ласково.
— Ну что ж, я, конечно, не собираюсь лишать себя жизни, — отвечала Софи, — но я также не собираюсь отдавать сей ценный дар мужчине, который не способен его оценить. Простите, сэр, мне нужно встретиться с друзьями, они ждут у окна. Мне надо с ними поговорить. — Софи попыталась ускользнуть от Джулиана.
— Так как насчет моей судьбы? — требовательно спросил он, удерживая ее за концы шарфа.
— Ваша судьба в ваших руках, сэр, — сказала Софи и, решительно высвободившись, исчезла в толпе.
Джулиан остался стоять посередине танцевальной площадки с ярким шелковым шарфом, струящимся в его пальцах. Он рассматривал его некоторое время, а потом скомкал и засунул во внутренний карман сюртука. Он знал, где искать сегодня ночью свою цыганку.
Все еще слегка улыбаясь, Джулиан вышел, чтобы подозвать экипаж. Тетушка Фанни и Генриетта доставят Софи домой, как они и договаривались. Джулиан решил, что может себе позволить провести часок-другой в одном из своих клубов, а потом вернется домой.
У него было легко на душе. И причина совершенно ясна. Софи все еще на него сердится, она обижена за неверное истолкование ее поведения с Шарлоттой Физерстоун, но он был доволен, поскольку она говорила правду, когда призналась, что любит его.
Джулиан уверился в этом еще тогда, когда нашел на подушке браслет. Поэтому он и не пошел к ней в спальню, чтобы надеть браслет ей на руку. Только любящая женщина способна швырнуть столь дорогой подарок обратно мужчине и требовать взамен любовный сонет.
И хотя он не считал себя мастером любовных сонетов, но почему бы не попытаться собственной рукой написать короткую любовную записку, сопровождающую браслет, когда он в следующий раз надумает преподнести его Софи.
Сильнее прежнего он захотел узнать о судьбе своих изумрудов. Новая графиня будет изумительно в них выглядеть. Он представлял ее только в этих камнях, и ни в каких иных.
Образ, возникший у него в голове, на мгновение вызвал чувственное напряжение в теле. Но это будет потом, пообещал себе Джулиан. Потом он обнимет свою цыганку, станет ласкать и целовать, пока она не начнет вскрикивать в ответ и умолять его подарить ей наслаждение, пока снова не признается в любви к нему.
Джулиан понял, что теперь, услышав ее признание, хотел, чтобы она вновь и вновь повторяла его.
Он не слишком испугался угрозы Софи завернуть свое сердце в шерстяную тряпку и положить на полку. Он уже во многом понимал ее и становился все увереннее в ее любви, потому что чувствовал: Софи не может больше бороться с нежностью и страстью, проснувшимися в ней.
Элизабет была жертвой собственных диких страстей, а Софи — собственного сердца. И у нее нет сил и опыта оградить себя от тех, кто способен ее обидеть. Но как объяснить ей, что она не только нуждается в нем как в защитнике, но и должна доверить ему свою любовь?
При этой мысли он снова вспомнил черное кольцо. Джулиан нахмурился в темноте кареты. Ему не понравилось, что Софи хранит такую память о сестре. Кольцо безобразно, а Софи носит его как напоминание: глупо отдавать свое сердце мужчине, который не отвечает взаимностью.
Дарегейт с бутылкой портвейна вышел из комнаты, где шла игра, и сел рядом с Джулианом. В его глазах светилось изумление. Едва взглянув на него, Джулиан понял, что друг уже слышал о происшествии на Лейтон-Филд.
— А вот и ты, Рейвенвуд. — Дарегейт хлопнул его по плечу и устроился в соседнем кресле. — Я беспокоился о тебе, мой друг. Прерывать дуэль — дело опасное. Можно и самому получить пулю. Понимаешь, женщина и пистолет как-то не очень сочетаются.
Джулиан сверлил его взглядом, но на приятеля это не действовало.
— Где ты услышал такую чепуху?
— А, значит, это правда, — удовлетворенно проговорил Дарегейт. — Я поверил, что такое действительно могло произойти. У твоей дамы вполне хватит духа на столь отчаянный поступок. И Физерстоун достаточно эксцентричная особа.
Джулиан смотрел на него, не мигая.
— Я спрашиваю тебя, как ты узнал об этом?
Дарегейт налил себе рюмку портвейна.
— Самым незатейливым способом. И не волнуйся, уверяю тебя, никто не знает и, думаю, не узнает.
— Физерстоун? — Джулиан поклялся себе, что выполнит все, что пообещал ей в то утро на Лейтон-Филд.
