Не будем говорить об абстрактных или конкретных изобр
ажениях ледяных глыб в стилизованных формах, увенчавших лаврами чело Го
пкинса, однако гвоздем выставки стало все патагонское. Коломбрес, до той
поры приверженец самых крайних извращений итальянского неоидеализма,
в том году представил хорошо сколоченный деревянный ящик, и, когда этот я
щик был вскрыт авторитетным жюри, оттуда выскочил могучий баран, тут же н
анесший удары в пах нескольким членам жюри и ранивший в спину живописца
хижин Сесара Кирона, несмотря на дикарское проворство, проявленное им в
бегстве.
Сей овен отнюдь не был фантастической фигурой, а оказался настоящим мери
носом «рамбуйе» австралийской породы, не лишенным аргентинских рогов, о
ставивших след на соответствующих задетых им местах почтенных членов ж
юри. Подобно розе Урбаса, хотя в более впечатляющей и бурной форме, упомян
утый шерстонос был не изысканной фантазией художника, а несомненным и уп
рямым биологическим экземпляром.
По какой-то причине, нам непонятной, пострадавшие члены жюри в полном сос
таве отказались присудить Коломбресу премию, мечту о которой уже лелеял
о его артистическое воображение. Больше справедливости и широты вкуса п
роявило жюри Сельскохозяйственной выставки, не побоявшееся объявить н
ашего барана чемпионом, и после этого инцидента он пользовался симпатие
й и любовью лучших людей Аргентины.
Обсуждаемая дилемма представляет немалый интерес. Если описательская
тенденция будет развиваться, искусство окажется принесенным в жертву п
рироде, но еще доктор Т. Браун
Браун Томас (1605 Ц 1682) Ц английский
медик, писатель-мистик и философ-скептик.
сказал, что природа Ц это искусство Бога.
Каталог и анализ разнообраз
ных сочинений Лумиса
Касательно творчества Федерико Хуана Карлоса Лумиса уместно напомнить
, что время легковесных шуток и бессодержательных побасенок отошло в про
шлое. Теперь мы их не обнаружим ни в недолгой полемике Лумиса в 1909 году с Лу
гонесом, ни с корифеями раннего ультраизма
Улътраизм Ц по
этическое течение, возникшее в 1919 г. в испаноязычной литературе, одним из п
редставителей которого был молодой X. Л. Борхес.
в последующие годы. Ныне нам дано видеть поэзию этого мастера во вс
ей ее обнаженной полноте. Можно сказать, что Грасиан
Грасиан Бальтасар
(1601 Ц 1658) Ц испанский писатель и философ.
предчувствовал ее, изрекши: «Хорошее, если оно кратко, вдвойне хоро
шо».
Впрочем, не подлежит сомнению, что Лумис никогда не верил в выразительну
ю ценность метафоры, которая в первой декаде нашего века прославлялась в
«Календаре души»
Поэтический сборник Л. Лугонеса (1909).
, а в третьей декаде Ц в журналах «Призма», «Форштевень»
Эти журналы издавал
в 20-х гг. молодой Борхес с друзьями.
и так далее. Мы готовы бросить вызов самому ярому критику: пусть он п
опробует denicher
Обнаружить (фр.).
Ц просим извинить за галлицизм Ц хоть одну метафору во всей обоз
римой продукции Лумиса, кроме метафор, этимологически свойственных сло
ву.
Всем нам, хранящим в памяти, как в драгоценном футляре, нескончаемые, непр
инужденные беседы от зари до зари на улице Парера, длившиеся нередко от в
ечернего часа до предрассветного, никогда не забудутся блестящие диатр
ибы Лумиса. Этот неутомимый causeur осыпал насмешками «метафористов», которы
е, чтобы обозначить один предмет, превращают его в другой. Подобные диатр
ибы, разумеется, никогда не выходили за рамки устного слова, поскольку са
ма строгость творчества Лумиса не допускала иного. «Разве в слове „луна",
Ц любил он спрашивать, Ц не больше содержания, чем в каком-нибудь „соло
вьином чае"
К сожалению, нам не удалось отыскать источник столь необычной метафоры.
, как перерядил луну Маяковский?»
Склонный скорее к формулированию вопросов, чем ответов, он точно так же в
опрошал: «Разве не дольше живут в веках какой-нибудь фрагмент из Сапфо ил
и бездонно мудрая сентенция Гераклита, чем многие тома Троллопа, Гонкуро
в или Тостадо
Тостадо (наст, имя Мадригаль Алонсо де; 1400? Ц 1455) Ц испанский
епископ и писатель, прославившийся своей плодовитостью.
