Сколь ни невероятным это покажется, но догма, сооб
щенная Птипэном и полностью напечатанная в «Пти Водуа», осталась без отк
лика вплоть до 1932 года, когда в подшивке этой газеты ее обнаружил и оценил н
ыне известный актер и импресарио Максимилиан Лонгет. Этот молодой челов
ек, получивший труднодоступную стипендию Шортбреда
Французские фамилии Птипэ
н, Локгет и английская Шортбред переводятся соответственно как Булочка,
Хлебец, Бисквитное Печенье.
, чтобы изучать шахматную игру в Боливии, сжег, подобно Эрнану Корте
су Намек на
известный эпизод из истории завоевания Мексики, когда знаменитый конки
стадор сжег корабли, чтобы его солдаты не помышляли об отступлении.
, шахматную доску и фигуры и, даже не перейдя традиционный Рубикон м
ежду Лозанной и Уши, вплотную занялся принципами, завещанными Блунчли по
томству. В задней комнате своей булочной он собрал небольшую, но избранн
ую группу illuminati
Посвященные (ит.).
, которые не только стали как бы душеприказчиками Блунчли и преемни
ками в том, что принято именовать «блунчлианским наследием», но также ос
уществили его на практике. Запечатлеем большими золотыми буквами имена,
еще сохранившиеся в нашей памяти, быть может искаженные или апокрифичес
кие: Жан Пеэс и Шарль или Шарлотта Сент-Пэ. Этот отважный кружок, написав, в
ероятно, на своем знамени призыв «Завоюем улицу!», смело и без оглядки рин
улся навстречу всем опасностям, которыми грозило равнодушие публики. Ни
на миг не опускаясь до пропагандистских ухищрений или настенных афиш, он
и в количестве ста человек вышли на улицу Бо-Сежур. Разумеется, не все они
сразу высыпали из вышеупомянутой булочной Ц один спокойно шел с юга, др
угой с северо-востока, еще один ехал на велосипеде, многие сели в трамвай,
а иной просто шагал по улице в местной обуви Ц подшитых кожей чулках. Ник
то ничего не заподозрил. Многолюдный город принял их за обычных прохожих
. Образцово дисциплинированные конспираторы даже не здоровались друг с
другом, не пытались перемигнуться. X шел по улице. Y заходил в конторы и лавк
и. Z опустил письмо в почтовый ящик. Шарлотта или Шарль купили сигару и вык
урили ее. Легенда гласит, что
Лонгет, оставшийся дома, нервничал, грыз ногти, не отходя от телефона, кото
рый должен был оповестить его об одном из двух возможных исходов его нач
инания: либо succиs d'estime
Успех признания (фр.).
, либо окончательный провал. Результат читателям известен. Лонгет н
анес смертельный удар театру реквизита и монологов, родился новый театр
. Самый неподготовленный, самый невежественный человек, (хотя бы
и вы) Ц уже актер, а либретто Ц сама жизнь.
Новый вид искусства
Трудно поверить, но словосочетание «функциональная архитектура», кото
рое профессионал не произнесет без снисходительной усмешки, все еще про
должает очаровывать умы широкой публики. Надеясь прояснить эту проблем
у, мы попытаемся беглыми штрихами очертить панораму модных сегодня архи
тектурных течений.
Истоки их, хотя вполне недавние, теряются в полемическом тумане. Почетны
й пьедестал оспаривают два имени: Адам Куинси, в 1937 году издавший в Эдинбур
ге любопытную брошюру под названием «К архитектуре без уступок», и пизан
ец Алессандро Пиранези
Если упомянутый выше Адам Куинси не имеет, кроме фамилии, ни
чего общего с английским писателем-романтиком Томасом Де Куинси (1785 Ц 1859),
то итальянский гравер и архитектор Джованни Баттиста Пиранези (1720 Ц 1778) де
йствительно прославился своими графическими архитектурными фантазия
ми.
, который несколько лет спустя воздвиг за свой счет первый «Хаос», н
едавно реконструированный. Невежественные толпы, движимые нездоровым
нетерпением проникнуть внутрь, неоднократно поджигали его, пока наконе
ц в ночь на святого Иоанна и святого Петра не превратили его в кучу пепла.
Пиранези между тем скончался, однако фотографии и сохранившийся план по
зволили реконструировать его творение, которым мы можем ныне восхищать
ся и в котором, кажется, точно повторены очертания оригинала.
