— Кажется, я наконец понял, в чем дело. В экипаже тебя вез вовсе не молодой человек. Не так ли? А молодая женщина в мужском платье. Боже мой! Нынешнее поколение женщин сошло с ума!
— Если женщины и безрассудны, то исключительно по вине мужчин. Как бы то ни было, я не собираюсь обсуждать роль моих друзей в этом деле.
— Нет уж, я думаю, тебе придется. Это они помогли тебе устроить встречу на Лейтон-Филд? Слава Богу, что у одной все-таки хватило здравого смысла приехать ко мне утром, хотя было бы куда умнее сообщить заранее. Я ведь едва успел появиться на Лейтрн-Филд вовремя. А как их зовут, Софи?
Ногти Софи впились в ладони.
— Вы должны понять, милорд, что я не могу этого сказать.
— А, так диктует кодекс чести. Не правда ли, моя дорогая? — мрачно усмехнулся Джулиан.
— Не смейся надо мной, Джулиан. Я этого терпеть не могу. Самое лучшее, что ты можешь для меня сейчас сделать, — воздержаться от шуток. Как ты заметил, этим утром я была на волоске от смерти ради тебя. Так что не смейся.
— А ты думаешь, я смеюсь? — Джулиан подошел к окну, облокотился на раму и стал смотреть в сад. — Уверяю тебя, в этом запутанном деле я как раз не вижу ничего смешного. Несколько часов я мучился в раздумьях, что с тобой делать, Софи.
— Но подобные размышления могут дурно повлиять на вашу печень, милорд.
— Ну что ж, очевидно, мое пищеварение придет в расстройство. И существует только одна причина, почему ты еще не на пути в Рейвенвуд или в Эслинггон-Парк, — это то, что твое внезапное исчезновение вызовет еще больше пересудов. Ты будешь вести себя так, будто ничего не случилось. Это наша единственная надежда. Вот почему я разрешаю тебе остаться в Лондоне. Однако ты больше не выйдешь из дома без меня или без тетушки. Что касается секундантов — и не мечтай увидеться с ними снова. Тебе нельзя доверять даже выбор друзей.
Последнее заявление переполнило чашу ее терпения. Это уж слишком! Ночные страсти, ужас перед предстоящей дуэлью, встреча на заре с Шарлоттой Физерстоун, надменное негодование Джулиана — все это уже свыше ее сил! И впервые за свою взрослую жизнь она потеряла власть над собой.
— Проклятие! Нет, Рейвенвуд! Ты зашел слишком далеко. Ты не будешь мне диктовать, с кем мне видеться, а с кем нет!
Он посмотрел на нее через плечо холодным и отчужденным взглядом.
— Вы думаете нет, мадам?
— Я не позволю тебе так поступить со мной! — Софи кипела от гнева и разочарования. — Я вышла за тебя замуж не для того, чтобы оказаться в тюрьме!
— Неужели? — грубо спросил Джулиан. — А зачем же ты вышла за меня замуж?
— Я вышла за тебя замуж, потому что люблю тебя! — закричала Софи. — Я, дура, любила тебя с восемнадцати лет!
— Софи, что ты такое говоришь? Неистовая ярость захватила ее. Она больше не контролировала свои мысли и слова.
— Более того, ты не можешь меня наказать за то, что случилось утром. В первую очередь ты сам виноват в случившемся!
— Я виноват?! — рявкнул он, потеряв всякое терпение.
— Если бы ты не писал любовных писем Шарлотте Физерстоун, сегодня ничего бы не произошло.
— Какие любовные письма?! — закричал Джулиан.
— Те самые, которые ты ей писал, когда был с ней связан. Те самые, которые она собиралась напечатать в мемуарах. Я не вынесла бы этого, Джулиан. Неужели ты не понимаешь? Я сойду с ума, если весь мир станет читать твои нежные письма к любовнице, ведь я от тебя ни разу не получила ни строчки, кроме списка покупок. Смейся сколько угодно, но у меня тоже есть гордость.
Джулиан озадаченно посмотрел на Софи:
— Физерстоун угрожала письмами? Тем, что опубликует мои старые любовные письма?
— Да, именно так! Ты посылал письма любовнице, но не потрудился прислать своей собственной жене хотя бы крошечный символ любви. Но в конце концов, я могу это понять — ты ведь меня совсем не любишь.
— Ради Бога, Софи! Я же был очень молодым, когда встретился с Шарлоттой Физерстоун. Да, я мог написать ей одну или две записки. И, если честно, я почти ничего не помню про них. Во всяком случае, тебе следует знать, что юноши иногда излагают на бумаге свои фантазии, описывать которые не стоило бы вовсе. Эти фантазии бессмысленны, уверяю тебя.