, не укладывающиеся в памяти».
Усердным завсегдатаем суббот на улице Парера был Хервасио Монтенегро, р
авно обаятельный как истый джентльмен и как хозяин дома на улице Авельян
еда; из-за многолюдности Буэнос-Айреса, где никто никого не знает, Сесар П
аладион, насколько мне известно, никогда там не присутствовал
. Каким незабываемым событием была бы его беседа с нашим мэтром?
Раз или два Лумис объявлял нам о скорой публикации его работы на гостепр
иимных страницах журнала «Мы»
Борхес печатался в этом журнале, который из
давали аргентинский писатель и журналист Альф-редо Антонио Бьянки (1882 Ц
1942) и аргентинский писатель Роберто Джусти (1887 Ц 1976).
. Вспоминаю, с каким нетерпением мы, его ученики, пышущие молодостью
и страстью, толпились в книжной лавке Лахуане, чтобы первыми отведать об
ещанное мэтром friandise
Лакомство (фр.).
. Всякий раз ожидание было напрасным. Кто-то рискнул предположить, ч
то книги выходили под псевдонимом (неоднократные сомнения вызывала под
пись «Эваристо Каррьего»
Каррьего Эваристо (1883 Ц 1912) Ц поэт,
воспевавший окраины Буэнос-Айреса; Борхес написал о нем книгу.
); другой заподозрил здесь шутку; некоторые Ц хитрость с целью изба
виться от нашего законного любопытства или выиграть время; нашелся такж
е иуда, чье имя не хочу вспоминать, намекавший, якобы не то Бьянки, не то Джу
сти отказали Лумису в сотрудничестве. Однако Лумис, человек безупречно п
равдивый, настаивал на своем. Улыбаясь, он повторял: мол, его работа опубли
кована так, чтобы мы этого не заметили; в отчаянии мы дошли до предположен
ия, что издавались потаенные номера журнала, недоступные для обычных под
писчиков или оравы жаждущих знания, осаждающих библиотеки, выставки и ки
оски.
Все выяснилось осенью 1911 года, когда в витринах Моэна появилось произведе
ние, названное впоследствии «Опус 1». Но почему бы теперь не привести прав
ильное и ясное название, данное ему автором: «Медведь»?
Сперва далеко не все оценили каторжный труд, предшествовавший созданию
книги: изучение Бюффона и Кювье, неоднократные познавательные посещени
я Зоологического сада в Палермо
Палермо Ц район Буэнос-Айреса.
, красочные интервью, взятые у уроженцев Пьемонта, леденящий душу и,
возможно, апокрифический спуск в пещеру Аризоны, где в беспробудной спяч
ке спал молодой медведь, приобретение гравюр на стали, литографий и фото
графий и даже бальзамированных взрослых экземпляров.
Подготовка опуса2 «Койка» побудила его на любопытный эксперимент, сопря
женный с неудобствами и опасностями: полтора месяца rusti-catio
Жизнь в деревне (лат.).
в густонаселенном доме на улице Горрити, жильцы которого, конечно,
не могли угадать подлинную личность многогранного писателя, разделявш
его под вымышленным именем Люк Дюртен
Дюртен Люк (настоящее имя Андре Н
еве, 1881 Ц 1959) Ц французский писатель, упоминается в новелле Борхеса «Пьер М
енар, автор „Дон Кихота"».
их безденежье и веселье.
Иллюстрированная карандашом Кона «Койка» появилась в октябре 1914 года; кр
итики, оглушенные громом пушек, ее не заметили. Тоже самое произошло с «Бе
ретом» (1916), книгой, в которой ощущается некий холодок, навеянный, возможно,
усталостью от изучения баскского языка.
«Сливки» (1922) Ц наименее популярное из произведений Лумиса, хотя Энцикло
педия Бомпиани
Издание этой энциклопедии Борхес рецензировал в 1938 г. в журнале «Ога
р».
усмотрела в нем кульминацию того, что получило название первого лу
мисовского периода. Сюжет вышеупомянутого сочинения был подсказан или
внушен недолгим заболеванием двенадцатиперстной кишки: молоко, естест
венное лекарство язвенника, стало, согласно вдумчивому исследованию Фа
рреля дю Боска, целомудренной белой музой этой современной «Георгики».
Установка телескопа на плоской крыше домика для прислуги и лихорадочно
е, беспорядочное изучение наиболее популярных произведений Фламмарион
а подготовили второй период. «Луна» (1926) знаменует высшее поэтическое дос
тижение автора, некий «сезам», распахнувший перед ним заветные врата Пар
наса.