Когда в холодном свете современных перспектив читаешь небольшую, дурно
отпечатанную брошюру Адама Куинси, она дает скудную пищу любителю новше
ств. Отметим все же несколько абзацев. В одном из них говорится: «Эмерсон
Эмерсо
н Ралф Уолдо (1803 Ц 1882) Ц американский философ, эссеист и поэт.
, с присущей ему изобретательной памятью, приписал Гёте идею о том, ч
то архитектура Ц это застывшая музыка. Это изречение и наша личная неуд
овлетворенность созданиями современной эпохи внушают нам порой мечту
об архитектуре, которая, подобно музыке, была бы прямым языком страстей, н
е стесненным требованиями, предъявляемыми к жилью или к общественным зд
аниям». Немного дальше читаем: «Ле Корбюзье полагает, что дом Ц это машин
а для обитания; такое определение применимо к Тадж-Махалу еще меньше, чем
к какому-нибудь дубу или рыбе». Подобные утверждения ныне звучат как акс
иоматические или тривиальные, но они вызвали в свое время гневные вспышк
и Гропиуса и Райта, уязвленных в самое сердце, и ошеломили многих знатоко
в. На остальных страницах брошюры содержится критика труда Рескина «Сем
ь светочей архитектуры» Ц спор, теперь оставляющий нас равнодушными.
Не имеет Ц или почти не имеет Ц значения, знал Пиранези или не знал об уп
омянутой брошюре. Бесспорно то, что он с помощью фанатичных каменщиков и
стариков воздвиг на прежде болотистой территории Чумной Дороги «Велик
ий Хаос Рима». Это благородное здание, которое одним представлялось шаро
м, другим Ц чем-то яйцеподобным, а реакционерам Ц бесформенной громадо
й, здание, где смешана обширная гамма материалов Ц от мрамора до навоза, в
ключая гуано, состояло в основном из витых лестниц, которые вели к непрон
ицаемым стенам, из усеченных мостиков, из неприступных балконов, из двер
ей, разверзавшихся над колодцами или же выходивших в узкие и высокие пом
ещения, где с потолка свешивались удобные двуспальные кровати и кресла в
верх ножками. Не обошлось там и без вогнутых зеркал. В первом порыве энтуз
иазма журнал «Тэтлер»
«Тэтлер» (англ. «Болтун») Ц журнал с таким назван
ием издавался в Лондоне известными английскими просветителями Ричардо
м Стилем (1672 Ц 1729) и Джозефом Адиссоном (1672 Ц 1719) в 1709 Ц 1711 гг.
приветствовал это сооружение как первый конкретный образец ново
го архитектурного мышления. Мог ли тогда кто-нибудь подумать, что в недал
еком будущем «Хаос» сочтут творением неопределенного и преходящего ст
иля!
Мы, разумеется, не станем тратить ни капли чернил и ни минуты времени на то
, чтобы описать и разнести вдрызг грубые подражания, предложенные публик
е (!) в луна-парке Вечного города и на самых известных ярмарках в Граде Прос
вещения То е
сть в Париже.
.
Не лишен интереса, хотя и эклектичен, синкретизм Отто Юлиуса Маннтойфеля
, чей храм Многих Муз в Потсдаме объединяет жилой дом, вращающуюся сцену, п
ередвигающуюся библиотеку, зимний сад, великолепную скульптурную груп
пу, часовню евангелистов, небольшой буддийский храм, каток, фресковую жи
вопись, полифонический орган, обменный банк, веспасиановское заведение
То есть обще
ственную уборную (по имени римского императора Веспасиана, придумавшег
о взимать за нужники плату).
, турецкую баню и пастельные картины. Обременительное содержание э
того многопрофильного здания привело к продаже его с торгов, а затем к не
избежному сносу Ц почти сразу же вслед за празднествами, отметившими де
нь его открытия. Не забудьте дату! 23 или 24 апреля 1941 года!
Теперь настал черед упомянуть о человеке еще более оригинальном, о мэтре
Вердуссене из Утрехта. Этот выдающийся дипломат писал об истории и твор
ил ее: в 1949 году он опубликовал книгу под названием «Organum Architecturae R й'65 centes
» «Органон с
овременной архитектуры» (лат.) Вероятно, в подражание «Новому
органону» анг лийского философаФ. Бэкона(1561 Ц 1626).
, a в 1952 году открыл под покровительством принца Бернарда свой «Дом из
дверей и окон», как его ласково окрестил народ Голландии. Изложим главны
й принцип: стена, окно, дверь, пол и потолок, без сомнения, являются основны
ми элементами habitat
Жилье (лат.).
