«Ах, Ханна, как несправедлива жизнь к моей Сирилле!»
— Но мне было хорошо с мамой и папой, — попыталась возразить Сирилла, недовольная тем, что Ханна осуждает ее мать.
— Ваша матушка понимала, что вам следовало бы играть с другими детьми, выезжать на вечера, иметь дорогие вещи и пони для прогулок. И я с ней согласна! — энергично затрясла головой Ханна.
— Для меня все это не имело значения. Главное, что я была с мамой…
Ханна открыла было рот, собираясь возразить, но промолчала. Впрочем, Сирилла и так догадывалась, что та хочет сказать — то, что мать порой вообще не замечала присутствия дочери.
С первой минуты знакомства с Франсом Винтаком она грезила только им одним. В нем сосредоточился для нее весь мир, а все остальное, даже единственная дочь, не имело никакого значения.
Сирилла не ревновала, не жаловалась, она лишь чувствовала себя одинокой и ненужной. В такие минуты девочка тихонько выскальзывала из гостиной и спешила на кухню, в царство Ханны. Они вели задушевные разговоры, пока служанка готовила обед или ужин, и Сирилла радовалась, что хотя бы здесь ей рады.
Да, если взглянуть правде в глаза, придется признать, что без Ханны жизнь Сириллы была бы еще мрачнее.
Ханна выводила ее на прогулки, подбирала книги для чтения, изредка, когда появлялись деньги, водила девочку на концерт, а однажды — о, это было незабываемое зрелище! — даже в театр на пьесу прославленного Шекспира.
По настоянию Ханны Сирилла брала уроки английского и французского языков, и это она наняла учителей по другим предметам, которым считала необходимым обучить свою любимицу.
Уроки проводились нерегулярно, так как зачастую учителям нечем было платить, но Сирилла обладала такими способностями и стремлением к знаниям, что иногда преподаватели приходили, даже зная, что не получат никакого вознаграждения за свой труд.
Если бы не Ханна, Сирилла вообще не получила бы образования.
И все же во многих жизненных вопросах девушка была абсолютно несведущей. И немудрено — ведь вся ее жизнь протекала в тесных стенах домика на Куин-Энн-терэс.
Мать Сириллы в основном проводила время с Франсом Винтаком. И только в периоды, когда он был увлечен очередной картиной и удалялся в студию, чтобы поработать, или уходил в город продавать законченное произведение, она обращала свое внимание на дочь.
Мать была весьма образованной женщиной и, как теперь понимала Сирилла, могла бы за час научить ее неизмеримо большему, чем десяток учителей за месяц.
Она превосходно говорила по-французски и по-итальянски, играла на рояле и исполняла с блеском арии из опер.
Кроме того, она много читала, причем книги на самые разные темы, а в искусстве разбиралась, пожалуй, даже лучше, чем ее муж-художник.
Сирилла чувствовала, что в ее воспитании есть большие пробелы. И сейчас, влюбившись в маркиза, она опасалась того, что со временем этот блестящий джентльмен наверняка сочтет ее скучной.
Что она знает о нем? А его слова о том, что он хотел бы никогда не расставаться с ней… Можно ли им верить?
«Да, Ханна права», — в отчаянии думала девушка.
Слезы снова навернулись ей на глаза. Стараясь удержать их, Сирилла молчала, чтобы голосом не выдать своего волнения и не расстраивать Ханну.
Узенькие улочки Айлингтона сменились более широкими и нарядными центральными улицами. Карета достигла Мейфера и повернула на Парк-лейн.
Наконец Сирилла прервала молчание:
— Мне кажется, мы совершаем ошибку, Ханна. Давай вернемся! А если маркиз опять зайдет, мы… просто не пустим его. Вдвоем-то уж как-нибудь справимся!
Как вы себе это представляете, мисс Сирилла? Выставим его светлость, так, по-вашему? — резко спросила Ханна.
Услышав эти слова, Сирилла почувствовала, будто ее окатили ушатом холодной воды. К сожалению, Ханна права — вряд ли им обеим удалось бы выпроводить маркиза из дома, да, пожалуй, и вообще из ее жизни.
Девушку терзали сомнения. Правильно ли она поступила, сбежав от человека, который, как он утверждает, ее любит? И на Сириллу опять нахлынули воспоминания о блаженстве, которое она испытала в его объятиях совсем недавно.
И тут же она, как наяву, увидела мать, исхудавшую и бледную, с безжизненным взором, который оживлялся лишь в присутствии Франса Винтака. Нет, сказала себе Сирилла, она не допустит, чтобы ее постигла судьба матери! Да и маркиз вряд ли остался бы с ней навсегда…
— Вот и приехали!