— Нет. Успокойся, она молчит. Я узнал из вторых рук, от моего слуги, который виделся с конюхом, запрягавшим лошадей Физерстоун. Он сказал моему лакею, что рано утром должен был приготовить для Физерстоун коляску.
— А откуда он знает, для чего нужны были лошади?
— Похоже, слуга флиртует с одной из горничных Физерстоун, и та рассказала ему, что одна леди была оскорблена запиской ее хозяйки. Имена не назывались, так что нет никакой опасности. Очевидно, у всех участников этого события хватило благоразумия. Но, услышав эту историю, я сразу догадался, что лишь Софи могла почувствовать себя оскорбленной. И ни одна другая дама не пошла бы на дуэль.
Джулиан выругался про себя и сказал:
— Хоть одно слово кому-то еще — и клянусь, твоя голова слетит с плеч, Дарегейт.
— Ну ладно, Джулиан, не сердись. — Улыбка Дарегейта была удивительно искренней. — Это просто слухи, которые ходят среди слуг. И они скоро прекратятся. Еще раз повторяю, имена не назывались. И поскольку никто из участников сам не заговорит об этом, твои волнения напрасны. На твоем месте я был бы просто польщен. Лично я не могу назвать ни одного мужчину, чья жена сочла бы его достойным того, чтобы вызвать на дуэль его любовницу.
— Бывшую любовницу! — проворчал Джулиан. — Не забывай об этом. Я уже устал объяснять это Софи.
Дарегейт засмеялся:
— А она поняла, Рейвенвуд? Жены часто проявляют непонятливость в таких вопросах.
— А ты откуда знаешь? Ты никогда не утруждал себя браком.
— Ну, я очень способный и учусь, наблюдая за другими, — примирительно улыбнулся Дарегейт. Джулиан поднял брови:
— У тебя появится возможность испытать на деле, что такое брак, если твой дядя будет продолжать вести себя как сейчас. У него достаточно шансов быть убитым кем-то из ревнивых мужей или упиться до смерти.
— Возможно и то и другое. Но к тому времени, когда его жизненный путь прервется, от его имения ничего не останется, — сказал вдруг Дарегейт довольно жестко. — Он и так уже перетряхнул его и выпил из него всю кровь.
Прежде чем Джулиан что-то ответил, Майлз Таргуд широкими шагами пересек комнату и сел рядом с ними. Было ясно, что он услышал последние слова Дарегейта.
— Но если ты унаследуешь титул, то проблему можно решить, — разумно заметил Майлз. — Просто тебе надо будет найти богатую наследницу. Вот, например, та рыжая подруга Софи. Возможно, она станет весьма богатой, когда ее отчим окажет такую любезность и отойдет в мир иной.
— Энн Силвертон? — скорчил гримасу Дарегейт. — Мне говорили, что она вовсе не собирается выходить замуж.
— Мне кажется, Софи тоже говорила что-то такое, — сказал Джулиан. Он вспомнил о молодой женщине в мужском костюме, которая держала ящик с пистолетами, и нахмурился, представив ее рыжие волосы, видневшиеся из-под шляпы. — Уверяю тебя, у них много общего. Тебе следует подумать. Мне кажется, лучше избегать ее, Дарегейт. Она доставит тебе не меньше хлопот, чем мне моя дорогая Софи.
Дарегейт бросил на него любопытный взгляд:
— Я запомню. И если я что-то унаследую, то полностью займусь спасением имения. И последнее, что мне понадобится, — это неуемная своенравная жена, подобная Софи.
— Но моя жена не неуемная и не своенравная, — вдруг непоследовательно заявил Джулиан.
Дарегейт задумчиво посмотрел на него:
— Ты прав. Элизабет была неуемная и своенравная. А Софи просто возвышенная натура. Она ничем не напоминает твою первую графиню.
— Небо и земля. — Джулиан налил себе портвейна. — Я думаю, нам пора сменить тему разговора.
— Согласен, — кивнул Дарегейт. — Перспективы стать богатым или жениться на богатой наследнице ради спасения имения вполне достаточно, чтобы пожелать долгой жизни и хорошего здоровья моему дядюшке. Почти достаточно.
— Почти, — повторил Майлз, смеясь. — Но не вполне. Если это имение попадет тебе в руки, мы знаем, что ты сделаешь все, чтобы его спасти.
— Да. — Дарегейт опрокинул рюмку и потянулся за бутылкой. — Это займет меня, ведь так?
— Как я и сказал минуту назад, — заметил Джулиан, — пора сменить тему. У меня есть к вам вопрос. И я хочу, чтобы ответ знали только мы трое. Понятно?