современного человека. Самая легкомысленная графиня в своем буду
аре, самый жуткий изверг, ожидающий в камере наступления рассвета, котор
ый усадит его на электрический стул, не могут уклониться от этого закона.
La petite histoire сообщает нам по секрету, что достаточно было намека Его Высочества,
чтобы Вердуссен прибавил еще два элемента: порог и лестницу. Здание, иллю
стрирующее эти нормы, занимает прямоугольный участок в шесть метров по ф
асаду и чуть менее восемнадцати в глубину. Каждая из шести дверей, заполн
яющих весь фасад первого этажа, ведет к отстоящей от нее на девяносто сан
тиметров точно такой же одностворчатой двери, и так все дальше в глубину,
пока, пройдя через семнадцать дверей, не упрешься в заднюю стену. Простые
продольные перегородки разделяют шесть параллельных систем, насчитыва
ющих в сумме сто две двери. С балкона дома, стоящего напротив, можно увидет
ь на втором этаже множество лестниц из шести ступеней, которые зигзагооб
разно поднимаются и опускаются; третий этаж состоит исключительно из ок
он; четвертый Ц из порогов; пятый, последний, Ц из полов и потолков. Здани
е стеклянное, благодаря чему из соседнего дома можно все разглядеть. Это
т перл архитектуры настолько совершенен, что никто не решился ему подраж
ать.
В общих чертах мы здесь представили развитие форм inhabitables
Непригодные для жилья
(фр).
, мощных и освежающих веяний искусства, не гнущих шею перед малейши
ми требованиями утилитаризма: в эти здания никто не заходит, никто в них н
е лежит, никто не сидит на корточках, никто не углубляется в ниши, никто не
приветствует рукой с недоступного балкона. Никто не машет платочком, ник
то не выбрасывается из окна. «Lа tout n'est qu'ordre et beaut й'65 »
«Там везде сплошь порядок
и красота» (фр.) Ц из стихотворения Ш. Бодлера «Приглашение к п
утешествию».
.
P. S. Когда правка гранок вышеприведенного текста уже была закончена, нам с
ообщили по телеграфу, что в далекой Тасмании пробился новый росток. Хотч
кис де Эстефано, державшийся доныне в рамках самых ортодоксальных течен
ий «нежилой» архитектуры, опубликовал свое «Я обвиняю»
Название знаменитого пись
ма Э. Золя французскому президенту Фору в защиту Дрейфуса (1898).
, в котором бесстрашно выбивает почву из-под ног прежде почитаемог
о Вердуссена. Он доказывает, что стены, полы, потолки, двери, слуховые окна,
простые окна Ц пусть они вовсе ни для чего не пригодны Ц это элементы ус
таревшие, ископаемые реликты функциональной традиции, которую пытаютс
я изгнать и которая проникает через другую дверь. С барабанным боем он во
звещает появление нового inhabitable, избавленного от подобного старья, не стано
вясь, однако, сплошной бесформенной глыбой. С неослабевающим интересом ж
дем макетов, планов и фотографий этого нового эстетического достижения.
Gradus ad parnassum
Ступень к Парнасу (лат.).
По моем возвращении из короткого, но заслуженного отпуска, проведенного
в Кали и Медельине
Копи, Медельин Ц города в Колумбии.
, меня в живописном баре нашего аэропорта Эсейса
Эсейса Ц аэроп
орт Буэнос-Айреса.
ждало извещение в траурной рамке. Право, в определенную пору нашей
жизни не успеешь оглянуться, как за твоей спиной кто-то отдаст концы. На с
ей раз я, разумеется, имею в виду Сантьяго Гинсберга.
В эту минуту я пытаюсь преодолеть скорбь о кончине близкого друга, чтобы
исправить Ц именно то слово Ц промелькнувшие в прессе ошибочные толко
вания. Спешу заметить, что в этих неверных суждениях нет и тени неприязни.
Они Ц плоды спешки и извинительного невежества. Я хочу лишь поставить в
се на свое место, не более того.
Кажется, некоторые «критики» Ц нелегка их задача! Ц забывают, что перво
й книгой, вышедшей из-под пера Гинсберга, был поэтический сборник, озагла
вленный «Ключи к ты" и я"».
В моей скромной домашней библиотеке я храню под замком экземпляр первог
о издания, поп bis in idem
Не дважды за одно и то же (лат.). Формула римского права. Зде
сь: неповторимый.
, этой интереснейшей книжечки. На цветном титульном листе изображе
ние лица, выполненное Рохасом, заглавие предложено Саметом, отпечатано в
издательском доме Бодони, текст, как правило, четкий, Ц словом, полная уд
ача!