— О, конечно, я вам верю, милорд.
— Софи, в нормальных обстоятельствах я никогда не говорил бы с тобой о такой женщине, как Физерстоун. Но в этой странной ситуации, в которой мы сегодня оказались, позволь мне объяснить кое-что. В отношениях между мужчиной и женщинами, подобными Физерстоун, о чувствах говорить не приходится. Это деловая связь для женщины и удобство для мужчины, не более.
— Но такая связь очень похожа на брачную, милорд. Разве что настоящая жена не имеет права на такую роскошь, как возможность самой решать свои дела.
— Софи, но существует же значительная разница между твоим положением и положением Физерстоун. — Джулиан огромным усилием воли заставил себя сдержаться.
— Разве, милорд? Я могу, конечно, допустить, что, если вы не промотаете состояние, мне не придется беспокоиться о своей пенсии, как Шарлотте. Но с другой стороны, я не уверена, что у меня все сложится так же хорошо, как у Шарлотты.
— Ты совсем потеряла здравый смысл, Софи. Ты просто не в себе.
— А вы совершенно невыносимы, милорд. — Ее гнев разгорался. Софи вдруг почувствовала, как она устала. — Нет смысла иметь дело с таким надменным человеком, как вы. Я вообще не понимаю, зачем продолжаю эти попытки.
— Надменным? Но поверь, Софи, твой гнев не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствовал, когда утром выглянул в окно и увидел, как ты садишься в закрытый экипаж. — В его словах прозвучали страдальческие нотки, насторожившие Софи.
— Я не знала, что вы видели, как я уезжала из дома.
— А ты не догадываешься, о чем я подумал? — Взгляд зеленых глаз Джулиана потяжелел.
— Могу себе представить, милорд, как вам было интересно.
— Проклятие, Софи! Я же решил, что ты уезжаешь со своим любовником!
Она изумленно смотрела на него:
— С любовником? С каким любовником?
— Можешь не сомневаться, этот вопрос я задавал себе тысячу раз, пока гнался за тобой. Я не мог себе представить, какой негодяй из всех негодяев в Лондоне осмелился увезти тебя.
— О, ради Бога, Джулиан! Это совершеннейшая глупость, то, что ты подумал.
— Разве?
— Да зачем мне другой мужчина? Я не могу справиться с тем единственным, который у меня есть. — Она развернулась и пошла к двери.
— Софи! Остановись! Куда ты? Я еще не закончил.
— С меня довольно, милорд! Хватит сражаться со всеми вашими попытками помешать мне делать то, что я считаю нужным. Хватит пытаться заставить вас влюбиться в меня, чтобы основой нашего брака были уважение и любовь друг к другу.
— Прекрати, Софи!
— Не беспокойтесь, милорд. Я получила хороший урок. С этой минуты у вас будет такая жена, какую вы хотите. Я постараюсь уйти с вашего пути и займусь делами поважнее, делами, которыми мне и следовало заняться с самого начала.
— Неужели?! — прорычал Джулиан. — А что же с той великой любовью, о которой ты только что говорила мне?
— Не беспокойтесь. О ней вы больше никогда не услышите. Говорить вам о любви — только смущать вас и унижать себя. Я уже достаточно унижена вами, и этого хватит до конца моей жизни.
Лицо Джулиана стало мягче.
— Софи, дорогая моя. Иди ко мне, сядь рядом. Я так много хочу тебе сказать.
— Я не желаю больше ничего слушать, хватит лекций. Знаете ли, милорд, мужской кодекс чести, мне кажется очень глупым. Стоять в двадцати шагах от противника на заре, в холоде, с пистолетом в руке — это не способ решения споров.
— Уверяю вас, я полностью согласен с этим, мадам.
— Не думаю. Вы прошли, бы через дуэль, не задавая себе лишних вопросов. А мы с Шарлоттой довольно долго говорили на эту тему.
— Вы стояли там и беседовали? — удивленно спросил Джулиан.
— Конечно. Женщина, милорд, гораздо более расположена к умным беседам, чем мужчина. Во-первых, нам сообщили, что извинения могли бы достойно разрешить возникшую проблему, и необходимость стреляться отпала бы. Именно в этот момент вы возникли из тумана и помешали тому, что было вовсе не вашим делом.
Джулиан застонал:
— Не верю! Физерстоун собиралась извиниться перед тобой?