Затем Ц годы молчания. Лумис уже не посещает литературные вечера, нет, ув
ы, прежнего жизнерадостного заводилы, который в устланном коврами подва
льчике «Роял Келлер» был душой общества. Он уже не покидает улицу Парера.
На пустынной крыше ржавеет заброшенный телескоп; напрасно ночь за ночью
ждут фолианты Фламмариона; замкнувшись в библиотеке, Лумис перелистыва
ет страницы «Истории философий и религий» Грегоровиуса
Грегоровиус Фердина
нд (1821 Ц 1891) Ц немецкий историк и поэт.
; он испещряет ее знаками вопроса, маргиналиями и заметками; мы, учен
ики, хотели бы их опубликовать, однако это было бы отступничеством от уче
ния и от духа самого комментатора. Очень, очень жаль, но ничего тут не поде
лаешь.
В 1931 году дизентерия довершает то, что начал запор, Ц несмотря на страдани
я тела, Лумис заканчивает свой величайший опус, который опубликован посм
ертно и держать корректуру которого было нашей печальной привилегией. К
то усомнится, что мы имеем в виду знаменитый том, озаглавленный смиренно
и иронично «Быть может»?
Не имеется ли в виду знаменитая предсмертная фраза Ф. Рабле:
«Я иду искать великое „быть может"»?
В книгах других авторов мы неизбежно замечаем некую, так сказать, щель ил
и зазор между содержанием и названием. Слова «Хижина дяди Тома» не раскр
ывают нам все обстоятельства сюжета; когда мы произносим «Дон Сегундо Со
мбра»
«Дон Сегундо Сомбра» (1926) Ц роман из жизни гаучо аргентинского писат
еля Рикардо Гуи-ральдеса (1886 Ц 1927).
, мы не представляем себе каждый из многочисленных рогов, загривков
, копыт, хребтов, хвостов, бичей, потников, седел, попон и переметных сум, зап
олняющих in extenso
Целиком (лат.).
книгу. Chez
У (фр.).
Лумиса же, напротив, название Ц оно и есть произведение. Изумленны
й читатель обнаруживает полное совпадение обоих элементов. Текст «Койк
и», verbi gratia Напр
имер (лат.).
, состоит только из слова «койка». Фабула, эпитет, метафора, персонаж
и, завязка, рифма, аллитерация, социальные условия, башня из слоновой кост
и, ангажированная литература, реализм, оригинальность, рабское подражан
ие классикам, сам синтаксис Ц все это окончательно преодолено. Творческ
ое наследие Лумиса, по злобным подсчетам одного критика, менее сведущего
в литературе, нежели в арифметике, состоит из шести слов: «медведь, койка,
берет, сливки, луна, возможно». Пусть так, но за каждым из этих слов, которые
отфильтровал мастер, сколько переживаний, сколько труда, сколько полноц
енной жизни!
Не все, однако, сумели воспринять возвышенный урок. «Ящик столяра», книга
одного из самозваных учеников, всего лишь неуклюже перечисляет стамеск
у, молоток, ножовку и т. д. Куда опасней секта так называемых каббалис
тов, смешивающих шесть слов мастера в одну фразу, загадочную и малоп
онятную из-за двусмысленностей и символов. Спорным, хотя и благорасполо
женным, представляется нам труд Эдуарде Л. Планеса, автора «Глоглосьоро»
, «Хрёбфрога», «Куль».
Алчные издатели хотели перевести произведения Лумиса на самые разные я
зыки. В ущерб своему кошельку автор с непреклонностью римлянина отверг п
одобные предложения карфагенян, которые могли наполнить золотом его су
ндук. В нашу эпоху релятивистского негативизма он, сей новый Адам, утверж
дал свою веру в язык, в простые, безыскусные слова, доступные всем. Ему дос
таточно было написать «берет», чтобы мы представили себе эту типичную пр
инадлежность баскского костюма со всеми ее национальными особенностям
и.
Следовать по его светлому пути нелегко. Если бы, хотя бы на миг,
боги даровали нам его красноречие и талант, мы зачеркнули бы в
се предшествовавшее и ограничились бы тем, что напечатали бы одно-единс
твенное нетленное слово Ц «Лумис».
Новый вид абстрактного иску
сства
Рискуя задеть благородную чувствительность всякого аргентинца незави
симо от его взглядов и убеждений, приходится признать, что наш город, неис
сякаемый магнит для туристов, может Ц и это в 1964 году! Ц похвалиться одни
м-единственным «тенебрариумом»
Тенебрариум Ц от лат.
tenebrae (потемки, мрак).