Дата Ц 30 июля 1923 года нашей эры. Результат можно было предвидеть: фронталь
ная атака ультраистов, презрительная зевота именитых модных критиков, о
тзывы в одной-двух малозаметных газетенках и напоследок Ц непременная
пирушка в отеле Маркони, на авениде Онсе. В череде сонетов никто так и не з
аметил определенные, весьма значительные новации, глубоко скрытые и лиш
ь время от времени просвечивавшие среди блеклой тривиальности. Сейчас я
их покажу:
Сошлись мы на углу с друзьями
,
И время тихо обшлагом уходит.
О. Фейхоо (Каналь?)
Здесь: О. Б. Д. якобы сомневается Ц то ли это известный эрудит бенедик
тинский монах фрай Бе-нито Херонимо Фейхоо (1676 Ц 1764), то ли аргентинский поэ
т и драматург Бернардо Каналь Фейхоо (1897 Ц 1982).
многие годы спустя отметит («Трактат об Эпитете в Куэнка-дель-Плат
а») слово «обшлаг», считая его необычным и не обращая внимания на то, что о
но фигурирует в лучших изданиях словаря Королевской Академии. Фейхоо на
зывает его «смелым», «удачным», «новаторским» и выдвигает гипотезу Ц
horresco referens Трепе
щу, рассказывая об этом (лат.).
, Ц что речь идет о наречии.
Для примера еще эффектное двустишие:
Губы любви, слитые в поцелуе,
Прошепчут тихо, нежно: «Нокомоко».
Честно вам признаюсь, что вначале это «нокомоко» было мне непонятно.
А вот и еще один образец:
Кордон! В оплошности светил
я вижу
Ученой астрологии насмешку.
Насколько нам известно, первое слово этого красивого двустишия не вызва
ло ни малейшего комментария знатоков-лингвистов; подобное попуститель
ство отчасти объяснимо, ибо слово «кордон», производное от латинского
cor, cordis, красуется на странице двести четыре шестнадцатого издания вышеупо
мянутого словаря.
Во избежание неприятных последствий мы тогда сочли уместным заранее за
явить в реестре Интеллектуальной собственности гипотезу, в ту пору непр
иемлемую, что слово «кордон» попросту опечатка и что стих этот следует ч
итать:
Тритон! В оплошности светил
я вижу
или, если угодно:
Дракон! В оплошности светил
я вижу.
Пусть никто не назовет меня предателем Ц я играл с открытыми картами. Че
рез шестьдесят дней после регистрации моей поправки я послал своему дор
огому другу телеграмму, извещая его без обиняков о сделанном шаге. Ответ
нас озадачил: Гинсберг заявил, что согласен при условии, если все три обсу
ждаемых варианта будут рассматриваться как синонимы. Что еще мне остава
лось, спрошу я вас, как не склонить голову? Жест утопающего Ц я спросил со
вета у о. Фейхоо (Каналя?), который всерьез занялся этой проблемой, и все лиш
ь для того, чтобы признать, что, несмотря на явную привлекательность всех
трех версий, ни одна не устраивает его полностью. Судя по всему, мое предло
жение было сдано в архив.
Второй сборник стихов, с подзаголовком «Букет ароматных звезд», пылится
в подвалах некоторых книжных лавок. На долгое время останется решающим м
нение, изложенное на страницах журнала «Мы» в статье, подписанной Карлос
ом Альберто Прошюто, хотя, наряду с некоторыми другими авторами, этот выд
ающийся комментатор также не обнаружил идиоматические курьезы, которы
е своеобразно представляют истинную, ценную суть сборника. Правда, речь
идет о словах коротких, обычно, чуть отвлечешься, ускользающих от критич
еской бдительности: это «дрх» в квартете-прологе, «юхб» в уже классическ
ом сонете, красующемся во многих школьных антологиях; «ньлль» в «клубочк
е» «К Любимой»; «хис» в эпитафии, дышащей едва сдерживаемой скорбью.
Но зачем продолжать? Напрасный труд. Мы также ничего не скажем о целых стр
оках, где нет ни одного слова, фигурирующего в Словаре!
