Корабль, как говорится, совершил резкий рывок вперед, с головокружительной скоростью.
Проблема состояла в обеспечении безопасности. В этой мощнейшей системе заложен гибельный потенциал. Специалистам понадобилось больше времени потратить на расчеты страховочных приборов, чем на разработку схем двигателей.
Мой живот округлился. Приятно осознавать, что кроме отсутствия менструации и присутствия тошноты по утрам появилось другое, не менее очевидное подтверждение беременности. Кажется, сейчас тошнота уже прошла, но кто знает. Последний раз это случилось около недели назад – легкий приступ тошноты. После того как целую неделю меня выворачивало наизнанку, и в желудке не оставалось и следа от завтрака, – но, насколько я помню, рвота не была столь ужасной, как пятнадцать лет назад на пассажирском шаттле, опускавшемся на околоземную орбиту. Нас было тогда девять или десять человек, чуть не сдохших от рвоты, а туалетов на борту было всего два.
Мне кажется, я соскучилась по Дэниелу, хотя вряд ли это чувство можно назвать половым влечением.
Вчера доктор осмотрел меня и сказал, что примерно через неделю я почувствую, как шевелится ребенок. Наверное, я жду этого момента. Начинаю считать дни.
По случаю включения двигателей сегодня состоится вечеринка. Раньше мне нравились вечеринки, но тогда участие в подобных мероприятиях не означало обеспечить едой и напитками восемь тысяч дражайших моих друзей.
Конечно, я могла бы написать и больше, но лучше пойду займусь делом.
Глава 3
Не вовремя сорванная
2 февраля 2099 года (11 Эдисона 293).
В самом разгаре вечеринки я почувствовала боль. Эви и Галина предложили проводить меня в «комнату скорой помощи», что оказалось очень кстати. В лифте боль вдруг резко усилилась, и началось кровотечение. Кровь хлынула из меня пугающим сплошным потоком и разлилась по полу.
Я поняла, что потеряла ребенка, хотя позже узнала, что в подобных ситуациях эмбрион можно было перенести в среду искусственной матки. В данном случае он был мертв уже несколько часов.
Я его так и не увидела. Мне дали наркоз, и, когда схватки вытолкнули эмбрион, его сразу же убрали. Они сказали, что для четырехмесячного он выглядел нормально.
Эви извинилась, что взяла на себя процедуру, за выполнение которой я была ей очень признательна. У меня возникло странное чувство, когда до моего сознания дошло, что она видела его, а я – нет.
Вся моя жизнь была наполнена множеством разрешимых и неразрешимых проблем, сопровождавшихся раздражением и депрессией, но я уверена в том, что большинство из них не идут ни в какое сравнение с тем, что случилось со мной сейчас. Чувства очень зависят от состояния организма, иногда мои железы вырабатывают химикалии, не способствующие жизни, вследствие чего мозг и тело не могут противостоять неурядицам.
Сознание этого не избавляет от переживаний, потому что приходит уже постфактум. Во время интенсивного выброса этих химикалий в кровь окружающий мир становится устрашающим, я вижу его только в черно-белых красках.
Но иногда мое внутреннее состояние влияет на экзогенные, или внешние, факторы. Два раза меня изнасиловали, я участвовала в бесчисленных потасовках на игровом поле, была похищена, моего любовника убили – кстати, лучшего из них. Вместе с другими я пережила события, произошедшие 16 марта 2085 года, когда десять биллионов человек было стерто с лица Земли.
Так что в сравнении со всем этим значит потеря сомнительного эмбриона, которому предстояло расти еще месяцы, прежде чем он начал бы отдаленно напоминать человеческое существо?
Меня положили на койку со свежим бельем, пропахшим антисептиками. Я беспрестанно кусала и сосала простыню. Если бы человеческий организм мог включаться и выключаться, как машина, вы бы не читали сейчас эти строки.
Итак, мне уже лучше. В моем журнале осталось много записей о Земле, написанных антикварной чернильной ручкой Бенни, которую он купил для меня на Сорок седьмой улице. Первые записи я сделала сразу же после его гибели. Слезы непроизвольно катились из моих глаз и капали на страницы журнала, оставляя следы в виде голубых расплывающихся звезд. Наверное, мне следовало смеяться при мысли о том, какой была бы его реакция, если бы он увидел эти мелодраматические пятна. Он был немного грубоватым для поэта. И вот сейчас я снова плачу, но слезы капают уже на приборную доску, а это, вероятно, небезопасно – может замкнуть контакт.