, расположенным на углу улиц Лаприда и Мансилья. Речь идет о достохв
альном начинании, о подлинной бреши, пробитой в китайской стене нашей ко
сности. Правда, люди наблюдательные и много путешествовавшие без конца т
вердят нам ad nauseam
До тошноты (лат.).
, что упомянутый тенебрариум еще весьма далек от того, чтобы равнят
ься со своими старшими братьями в Амстердаме, Базеле, Париже, Денвере (шта
т Колорадо) и Брюгге. Не вступая в неприятную полемику, мы приветствуем Уб
аль-до Морпурго, чей глас вопиет в пустыне от двадцати до двадцати трех ча
сов ежедневно, кроме понедельника, поддерживаемый стойкой группой избр
анных прихожан, честно сменяющихся по очереди. Мы дважды присутствовали
на этих вечерах: лица, виденные нами, кроме лица Морпурго, были разными, од
нако заразительный энтузиазм был одинаков. Никогда не изгладится в памя
ти металлическая музыка столовых приборов и звон разбиваемой то и дело п
осуды.
Перечисляя предшественников, заявляем, что эта petite histoire, как и многие другие,
началась… в Париже. Зачинателем, так сказать, маяком этого движения был, к
ак известно, не кто другой, как фламандец или голландец Франц Преториус, к
оторого счастливая звезда забросила в кружок символистов, куда наведыв
ался, хотя бы как перелетная птица, справедливо забытый Виеле-Гриффен
Виеле-
Гриффен Франсис (1864 Ц 1937) французский поэт-символист.
. Дело было 3 января 1884 года, испачканные чернилами руки литературной
молодежи наперебой хватали Ц можно ли сомневаться? Ц последний, с пылу
с жару, экземпляр журнала «Этап». Итак, мы находимся в кафе «Прокоп». Кто-т
о в студенческом берете потрясает заметкой, притаившейся на последней с
транице журнала; другой, громогласный и пышноусый, твердит, что не уснет, п
ока не узнает, кто автор; третий тычет пенковой трубкой в робко улыбающег
ося рыжебородого субъекта с голым черепом, молча сидящего в углу. Раскро
ем инкогнито: человек, к которому устремлены глаза, пальцы и изумленные л
ица, Ц это уже упоминавшийся фламандец или голландец Франц Преториус. З
аметка короткая, стиль предельно сухой, отдает запахами пробирки и ретор
ты, однако налет особого авторитетного блеска быстро завоевывает адепт
ов. На этой полустранице нет ни одного сравнения, почерпнутого из греко-л
атинской мифологии; автор ограничивается научно строгой формулировкой
идеи существования четырех основных вкусов: кислое, соленое, пресное, го
рькое. Его доктрина возбуждает споры, но каждому Аристарху приходится им
еть дело с тысячью покоренных сердец. В 1891 году Преториус публикует ставш
ий классическим труд «Les saveurs»
«Вкусы» (фр.).
Ц попутно заметим, что мэтр, с безупречным благодушием уступая тр
ебованию анонимных приверженцев, впоследствии прибавит к изначальному
перечню пятый вкус, вкус сладкого, Ц по причинам, которые здесь не место
выяснять, этот вкус долго ускользал от его тонкого восприятия.
В 1892 году один из посетителей упомянутого кружка, некий Исмаэль Керидо, от
крывает или, вернее, приоткрывает двери уже почти легендарного заведени
я «Пять вкусов», как раз позади Пантеона. Помещение уютное, скромное. Умер
енная плата за вход предоставляет потенциальному потребителю пять вар
иантов: кусок сахара, бокал сока алоэ, лепешку из ваты, дольку грейпфрута и
granum salis Крупица
соли (лат.).
. Эти элементы обозначены в первом меню, с которым нам разрешили озн
акомиться в cabinet bibliographique
Библиографический кабинет (фр.).
портового города Бордо.
Первое время, выбирая одно из блюд, вы лишали себя удовольствия отведать
остальные; позже Керидо разрешил последовательное вкушение, чередован
ие и, наконец, смешение элементов. Разумеется, этим он отошел от строгих пр
авил Преториуса, что вызвало неоспоримое возражение мэтра: сахар, мол, не
просто сладкий, но еще имеет вкус сахара, а включение грейпфрута Ц явное
нарушение. Гордиев узел разрубил аптекарь Пайо, фармацевт индустриальн
ого масштаба: он стал еженедельно поставлять Керидо тысячу двести идент
ичных пирамидок, три сантиметра высотой каждая, услаждавших гурмана пят
ью уже прославленными вкусами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
ажениях ледяных глыб в стилизованных формах, увенчавших лаврами чело Го
пкинса, однако гвоздем выставки стало все патагонское. Коломбрес, до той
поры приверженец самых крайних извращений итальянского неоидеализма,
в том году представил хорошо сколоченный деревянный ящик, и, когда этот я
щик был вскрыт авторитетным жюри, оттуда выскочил могучий баран, тут же н
анесший удары в пах нескольким членам жюри и ранивший в спину живописца
хижин Сесара Кирона, несмотря на дикарское проворство, проявленное им в
бегстве.
