Быстрым решительным шагом он направился прямо
в гостиную и, коротко поздоровавшись, встал перед Лиззи. Уверенно и
спокойно, почти ласково, как разговаривают с детьми, он сказал:
- Будет лучше всего, дорогая, если ты сейчас пойдешь со мной домой.
Он поймал ее взгляд, и лицо ее окаменело. Она уставилась на него пустыми
глазами. Мне вспомнился японский рисунок пером - когда я был маленьким, я не
мог его видеть без слез: там был нарисован воробышек, застывший перед змеей.
- Да, да, я иду... - пробормотала она без всякого выражения и протянула
ему руку.
Пале взял ее послушную ладошку и сунул себе под руку, и Лиззи последовала
за ним, опустив голову, как хорошая девочка, которая провинилась, но готова
на все, чтобы загладить свою вину и избежать наказания. Эта кошмарная сцена
повергла нас в самый настоящий столбняк. Мы застыли на месте и глядели на
происходящее, как будто тихий решительный голос Пале изначально пресекал
всякие возражения, и только Эбба сделала попытку протестовать. Она выступила
вперед и, подняв руку, начала:
- Но, господин Пале!..
Пале обернулся и твердым тоном прервал ее:
- Вы должны извинить нас за эту сцену. Моя жена не совсем здорова. У нее
жар. Я запретил ей выходить на улицу в такой дождь, я не хочу, чтобы она
получила воспаление легких. К счастью, я ее быстро нашел. Будьте здоровы!
Надеюсь вас всех скоро увидеть. Пойдем, Лиззи.
И дверь за ними захлопнулась.
Эбба была потрясена.
- Нет, это переходит всякие границы! Это неслыханно... Он, наверное,
профессиональный гипнотизер. Что с нами? Не могу понять.. Лично я никогда не
терялась настолько, что...
- У этого человека особый дар: он умеет производить на людей такое
впечатление, что они сами себе кажутся сопливыми детьми, - согласился с ней
Танкред, - Словно учитель в первом классе...
- Ужасно жалко Лиззи, - вздохнула Эбба, - она живет, как в аду... Это же
настоящий деспот! Она говорит, он не груб! Еще бы! Зачем ему грубость? Есть
и другие способы унизить... уничтожить человека... Калигула, переодетый
Христом!
Арне тем временем налил себе коньяку и, понемногу попивая, заметил:
- А мне, честно говоря, кажется, что Пале совершенно нормальный... Может
быть, у него несколько патриархальные взгляды и интересы довольно
эксцентричные, но он большая умница. А вот Лиззи, по-моему, наоборот -
обыкновенная курица. К тому же истеричка. И уж не знаю, нет ли у нее мании
преследования и всяких там навязчивых идей...
- Да ведь всякий нормальный человек в ее положении станет психом! -
Возмущенно воскликнула Моника. - Как же можно так говорить!
Мы еще с полчаса спорили на эту тему, пока вдруг Эбба не стукнула себя
кулачком по ладони и не заявила самым категоричным тоном: /
- Все! Хватит! Я пойду туда и поговорю с этим типом. Я должна высказать
ему все, что я думаю по этому породу. Раз уж Лиззи не в силах самостоятельно
выпутаться из этой гнусности, ей надо помочь. Я пойду и заберу ее из этого
дома. Пусть даже мне придется позвать полицию или целую пожарную команду, я
этого так не оставлю.
Она направилась в прихожую и стала натягивать резиновые сапоги. Арне
пошел за ней.
- Эбба, золотая моя, послушай! Разумеется, это весьма похвально бросаться
на помощь угнетенным... "сестрам младшим". Дискриминируемым. Но, радость
моя, ты не находишь, что, действуя подобным образом, ты начинаешь грубо -
да, грубо! - вмешиваться в чужую частную жизнь?
- Нет, я пойду! - упрямо повторила Эбба и демонстративно сунула вторую
ногу в сапог. Обувшись, она потопала ногами. На лице Арне появилась
ироническая усмешка:
- А ты не находишь, что роль защитника оскорбленной невинности больше
подошла бы Дон-Кихоту?
- Ты становишься просто омерзителен! - Моника, вне себя от гнева, тоже
выскочила в прихожую, - Я пойду с тобой, Эбба!
Мы с Танкредом молча переглянулись.
- Не надо, прошу тебя! - решительно ответила Эбба, застегивая плащ. Ее
серые глаза сверкали. В блестящем плаще с капюшоном она была похожа на юную
Жанну Д'Арк в боевых доспехах. - Теперь у меня боевое настроение. Если
кто-то пойдет со мной, я могу расслабиться. Я скоро вернусь. Вместе с Лиззи.