Голос Ханны вывел Сириллу из задумчивости. Она нервно сжала руки, пытаясь овладеть собой.
— Предоставьте все мне, — безапелляционным тоном изрекла Ханна. — И помните — другого выхода у вас нет! Вы обязаны это сделать, и ваша матушка наверняка сказала бы то же, будь она сейчас жива.
Кучер, явно пораженный внушительностью особняка, к которому он доставил своих непрезентабельных пассажирок, слез с облучка и распахнул перед ними дверцу.
Ханна расплатилась с возницей и вместе с Сириллой направилась к парадной двери.
Не успела она постучать, как на пороге вырос лакей, весьма импозантный в своем пудреном парике и желто-синей ливрее, украшенной серебряными пуговицами.
— Его светлость дома? — осведомилась Ханна.
— Вам назначено, мэм?
— Мы хотели бы видеть его светлость, — внушительно произнесла служанка.
— Милорд принимает только тех, кто предварительно договаривается с ним о встрече, — торжественно объявил лакей.
— А дома ли мистер Бертон? — задала следующий вопрос Ханна.
Лакей был явно удивлен. Он даже на мгновение отступил от двери, чем не замедлила воспользоваться служанка и зашла в дом.
— Позовите, пожалуйста, мистера Бертона.
Лакей, видимо недавно служивший в этом доме, беспомощно оглянулся. Тем временем Сирилла последовала за Ханной и тоже прошла в холл.
Это было просторное, но несколько темноватое помещение, куда свет падал лишь через два витражных стекла. Сирилла почувствовала, что дрожит от охватившего ее волнения.
С противоположной стороны, оттуда, где располагалась широкая лестница на второй этаж, к посетительницам уже приближался дворецкий, пожилой мужчина важного вида, чем-то похожий на папу римского.
Он открыл было рот, очевидно намереваясь спросить, что здесь происходит, да так и застыл, увидев Ханну.
— Добрый вечер, мистер Бертон, — вежливо поздоровалась служанка.
— Мисс Ханна? Вот уж кого не ожидал увидеть! — воскликнул дворецкий.
— Его светлость дома, как я понимаю? — спросила Ханна и, не дождавшись ответа, обернулась к Сирилле.
— Надо бы вам раздеться, здесь жарко, — заботливо проговорила она и начала развязывать на Сирилле капюшон.
Девушке показалось, что она снова стала ребенком и за ней ухаживает нянька. Впрочем, она не сопротивлялась, молча позволяя делать с собой все, что Ханна сочтет нужным. А та, сняв со своей любимицы плащ, отдала его лакею, который так и застыл у порога, удивленно вслушиваясь в диалог мистера Бертона и неизвестной посетительницы.
Внешность Сириллы явно поразила дворецкого.
Долгое время он смотрел на девушку, не произнося ни слова, а затем еле слышным шепотом спросил у Ханны:
— Вы привезли ее назад к его светлости?
Та молча кивнула.
Слуги обменялись многозначительными взглядами. Все было понятно без слов.
Дворецкий повернулся и пошел через холл, предполагая, что посетительницы следуют за ним. Однако Сирилла, погруженная в свои мысли, не тронулась с места, пока Ханна не потянула ее за рукав.
Подойдя к двери в противоположном конце холла, дворецкий распахнул ее и громким голосом возвестил:
— Леди к его светлости!
Сирилле вдруг показалось, что когда-то давно она уже была здесь. Пройдя мимо дворецкого в комнату, она услышала, как дверь за ее спиной захлопнулась. Девушка обернулась, ища глазами Ханну, и обнаружила, что рядом никого нет.
В противоположном конце этой довольно мрачной комнаты, с пола до потолка заставленной книгами, в кресле с высокой спинкой сидел перед камином какой-то человек.
Он обернулся на звук шагов и вдруг, увидев Сириллу, замер от неожиданности.
— Лорейн!
Сирилла скорее угадала, чем расслышала, то, что он сказал.
Несмелой походкой она направилась к креслу, чувствуя, что губы ее сухи и горячи, а сердце отчаянно колотится в груди.
— Пока она шла, человек в кресле не сводил с нее глаз, словно завороженный, и вдруг резко спросил: Ты, должно быть, Сирилла?
— Да… папа.
— Я принял тебя за твою мать.
— Мама умерла…
— Умерла?
Он не произнес, а словно выдохнул это слово. Чувствовалось, что новость его потрясла.
— Давно?
— Два года назад.
— От чего?