— Конечно, мы все поняли, — серьезно ответил Дарегейт.
— О чем ты говоришь! — подтвердил Майлз. Джулиан пристально посмотрел на одного, потом на другого.
— Вы когда-нибудь видели или слышали о кольце из черного металла, на котором выгравирован треугольник и голова какого-то зверя?
Дарегейт и Таргуд переглянулись, потом оба посмотрели на Джулиана и отрицательно покачали головами.
— Что-то не припомню, — сказал Майлз.
— А это важно? — спросил Дарегейт.
— Возможно, — тихо ответил Джулиан. — А может, и нет. Но мне кажется, я когда-то слышал о кольцах, которые носили члены одного клуба.
Дарегейт задумчиво нахмурился:
— Постой-постой, я что-то припоминаю… Клуб был в одном колледже. Молодые люди носили кольца в качестве опознавательного знака. Все, относящееся к клубу, хранилось в глубокой тайне, и я не знаю никого, кто бы рассказывал о его задачах. А почему ты вдруг вспомнил о нем?
— У Софи есть такое кольцо. Ей его дала… — Джулиан запнулся, он не имел права рассказывать историю Амелии, сестры Софи. — Подруга в Хэмпшире. Я видел кольцо. Оно очень любопытное и запомнилось.
— Может, это просто вещица на память, — пожал плечами Майлз.
— Оно безобразное, — сказал Джулиан.
— Если бы ты побеспокоился и купил жене дорогие украшения, ей не пришлось бы носить старые детские перстни, — бодро проговорил Дарегейт.
Джулиан нахмурился:
— Это говорит человек, который, возможно, однажды всерьез надумает жениться из-за денег. Не беспокойся об украшениях Софи, Дарегейт. Уверяю тебя, я вполне в состоянии проследить за тем, чтобы у моей жены были достойные вещи.
— Кстати, очень жаль изумруды. Когда же наконец ты объявишь, что они пропали? — спросил Дарегейт. Майлз уставился на него:
— Они пропали?
Джулиан еще более помрачнел:
— Их украли. В скором времени они обязательно появятся у какого-нибудь ювелира: их все равно должны будут заложить.
— Если ты в ближайшие дни не объявишь об этом, все подумают, что Уэйкот был прав, заявив, что ты не можешь их видеть на другой женщине после Элизабет, которой ты их подарил.
Майлз торопливо кивнул:
— Ты сказал Софи, что изумруды исчезли? А вдруг ей кто-нибудь сообщит, что ты не хочешь, чтобы она носила их?
— Когда будет необходимо, я все объясню Софи, — ледяным тоном проговорил Джулиан. «А пока она пусть учится носить украшения, которые я выбираю для нее», — подумал Джулиан. — Теперь насчет черного кольца, — продолжил он тихо.
— В чем же дело? — Дарегейт взглянул на него. — Тебя беспокоит, что Софи его носит?
— Не вижу причин для беспокойства. Люди, конечно, могут подумать, что Рейвенвуд ужасно скуп, раз его жена не имеет дорогих украшений, — сказал Майлз.
Джулиан забарабанил пальцами по ручке кресла.
— Я хотел бы выяснить побольше об этом клубе в колледже. Но так, чтобы никто не знал, что я интересуюсь им.
Дарегейт откинулся на спинку и скрестил ноги.
— Нет ничего проще. Я наведу кое-какие справки.
Джулиан кивнул:
— Я буду благодарен, Дарегейт. Сообщи, если что-то разузнаешь.
— Я сделаю, Рейвенвуд. По крайней мере меня немного развлечет твое задание. А то уж очень скучно все время играть да играть.
— Но я не вижу причины, — возразил Таргуд, — по которой тебе может наскучить игра. Ведь ты все время выигрываешь.
Было уже поздно, когда Джулиан отправил Кнэптона из своей спальни и сам стал готовиться ко сну. Гаппи доложил, что Софи уже дома. Наверное, спит.
Надев халат, он взял браслет и подарок, купленный днем, сразу после того как браслет был отвергнут. Он написал записку, которая стоила ему большого труда, и с подарком направился к двери, соединявшей их комнаты. В последний миг он вспомнил про цыганский шарф. Улыбнувшись, Джулиан подошел к шкафу и нашел его в кармане черного сюртука.
Он вошел в темную спальню Софи, положил браслет, записку и шарф на столик возле кровати. Потом снял халат и лег в постель подле спящей жены.