Ждите!
- Желаю удачи в бою! - Арне издевательски помахал ей рукой. - Я горжусь
тобой! Ты наш Святой Георгий! Насыпь этому дракону соли на хвост!
Последние слова он выкрикнул в открытую дверь. Эбба ушла и нам всем было
неловко после этой нелепой сцены. За окном уныло постукивали капли дождя.
Нет более удручающего зрелища, чем голые скалы под упорным осенним дождем.
Природа - как простуженный больной; ей мокро и холодно, что-то кряхтит и
кашляет в облаках, а по всем водостокам, монотонно сопя, льется и льется
неудержимая, злая вода. А вот и чихание - порыв ветра швырнул брызги в
стекло. Да, без сомнения, налицо все симптомы: наш Господь Бог простудился.
Ему бы сейчас в постель...
- Ну что, партию будем заканчивать? - спросил Танкред.
Я покачал головой.
- Неохота.
Арне предложил разнообразия ради перекинуться в картишки. Мы уселись за
стол и стали играть в нечто вроде бриджа. Время тянулось медленно. Танкред
начал посматривать на часы.
- Что? - бросил Арне - Думаешь, Эбба погибла в неравном бою?
- Думаю, она слишком задерживается. Полчаса туда, полчаса обратно,
полчаса - там... А прошло уже около трех часов.
- А может, она решила переждать дождь? - сказал я.
- Боюсь, в таком случае ей придется там заночевать. Не думаю, чтобы это
входило в ее намерения. И непохоже, чтобы дождь собирался утихнуть.
- Вот увидишь, - уже миролюбиво заметил Арне, - это просто ее маленькая
месть за твое исчезновение сегодня утром.
Прошло еще минут двадцать. Теперь забеспокоилась Моника. Она нервно
теребила свой медальон.
- Нет, как хотите, а мне это совершенно не нравится. Там что-то
случилось. Кто может знать, что придет в голову этому ненормальному?
Танкред бросил карты и резко поднялся. С его лица словно маску сорвали, и
я вдруг понял, какого труда ему стоило тут сидеть, сохраняя напускное
спокойствие.
- Она могла попросту перепутать тропинку и заблудиться, - тихо сказал он
и отправился в прихожую. - Вы оставайтесь, а я пойду.
- Танкред, уж от тебя-то я не ожидал! - Арне опять кривовато усмехался. -
Нет, это просто театр! Комедия! Наши мужья бегают из дома в дом за своими
быстроногими женушками. Думаешь, Пале сейчас покушается на ее
нравственность?
- Могу сказать тебе, что я думаю. Я думаю, что мне не нравится его
физиономия, - сухо отрезал Танкред, надевая плащ.
- Я с тобой! - сказал я, вставая. Моника тоже заторопилась:
- И я с вами, Пауль.
- Догоняйте! - уходя, бросил нам Танкред.
Не глядя на Арне, мы пошли одеваться, но он решил последовать за нами:
- Я тоже, конечно, пойду, хотя, по-моему, это и глупо... Вот тебе сапоги,
Пауль. А что же нам придумать для Моники?
- Не надо ничего придумывать. Я пойду в своих туфлях.
- Кончайте препираться, - рявкнул я, и в этот миг дверь опять
распахнулась. На пороге стояли супруги Каппелен-Йенсен: Танкред со
встревоженным, бледным лицом прижимал к себе Эббу. В первое мгновение мне
показалось, что ее личико мокро от дождя, но нет: Боже мой, Эбба плакала!
Крошечный вздернутый носик покраснел, румяные пухлые губы были поджаты,
бойкие серые глазки спрятались и источали потоки слез.
- Что случилось? - в один голос завопили мы с Арне. Моника молча
принялась снимать с Эббы мокрый плащ. Та не противилась, только не отвечала
и ни за что не хотела отпустить руку мужа.
- Не дергайте нас, - сказал Танкред. - Моника, приготовь пожалуйста,
горячую ванну.
* * *
Около часа спустя Эбба, в теплых носках, в брюках, в большом вязаном
свитере, причесанная и подкрашенная, сидела с нами в просторной гостиной у
самого камина, и готовилась поведать историю своих приключений в доме Пале.
Самообладание полностью вернулось к ней, и она была склонна воспринимать
происшествие и свою роль в нем скорее с юмористической стороны. Арне
соорудил нам по роскошному коктейлю; было очень приятно, что этот нехороший
день заканчивается благодушно и мирно.