— Она становилась все слабее и слабее… потому что слишком мало ела….
Если Сирилла хотела поразить своего собеседника, это ей, без сомнения, удалось.
— Я, кажется, ослышался… Повтори, что ты сказала!
— Мы были так бедны, что порой не могли купить себе еду…
Лицо герцога исказилось от боли. С трудом овладев собой, он задал следующий вопрос:
— Поэтому ты и пришла теперь ко мне?
— Да… папа.
— Почему же ты не сделала этого сразу же после того, как умерла твоя мать?
Потому что тогда па… то есть Франс Винтак, покончил бы с собой. Я должна была заботиться о нем — ради мамы…
— А что с ним теперь?
— Он вчера умер… И Ханна привезла меня сюда.
— Ханна все еще с тобой?
— Да… папа. Она ждет в холле.
— И ты рассчитываешь, что я приму тебя обратно, после того как твоя мать бросила меня ради… этого человека?
Голос герцога прозвучал резко, словно удар хлыста. Сирилла настолько испугалась, что самообладание окончательно покинуло ее.
Издав приглушенный крик, она бросилась перед герцогом на колени.
— Позволь мне остаться с тобой, папа!.. Пожалуйста, не прогоняй меня, — взмолилась она, простирая к нему руки. — У меня нет денег, мне некуда идти… Если ты меня не примешь, мне придется поступить так, как хочет он! А я знаю, что это нехорошо, хотя и люблю его всем сердцем!..
Эти слова напомнили Сирилле о маркизе, навсегда, как она считала, для нее потерянном, и девушка снова разразилась слезами.
Опустив голову герцогу на колени, Сирилла рыдала так отчаянно и безутешно, как плачут беспомощные маленькие дети, заблудившись в лесу или отстав от взрослых на улице.
И вдруг она почувствовала, как герцог погладил ее по голове, стараясь утешить, и этот простой жест помог ей успокоиться.
— А кто этот человек?
Голос герцога донесся до Сириллы словно издалека. Она начала шарить в сумочке в поисках платка, но не нашла, и герцог, достав из кармана белоснежный платок с вышитым вензелем, вложил его девушке в руку.
Платок был из тонкого батиста и пах лавандой. Сирилла прижала его к глазам, пытаясь унять слезы.
— Расскажи, что тебя так расстроило, — предложил герцог совсем другим тоном, не таким резким, каким он говорил до сих пор.
— Он сказал, что любит меня, и я поверила, а потом оказалось… — сбивчиво начала Сирилла и тут же пристыженно умолкла.
Похоже, герцог догадался, о чем она не договаривает, потому что спросил тем же спокойным тоном:
— Ты хочешь сказать, что он предложил тебе выйти за него замуж?
— Нет…
— Что ж, это неудивительно, если учесть… Герцог осекся, но Сирилла прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— Он ничего не знал о… маме, — поспешно пояснила она. — Об этом вообще никто не знал… Да и кому мы могли бы рассказать? Друзей у нас не было…
— Твоя мать поступила так, как считала нужным, — произнес герцог прежним сухим тоном. — Но сейчас речь не о ней, а о тебе. Кто этот человек? И если, как ты говоришь, у вас нет друзей, где ты с ним познакомилась?
— Он сам пришел к нам в дом… интересовался картиной…
— И как он себя назвал?
— Маркиз Фейн…
Герцог побледнел. На мгновение ему показалось, что он ослышался.
— Что? Фейн?! Да что ему от тебя понадобилось? Подумать только, этот развратник, этот соблазнитель, этот сердцеед… Неужели ты думаешь, что я позволю своей дочери иметь дело с таким негодяем?
— Но я люблю его, папа, и ничего не могу с этим поделать… Так уж случилось…
— И очень жаль, что случилось, — безапелляционным тоном отрезал герцог. — Запомни, Сирилла, — никогда, ни при каких обстоятельствах я не позволю этому человеку переступить порог моего дома!
Наступила пауза. Сирилла пыталась осмыслить то, что только что услышала, а затем робко спросила:
— Означают ли твои слова, папа, что ты… разрешаешь мне остаться у тебя?..
Герцог молчал, и она жалобно добавила:
— Только в этом случае я буду иметь возможность с ним не видеться… Ну пожалуйста, папа, не прогоняй меня!
— Если ты и останешься здесь, — веско произнес герцог, — то вовсе не затем, чтобы спрятаться от маркиза Фейна, а потому, что ты моя дочь. Мне часто приходило в голову, Сирилла, что я допустил ошибку, позволив твоей матери забрать тебя с собой.
— Но ведь она оставила тебе Эдмунда… Кстати, как он?