Сей овен отнюдь не был фантастической фигурой, а оказался настоящим мери
носом «рамбуйе» австралийской породы, не лишенным аргентинских рогов, о
ставивших след на соответствующих задетых им местах почтенных членов ж
юри. Подобно розе Урбаса, хотя в более впечатляющей и бурной форме, упомян
утый шерстонос был не изысканной фантазией художника, а несомненным и уп
рямым биологическим экземпляром.
По какой-то причине, нам непонятной, пострадавшие члены жюри в полном сос
таве отказались присудить Коломбресу премию, мечту о которой уже лелеял
о его артистическое воображение. Больше справедливости и широты вкуса п
роявило жюри Сельскохозяйственной выставки, не побоявшееся объявить н
ашего барана чемпионом, и после этого инцидента он пользовался симпатие
й и любовью лучших людей Аргентины.
Обсуждаемая дилемма представляет немалый интерес. Если описательская
тенденция будет развиваться, искусство окажется принесенным в жертву п
рироде, но еще доктор Т. Браун
Браун Томас (1605 Ц 1682) Ц английский
медик, писатель-мистик и философ-скептик.
сказал, что природа Ц это искусство Бога.
Каталог и анализ разнообраз
ных сочинений Лумиса
Касательно творчества Федерико Хуана Карлоса Лумиса уместно напомнить
, что время легковесных шуток и бессодержательных побасенок отошло в про
шлое. Теперь мы их не обнаружим ни в недолгой полемике Лумиса в 1909 году с Лу
гонесом, ни с корифеями раннего ультраизма
Улътраизм Ц по
этическое течение, возникшее в 1919 г. в испаноязычной литературе, одним из п
редставителей которого был молодой X. Л. Борхес.
в последующие годы. Ныне нам дано видеть поэзию этого мастера во вс
ей ее обнаженной полноте. Можно сказать, что Грасиан
Грасиан Бальтасар
(1601 Ц 1658) Ц испанский писатель и философ.
предчувствовал ее, изрекши: «Хорошее, если оно кратко, вдвойне хоро
шо».
Впрочем, не подлежит сомнению, что Лумис никогда не верил в выразительну
ю ценность метафоры, которая в первой декаде нашего века прославлялась в
«Календаре души»
Поэтический сборник Л. Лугонеса (1909).
, а в третьей декаде Ц в журналах «Призма», «Форштевень»
Эти журналы издавал
в 20-х гг. молодой Борхес с друзьями.
и так далее. Мы готовы бросить вызов самому ярому критику: пусть он п
опробует denicher
Обнаружить (фр.).
Ц просим извинить за галлицизм Ц хоть одну метафору во всей обоз
римой продукции Лумиса, кроме метафор, этимологически свойственных сло
ву.
Всем нам, хранящим в памяти, как в драгоценном футляре, нескончаемые, непр
инужденные беседы от зари до зари на улице Парера, длившиеся нередко от в
ечернего часа до предрассветного, никогда не забудутся блестящие диатр
ибы Лумиса. Этот неутомимый causeur осыпал насмешками «метафористов», которы
е, чтобы обозначить один предмет, превращают его в другой. Подобные диатр
ибы, разумеется, никогда не выходили за рамки устного слова, поскольку са
ма строгость творчества Лумиса не допускала иного. «Разве в слове „луна",
Ц любил он спрашивать, Ц не больше содержания, чем в каком-нибудь „соло
вьином чае"
К сожалению, нам не удалось отыскать источник столь необычной метафоры.
, как перерядил луну Маяковский?»
Склонный скорее к формулированию вопросов, чем ответов, он точно так же в
опрошал: «Разве не дольше живут в веках какой-нибудь фрагмент из Сапфо ил
и бездонно мудрая сентенция Гераклита, чем многие тома Троллопа, Гонкуро
в или Тостадо
Тостадо (наст, имя Мадригаль Алонсо де; 1400? Ц 1455) Ц испанский
епископ и писатель, прославившийся своей плодовитостью.