Глава 4
Хандра
Обед оказался вкуснее, чем обычно. Выведенный специалистами с агро-уровня новый сорт очищенного риса был подан с нежным козьим мясом, приправленным пряностями. О’Хара и Дэниел, воспользовавшись своими привилегиями, взяли Эви в столовую «А», где столики были рассчитаны на троих. Впрочем, меню здесь было таким же, что и во всех столовых «Дома».
После обеда они взяли по чашке кофе и по бокалу сладкого вина.
– Я сегодня была у доктора Карлуччи, – сказала О’Хара. – После выкидыша прошла неделя.
– У тебя какие-то проблемы? – Дэниел коснулся ее руки.
– В общем, нет. Но я часто вспоминаю беременность, и мне от этого делается очень грустно. А так – все нормально.
– Он попытался тебя как-нибудь утешить? – спросила Эви.
О’Хара добавила воду в свой бокал с вином. Дэн поморщился.
– Он хочет, чтобы я снова попробовала, и чем скорее, тем лучше. На этот раз используют искусственную матку.
– Очень хорошо, – сказал Дэн. Его это больше всего устраивало.
– Дэн, он не хочет брать вашу сперму. Соединение половых клеток не является строго научным, и мы, возможно, столкнемся с неизбежностью еще одной… смерти.
– Так кто же будет этим счастливчиком? – Голос Дэна звучал спокойно, но жестко. Такую интонацию О’Хара слышала только на собраниях Кабинета, когда он старался показать, что не сердится.
– Я уже думала об этом. Есть тысячи кандидатов, конечно. Может быть, хотя бы один из вас согласится с правильностью принятого решения? В конце концов, сама я согласилась.
– Партеногенез, – сказала Эви.
Дэн повторил это слово с вопросительной интонацией.
– Они берут одну мою яйцеклетку и прикрепляют к ней искусственные «усы» и искусственный «хвост», чтобы она выглядела как сперматозоид, а затем спаривают ее с другой, обычной яйцеклеткой. Начинается митоз. Все это, разумеется, выглядит гораздо сложнее, чем я описала. – О’Хара откинулась на спинку стула. – И, конечно, затем мне могут внедрить делящиеся клетки, повторяя эксперимент снова и снова. Карлуччи говорит, что есть большая вероятность повторного выкидыша. Нет уж. Лучше пусть растят ребенка в искусственной матке.
– Этот процесс длится девять месяцев? Я имею в виду, в искусственной матке? – спросил Дэн.
Эви отрицательно покачала головой.
– Пять, шесть, семь месяцев: по-разному.
– Не знаю, как нам к этому относиться. Ведь она станет точным генетическим дубликатом, когда вырастет.
– Близнецы тянутся друг к другу, – сказала Эви. – Обычно, правда, они одного возраста.
– Я как-то не задумывалась над этим. – О’Хара улыбнулась, смахнув слезы с глаз. – Сестра-близнец, на тридцать шесть лет моложе меня. – Вдруг она встала. – Знаете, я действительно ужасно себя чувствую.
Дэн и Эви тут же подскочили.
– Позволь мне…
– Нет. Со мной все будет в порядке, я успокоюсь. – Она повернулась к ним спиной и быстро вышла из столовой.
Дэн и Эви посмотрели друг на друга.
– Надеюсь, так оно и будет, – сказала Эви. – Слишком много событий обрушилось на нее одновременно.
– Ты права, черт возьми, – прошептал Дэн. – На нее, на тебя, на меня и на всех нас. – Он осушил бокал с вином.
Несколько минут О’Хара провела в туалете, склонившись над унитазом, пока не убедилась, что от обеда остались одни воспоминания. Затем она ступила в гнетущую темноту агро-уровня и пошла по лабиринту ступенек и поворотов почти на ощупь, помня их расположение, потому что бывала здесь в дневное время. Тропинка вела к скамейке, стоящей у газона. Здесь можно было спокойно посидеть, окунувшись в ароматы базилика и орагано, тимьяна и майорана. Она снова и снова вдыхала воздух, пока перед глазами не поплыли круги и пятна. Затем, вспоминая здоровяка Джеффа и Новый Орлеан, она довела себя до оргазма.