— Путешествует по Европе, — лаконично ответил герцог. — И все же все эти годы мне не хватало именно тебя, моей дочери…
— О папа! Неужели это правда?
— Да.
Сирилла взглянула на герцога и увидела в его глазах выражение истинной муки. Помолчав, она спросила шепотом:
— Наверное, тебе не хватало и мамы…
Герцог шевельнулся в кресле.
— Твоя мать меня бросила, и я не желаю о ней говорить!
— Я понимаю тебя, папа. Ты знаешь, иногда мне казалось, что хотя она была очень счастлива с… Франсом Винтаком, ей все же недоставало и тебя, и Эдмунда. Впрочем, сама она никогда об этом не говорила…
— Хватит об этом, — резко перебил ее герцог. — Расскажи лучше о себе.
Сирилла улыбнулась сквозь непросохшие слезы. Казалось, луч солнца выглянул из-за туч после дождя.
— Да нечего особенно рассказывать, — просто сказала она. — Жили мы в маленьком доме в Айлингтоне — который, кстати говоря, Ханна ненавидела всей душой, — и все было хорошо, пока мама не заболела. А когда это случилось, все разом изменилось…
Герцог встал и подошел к камину, а Сирилла осталась сидеть на полу у его кресла.
— Будь проклят этот человек! — в сердцах воскликнул он. — Он погубил не только мою жизнь, но и твою…
— О нет, папа! Это не совсем так, — мягко возразила Сирилла.
Она от души сочувствовала отцу, понимая, что он должен был испытывать, когда горячо любимая жена вдруг оставила его ради какого-то безвестного художника.
Девушка нашла, что отец выглядит гораздо старше, чем когда она видела его в последний раз. Конечно, прошло уже восемь лет, и все же он постарел гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Волосы были совсем седыми, а щеки прорезали глубокие складки.
«Ведь ему не больше шестидесяти, — с сожалением подумала Сирилла, — а выглядит он глубоким стариком…» Очевидно, уход жены явился страшным ударом для герцога, и это наложило отпечаток на его внешний облик.
Понимая, что отец глубоко страдает, и желая его утешить, девушка произнесла как можно мягче:
— Мы опять будем счастливы вместе, папа, если, конечно, ты разрешишь мне остаться с тобой… Поверь, я так же скучала по тебе, как и, наверное, ты по мне!
Герцог улыбнулся, и с его лица исчезла суровость.
— Я буду рад снова видеть тебя, Сирилла, — с чувством произнес он. — А вот тебе вряд ли понравится здесь. Видишь ли, у меня тяжелый характер. Привычки мои давно сложились, а я уже не в том возрасте, когда их легко менять.
— Я и не прошу тебя что-либо менять в твоей жизни, — возразила Сирилла. — Ты знаешь, только теперь я поняла, что Ханна была права, когда сказала — мое место здесь…
— Я рад, что ты так думаешь, — улыбнулся герцог. — Должен сказать, что ты очень похорошела за эти годы. Ты теперь очень похожа на…
Он замолчал, не в силах закончить фразу. Впрочем, было и так понятно, что он имеет в виду. Сирилла поднялась и подошла к герцогу.
— Вот видишь, нам трудно говорить о маме, — простодушно заметила она. — Как только я увидела тебя сегодня, я сразу поняла, что нам надо быть вместе… Ханна тоже так считает. И еще она говорит, что и маме хотелось бы этого…
Я непременно повидаюсь с ней, — пообещал герцог. — Похоже, в этой прискорбной истории она единственная, у кого осталась хоть капля здравого смысла!
Сирилла улыбнулась.
— Ханна всегда отличалась здравым смыслом, но когда я с ней, я чувствую себя ребенком. По-моему, она до сих пор считает, что мое место в детской, рядом с игрушками!
Слабая улыбка тронула губы герцога.
Ханна была горничной его жены еще в то время, когда они только поженились. Не покинула она свою хозяйку и потом, когда та сбежала с Франсом Винтаком. Именно это обстоятельство несколько умеряло тревогу герцога по поводу его дочери. Он знал, что пока за ней присматривает такая преданная служанка, как Ханна, за судьбу девочки можно не беспокоиться.
Герцог был человеком сдержанным, не привыкшим открыто выражать свои чувства.
Однако, когда его жена сбежала с каким-то малоизвестным художником, да к тому же иностранцем, герцог возненавидел того с такой силой, что, казалось, мог бы запросто убить.
Любой другой человек, оказавшийся в его положении, несомненно, вызвал бы Франса Винтака на дуэль и заставил бы жену вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18