— Да. Она бы извинилась. Она женщина чести и поняла, что должна извиниться. Я еще кое-что скажу вам, милорд: она права, считая, что ни один мужчина не стоит того, чтобы ради него вставать в столь ранний час и подвергать себя риску получить пулю.
Софи вышла из библиотеки, тихо закрыв за собой дверь. На этот раз, подумала она, уход оказался достойным. Вот и все, что она извлекла полезного из всей этой печальной истории. Слезы жгли ей глаза, она кинулась к себе наверх, чтобы всласть поплакать.
Чуть позднее она подняла голову от сцепленных рук, взяла кувшин с водой, ополоснула лицо и села за письменный стол. Приготовив перо, она положила перед собой чистый лист бумаги и написала еще одно письмо Шарлотте Физерстоун.
«Дорогая мисс Ш. Ф!
В этом конверте вы найдете двести фунтов. Я посылаю их не потому, что вы пообещали не печатать известные письма, а потому, что я действительно считаю, что ваши поклонники обязаны вам отплатить таким же вниманием, как собственным женам. В конце концов, они получили удовольствие от общения с вами, как и со своими законными женами. Таким образом, они обязаны обеспечить вам пенсию. Я посылаю деньги — это та часть пенсии, которую вам должен наш общий друг. Успехов с коттеджем в Бате.
Ваша С.»
Софи перечитала записку и запечатала. Она попросит Энн доставить послание по адресу. Энн знает, как это сделать.
Вот теперь полное фиаско, подумала Софи, опершись о спинку кресла. Она сказала Джулиану правду. Она действительно получила сегодня утром ценный урок. Нет никакого смысла добиваться уважения мужа, следуя мужскому кодексу чести.
И она теперь знает, как мало у нее шансов завоевать его любовь. В конце концов, нет смысла тратить силы и время на свой брак. Безнадежно пытаться изменить правила, по которым живет Джулиан. Она попала в его окутанную бархатом тюрьму и должна постараться извлечь из этого как можно больше пользы. Теперь она пойдет своим путем и постарается жить собственной жизнью. Они с Джулианом будут встречаться на раутах и балах, иногда в спальне. Она, конечно, выполнит свой долг и родит ему наследника, а он позаботится, чтобы она была обеспечена всем необходимым и имела крышу над головой на всю жизнь.
Неплохая сделка, подумала Софи. Правда, приняв такое решение, она почувствовала одиночество и пустоту. Совсем не о таких семейных отношениях она мечтала. Но по крайней мере, решила она, надо прямо смотреть в лицо суровой действительности.
Софи напомнила себе, что должна сделать кое-что в Лондоне. Она и так потратила много времени впустую, пытаясь завоевать любовь и внимание Джулиана.
Софи не зря говорила Джулиану, что у нее есть свои планы. Теперь она целиком посвятит себя поискам соблазнителя сестры.
Полная решимости, Софи направилась к шкафу и осмотрела цыганский костюм, в котором собиралась появиться вечером на балу-маскараде у леди Масгроув. Она стояла и рассматривала яркое платье, шарф и маску, а потом перевела взгляд на шкатулку для украшений. Ей во что бы то ни стало надо найти людей, которым хоть что-то известно о черном кольце.
И вдруг Софи осенило. Самое лучшее, что можно сделать, — надеть кольцо на бал-маскарад, скрывшись под маской.
Интересно, узнает ли кто-нибудь кольцо и признается ли в этом? Если ей повезет, она найдет его бывшего владельца.
До бала оставалось еще несколько часов. Софи вдруг почувствовала, что смертельно устала, и пошла к кровати. Через несколько минут она спала глубоким сном.
Джулиан стоял в библиотеке, неотрывно глядя на погасший камин. Замечание Софи, что ни один мужчина не достоин того, чтобы ради него вставать так рано и рисковать получить пулю, звенело у него в ушах. Именно так сказал он сам себе по отношению к женщинам, когда в последний раз дрался на дуэли из-за Элизабет.
Но в это утро Софи поступила так же, как он, подумал Джулиан. Она совершила невероятный для знатной женщины поступок: вызвала известную куртизанку на дуэль и встала на рассвете с намерением рисковать жизнью, отстаивая свою честь.
И все это произошло, поскольку жена думает, что любит его и не сможет пережить публикации его писем к другой женщине. Ему надо быть благодарным Шарлотте, что она, судя по всему, не упомянула о жемчужных серьгах, в которых явилась на дуэль, — ведь это он подарил их много лет назад. Он сразу узнал серьги. Если бы Софи стало известно об этом факте, она разозлилась бы вдвое сильнее. И то, что Шарлотта не подпустила такую острую шпильку своей молодой сопернице, свидетельствовало о глубоком уважении к женщине, вызвавшей ее на дуэль.