Она вспомнила запах едкого сигаретного дыма и разлитого пива, себя с кларнетом в руках, мягкое прикосновение тростникового мундштука к языку, отчаянно бьющееся в груди сердце при виде толпы чернокожих мужчин и женщин, основательно напившихся, выкрикивающих какие-то ругательства на своем жаргоне. Бар Толстяка Чарли. Музыкальные переливы, пышущая жаром кухня, вкус ледяного бурбона, сливок, короткие, как пистолетные выстрелы, щелчки при ударе пальцами о струны, когда гитару брал в руки Чарли. Толпа любила все это, обожала. Да и как можно было оставаться равнодушным к перекличке ведущей мелодии с ответной импровизацией, душещипательным пассажам Тома на корнете, шутливым наигрышам Джимми на банджо, прекрасной игре Хейболла на пианино. А в перерывах между этими музыкальными сетами ей приходилось прикладывать ко рту колотый лед, потому что от судорожного напряжения при игре на кларнете ее губы синели и трескались. Она глотала соленую кровь, смешанную с потом и холодным виски, зная, что это уже больше никогда не повторится, но еще не ведая, что через четыре дня все эти люди погибнут в радиоактивном кратере Нового Орлеана, а их братская могила будет затоплена водами стремительно несущегося потока могучей реки Миссисипи.
На борту «Дома» находилось всего три человека, побывавших на Земле на той неделе – неделе, за которую земные политики превратились в неразумных тварей, вышедших из-под контроля; но она оказалась единственной, кто видел Землю и покинул ее на одном из четырех шаттлов, которые взмыли в утреннее небо Флориды непосредственно перед самым ядерным пароксизмом.
Год 1. 88
Глава 1
Tрудосберегающее устройство
Матка представляла собой темный стеклянный цилиндр высотой около метра и диаметром в полметра, на котором значилось: «О’Хара». В комнате находилось около сотни таких цилиндров, по большей части помеченных табличками, но в основном пустых, с откинутыми крышками.
Все ее семейство, прошедшее санитарную обработку и облаченное в медицинские халаты, собралось здесь. О’Хара нервно взглянула на запястье, но часы ей пришлось оставить в санитарной комнате.
– Пора бы ему быть здесь.
– Для него это не такое уж событие, – заметил Дэн.
Двери распахнулись, и вошел доктор Кайзер в сопровождении юноши-ассистента, катившего тележку с большим прозрачным контейнером, в котором плескалась жидкость.
– Извините, что заставили себя ждать. Раствор был недостаточно теплым.
Тележку поставили перед цилиндром с табличкой «О’Хара».
– Взгляните. – Доктор зажег свет над цилиндром, и они увидели ребенка, спокойно парящего в красной мути. – Радуйся, малышка. – И он потянулся к выключателю.
– Минутку, – произнесла О’Хара. – Я хочу это запомнить. – Ребенок оказался меньше, чем она ожидала.
Малышка поплыла вправо, маленький кулачок прижался к губам, коленки почти касались локотков, короткий ореол пушка парил над головкой. Между коленками змеилась пластиковая пуповина. Правый бочок немного изогнулся, девочка медленно повернулась к ним лицом и замерла.
– Кого-то напоминает? – пробормотал Джон.
О’Хара засмеялась:
– Она… это просто невероятно. Она – копия меня, какой я была при рождении.
– Все дети похожи, – сказал Дэн.
– Она будет вашим точным повторением, – сказал доктор, – учитывая разницу в воспитании, а также исключая шрамы, татуировки. Но по мере того, как будет развиваться ее личность, она начнет отличаться от вас.
– Она выглядит слишком спокойной, – медленно произнесла Эви, – как будто специально притворяется.
– Ну, приступим.
Доктор Кайзер повернул выключатель, потом он и ассистент медленно подняли цилиндр и разместили его на дне контейнера, провода и трубки тянулись за ним. Доктор открыл задвижки на цилиндре, и крышка откинулась. Он вытащил малышку в мешочке из прозрачной ткани или пластика, потом взял пару изогнутых ножниц, надрезал мешок снизу, выпуская розовую жидкость, и нежно вынул ребенка, вытягивая следом пуповину.
– Со стороны, возможно, это кажется жутким, но, перерезая пуповину, мы задаем нервный импульс, стимулирующий дыхательный рефлекс. Иногда младенцы вежливо откашливаются и сразу начинают дышать. Обычно они поднимают дикий крик. Приготовьте полотенце.