Он положил руку ей на грудь, она повернулась, тихо вздохнула во сне и тесно прижалась к нему. Джулиан разбудил ее долгим, глубоким поцелуем, и ее тело сразу отозвалось. Все, что он узнал о ней, занимаясь любовью, он использовал сейчас. Он знал, как она будет отвечать. И к тому времени когда ресницы Софи дрогнули, она уже крепко держала его за плечи и раздвигала ноги навстречу ему.
— Джулиан?
— А кто же еще? — прохрипел он и медленно вошел в нее. — А в твоих объятиях есть место для человека, который хочет изменить свою судьбу?
— О Джулиан!
— Скажи мне о твоей любви, — уговаривал он ее, когда она изогнулась ему навстречу. Она была так хороша, думал он, как будто создана для него. — Скажи мне, как сильно ты меня любишь, Софи. Ну скажи…
Но Софи уже трепетала под ним и не в состоянии была произнести ни слова, она только тихо стонала и всхлипывала от сладостного удовольствия.
Джулиан тяжело содрогнулся, изливаясь в нее, заполняя ее и растворяясь в ней. А когда наконец поднял голову, то понял, что Софи спит глубоким сном.
В другой раз, пообещал он себе, он обязательно услышит от нее слова любви.
Глава 13
Когда утром Софи открыла глаза, первое, что она увидела, — свой цыганский шарф на подушке. Бриллиантовый браслет лежал на шарфе, сияя камнями в утреннем свете. А под ним были большой бумажный пакет и записка.
Софи медленно села, не спуская глаз с подушки. Теперь не оставалось сомнений, Джулиан узнал ее вчера на маскараде в костюме цыганки. «Интересно, он смеялся надо мной, когда говорил о том, что хочет добиться моей любви, или пытался что-то объяснить?»— размышляла она.
Софи потянулась к записке, прочла короткое послание:
«Моя самая дорогая жена!
В прошлую ночь я услышал, что моя судьба в моих руках. Но это не совсем так. Волен того желать мужчина или нет, но его судьба и его честь очень часто оказываются в руках женщины. Я убежден, что в моем случае и то и другое вне опасности, поскольку все в твоих руках. Я не умею писать поэмы и сонеты, но хочу, чтобы ты хотя бы иногда надевала этот браслет как символ моего уважения и обожания. И может быть, взяв в руки мой небольшой подарок, ты подумаешь обо мне».
Внизу хрустящего листа бумаги были выведены инициалы Джулиана. Софи медленно сложила записку и перевела взгляд на бриллиантовый браслет.
Уважение еще не любовь, но, ей показалось, он уже довольно сильно увлечен ею.
Воспоминания о том, как жар и сила Джулиана обволакивали ее в темноте ночи, вернулись к ней. Страсть к мужу определенно не должна сбить ее с толку. Страсть — это не любовь, как доказала ей судьба Амелии.
Но со стороны Джулиана она чувствовала нечто большее, чем страсть, если, конечно, верить записке. Она была не в состоянии подавить вспыхнувшую надежду. Уважение — это уже немало, решила она. Джулиан, может быть, и рассердился, но вчера вечером он пытался ей втолковать, что в определенной степени уважает ее поступок.
Софи выбралась из постели и аккуратно положила браслет в свою шкатулку рядом с черным кольцом Амелии. Надо трезво смотреть на свой брак, продолжала рассуждать Софи. Страсть и уважение — прекрасно, но этого явно недостач точно. Прошлой ночью Джулиан дал ясно понять: она должна доверить ему свою любовь. Но так же ясно дал понять и другое: нет такой женщины, которой он доверил бы свое сердце.
Она отвернулась от шкатулки и вспомнила о пакете на кровати. Сгорая от любопытства, она вернулась и подняла тяжелый сверток, как бы взвешивая его на руке. Кажется, книга. И эта догадка взволновала ее больше, чем браслет. Она сдернула коричневую оберточную бумагу. Радость охватила Софи, когда она прочла имя автора на дорогом кожаном переплете. Она не могла поверить! Джулиан подарил ей прекрасную книгу о травах Николаса Калпепера «Английский целитель». Ей сразу же захотелось показать подарок старой Бесс. В книге полное руководство по всем полезным травам и растениям Англии.
Софи подбежала к звонку и вызвала Мэри. Когда через несколько минут девушка постучалась и вошла в комнату, она удивилась — хозяйка была уже почти одета.
— Мадам, ну что за спешка! Давайте я вам помогу. Осторожно, а то испортите отделку прекрасного платья, — Мэри суетилась, пытаясь помочь с утренним туалетом хозяйки. — Что-то случилось?
— Нет, нет, Мэри, все хорошо. А его светлость еще дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Мне кажется, вы извлекли не правильный урок из печальной судьбы сестры. — Голос Джулиана звучал ласково.
