Теперь мы сможем купить для него все необходимое…
Давая понять, что разговор закончен, девушка направилась к двери. Маркизу хотелось так много сказать ей, но слова почему-то не шли с языка. Он подошел к окну, перед ним лежали бедные дворики Айлингтона, но он словно не замечал их.
Маркиз понимал, что Сирилла ждет, когда он уйдет, но ему хотелось остаться.
У него было странное чувство, что если он сейчас покинет этот дом, то никогда больше не увидит девушку, так поразившую его воображение, хотя, казалось бы, теперь, когда он узнал адрес, он мог бы навестить ее в любую минуту.
Маркиз сам не понимал, почему медлит. Он лишь чувствовал смущение, мешавшее ему рассуждать здраво.
Он много раз видел лицо «Мадонны с лилиями» с тех пор, как принц Уэльский купил Лохнера, но теперь, когда он встретил живое воплощение героини картины, маркиз был поражен. До этого он был уверен, что художник избрал своей моделью женщину, жившую с ним в одно время, а следовательно, уже давно умершую. А между тем вот она, стоит перед ним во плоти и крови, и зовут ее Сирилла…
Даже не оборачиваясь, маркиз чувствовал, что она смотрит на него, недоумевая, почему он не уходит, и явно испытывая смущение.
Так что же с ним происходит?
В глубине души маркизу казалось, что он очень давно знаком с Сириллой. Она уже давно жила в его воображении, в его мечтах и снах.
В то же время Фейн понимал, что если бы он сейчас высказал Сирилле свои мысли, она наверняка сочла бы его сумасшедшим и была бы права.
Он с усилием оторвался от окна.
— Я ухожу, мисс Винтак, — сказал он, стараясь не выдать голосом своего волнения, — но, как и обещал, вернусь завтра. Что мне вам принести?
Этот вопрос маркиз задавал женщинам сотни раз. Ответы были самыми разными — некоторые дамы с придыханием восклицали: «Только себя самого!», другие же с не меньшим волнением смущенно лепетали: «Что бы вы ни принесли, я буду счастлива!»
Ответ Сириллы удивил его своей искренностью.
— Вы проявили такую доброту, такую щедрость… — начала она, запинаясь. — Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность! Надеюсь, что, когда папа выздоровеет, он сможет нарисовать для вас картину, которая вам понравится, и мы с радостью подарим ее вам!..
— Мне будет приятно, — серьезно ответил маркиз, — особенно если это будет ваш портрет.
Выражение лица Сириллы изменилось, и маркиз понял, что ей пришла в голову неожиданная мысль.
— Может быть, ваш портрет уже существует? — полюбопытствовал он.
— Не совсем так, — ответила девушка. — А впрочем, судите сами. Сейчас я вам кое-что покажу…
Она прошла в дальний угол студии и вытащила из ящика два небольших холста.
Когда, держа картины в руках, Сирилла возвращалась, ему показалось, что она не идет, а плывет, и если бы вдруг под ее ногами заклубилось белое облако, он, пожалуй, даже не удивился бы.
Сирилла робко протянула маркизу холсты, как будто опасаясь, что они могут ему не понравиться.
Фейн взял у нее из рук первую картину. На ней была изображена сама Сирилла. Ее лицо отчетливо выделялось на синем фоне, а вокруг головы светился ореол, нарисованный Франсом Винтаком в его своеобразной манере.
Маркиз сразу отметил, что портрет еще не окончен, и все же изящный маленький носик и огромные глаза девушки были переданы с неподражаемым мастерством. Они словно лучились каким-то неземным светом.
— Какая красота! — воскликнул маркиз. — И какое изумительное сходство!
Сирилла лукаво улыбнулась и дала ему вторую картину.
Это был набросок с картины Лохнера «Мадонна с лилиями». То же выражение лица, что и на первом портрете. Сзади фигуру мадонны озарял небесный свет, придавая всему ее облику потустороннее сияние. Казалось, сияние исходит от самой мадонны, освещая все вокруг.
Маркиз переводил взгляд с одной работы на другую.
— Сходство просто поразительное!
Сирилла снова улыбнулась.
— А между тем на первой картине изображена вовсе не я!
— Как не вы?
— Нет, не я, а мама. Как видите, я очень на нее похожа.
— Не могу поверить, чтобы в мире существовали две такие красавицы! — невольно вырвалось у маркиза.
— Ну что вы! Мама была гораздо красивее. Этот портрет папа нарисовал в то время, когда они только познакомились.
Догадываюсь, что вам не хочется с ним расставаться, мисс Винтак, — сочувственно произнес маркиз. — Если вы не возражаете, я возьму другую картину — ту, на которой изображены вы сами.