«Хлёх уд зд пта хабунч Хре'ф г
ругно»
Дело так бы и заглохло бесследно, кабы не вмешательство вашего покорного
слуги, который чисто случайно откопал в хорошо сохранившемся портфеле и
списанную собственноручно Гинсбергом тетрадь, которую в один прекрасн
ый день неожиданно для всех восхвалят трубы славы, Ц «Codex primus et ultimus»
«Первый и последний
кодекс» (лат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
щенная Птипэном и полностью напечатанная в «Пти Водуа», осталась без отк
лика вплоть до 1932 года, когда в подшивке этой газеты ее обнаружил и оценил н
ыне известный актер и импресарио Максимилиан Лонгет. Этот молодой челов
ек, получивший труднодоступную стипендию Шортбреда
Французские фамилии Птипэ
н, Локгет и английская Шортбред переводятся соответственно как Булочка,
Хлебец, Бисквитное Печенье.
, чтобы изучать шахматную игру в Боливии, сжег, подобно Эрнану Корте
су Намек на
известный эпизод из истории завоевания Мексики, когда знаменитый конки
стадор сжег корабли, чтобы его солдаты не помышляли об отступлении.
, шахматную доску и фигуры и, даже не перейдя традиционный Рубикон м
ежду Лозанной и Уши, вплотную занялся принципами, завещанными Блунчли по
томству. В задней комнате своей булочной он собрал небольшую, но избранн
ую группу illuminati
Посвященные (ит.).
, которые не только стали как бы душеприказчиками Блунчли и преемни
ками в том, что принято именовать «блунчлианским наследием», но также ос
уществили его на практике. Запечатлеем большими золотыми буквами имена,
еще сохранившиеся в нашей памяти, быть может искаженные или апокрифичес
кие: Жан Пеэс и Шарль или Шарлотта Сент-Пэ. Этот отважный кружок, написав, в
ероятно, на своем знамени призыв «Завоюем улицу!», смело и без оглядки рин
улся навстречу всем опасностям, которыми грозило равнодушие публики. Ни
на миг не опускаясь до пропагандистских ухищрений или настенных афиш, он
и в количестве ста человек вышли на улицу Бо-Сежур. Разумеется, не все они
сразу высыпали из вышеупомянутой булочной Ц один спокойно шел с юга, др
угой с северо-востока, еще один ехал на велосипеде, многие сели в трамвай,
а иной просто шагал по улице в местной обуви Ц подшитых кожей чулках. Ник
то ничего не заподозрил. Многолюдный город принял их за обычных прохожих
. Образцово дисциплинированные конспираторы даже не здоровались друг с
другом, не пытались перемигнуться. X шел по улице. Y заходил в конторы и лавк
и. Z опустил письмо в почтовый ящик. Шарлотта или Шарль купили сигару и вык
урили ее. Легенда гласит, что
Лонгет, оставшийся дома, нервничал, грыз ногти, не отходя от телефона, кото
рый должен был оповестить его об одном из двух возможных исходов его нач
инания: либо succиs d'estime
Успех признания (фр.).
, либо окончательный провал. Результат читателям известен. Лонгет н
анес смертельный удар театру реквизита и монологов, родился новый театр
. Самый неподготовленный, самый невежественный человек, (хотя бы
и вы) Ц уже актер, а либретто Ц сама жизнь.
Новый вид искусства
Трудно поверить, но словосочетание «функциональная архитектура», кото
рое профессионал не произнесет без снисходительной усмешки, все еще про
должает очаровывать умы широкой публики. Надеясь прояснить эту проблем
у, мы попытаемся беглыми штрихами очертить панораму модных сегодня архи
тектурных течений.
Истоки их, хотя вполне недавние, теряются в полемическом тумане. Почетны
й пьедестал оспаривают два имени: Адам Куинси, в 1937 году издавший в Эдинбур
ге любопытную брошюру под названием «К архитектуре без уступок», и пизан
ец Алессандро Пиранези
Если упомянутый выше Адам Куинси не имеет, кроме фамилии, ни
чего общего с английским писателем-романтиком Томасом Де Куинси (1785 Ц 1859),
то итальянский гравер и архитектор Джованни Баттиста Пиранези (1720 Ц 1778) де
йствительно прославился своими графическими архитектурными фантазия
ми.
, который несколько лет спустя воздвиг за свой счет первый «Хаос», н
едавно реконструированный. Невежественные толпы, движимые нездоровым
нетерпением проникнуть внутрь, неоднократно поджигали его, пока наконе
ц в ночь на святого Иоанна и святого Петра не превратили его в кучу пепла.
Пиранези между тем скончался, однако фотографии и сохранившийся план по
зволили реконструировать его творение, которым мы можем ныне восхищать
ся и в котором, кажется, точно повторены очертания оригинала.