— Ну что ж, я, конечно, не собираюсь лишать себя жизни, — отвечала Софи, — но я также не собираюсь отдавать сей ценный дар мужчине, который не способен его оценить. Простите, сэр, мне нужно встретиться с друзьями, они ждут у окна. Мне надо с ними поговорить. — Софи попыталась ускользнуть от Джулиана.
— Так как насчет моей судьбы? — требовательно спросил он, удерживая ее за концы шарфа.
— Ваша судьба в ваших руках, сэр, — сказала Софи и, решительно высвободившись, исчезла в толпе.
Джулиан остался стоять посередине танцевальной площадки с ярким шелковым шарфом, струящимся в его пальцах. Он рассматривал его некоторое время, а потом скомкал и засунул во внутренний карман сюртука. Он знал, где искать сегодня ночью свою цыганку.
Все еще слегка улыбаясь, Джулиан вышел, чтобы подозвать экипаж. Тетушка Фанни и Генриетта доставят Софи домой, как они и договаривались. Джулиан решил, что может себе позволить провести часок-другой в одном из своих клубов, а потом вернется домой.
У него было легко на душе. И причина совершенно ясна. Софи все еще на него сердится, она обижена за неверное истолкование ее поведения с Шарлоттой Физерстоун, но он был доволен, поскольку она говорила правду, когда призналась, что любит его.
Джулиан уверился в этом еще тогда, когда нашел на подушке браслет. Поэтому он и не пошел к ней в спальню, чтобы надеть браслет ей на руку. Только любящая женщина способна швырнуть столь дорогой подарок обратно мужчине и требовать взамен любовный сонет.
И хотя он не считал себя мастером любовных сонетов, но почему бы не попытаться собственной рукой написать короткую любовную записку, сопровождающую браслет, когда он в следующий раз надумает преподнести его Софи.
Сильнее прежнего он захотел узнать о судьбе своих изумрудов. Новая графиня будет изумительно в них выглядеть. Он представлял ее только в этих камнях, и ни в каких иных.
Образ, возникший у него в голове, на мгновение вызвал чувственное напряжение в теле. Но это будет потом, пообещал себе Джулиан. Потом он обнимет свою цыганку, станет ласкать и целовать, пока она не начнет вскрикивать в ответ и умолять его подарить ей наслаждение, пока снова не признается в любви к нему.
Джулиан понял, что теперь, услышав ее признание, хотел, чтобы она вновь и вновь повторяла его.
Он не слишком испугался угрозы Софи завернуть свое сердце в шерстяную тряпку и положить на полку. Он уже во многом понимал ее и становился все увереннее в ее любви, потому что чувствовал: Софи не может больше бороться с нежностью и страстью, проснувшимися в ней.
Элизабет была жертвой собственных диких страстей, а Софи — собственного сердца. И у нее нет сил и опыта оградить себя от тех, кто способен ее обидеть. Но как объяснить ей, что она не только нуждается в нем как в защитнике, но и должна доверить ему свою любовь?
При этой мысли он снова вспомнил черное кольцо. Джулиан нахмурился в темноте кареты. Ему не понравилось, что Софи хранит такую память о сестре. Кольцо безобразно, а Софи носит его как напоминание: глупо отдавать свое сердце мужчине, который не отвечает взаимностью.
Дарегейт с бутылкой портвейна вышел из комнаты, где шла игра, и сел рядом с Джулианом. В его глазах светилось изумление. Едва взглянув на него, Джулиан понял, что друг уже слышал о происшествии на Лейтон-Филд.
— А вот и ты, Рейвенвуд. — Дарегейт хлопнул его по плечу и устроился в соседнем кресле. — Я беспокоился о тебе, мой друг. Прерывать дуэль — дело опасное. Можно и самому получить пулю. Понимаешь, женщина и пистолет как-то не очень сочетаются.
Джулиан сверлил его взглядом, но на приятеля это не действовало.
— Где ты услышал такую чепуху?
— А, значит, это правда, — удовлетворенно проговорил Дарегейт. — Я поверил, что такое действительно могло произойти. У твоей дамы вполне хватит духа на столь отчаянный поступок. И Физерстоун достаточно эксцентричная особа.
Джулиан смотрел на него, не мигая.
— Я спрашиваю тебя, как ты узнал об этом?
Дарегейт налил себе рюмку портвейна.
— Самым незатейливым способом. И не волнуйся, уверяю тебя, никто не знает и, думаю, не узнает.
— Физерстоун? — Джулиан поклялся себе, что выполнит все, что пообещал ей в то утро на Лейтон-Филд.