- Жалко, что Карстена нет, - сказала Эбба, попивая коктейль. - Я сейчас
вам такое расскажу!.. Ему было бы тоже интересно...
- Не слишком увлекайся алкоголем! - с добродушной улыбкой заметил
Танкред. - Не то ты сейчас такое наговоришь, что мы не поймем, где кончается
правда и начинается полет фантазии.
- Ну, давай, дорогая, рассказывай! - произнес Арне. - Мы тут все
переволновались, а я уж, грешным делом, подумал, что Пале тебя насилует.
- Самое смешное, что ты не так уж далек от истины! - весело заявила Эбба.
- Но я буду рассказывать по порядку, а вы не перебивайте. Значит, дело было
так...
Я подошла к дому около трех. И честно говоря, пока я шла, мое боевое
настроение почти улетучилось. Просто смешно, настолько отрезвляет
обыкновенная прогулка под холодным дождем! "Так Трусами нас делает
раздумье", - сказал Гамлет, и я с ним согласна. Если бы я не боялась ваших
насмешек, то просто вернулась бы домой. Но самолюбие - о! И поэтому я взяла
себя в руки и постучала.
Дверь открыл Пале. Я подумала: ну, держись! Надулась, напыжилась и
промаршировала в дом, словно инспектор полиции. И сообщаю: мне нужно
поговорить с Лиззи. А он со своей мерзкой улыбочкой отвечает: она больна и
ей, дескать, нужно пару дней полежать в постели, и лучше бы поберечь ее
сейчас от серьезных разговоров, поскольку она нуждается в покое и отдыхе...
Старая свинья! Начинает мне, короче, пудрить мозги. И тут я взрываюсь и
выкладываю ему в соответствующих выражениях все, что я о нем думаю. Я
сообщаю ему, что это неслыханная наглость - вот так прийти и увести человека
из дома, куда он сам пришел за помощью! Говорю, что он самый настоящий
садист, что он не имеет никакого права так измываться над молодой, слабой
женщиной, которая ему в дочки годится и которая ему даже не жена - ни перед
Богом, ни перед людьми. И если он думает, что с человеком можно обращаться,
как с подопытным кроликом, то он глубоко заблуждается! И что я не уйду из
этого дома без Лиззи.
И что вы думаете? Все это он, разумеется, пропускает мимо ушей. Как о
стену горох! Он улыбается еще слаще прежнего и говорит: "Милая фру
Каппелен-Йенсен! Боюсь, вы не вполне разобрались в ситуации. У Лиззи было не
очень счастливое детство, и вот, как издержки дурного воспитания - девушка
выросла очень нервозной, с крайне неустойчивой психикой (это он мне-то,
психологу, говорит!) и она страдает некоторыми навязчивыми идеями, и
сегодня, по всей вероятности, с ней случился такой срыв, но если вы, милая
фру, непременно желаете с ней переговорить, то ради Бога!" И пусть, дескать,
Лиззи сама разъяснит мне, что это всего лишь недоразумение. И он,
представьте, отвел меня к Лиззи в спальню и оставил там с ней наедине. И
даже не подслушивал за дверью, я в этом лично убедилась...
Лиззи лежала в постели, вялая, апатичная, с самым отсутствующим и
равнодушным видом... Знаете, на что это похоже? Да, я видела таких
наркоманов! Увидела меня и слабо так улыбнулась. Я пыталась ее поднять,
говорю:
Я пришла за тобой, пойдем, тебя ждут, он тебя отпустит со мной! Все без
толку... Она вяло так машет рукой и бормочет, что у нее был истерический
припадок. И что она наговорила нам всякую чушь, и чтобы мы ее простили, это
все неправда, потому что она живет в мире грез и фантазий, и что с ней
бывают такие припадки, когда она болтает Бог знает что. И что Пале ее муж, и
что ей хорошо с ним и ничего не надо, только бы немного поспать, потому что
она очень устала. Я изо всех сил старалась ее растормошить, но она как
пьяная. Я пыталась ей объяснить, что на самом деле, все наоборот; это он ей
внушает, будто у нее истерия, а она совершенно здоровая, нормальная женщина,
что все будет хорошо, она будет жить у нас с Танкредом, пойдет работать,
выйдет замуж за нормального молодого человека, родит детей... Все без толку!
Мне, говорит, и так хорошо, только дай мне поспать, и буквально засыпает у
меня на руках... Ну, что тут делать?