, не укладывающиеся в памяти».
Усердным завсегдатаем суббот на улице Парера был Хервасио Монтенегро, р
авно обаятельный как истый джентльмен и как хозяин дома на улице Авельян
еда; из-за многолюдности Буэнос-Айреса, где никто никого не знает, Сесар П
аладион, насколько мне известно, никогда там не присутствовал
. Каким незабываемым событием была бы его беседа с нашим мэтром?
Раз или два Лумис объявлял нам о скорой публикации его работы на гостепр
иимных страницах журнала «Мы»
Борхес печатался в этом журнале, который из
давали аргентинский писатель и журналист Альф-редо Антонио Бьянки (1882 Ц
1942) и аргентинский писатель Роберто Джусти (1887 Ц 1976).
. Вспоминаю, с каким нетерпением мы, его ученики, пышущие молодостью
и страстью, толпились в книжной лавке Лахуане, чтобы первыми отведать об
ещанное мэтром friandise
Лакомство (фр.).
. Всякий раз ожидание было напрасным. Кто-то рискнул предположить, ч
то книги выходили под псевдонимом (неоднократные сомнения вызывала под
пись «Эваристо Каррьего»
Каррьего Эваристо (1883 Ц 1912) Ц поэт,
воспевавший окраины Буэнос-Айреса; Борхес написал о нем книгу.
); другой заподозрил здесь шутку; некоторые Ц хитрость с целью изба
виться от нашего законного любопытства или выиграть время; нашелся такж
е иуда, чье имя не хочу вспоминать, намекавший, якобы не то Бьянки, не то Джу
сти отказали Лумису в сотрудничестве. Однако Лумис, человек безупречно п
равдивый, настаивал на своем. Улыбаясь, он повторял: мол, его работа опубли
кована так, чтобы мы этого не заметили; в отчаянии мы дошли до предположен
ия, что издавались потаенные номера журнала, недоступные для обычных под
писчиков или оравы жаждущих знания, осаждающих библиотеки, выставки и ки
оски.
Все выяснилось осенью 1911 года, когда в витринах Моэна появилось произведе
ние, названное впоследствии «Опус 1». Но почему бы теперь не привести прав
ильное и ясное название, данное ему автором: «Медведь»?
Сперва далеко не все оценили каторжный труд, предшествовавший созданию
книги: изучение Бюффона и Кювье, неоднократные познавательные посещени
я Зоологического сада в Палермо
Палермо Ц район Буэнос-Айреса.
, красочные интервью, взятые у уроженцев Пьемонта, леденящий душу и,
возможно, апокрифический спуск в пещеру Аризоны, где в беспробудной спяч
ке спал молодой медведь, приобретение гравюр на стали, литографий и фото
графий и даже бальзамированных взрослых экземпляров.
Подготовка опуса2 «Койка» побудила его на любопытный эксперимент, сопря
женный с неудобствами и опасностями: полтора месяца rusti-catio
Жизнь в деревне (лат.).
в густонаселенном доме на улице Горрити, жильцы которого, конечно,
не могли угадать подлинную личность многогранного писателя, разделявш
его под вымышленным именем Люк Дюртен
Дюртен Люк (настоящее имя Андре Н
еве, 1881 Ц 1959) Ц французский писатель, упоминается в новелле Борхеса «Пьер М
енар, автор „Дон Кихота"».
их безденежье и веселье.
Иллюстрированная карандашом Кона «Койка» появилась в октябре 1914 года; кр
итики, оглушенные громом пушек, ее не заметили. Тоже самое произошло с «Бе
ретом» (1916), книгой, в которой ощущается некий холодок, навеянный, возможно,
усталостью от изучения баскского языка.
«Сливки» (1922) Ц наименее популярное из произведений Лумиса, хотя Энцикло
педия Бомпиани
Издание этой энциклопедии Борхес рецензировал в 1938 г. в журнале «Ога
р».
усмотрела в нем кульминацию того, что получило название первого лу
мисовского периода. Сюжет вышеупомянутого сочинения был подсказан или
внушен недолгим заболеванием двенадцатиперстной кишки: молоко, естест
венное лекарство язвенника, стало, согласно вдумчивому исследованию Фа
рреля дю Боска, целомудренной белой музой этой современной «Георгики».
Установка телескопа на плоской крыше домика для прислуги и лихорадочно
е, беспорядочное изучение наиболее популярных произведений Фламмарион
а подготовили второй период. «Луна» (1926) знаменует высшее поэтическое дос
тижение автора, некий «сезам», распахнувший перед ним заветные врата Пар
наса.