— Нет. Успокойся, она молчит. Я узнал из вторых рук, от моего слуги, который виделся с конюхом, запрягавшим лошадей Физерстоун. Он сказал моему лакею, что рано утром должен был приготовить для Физерстоун коляску.
— А откуда он знает, для чего нужны были лошади?
— Похоже, слуга флиртует с одной из горничных Физерстоун, и та рассказала ему, что одна леди была оскорблена запиской ее хозяйки. Имена не назывались, так что нет никакой опасности. Очевидно, у всех участников этого события хватило благоразумия. Но, услышав эту историю, я сразу догадался, что лишь Софи могла почувствовать себя оскорбленной. И ни одна другая дама не пошла бы на дуэль.
Джулиан выругался про себя и сказал:
— Хоть одно слово кому-то еще — и клянусь, твоя голова слетит с плеч, Дарегейт.
— Ну ладно, Джулиан, не сердись. — Улыбка Дарегейта была удивительно искренней. — Это просто слухи, которые ходят среди слуг. И они скоро прекратятся. Еще раз повторяю, имена не назывались. И поскольку никто из участников сам не заговорит об этом, твои волнения напрасны. На твоем месте я был бы просто польщен. Лично я не могу назвать ни одного мужчину, чья жена сочла бы его достойным того, чтобы вызвать на дуэль его любовницу.
— Бывшую любовницу! — проворчал Джулиан. — Не забывай об этом. Я уже устал объяснять это Софи.
Дарегейт засмеялся:
— А она поняла, Рейвенвуд? Жены часто проявляют непонятливость в таких вопросах.
— А ты откуда знаешь? Ты никогда не утруждал себя браком.
— Ну, я очень способный и учусь, наблюдая за другими, — примирительно улыбнулся Дарегейт. Джулиан поднял брови:
— У тебя появится возможность испытать на деле, что такое брак, если твой дядя будет продолжать вести себя как сейчас. У него достаточно шансов быть убитым кем-то из ревнивых мужей или упиться до смерти.
— Возможно и то и другое. Но к тому времени, когда его жизненный путь прервется, от его имения ничего не останется, — сказал вдруг Дарегейт довольно жестко. — Он и так уже перетряхнул его и выпил из него всю кровь.
Прежде чем Джулиан что-то ответил, Майлз Таргуд широкими шагами пересек комнату и сел рядом с ними. Было ясно, что он услышал последние слова Дарегейта.
— Но если ты унаследуешь титул, то проблему можно решить, — разумно заметил Майлз. — Просто тебе надо будет найти богатую наследницу. Вот, например, та рыжая подруга Софи. Возможно, она станет весьма богатой, когда ее отчим окажет такую любезность и отойдет в мир иной.
— Энн Силвертон? — скорчил гримасу Дарегейт. — Мне говорили, что она вовсе не собирается выходить замуж.
— Мне кажется, Софи тоже говорила что-то такое, — сказал Джулиан. Он вспомнил о молодой женщине в мужском костюме, которая держала ящик с пистолетами, и нахмурился, представив ее рыжие волосы, видневшиеся из-под шляпы. — Уверяю тебя, у них много общего. Тебе следует подумать. Мне кажется, лучше избегать ее, Дарегейт. Она доставит тебе не меньше хлопот, чем мне моя дорогая Софи.
Дарегейт бросил на него любопытный взгляд:
— Я запомню. И если я что-то унаследую, то полностью займусь спасением имения. И последнее, что мне понадобится, — это неуемная своенравная жена, подобная Софи.
— Но моя жена не неуемная и не своенравная, — вдруг непоследовательно заявил Джулиан.
Дарегейт задумчиво посмотрел на него:
— Ты прав. Элизабет была неуемная и своенравная. А Софи просто возвышенная натура. Она ничем не напоминает твою первую графиню.
— Небо и земля. — Джулиан налил себе портвейна. — Я думаю, нам пора сменить тему разговора.
— Согласен, — кивнул Дарегейт. — Перспективы стать богатым или жениться на богатой наследнице ради спасения имения вполне достаточно, чтобы пожелать долгой жизни и хорошего здоровья моему дядюшке. Почти достаточно.
— Почти, — повторил Майлз, смеясь. — Но не вполне. Если это имение попадет тебе в руки, мы знаем, что ты сделаешь все, чтобы его спасти.
— Да. — Дарегейт опрокинул рюмку и потянулся за бутылкой. — Это займет меня, ведь так?
— Как я и сказал минуту назад, — заметил Джулиан, — пора сменить тему. У меня есть к вам вопрос. И я хочу, чтобы ответ знали только мы трое. Понятно?