Ассистент открыл боковое отделение на тележке, и оттуда повалил пар. Ассистент достал полотенце и развернул его. Доктор приподнял ребенка над раствором, потом повернул пуповину и потянул. Глазки раскрылись – ошеломляюще голубые, малышка закашлялась, извергнув удивительное количество розовой жидкости, расплескавшейся по лицу и груди доктора, и сразу же захныкала.
– Все нормально. – Доктор протянул девочку ассистенту, который, обернув ее теплой пеленкой, начал осторожно обтирать мокрое тельце. На секунду она умолкла – как выяснилось, просто чтобы набрать побольше воздуха для плача. – Мне тоже полотенце, пожалуйста. – Доктору пришлось перекрикивать громкий визг. Ассистент ловко кинул ему полотенце, и доктор вытер лицо.
В комнате зазвучал женский голос:
– Рождение в 9. 48 12 августа 2099; 21 Мухаммеда 295.
Ребенку дано имя Сандра Парселл О’Хара.
– Никогда раньше не видела металлический зажим на животике, – заметила О’Хара.
– Это нововведение. Заживление проходит легче. Через пару дней все будет хорошо. – Доктор бросил полотенце в корзинку для мусора.
– Могу я подержать… Сандру?
– Если пообещаете не ронять. – Он кивнул ассистенту, ловко запеленавшему малышку в сухую пеленку и протянувшему ее О’Хара. Существо продолжало независимо взвизгивать.
О’Хара взяла девочку и нежно дотронулась до щечки.
– Сейчас, сейчас, маленькая. – Она прижала ее к себе. Хныканье внезапно прекратилось, ручка нашарила грудь.
Крошка вздохнула, приникла к матери и зачмокала губками. О’Хара от неожиданности едва не уронила теплый сверток.
– Сильнейший инстинкт, – заметил доктор.
– Да, скажу вам… – Она кашлянула, прочищая горло. – Можете ли вы вызвать… э… лактацию? Если бы вы…
– Физически – нет проблем, просто ввести некоторые гормоны. Но мы не должны позволять девочке так связывать вас. Это создаст нам затруднения в яслях, да и для вас лично.
– Конечно. Я понимаю.
– Давайте лучше устроим ее в отделение для новорожденных, – вмешался ассистент.
О’Хара протянула ему ребенка, и он перепеленал девочку в новую подогретую простынку. Малышка подарила О’Хара недовольную старческую гримасу, но не заплакала.
О’Хара смотрела, как ее уносят через двойные двери, и задумчиво терла мокрое пятнышко на груди.
– Материнский инстинкт? – спросил Джон.
– Не совсем. Возможно, в какой-то степени. Я обдумаю все причины и следствия… Привязанность к ясельной маме…
– У тебя она была, – заметил Дэн.
О’Хара с любопытством взглянула на него:
– А у тебя – нет. У тебя была настоящая мать. (Дэн был с Земли, из Пенсильвании.)
– Я вскормлен материнской грудью, – с заметным ирландским акцентом произнес Джон, – и вы, ребята, видите, что это здорово пошло мне на пользу.
Глава 2
Из колыбели в могилу
Прайм
Через два дня после рождения – или выныривания, как это было по существу, – дочери О’Хара должна была принять участие в «специальной презентации», не представлявшей для нее никакого интереса. Женщина, председательствовавшая на этом сборище, была ее старым другом, и О’Хара не хотела обижать ее отказом. Выступать собирались человек двадцать, включая Дэна, у которого после потери связи с Ново-Йорком оставалась уйма свободного времени.
Такие специальные презентации были неформальными встречами членов Кабинета с общественностью. На презентации можно было рассказать о работе своего департамента, получить добрый совет или, на худой конец, завоевать симпатии аудитории. Это собрание вела Сильвина Хэйген, заведовавшая криптобиологией.
– Не знаю, многих ли из вас интересуют наши работы, – начала она, – по крайней мере, посетители нас не замучили.
Позади Сильвины висела схема – изогнутый квадрат, словно развернутая четвертушка кекса, разделенная на тысячи маленьких ячеек. В одном из углов светились восемнадцать секций.
– Наши хранилища закрыты для посещения. Они занимают секторы с 2105-го до 2345-го. Департамент исследований и администрация находятся в секторах с 2115-го по 2355-й. Можно неделями бродить по кораблю, прежде чем наткнешься на нас. Удивительно уже то, что десять тысяч смогли разместиться на таком маленьком пространстве. Наши пациенты много места не требуют, лежа э… в гробах. – Она указала на диаграмму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Проблема состояла в обеспечении безопасности. В этой мощнейшей системе заложен гибельный потенциал. Специалистам понадобилось больше времени потратить на расчеты страховочных приборов, чем на разработку схем двигателей.