Когда в холодном свете современных перспектив читаешь небольшую, дурно
отпечатанную брошюру Адама Куинси, она дает скудную пищу любителю новше
ств. Отметим все же несколько абзацев. В одном из них говорится: «Эмерсон
Эмерсо
н Ралф Уолдо (1803 Ц 1882) Ц американский философ, эссеист и поэт.
, с присущей ему изобретательной памятью, приписал Гёте идею о том, ч
то архитектура Ц это застывшая музыка. Это изречение и наша личная неуд
овлетворенность созданиями современной эпохи внушают нам порой мечту
об архитектуре, которая, подобно музыке, была бы прямым языком страстей, н
е стесненным требованиями, предъявляемыми к жилью или к общественным зд
аниям». Немного дальше читаем: «Ле Корбюзье полагает, что дом Ц это машин
а для обитания; такое определение применимо к Тадж-Махалу еще меньше, чем
к какому-нибудь дубу или рыбе». Подобные утверждения ныне звучат как акс
иоматические или тривиальные, но они вызвали в свое время гневные вспышк
и Гропиуса и Райта, уязвленных в самое сердце, и ошеломили многих знатоко
в. На остальных страницах брошюры содержится критика труда Рескина «Сем
ь светочей архитектуры» Ц спор, теперь оставляющий нас равнодушными.
Не имеет Ц или почти не имеет Ц значения, знал Пиранези или не знал об уп
омянутой брошюре. Бесспорно то, что он с помощью фанатичных каменщиков и
стариков воздвиг на прежде болотистой территории Чумной Дороги «Велик
ий Хаос Рима». Это благородное здание, которое одним представлялось шаро
м, другим Ц чем-то яйцеподобным, а реакционерам Ц бесформенной громадо
й, здание, где смешана обширная гамма материалов Ц от мрамора до навоза, в
ключая гуано, состояло в основном из витых лестниц, которые вели к непрон
ицаемым стенам, из усеченных мостиков, из неприступных балконов, из двер
ей, разверзавшихся над колодцами или же выходивших в узкие и высокие пом
ещения, где с потолка свешивались удобные двуспальные кровати и кресла в
верх ножками. Не обошлось там и без вогнутых зеркал. В первом порыве энтуз
иазма журнал «Тэтлер»
«Тэтлер» (англ. «Болтун») Ц журнал с таким назван
ием издавался в Лондоне известными английскими просветителями Ричардо
м Стилем (1672 Ц 1729) и Джозефом Адиссоном (1672 Ц 1719) в 1709 Ц 1711 гг.
приветствовал это сооружение как первый конкретный образец ново
го архитектурного мышления. Мог ли тогда кто-нибудь подумать, что в недал
еком будущем «Хаос» сочтут творением неопределенного и преходящего ст
иля!
Мы, разумеется, не станем тратить ни капли чернил и ни минуты времени на то
, чтобы описать и разнести вдрызг грубые подражания, предложенные публик
е (!) в луна-парке Вечного города и на самых известных ярмарках в Граде Прос
вещения То е
сть в Париже.
.
Не лишен интереса, хотя и эклектичен, синкретизм Отто Юлиуса Маннтойфеля
, чей храм Многих Муз в Потсдаме объединяет жилой дом, вращающуюся сцену, п
ередвигающуюся библиотеку, зимний сад, великолепную скульптурную груп
пу, часовню евангелистов, небольшой буддийский храм, каток, фресковую жи
вопись, полифонический орган, обменный банк, веспасиановское заведение
То есть обще
ственную уборную (по имени римского императора Веспасиана, придумавшег
о взимать за нужники плату).
, турецкую баню и пастельные картины. Обременительное содержание э
того многопрофильного здания привело к продаже его с торгов, а затем к не
избежному сносу Ц почти сразу же вслед за празднествами, отметившими де
нь его открытия. Не забудьте дату! 23 или 24 апреля 1941 года!
Теперь настал черед упомянуть о человеке еще более оригинальном, о мэтре
Вердуссене из Утрехта. Этот выдающийся дипломат писал об истории и твор
ил ее: в 1949 году он опубликовал книгу под названием «Organum Architecturae R й'65 centes
» «Органон с
овременной архитектуры» (лат.) Вероятно, в подражание «Новому
органону» анг лийского философаФ. Бэкона(1561 Ц 1626).
, a в 1952 году открыл под покровительством принца Бернарда свой «Дом из
дверей и окон», как его ласково окрестил народ Голландии. Изложим главны
й принцип: стена, окно, дверь, пол и потолок, без сомнения, являются основны
ми элементами habitat
Жилье (лат.).
современного человека. Самая легкомысленная графиня в своем буду
аре, самый жуткий изверг, ожидающий в камере наступления рассвета, котор
ый усадит его на электрический стул, не могут уклониться от этого закона.