Затем Ц годы молчания. Лумис уже не посещает литературные вечера, нет, ув
ы, прежнего жизнерадостного заводилы, который в устланном коврами подва
льчике «Роял Келлер» был душой общества. Он уже не покидает улицу Парера.
На пустынной крыше ржавеет заброшенный телескоп; напрасно ночь за ночью
ждут фолианты Фламмариона; замкнувшись в библиотеке, Лумис перелистыва
ет страницы «Истории философий и религий» Грегоровиуса
Грегоровиус Фердина
нд (1821 Ц 1891) Ц немецкий историк и поэт.
; он испещряет ее знаками вопроса, маргиналиями и заметками; мы, учен
ики, хотели бы их опубликовать, однако это было бы отступничеством от уче
ния и от духа самого комментатора. Очень, очень жаль, но ничего тут не поде
лаешь.
В 1931 году дизентерия довершает то, что начал запор, Ц несмотря на страдани
я тела, Лумис заканчивает свой величайший опус, который опубликован посм
ертно и держать корректуру которого было нашей печальной привилегией. К
то усомнится, что мы имеем в виду знаменитый том, озаглавленный смиренно
и иронично «Быть может»?
Не имеется ли в виду знаменитая предсмертная фраза Ф. Рабле:
«Я иду искать великое „быть может"»?
В книгах других авторов мы неизбежно замечаем некую, так сказать, щель ил
и зазор между содержанием и названием. Слова «Хижина дяди Тома» не раскр
ывают нам все обстоятельства сюжета; когда мы произносим «Дон Сегундо Со
мбра»
«Дон Сегундо Сомбра» (1926) Ц роман из жизни гаучо аргентинского писат
еля Рикардо Гуи-ральдеса (1886 Ц 1927).
, мы не представляем себе каждый из многочисленных рогов, загривков
, копыт, хребтов, хвостов, бичей, потников, седел, попон и переметных сум, зап
олняющих in extenso
Целиком (лат.).
книгу. Chez
У (фр.).
Лумиса же, напротив, название Ц оно и есть произведение. Изумленны
й читатель обнаруживает полное совпадение обоих элементов. Текст «Койк
и», verbi gratia Напр
имер (лат.).
, состоит только из слова «койка». Фабула, эпитет, метафора, персонаж
и, завязка, рифма, аллитерация, социальные условия, башня из слоновой кост
и, ангажированная литература, реализм, оригинальность, рабское подражан
ие классикам, сам синтаксис Ц все это окончательно преодолено. Творческ
ое наследие Лумиса, по злобным подсчетам одного критика, менее сведущего
в литературе, нежели в арифметике, состоит из шести слов: «медведь, койка,
берет, сливки, луна, возможно». Пусть так, но за каждым из этих слов, которые
отфильтровал мастер, сколько переживаний, сколько труда, сколько полноц
енной жизни!
Не все, однако, сумели воспринять возвышенный урок. «Ящик столяра», книга
одного из самозваных учеников, всего лишь неуклюже перечисляет стамеск
у, молоток, ножовку и т. д. Куда опасней секта так называемых каббалис
тов, смешивающих шесть слов мастера в одну фразу, загадочную и малоп
онятную из-за двусмысленностей и символов. Спорным, хотя и благорасполо
женным, представляется нам труд Эдуарде Л. Планеса, автора «Глоглосьоро»
, «Хрёбфрога», «Куль».
Алчные издатели хотели перевести произведения Лумиса на самые разные я
зыки. В ущерб своему кошельку автор с непреклонностью римлянина отверг п
одобные предложения карфагенян, которые могли наполнить золотом его су
ндук. В нашу эпоху релятивистского негативизма он, сей новый Адам, утверж
дал свою веру в язык, в простые, безыскусные слова, доступные всем. Ему дос
таточно было написать «берет», чтобы мы представили себе эту типичную пр
инадлежность баскского костюма со всеми ее национальными особенностям
и.
Следовать по его светлому пути нелегко. Если бы, хотя бы на миг,
боги даровали нам его красноречие и талант, мы зачеркнули бы в
се предшествовавшее и ограничились бы тем, что напечатали бы одно-единс
твенное нетленное слово Ц «Лумис».
Новый вид абстрактного иску
сства
Рискуя задеть благородную чувствительность всякого аргентинца незави
симо от его взглядов и убеждений, приходится признать, что наш город, неис
сякаемый магнит для туристов, может Ц и это в 1964 году! Ц похвалиться одни
м-единственным «тенебрариумом»
Тенебрариум Ц от лат.
tenebrae (потемки, мрак).