Мой живот округлился. Приятно осознавать, что кроме отсутствия менструации и присутствия тошноты по утрам появилось другое, не менее очевидное подтверждение беременности. Кажется, сейчас тошнота уже прошла, но кто знает. Последний раз это случилось около недели назад – легкий приступ тошноты. После того как целую неделю меня выворачивало наизнанку, и в желудке не оставалось и следа от завтрака, – но, насколько я помню, рвота не была столь ужасной, как пятнадцать лет назад на пассажирском шаттле, опускавшемся на околоземную орбиту. Нас было тогда девять или десять человек, чуть не сдохших от рвоты, а туалетов на борту было всего два.
Мне кажется, я соскучилась по Дэниелу, хотя вряд ли это чувство можно назвать половым влечением.
Вчера доктор осмотрел меня и сказал, что примерно через неделю я почувствую, как шевелится ребенок. Наверное, я жду этого момента. Начинаю считать дни.
По случаю включения двигателей сегодня состоится вечеринка. Раньше мне нравились вечеринки, но тогда участие в подобных мероприятиях не означало обеспечить едой и напитками восемь тысяч дражайших моих друзей.
Конечно, я могла бы написать и больше, но лучше пойду займусь делом.
Глава 3
Не вовремя сорванная
2 февраля 2099 года (11 Эдисона 293).
В самом разгаре вечеринки я почувствовала боль. Эви и Галина предложили проводить меня в «комнату скорой помощи», что оказалось очень кстати. В лифте боль вдруг резко усилилась, и началось кровотечение. Кровь хлынула из меня пугающим сплошным потоком и разлилась по полу.
Я поняла, что потеряла ребенка, хотя позже узнала, что в подобных ситуациях эмбрион можно было перенести в среду искусственной матки. В данном случае он был мертв уже несколько часов.
Я его так и не увидела. Мне дали наркоз, и, когда схватки вытолкнули эмбрион, его сразу же убрали. Они сказали, что для четырехмесячного он выглядел нормально.
Эви извинилась, что взяла на себя процедуру, за выполнение которой я была ей очень признательна. У меня возникло странное чувство, когда до моего сознания дошло, что она видела его, а я – нет.
Вся моя жизнь была наполнена множеством разрешимых и неразрешимых проблем, сопровождавшихся раздражением и депрессией, но я уверена в том, что большинство из них не идут ни в какое сравнение с тем, что случилось со мной сейчас. Чувства очень зависят от состояния организма, иногда мои железы вырабатывают химикалии, не способствующие жизни, вследствие чего мозг и тело не могут противостоять неурядицам.
Сознание этого не избавляет от переживаний, потому что приходит уже постфактум. Во время интенсивного выброса этих химикалий в кровь окружающий мир становится устрашающим, я вижу его только в черно-белых красках.
Но иногда мое внутреннее состояние влияет на экзогенные, или внешние, факторы. Два раза меня изнасиловали, я участвовала в бесчисленных потасовках на игровом поле, была похищена, моего любовника убили – кстати, лучшего из них. Вместе с другими я пережила события, произошедшие 16 марта 2085 года, когда десять биллионов человек было стерто с лица Земли.
Так что в сравнении со всем этим значит потеря сомнительного эмбриона, которому предстояло расти еще месяцы, прежде чем он начал бы отдаленно напоминать человеческое существо?
Меня положили на койку со свежим бельем, пропахшим антисептиками. Я беспрестанно кусала и сосала простыню. Если бы человеческий организм мог включаться и выключаться, как машина, вы бы не читали сейчас эти строки.
Итак, мне уже лучше. В моем журнале осталось много записей о Земле, написанных антикварной чернильной ручкой Бенни, которую он купил для меня на Сорок седьмой улице. Первые записи я сделала сразу же после его гибели. Слезы непроизвольно катились из моих глаз и капали на страницы журнала, оставляя следы в виде голубых расплывающихся звезд. Наверное, мне следовало смеяться при мысли о том, какой была бы его реакция, если бы он увидел эти мелодраматические пятна. Он был немного грубоватым для поэта. И вот сейчас я снова плачу, но слезы капают уже на приборную доску, а это, вероятно, небезопасно – может замкнуть контакт.