La petite histoire сообщает нам по секрету, что достаточно было намека Его Высочества,
чтобы Вердуссен прибавил еще два элемента: порог и лестницу. Здание, иллю
стрирующее эти нормы, занимает прямоугольный участок в шесть метров по ф
асаду и чуть менее восемнадцати в глубину. Каждая из шести дверей, заполн
яющих весь фасад первого этажа, ведет к отстоящей от нее на девяносто сан
тиметров точно такой же одностворчатой двери, и так все дальше в глубину,
пока, пройдя через семнадцать дверей, не упрешься в заднюю стену. Простые
продольные перегородки разделяют шесть параллельных систем, насчитыва
ющих в сумме сто две двери. С балкона дома, стоящего напротив, можно увидет
ь на втором этаже множество лестниц из шести ступеней, которые зигзагооб
разно поднимаются и опускаются; третий этаж состоит исключительно из ок
он; четвертый Ц из порогов; пятый, последний, Ц из полов и потолков. Здани
е стеклянное, благодаря чему из соседнего дома можно все разглядеть. Это
т перл архитектуры настолько совершенен, что никто не решился ему подраж
ать.
В общих чертах мы здесь представили развитие форм inhabitables
Непригодные для жилья
(фр).
, мощных и освежающих веяний искусства, не гнущих шею перед малейши
ми требованиями утилитаризма: в эти здания никто не заходит, никто в них н
е лежит, никто не сидит на корточках, никто не углубляется в ниши, никто не
приветствует рукой с недоступного балкона. Никто не машет платочком, ник
то не выбрасывается из окна. «Lа tout n'est qu'ordre et beaut й'65 »
«Там везде сплошь порядок
и красота» (фр.) Ц из стихотворения Ш. Бодлера «Приглашение к п
утешествию».
.
P. S. Когда правка гранок вышеприведенного текста уже была закончена, нам с
ообщили по телеграфу, что в далекой Тасмании пробился новый росток. Хотч
кис де Эстефано, державшийся доныне в рамках самых ортодоксальных течен
ий «нежилой» архитектуры, опубликовал свое «Я обвиняю»
Название знаменитого пись
ма Э. Золя французскому президенту Фору в защиту Дрейфуса (1898).
, в котором бесстрашно выбивает почву из-под ног прежде почитаемог
о Вердуссена. Он доказывает, что стены, полы, потолки, двери, слуховые окна,
простые окна Ц пусть они вовсе ни для чего не пригодны Ц это элементы ус
таревшие, ископаемые реликты функциональной традиции, которую пытаютс
я изгнать и которая проникает через другую дверь. С барабанным боем он во
звещает появление нового inhabitable, избавленного от подобного старья, не стано
вясь, однако, сплошной бесформенной глыбой. С неослабевающим интересом ж
дем макетов, планов и фотографий этого нового эстетического достижения.
Gradus ad parnassum
Ступень к Парнасу (лат.).
По моем возвращении из короткого, но заслуженного отпуска, проведенного
в Кали и Медельине
Копи, Медельин Ц города в Колумбии.
, меня в живописном баре нашего аэропорта Эсейса
Эсейса Ц аэроп
орт Буэнос-Айреса.
ждало извещение в траурной рамке. Право, в определенную пору нашей
жизни не успеешь оглянуться, как за твоей спиной кто-то отдаст концы. На с
ей раз я, разумеется, имею в виду Сантьяго Гинсберга.
В эту минуту я пытаюсь преодолеть скорбь о кончине близкого друга, чтобы
исправить Ц именно то слово Ц промелькнувшие в прессе ошибочные толко
вания. Спешу заметить, что в этих неверных суждениях нет и тени неприязни.
Они Ц плоды спешки и извинительного невежества. Я хочу лишь поставить в
се на свое место, не более того.
Кажется, некоторые «критики» Ц нелегка их задача! Ц забывают, что перво
й книгой, вышедшей из-под пера Гинсберга, был поэтический сборник, озагла
вленный «Ключи к ты" и я"».
В моей скромной домашней библиотеке я храню под замком экземпляр первог
о издания, поп bis in idem
Не дважды за одно и то же (лат.). Формула римского права. Зде
сь: неповторимый.
, этой интереснейшей книжечки. На цветном титульном листе изображе
ние лица, выполненное Рохасом, заглавие предложено Саметом, отпечатано в
издательском доме Бодони, текст, как правило, четкий, Ц словом, полная уд
ача!