— Конечно, мы все поняли, — серьезно ответил Дарегейт.
— О чем ты говоришь! — подтвердил Майлз. Джулиан пристально посмотрел на одного, потом на другого.
— Вы когда-нибудь видели или слышали о кольце из черного металла, на котором выгравирован треугольник и голова какого-то зверя?
Дарегейт и Таргуд переглянулись, потом оба посмотрели на Джулиана и отрицательно покачали головами.
— Что-то не припомню, — сказал Майлз.
— А это важно? — спросил Дарегейт.
— Возможно, — тихо ответил Джулиан. — А может, и нет. Но мне кажется, я когда-то слышал о кольцах, которые носили члены одного клуба.
Дарегейт задумчиво нахмурился:
— Постой-постой, я что-то припоминаю… Клуб был в одном колледже. Молодые люди носили кольца в качестве опознавательного знака. Все, относящееся к клубу, хранилось в глубокой тайне, и я не знаю никого, кто бы рассказывал о его задачах. А почему ты вдруг вспомнил о нем?
— У Софи есть такое кольцо. Ей его дала… — Джулиан запнулся, он не имел права рассказывать историю Амелии, сестры Софи. — Подруга в Хэмпшире. Я видел кольцо. Оно очень любопытное и запомнилось.
— Может, это просто вещица на память, — пожал плечами Майлз.
— Оно безобразное, — сказал Джулиан.
— Если бы ты побеспокоился и купил жене дорогие украшения, ей не пришлось бы носить старые детские перстни, — бодро проговорил Дарегейт.
Джулиан нахмурился:
— Это говорит человек, который, возможно, однажды всерьез надумает жениться из-за денег. Не беспокойся об украшениях Софи, Дарегейт. Уверяю тебя, я вполне в состоянии проследить за тем, чтобы у моей жены были достойные вещи.
— Кстати, очень жаль изумруды. Когда же наконец ты объявишь, что они пропали? — спросил Дарегейт. Майлз уставился на него:
— Они пропали?
Джулиан еще более помрачнел:
— Их украли. В скором времени они обязательно появятся у какого-нибудь ювелира: их все равно должны будут заложить.
— Если ты в ближайшие дни не объявишь об этом, все подумают, что Уэйкот был прав, заявив, что ты не можешь их видеть на другой женщине после Элизабет, которой ты их подарил.
Майлз торопливо кивнул:
— Ты сказал Софи, что изумруды исчезли? А вдруг ей кто-нибудь сообщит, что ты не хочешь, чтобы она носила их?
— Когда будет необходимо, я все объясню Софи, — ледяным тоном проговорил Джулиан. «А пока она пусть учится носить украшения, которые я выбираю для нее», — подумал Джулиан. — Теперь насчет черного кольца, — продолжил он тихо.
— В чем же дело? — Дарегейт взглянул на него. — Тебя беспокоит, что Софи его носит?
— Не вижу причин для беспокойства. Люди, конечно, могут подумать, что Рейвенвуд ужасно скуп, раз его жена не имеет дорогих украшений, — сказал Майлз.
Джулиан забарабанил пальцами по ручке кресла.
— Я хотел бы выяснить побольше об этом клубе в колледже. Но так, чтобы никто не знал, что я интересуюсь им.
Дарегейт откинулся на спинку и скрестил ноги.
— Нет ничего проще. Я наведу кое-какие справки.
Джулиан кивнул:
— Я буду благодарен, Дарегейт. Сообщи, если что-то разузнаешь.
— Я сделаю, Рейвенвуд. По крайней мере меня немного развлечет твое задание. А то уж очень скучно все время играть да играть.
— Но я не вижу причины, — возразил Таргуд, — по которой тебе может наскучить игра. Ведь ты все время выигрываешь.
Было уже поздно, когда Джулиан отправил Кнэптона из своей спальни и сам стал готовиться ко сну. Гаппи доложил, что Софи уже дома. Наверное, спит.
Надев халат, он взял браслет и подарок, купленный днем, сразу после того как браслет был отвергнут. Он написал записку, которая стоила ему большого труда, и с подарком направился к двери, соединявшей их комнаты. В последний миг он вспомнил про цыганский шарф. Улыбнувшись, Джулиан подошел к шкафу и нашел его в кармане черного сюртука.
Он вошел в темную спальню Софи, положил браслет, записку и шарф на столик возле кровати. Потом снял халат и лег в постель подле спящей жены.