Глава 4
Хандра
Обед оказался вкуснее, чем обычно. Выведенный специалистами с агро-уровня новый сорт очищенного риса был подан с нежным козьим мясом, приправленным пряностями. О’Хара и Дэниел, воспользовавшись своими привилегиями, взяли Эви в столовую «А», где столики были рассчитаны на троих. Впрочем, меню здесь было таким же, что и во всех столовых «Дома».
После обеда они взяли по чашке кофе и по бокалу сладкого вина.
– Я сегодня была у доктора Карлуччи, – сказала О’Хара. – После выкидыша прошла неделя.
– У тебя какие-то проблемы? – Дэниел коснулся ее руки.
– В общем, нет. Но я часто вспоминаю беременность, и мне от этого делается очень грустно. А так – все нормально.
– Он попытался тебя как-нибудь утешить? – спросила Эви.
О’Хара добавила воду в свой бокал с вином. Дэн поморщился.
– Он хочет, чтобы я снова попробовала, и чем скорее, тем лучше. На этот раз используют искусственную матку.
– Очень хорошо, – сказал Дэн. Его это больше всего устраивало.
– Дэн, он не хочет брать вашу сперму. Соединение половых клеток не является строго научным, и мы, возможно, столкнемся с неизбежностью еще одной… смерти.
– Так кто же будет этим счастливчиком? – Голос Дэна звучал спокойно, но жестко. Такую интонацию О’Хара слышала только на собраниях Кабинета, когда он старался показать, что не сердится.
– Я уже думала об этом. Есть тысячи кандидатов, конечно. Может быть, хотя бы один из вас согласится с правильностью принятого решения? В конце концов, сама я согласилась.
– Партеногенез, – сказала Эви.
Дэн повторил это слово с вопросительной интонацией.
– Они берут одну мою яйцеклетку и прикрепляют к ней искусственные «усы» и искусственный «хвост», чтобы она выглядела как сперматозоид, а затем спаривают ее с другой, обычной яйцеклеткой. Начинается митоз. Все это, разумеется, выглядит гораздо сложнее, чем я описала. – О’Хара откинулась на спинку стула. – И, конечно, затем мне могут внедрить делящиеся клетки, повторяя эксперимент снова и снова. Карлуччи говорит, что есть большая вероятность повторного выкидыша. Нет уж. Лучше пусть растят ребенка в искусственной матке.
– Этот процесс длится девять месяцев? Я имею в виду, в искусственной матке? – спросил Дэн.
Эви отрицательно покачала головой.
– Пять, шесть, семь месяцев: по-разному.
– Не знаю, как нам к этому относиться. Ведь она станет точным генетическим дубликатом, когда вырастет.
– Близнецы тянутся друг к другу, – сказала Эви. – Обычно, правда, они одного возраста.
– Я как-то не задумывалась над этим. – О’Хара улыбнулась, смахнув слезы с глаз. – Сестра-близнец, на тридцать шесть лет моложе меня. – Вдруг она встала. – Знаете, я действительно ужасно себя чувствую.
Дэн и Эви тут же подскочили.
– Позволь мне…
– Нет. Со мной все будет в порядке, я успокоюсь. – Она повернулась к ним спиной и быстро вышла из столовой.
Дэн и Эви посмотрели друг на друга.
– Надеюсь, так оно и будет, – сказала Эви. – Слишком много событий обрушилось на нее одновременно.
– Ты права, черт возьми, – прошептал Дэн. – На нее, на тебя, на меня и на всех нас. – Он осушил бокал с вином.
Несколько минут О’Хара провела в туалете, склонившись над унитазом, пока не убедилась, что от обеда остались одни воспоминания. Затем она ступила в гнетущую темноту агро-уровня и пошла по лабиринту ступенек и поворотов почти на ощупь, помня их расположение, потому что бывала здесь в дневное время. Тропинка вела к скамейке, стоящей у газона. Здесь можно было спокойно посидеть, окунувшись в ароматы базилика и орагано, тимьяна и майорана. Она снова и снова вдыхала воздух, пока перед глазами не поплыли круги и пятна. Затем, вспоминая здоровяка Джеффа и Новый Орлеан, она довела себя до оргазма.