, расположенным на углу улиц Лаприда и Мансилья. Речь идет о достохв
альном начинании, о подлинной бреши, пробитой в китайской стене нашей ко
сности. Правда, люди наблюдательные и много путешествовавшие без конца т
вердят нам ad nauseam
До тошноты (лат.).
, что упомянутый тенебрариум еще весьма далек от того, чтобы равнят
ься со своими старшими братьями в Амстердаме, Базеле, Париже, Денвере (шта
т Колорадо) и Брюгге. Не вступая в неприятную полемику, мы приветствуем Уб
аль-до Морпурго, чей глас вопиет в пустыне от двадцати до двадцати трех ча
сов ежедневно, кроме понедельника, поддерживаемый стойкой группой избр
анных прихожан, честно сменяющихся по очереди. Мы дважды присутствовали
на этих вечерах: лица, виденные нами, кроме лица Морпурго, были разными, од
нако заразительный энтузиазм был одинаков. Никогда не изгладится в памя
ти металлическая музыка столовых приборов и звон разбиваемой то и дело п
осуды.
Перечисляя предшественников, заявляем, что эта petite histoire, как и многие другие,
началась… в Париже. Зачинателем, так сказать, маяком этого движения был, к
ак известно, не кто другой, как фламандец или голландец Франц Преториус, к
оторого счастливая звезда забросила в кружок символистов, куда наведыв
ался, хотя бы как перелетная птица, справедливо забытый Виеле-Гриффен
Виеле-
Гриффен Франсис (1864 Ц 1937) французский поэт-символист.
. Дело было 3 января 1884 года, испачканные чернилами руки литературной
молодежи наперебой хватали Ц можно ли сомневаться? Ц последний, с пылу
с жару, экземпляр журнала «Этап». Итак, мы находимся в кафе «Прокоп». Кто-т
о в студенческом берете потрясает заметкой, притаившейся на последней с
транице журнала; другой, громогласный и пышноусый, твердит, что не уснет, п
ока не узнает, кто автор; третий тычет пенковой трубкой в робко улыбающег
ося рыжебородого субъекта с голым черепом, молча сидящего в углу. Раскро
ем инкогнито: человек, к которому устремлены глаза, пальцы и изумленные л
ица, Ц это уже упоминавшийся фламандец или голландец Франц Преториус. З
аметка короткая, стиль предельно сухой, отдает запахами пробирки и ретор
ты, однако налет особого авторитетного блеска быстро завоевывает адепт
ов. На этой полустранице нет ни одного сравнения, почерпнутого из греко-л
атинской мифологии; автор ограничивается научно строгой формулировкой
идеи существования четырех основных вкусов: кислое, соленое, пресное, го
рькое. Его доктрина возбуждает споры, но каждому Аристарху приходится им
еть дело с тысячью покоренных сердец. В 1891 году Преториус публикует ставш
ий классическим труд «Les saveurs»
«Вкусы» (фр.).
Ц попутно заметим, что мэтр, с безупречным благодушием уступая тр
ебованию анонимных приверженцев, впоследствии прибавит к изначальному
перечню пятый вкус, вкус сладкого, Ц по причинам, которые здесь не место
выяснять, этот вкус долго ускользал от его тонкого восприятия.
В 1892 году один из посетителей упомянутого кружка, некий Исмаэль Керидо, от
крывает или, вернее, приоткрывает двери уже почти легендарного заведени
я «Пять вкусов», как раз позади Пантеона. Помещение уютное, скромное. Умер
енная плата за вход предоставляет потенциальному потребителю пять вар
иантов: кусок сахара, бокал сока алоэ, лепешку из ваты, дольку грейпфрута и
granum salis Крупица
соли (лат.).
. Эти элементы обозначены в первом меню, с которым нам разрешили озн
акомиться в cabinet bibliographique
Библиографический кабинет (фр.).
портового города Бордо.
Первое время, выбирая одно из блюд, вы лишали себя удовольствия отведать
остальные; позже Керидо разрешил последовательное вкушение, чередован
ие и, наконец, смешение элементов. Разумеется, этим он отошел от строгих пр
авил Преториуса, что вызвало неоспоримое возражение мэтра: сахар, мол, не
просто сладкий, но еще имеет вкус сахара, а включение грейпфрута Ц явное
нарушение. Гордиев узел разрубил аптекарь Пайо, фармацевт индустриальн
ого масштаба: он стал еженедельно поставлять Керидо тысячу двести идент
ичных пирамидок, три сантиметра высотой каждая, услаждавших гурмана пят
ью уже прославленными вкусами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12