Дата Ц 30 июля 1923 года нашей эры. Результат можно было предвидеть: фронталь
ная атака ультраистов, презрительная зевота именитых модных критиков, о
тзывы в одной-двух малозаметных газетенках и напоследок Ц непременная
пирушка в отеле Маркони, на авениде Онсе. В череде сонетов никто так и не з
аметил определенные, весьма значительные новации, глубоко скрытые и лиш
ь время от времени просвечивавшие среди блеклой тривиальности. Сейчас я
их покажу:
Сошлись мы на углу с друзьями
,
И время тихо обшлагом уходит.
О. Фейхоо (Каналь?)
Здесь: О. Б. Д. якобы сомневается Ц то ли это известный эрудит бенедик
тинский монах фрай Бе-нито Херонимо Фейхоо (1676 Ц 1764), то ли аргентинский поэ
т и драматург Бернардо Каналь Фейхоо (1897 Ц 1982).
многие годы спустя отметит («Трактат об Эпитете в Куэнка-дель-Плат
а») слово «обшлаг», считая его необычным и не обращая внимания на то, что о
но фигурирует в лучших изданиях словаря Королевской Академии. Фейхоо на
зывает его «смелым», «удачным», «новаторским» и выдвигает гипотезу Ц
horresco referens Трепе
щу, рассказывая об этом (лат.).
, Ц что речь идет о наречии.
Для примера еще эффектное двустишие:
Губы любви, слитые в поцелуе,
Прошепчут тихо, нежно: «Нокомоко».
Честно вам признаюсь, что вначале это «нокомоко» было мне непонятно.
А вот и еще один образец:
Кордон! В оплошности светил
я вижу
Ученой астрологии насмешку.
Насколько нам известно, первое слово этого красивого двустишия не вызва
ло ни малейшего комментария знатоков-лингвистов; подобное попуститель
ство отчасти объяснимо, ибо слово «кордон», производное от латинского
cor, cordis, красуется на странице двести четыре шестнадцатого издания вышеупо
мянутого словаря.
Во избежание неприятных последствий мы тогда сочли уместным заранее за
явить в реестре Интеллектуальной собственности гипотезу, в ту пору непр
иемлемую, что слово «кордон» попросту опечатка и что стих этот следует ч
итать:
Тритон! В оплошности светил
я вижу
или, если угодно:
Дракон! В оплошности светил
я вижу.
Пусть никто не назовет меня предателем Ц я играл с открытыми картами. Че
рез шестьдесят дней после регистрации моей поправки я послал своему дор
огому другу телеграмму, извещая его без обиняков о сделанном шаге. Ответ
нас озадачил: Гинсберг заявил, что согласен при условии, если все три обсу
ждаемых варианта будут рассматриваться как синонимы. Что еще мне остава
лось, спрошу я вас, как не склонить голову? Жест утопающего Ц я спросил со
вета у о. Фейхоо (Каналя?), который всерьез занялся этой проблемой, и все лиш
ь для того, чтобы признать, что, несмотря на явную привлекательность всех
трех версий, ни одна не устраивает его полностью. Судя по всему, мое предло
жение было сдано в архив.
Второй сборник стихов, с подзаголовком «Букет ароматных звезд», пылится
в подвалах некоторых книжных лавок. На долгое время останется решающим м
нение, изложенное на страницах журнала «Мы» в статье, подписанной Карлос
ом Альберто Прошюто, хотя, наряду с некоторыми другими авторами, этот выд
ающийся комментатор также не обнаружил идиоматические курьезы, которы
е своеобразно представляют истинную, ценную суть сборника. Правда, речь
идет о словах коротких, обычно, чуть отвлечешься, ускользающих от критич
еской бдительности: это «дрх» в квартете-прологе, «юхб» в уже классическ
ом сонете, красующемся во многих школьных антологиях; «ньлль» в «клубочк
е» «К Любимой»; «хис» в эпитафии, дышащей едва сдерживаемой скорбью.
Но зачем продолжать? Напрасный труд. Мы также ничего не скажем о целых стр
оках, где нет ни одного слова, фигурирующего в Словаре!
«Хлёх уд зд пта хабунч Хре'ф г
ругно»
Дело так бы и заглохло бесследно, кабы не вмешательство вашего покорного
слуги, который чисто случайно откопал в хорошо сохранившемся портфеле и
списанную собственноручно Гинсбергом тетрадь, которую в один прекрасн
ый день неожиданно для всех восхвалят трубы славы, Ц «Codex primus et ultimus»
«Первый и последний
кодекс» (лат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12