Она вспомнила запах едкого сигаретного дыма и разлитого пива, себя с кларнетом в руках, мягкое прикосновение тростникового мундштука к языку, отчаянно бьющееся в груди сердце при виде толпы чернокожих мужчин и женщин, основательно напившихся, выкрикивающих какие-то ругательства на своем жаргоне. Бар Толстяка Чарли. Музыкальные переливы, пышущая жаром кухня, вкус ледяного бурбона, сливок, короткие, как пистолетные выстрелы, щелчки при ударе пальцами о струны, когда гитару брал в руки Чарли. Толпа любила все это, обожала. Да и как можно было оставаться равнодушным к перекличке ведущей мелодии с ответной импровизацией, душещипательным пассажам Тома на корнете, шутливым наигрышам Джимми на банджо, прекрасной игре Хейболла на пианино. А в перерывах между этими музыкальными сетами ей приходилось прикладывать ко рту колотый лед, потому что от судорожного напряжения при игре на кларнете ее губы синели и трескались. Она глотала соленую кровь, смешанную с потом и холодным виски, зная, что это уже больше никогда не повторится, но еще не ведая, что через четыре дня все эти люди погибнут в радиоактивном кратере Нового Орлеана, а их братская могила будет затоплена водами стремительно несущегося потока могучей реки Миссисипи.
На борту «Дома» находилось всего три человека, побывавших на Земле на той неделе – неделе, за которую земные политики превратились в неразумных тварей, вышедших из-под контроля; но она оказалась единственной, кто видел Землю и покинул ее на одном из четырех шаттлов, которые взмыли в утреннее небо Флориды непосредственно перед самым ядерным пароксизмом.
Год 1. 88
Глава 1
Tрудосберегающее устройство
Матка представляла собой темный стеклянный цилиндр высотой около метра и диаметром в полметра, на котором значилось: «О’Хара». В комнате находилось около сотни таких цилиндров, по большей части помеченных табличками, но в основном пустых, с откинутыми крышками.
Все ее семейство, прошедшее санитарную обработку и облаченное в медицинские халаты, собралось здесь. О’Хара нервно взглянула на запястье, но часы ей пришлось оставить в санитарной комнате.
– Пора бы ему быть здесь.
– Для него это не такое уж событие, – заметил Дэн.
Двери распахнулись, и вошел доктор Кайзер в сопровождении юноши-ассистента, катившего тележку с большим прозрачным контейнером, в котором плескалась жидкость.
– Извините, что заставили себя ждать. Раствор был недостаточно теплым.
Тележку поставили перед цилиндром с табличкой «О’Хара».
– Взгляните. – Доктор зажег свет над цилиндром, и они увидели ребенка, спокойно парящего в красной мути. – Радуйся, малышка. – И он потянулся к выключателю.
– Минутку, – произнесла О’Хара. – Я хочу это запомнить. – Ребенок оказался меньше, чем она ожидала.
Малышка поплыла вправо, маленький кулачок прижался к губам, коленки почти касались локотков, короткий ореол пушка парил над головкой. Между коленками змеилась пластиковая пуповина. Правый бочок немного изогнулся, девочка медленно повернулась к ним лицом и замерла.
– Кого-то напоминает? – пробормотал Джон.
О’Хара засмеялась:
– Она… это просто невероятно. Она – копия меня, какой я была при рождении.
– Все дети похожи, – сказал Дэн.
– Она будет вашим точным повторением, – сказал доктор, – учитывая разницу в воспитании, а также исключая шрамы, татуировки. Но по мере того, как будет развиваться ее личность, она начнет отличаться от вас.
– Она выглядит слишком спокойной, – медленно произнесла Эви, – как будто специально притворяется.
– Ну, приступим.
Доктор Кайзер повернул выключатель, потом он и ассистент медленно подняли цилиндр и разместили его на дне контейнера, провода и трубки тянулись за ним. Доктор открыл задвижки на цилиндре, и крышка откинулась. Он вытащил малышку в мешочке из прозрачной ткани или пластика, потом взял пару изогнутых ножниц, надрезал мешок снизу, выпуская розовую жидкость, и нежно вынул ребенка, вытягивая следом пуповину.
– Со стороны, возможно, это кажется жутким, но, перерезая пуповину, мы задаем нервный импульс, стимулирующий дыхательный рефлекс. Иногда младенцы вежливо откашливаются и сразу начинают дышать. Обычно они поднимают дикий крик. Приготовьте полотенце.