Он положил руку ей на грудь, она повернулась, тихо вздохнула во сне и тесно прижалась к нему. Джулиан разбудил ее долгим, глубоким поцелуем, и ее тело сразу отозвалось. Все, что он узнал о ней, занимаясь любовью, он использовал сейчас. Он знал, как она будет отвечать. И к тому времени когда ресницы Софи дрогнули, она уже крепко держала его за плечи и раздвигала ноги навстречу ему.
— Джулиан?
— А кто же еще? — прохрипел он и медленно вошел в нее. — А в твоих объятиях есть место для человека, который хочет изменить свою судьбу?
— О Джулиан!
— Скажи мне о твоей любви, — уговаривал он ее, когда она изогнулась ему навстречу. Она была так хороша, думал он, как будто создана для него. — Скажи мне, как сильно ты меня любишь, Софи. Ну скажи…
Но Софи уже трепетала под ним и не в состоянии была произнести ни слова, она только тихо стонала и всхлипывала от сладостного удовольствия.
Джулиан тяжело содрогнулся, изливаясь в нее, заполняя ее и растворяясь в ней. А когда наконец поднял голову, то понял, что Софи спит глубоким сном.
В другой раз, пообещал он себе, он обязательно услышит от нее слова любви.
Глава 13
Когда утром Софи открыла глаза, первое, что она увидела, — свой цыганский шарф на подушке. Бриллиантовый браслет лежал на шарфе, сияя камнями в утреннем свете. А под ним были большой бумажный пакет и записка.
Софи медленно села, не спуская глаз с подушки. Теперь не оставалось сомнений, Джулиан узнал ее вчера на маскараде в костюме цыганки. «Интересно, он смеялся надо мной, когда говорил о том, что хочет добиться моей любви, или пытался что-то объяснить?»— размышляла она.
Софи потянулась к записке, прочла короткое послание:
«Моя самая дорогая жена!
В прошлую ночь я услышал, что моя судьба в моих руках. Но это не совсем так. Волен того желать мужчина или нет, но его судьба и его честь очень часто оказываются в руках женщины. Я убежден, что в моем случае и то и другое вне опасности, поскольку все в твоих руках. Я не умею писать поэмы и сонеты, но хочу, чтобы ты хотя бы иногда надевала этот браслет как символ моего уважения и обожания. И может быть, взяв в руки мой небольшой подарок, ты подумаешь обо мне».
Внизу хрустящего листа бумаги были выведены инициалы Джулиана. Софи медленно сложила записку и перевела взгляд на бриллиантовый браслет.
Уважение еще не любовь, но, ей показалось, он уже довольно сильно увлечен ею.
Воспоминания о том, как жар и сила Джулиана обволакивали ее в темноте ночи, вернулись к ней. Страсть к мужу определенно не должна сбить ее с толку. Страсть — это не любовь, как доказала ей судьба Амелии.
Но со стороны Джулиана она чувствовала нечто большее, чем страсть, если, конечно, верить записке. Она была не в состоянии подавить вспыхнувшую надежду. Уважение — это уже немало, решила она. Джулиан, может быть, и рассердился, но вчера вечером он пытался ей втолковать, что в определенной степени уважает ее поступок.
Софи выбралась из постели и аккуратно положила браслет в свою шкатулку рядом с черным кольцом Амелии. Надо трезво смотреть на свой брак, продолжала рассуждать Софи. Страсть и уважение — прекрасно, но этого явно недостач точно. Прошлой ночью Джулиан дал ясно понять: она должна доверить ему свою любовь. Но так же ясно дал понять и другое: нет такой женщины, которой он доверил бы свое сердце.
Она отвернулась от шкатулки и вспомнила о пакете на кровати. Сгорая от любопытства, она вернулась и подняла тяжелый сверток, как бы взвешивая его на руке. Кажется, книга. И эта догадка взволновала ее больше, чем браслет. Она сдернула коричневую оберточную бумагу. Радость охватила Софи, когда она прочла имя автора на дорогом кожаном переплете. Она не могла поверить! Джулиан подарил ей прекрасную книгу о травах Николаса Калпепера «Английский целитель». Ей сразу же захотелось показать подарок старой Бесс. В книге полное руководство по всем полезным травам и растениям Англии.
Софи подбежала к звонку и вызвала Мэри. Когда через несколько минут девушка постучалась и вошла в комнату, она удивилась — хозяйка была уже почти одета.
— Мадам, ну что за спешка! Давайте я вам помогу. Осторожно, а то испортите отделку прекрасного платья, — Мэри суетилась, пытаясь помочь с утренним туалетом хозяйки. — Что-то случилось?
— Нет, нет, Мэри, все хорошо. А его светлость еще дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34