Софи имела право рассердиться, подумал Джулиан. Да, он обеспечил ее деньгами, но не был щедр на подарки, которые ждет жена от мужа. И уж если куртизанка заслужила жемчуг, то как же получилось, что своей жене — страстной, с любящим сердцем — он до сих пор ничего не подарил?
Джулиану не приходило в голову купить Софи что-то подобное. В глубине души он все еще был одержим идеей вернуть изумруды! Какой бы безнадежной ни казалась идея возвращения фамильных драгоценностей, он не мог себе даже представить, что новая графиня Рейвенвуд будет носить другие украшения.
Но разве не мог он купить какую-нибудь милую безделушку, дорогую и способную удовлетворить ее женскую гордость? Он решил сегодня же зайти к ювелиру.
Джулиан вышел из библиотеки и медленным шагом направился к себе. Облегчение, которое он испытал, узнав, что Софи вовсе не бежала из его дома с другим мужчиной, не могло в полной мере унять ту дрожь, что охватывала его каждый раз, когда он снова и снова сознавал — ее могли убить. Джулиан тихо выругался и запретил себе думать об этом. Иначе он просто сойдет с ума.
Совершенно ясно, чти прошлой ночью Софи сказала ему правду, трепеща в его руках: она уверена, что любит его. Вполне возможно, она сама еще не понимает своих чувств. Отделить страсть и любовь очень трудно, уж он-то знает. Но это не мешало Джулиану верить в искренность слов Софи о том, что она любит его. И он совсем не против, чтобы подобные романтические идеи развивались дальше. Вдруг он ощутил неодолимое желание услышать от нее, что именно она почувствовала, когда захотела бросить вызов Шарлотте Физерстоун. И, охваченный этим порывом. Джулиан толкнул дверь в спальню Софи. Но вопрос замер у него на губах: он увидел, что его жена, свернувшись калачиком, спит. Джулиан подошел поближе. Софи действительно очень хороша собой и невинна, подумал он. Сейчас ему трудно было представить ее столь разгневанной, какой она только что была.
Не отрываясь, он смотрел на жену и чувствовал, как теплые волны ее очарования окутывают его. Софи доказала, что она женщина в полном смысле этого слова.
Краем глаза он заметил груду изящных носовых платков на письменном столе. Нетрудно догадаться, почему маленькие лоскутки тонкой ткани так скомканы.
Элизабет всегда проливала слезы в его присутствии. Она очень эффектно умела плакать, когда надо. Но Софи ушла плакать в одиночестве. Лицо Джулиана виновато сморщилось. Однако он запретил себе расслабляться, он вправе сегодня негодовать на Софи. Ведь она могла погибнуть. Как бы он жил без нее?
Должно быть, она сегодня очень устала. Не желая будить жену, он нехотя повернулся, чтобы пойти к себе. И вдруг в открытом шкафу заметил цыганский костюм кричащей расцветки и вспомнил, что Софи собралась на маскарад к леди Масгроув.
Джулиан интересовался балами-маскарадами еще меньше, чем оперой. Он собирался позволить своей тетке сопровождать Софи сегодня вечером. Но сейчас ему пришло в голову, что гораздо мудрее самому заехать попозже к леди Масгроув. Ему вдруг показалось очень важным продемонстрировать Софи, что он думает о ней гораздо больше, чем о своей бывшей любовнице. И если поторопиться, то можно успеть к ювелиру до того, как Софи проснется.
— Софи, я так беспокоилась. С тобой все в порядке? Он тебя не бил? Я была уверена, что он тебя не выпустит из дома целый месяц.
Энн, в красно-белом домино и сверкающей серебристой маске, скрывавшей верхнюю половину лица, склонилась к Софи и прошептала все это прямо в ухо. Огромный каменный зал был заполнен мужчинами и женщинами в маскарадных костюмах. Разноцветные фонарики раскачивались над головой, очень умело расставленные огромные растения в изысканных напольных вазах создавали полный эффект садика. Софи улыбнулась под маской, узнав голос Энн.
— Нет, он меня не бил, и, как видишь, я не взаперти. Но он ничего не понял, Энн.
— Не понял даже, почему ты так поступила?
— Вот как раз это меньше всего.
Энн с серьезным выражением лица наклонила голову:
— Я боялась, что он не поймет. Я думаю, Генриетта, безусловно, права, говоря, что мужчины не позволяют женщинам даже претендовать на чувство чести, которым, по их мнению, обладают только они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34