Ассистент открыл боковое отделение на тележке, и оттуда повалил пар. Ассистент достал полотенце и развернул его. Доктор приподнял ребенка над раствором, потом повернул пуповину и потянул. Глазки раскрылись – ошеломляюще голубые, малышка закашлялась, извергнув удивительное количество розовой жидкости, расплескавшейся по лицу и груди доктора, и сразу же захныкала.
– Все нормально. – Доктор протянул девочку ассистенту, который, обернув ее теплой пеленкой, начал осторожно обтирать мокрое тельце. На секунду она умолкла – как выяснилось, просто чтобы набрать побольше воздуха для плача. – Мне тоже полотенце, пожалуйста. – Доктору пришлось перекрикивать громкий визг. Ассистент ловко кинул ему полотенце, и доктор вытер лицо.
В комнате зазвучал женский голос:
– Рождение в 9. 48 12 августа 2099; 21 Мухаммеда 295.
Ребенку дано имя Сандра Парселл О’Хара.
– Никогда раньше не видела металлический зажим на животике, – заметила О’Хара.
– Это нововведение. Заживление проходит легче. Через пару дней все будет хорошо. – Доктор бросил полотенце в корзинку для мусора.
– Могу я подержать… Сандру?
– Если пообещаете не ронять. – Он кивнул ассистенту, ловко запеленавшему малышку в сухую пеленку и протянувшему ее О’Хара. Существо продолжало независимо взвизгивать.
О’Хара взяла девочку и нежно дотронулась до щечки.
– Сейчас, сейчас, маленькая. – Она прижала ее к себе. Хныканье внезапно прекратилось, ручка нашарила грудь.
Крошка вздохнула, приникла к матери и зачмокала губками. О’Хара от неожиданности едва не уронила теплый сверток.
– Сильнейший инстинкт, – заметил доктор.
– Да, скажу вам… – Она кашлянула, прочищая горло. – Можете ли вы вызвать… э… лактацию? Если бы вы…
– Физически – нет проблем, просто ввести некоторые гормоны. Но мы не должны позволять девочке так связывать вас. Это создаст нам затруднения в яслях, да и для вас лично.
– Конечно. Я понимаю.
– Давайте лучше устроим ее в отделение для новорожденных, – вмешался ассистент.
О’Хара протянула ему ребенка, и он перепеленал девочку в новую подогретую простынку. Малышка подарила О’Хара недовольную старческую гримасу, но не заплакала.
О’Хара смотрела, как ее уносят через двойные двери, и задумчиво терла мокрое пятнышко на груди.
– Материнский инстинкт? – спросил Джон.
– Не совсем. Возможно, в какой-то степени. Я обдумаю все причины и следствия… Привязанность к ясельной маме…
– У тебя она была, – заметил Дэн.
О’Хара с любопытством взглянула на него:
– А у тебя – нет. У тебя была настоящая мать. (Дэн был с Земли, из Пенсильвании.)
– Я вскормлен материнской грудью, – с заметным ирландским акцентом произнес Джон, – и вы, ребята, видите, что это здорово пошло мне на пользу.
Глава 2
Из колыбели в могилу
Прайм
Через два дня после рождения – или выныривания, как это было по существу, – дочери О’Хара должна была принять участие в «специальной презентации», не представлявшей для нее никакого интереса. Женщина, председательствовавшая на этом сборище, была ее старым другом, и О’Хара не хотела обижать ее отказом. Выступать собирались человек двадцать, включая Дэна, у которого после потери связи с Ново-Йорком оставалась уйма свободного времени.
Такие специальные презентации были неформальными встречами членов Кабинета с общественностью. На презентации можно было рассказать о работе своего департамента, получить добрый совет или, на худой конец, завоевать симпатии аудитории. Это собрание вела Сильвина Хэйген, заведовавшая криптобиологией.
– Не знаю, многих ли из вас интересуют наши работы, – начала она, – по крайней мере, посетители нас не замучили.
Позади Сильвины висела схема – изогнутый квадрат, словно развернутая четвертушка кекса, разделенная на тысячи маленьких ячеек. В одном из углов светились восемнадцать секций.
– Наши хранилища закрыты для посещения. Они занимают секторы с 2105-го до 2345-го. Департамент исследований и администрация находятся в секторах с 2115-го по 2355-й. Можно неделями бродить по кораблю, прежде чем наткнешься на нас. Удивительно уже то, что десять тысяч смогли разместиться на таком маленьком пространстве. Наши пациенты много места не требуют, лежа э… в гробах. – Она указала на диаграмму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33