Я спустилась в гостиную. Пале с самым невинным видом предлагает присесть
на минутку, чтобы просохнуть и выпить с ним рюмочку превосходного ликера. Я
была в такой ярости, что больше всего на свете хотела бы отвесить ему
хорошую оплеуху! Моя миссия позорно провалилась! Ну, думаю, ладно, я с тобой
присяду и послушаю, что ты мне наболтаешь, грязный ублюдок! Не идти же домой
с пустыми руками! Ты, думаю, сейчас будешь пить, язык у тебя развяжется, и я
уж задам тебе парочку интересных вопросов на засыпку, ты у меня еще
расколешься!
Он ведь не знает, какая у меня специальность! Ну, я улыбаюсь, изображаю
большое смущение и сажусь. Наливает он мне какой-то зеленый ликер. Вкус
необычный, с горчинкой. Объясняет, что настоящий старинный абсент. И
начинает болтать без умолку. Про свою интереснейшую работу, про Йоргена
Улле, потом про сатанизм и про всякие культы...
- Это его конек! - не выдержал я. - Точно с таким же докладом он выступал
перед нами.
- Я так и поняла, - сказала Эбба. - Я помню, как вы рассказывали. Так
вот, я уверена: это выступление у него отработано, как у актера. Наверно,
упражнялся перед зеркалом...
Но надо отдать ему должное - выступил он прекрасно. Я бы сказала: он не
только мастерски владеет материалом, но у него приемы превосходного лектора
- при всей логике, речь красочная, образная, то он цитирует старинные книги,
то припоминает забавный анекдотец... Параллели тоже очень любопытные. У него
получается, что тайные оккультные общества имеют большую власть и оказывают
влияние на определенные исторические события. В этом с ним трудно спорить. И
еще он вполне убедительно доказывает, что черный культ всегда имел большую
привлекательность для человеческой души. Ладно, это все, так сказать, из
области рассудочной. Но интересно другое: чем больше он говорил, тем больше
меня это захватывало. Я, пожалуй, могу понять, в чем его обаяние...
Дьявольское обаяние. - Мефистофель ведь тоже обаятелен на свой лад!
Эбба энергично встряхнула головой и с сосредоточенным видом прополоскала
рот коктейлем, словно это был зубной эликсир.
- До сих пор не могу избавиться от привкуса абсента! - сердито
проговорила она. - Горько во рту. Я уверена: там не только полынь, там
какое-то наркотическое средство подмешано! Ну, ладно. Так он
разглагольствовал около часа. А потом решил, что пора переходить к
следующему пункту программы.
И вот он загадочно улыбается и предлагает показать мне нечто совершенно
необыкновенное, чего я больше нигде не увижу. Домашнюю часовню Йоргена Улле.
Если я, конечно, не испугаюсь спуститься в подвал... Ну, я, разумеется,
соглашаюсь. Во-первых, я считаю себя не менее храброй, чем он, а во-вторых,
мне действительно интересно. И вот он зажигает лампу, и мы, так сказать,
спускаемся в преисподнюю.
В этом подвале вы все побывали, за исключением тебя, Танкред, и сами все
видели и, наверное, то же самое слышали. Я могу только сказать о своих
впечатлениях. Это своего рода горячечный бред! Он стоял, подняв лампу, и
рассказывал, и все это сопровождалось весьма выразительной жестикуляцией. И
периодически поглядывал на меня. Я должна вам сказать, у меня было чувство,
будто он тут совершенно как дома. В конце концов мне стало очень не по себе.
Он, наверное, заметил и говорит: "Я вижу, вы отважная, сильная женщина и с
богатой фантазией. Хотите, мы сыграем с вами в самую необычную игру? Очень
немногие женщины на это отважатся, но и не каждой бы я предложил. Я могу
показать вам - и только вам одной - настоящую черную мессу. Хотите?" Я
говорю: "А что мне при этом нужно будет делать? Какова, так сказать, моя
роль?" Он отвечает:
"Ничего. Только не бояться! Вы ведь не боитесь меня, не так ли?" Я
говорю: "Не боюсь. Ладно я буду благодарным зрителем". Он говорит:
"Прекрасно! - и сует мне в руки свою лампу. - Я сейчас приду. Ждите!" И
исчезает.
Я стою с лампой в этом жутком месте и вдруг думаю: надо удирать.
Любопытство - любопытством, но очень уж тут неприятно и как-то тревожно... И
это кошмарное распятие прямо перед глазами. Я никогда не пылала праведным
гневом против богохульников, но и не думала, что люди способны создать столь
отвратительную вещь. И, по правде говоря, не подозревала, что цвета,
обыкновенные краски, могут производить такой эффект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23