— Я рада, что она вам нравится, — промолвила Сирилла. — Если вы ее возьмете, я не буду чувствовать себя в таком неоплатном долгу перед вами…
Маркиз хотел что-то возразить, но передумал и вместо этого сказал:
— Пожалуй, на сегодня достаточно благодарностей. Завтра, когда я приеду, мы обо всем поговорим…
— Только один вопрос, если позволите, — остановила его Сирилла.
— Что вас интересует?
— Как вы намерены поступить с той картиной? Я так волнуюсь за папу… Я не смогу ждать до завтра!
— Даю вам слово чести, что ничего не случится, — торжественно пообещал маркиз. — По крайней мере, ничего неприятного. Чтобы окончательно вас успокоить, могу сообщить, что я купил Ван Дейка по той цене, которую запросил Айзеке, и не собираюсь говорить ему, что это подделка.
— Вы… вы действительно намерены так поступить? — не веря тому, что услышала, спросила Сирилла.
Я всегда поступаю так, как считаю нужным, — категоричным тоном изрек маркиз. — Итак, перестаньте волноваться, а когда вернется ваша служанка, пошлите ее в лавку, чтобы она купила все, что необходимо вашему отцу. Помолчав, он добавил:
— Если ему завтра не станет лучше, я пришлю вам своего собственного лекаря. Я не хочу, чтобы вы так терзались по поводу здоровья вашего батюшки!
Не дожидаясь ответа Сириллы, маркиз открыл дверь студии и начал осторожно спускаться по крутым ступеням.
У входной двери он обернулся и взял Сириллу за руку.
— Позвольте мне сказать со всей откровенностью, — негромко промолвил маркиз, — что я чрезвычайно рад нашей встрече, мисс Винтак.
Девушка, не сказав ни слова, присела в легком реверансе, а маркиз подавил в себе желание поцеловать ей руку.
Уже сойдя на мостовую и надев на голову высокую шляпу, он обернулся, чтобы окончательно попрощаться с Сириллой, прежде чем сесть в фаэтон.
Вопреки его ожиданиям, она не стояла в дверях, глядя ему вслед. Вместо Сириллы маркиз увидел на пороге пожилую служанку, которая взирала на него с недовольным видом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Мисс Сирилла!
Голос был громким и настойчивым. Сирилла мгновенно проснулась и села в постели.
— Что случилось, Ханна?
Впрочем, девушка и так догадывалась, зачем служанка зовет ее. Выбравшись из-под одеяла, Сирилла взяла со стула халат, завернулась в него и поспешно вышла из спальни.
Не успела она войти в комнату отца, которая располагалась рядом с ее, как сразу поняла, что Франс Винтак скончался.
Ханна уже сложила ему руки, и теперь покойный выглядел, как показалось Сирилле, в точности как средневековые рыцари, могилы которых девушка неоднократно видела в церкви.
Теперь, когда смерть накрыла Франса Винтака своим зловещим крылом, его черты приобрели несвойственную ему при жизни строгость. Их уже не озаряла его добрая улыбка и лукавый блеск глаз, а потому отец показался Сирилле совсем не таким, каким она его помнила.
Франс Винтак всегда был весел и жизнерадостен, что являлось несомненным свидетельством того, что в его жилах текла австрийская кровь, и в то же время была в нем какая-то серьезность, которую, как и страсть к живописи, он унаследовал от своих фламандских предков.
Глядя на отца и с печалью в душе смотря на его правильные безупречные черты, Сирилла подумала, что теперь больше чем когда-либо понимает, за что ее мать полюбила этого человека страстной любовью, на которую он отвечал взаимностью.
В облике Франса Винтака было нечто романтическое, что, несомненно, отличало его от окружающих, словно он жил в некоем иллюзорном мире, созданном его собственным воображением — воображением художника.
Он на все взирал глазами человека искусства. Казалось, житейская рутина была над ним не властна, хотя и Сирилле, и ее матери не раз приходилось сталкиваться с самой жестокой нуждой.
«Бедный папа! Настоящий сказочный принц…» — вздохнув, подумала девушка.
Только сейчас она осознала свою потерю во всей ее глубине. Опустившись на колени рядом с постелью отца, Сирилла начала горячо молиться.
«Вот теперь папа и мама опять будут вместе, — мелькнула у нее мысль. — Для них, пожалуй, лучшего и желать нельзя…»
Сирилла не сомневалась, что любовь, подобная той, что связывала ее мать с Франсом, не исчезнет и после смерти, лишь навеки соединит любящих. Но почему они покинули ее так рано?..
Еще с момента смерти матери девушка бессознательно боялась такого исхода. Единственное, что утешало ее в горе, так это сознание того, что Франс Винтак отныне будет неразлучен с женщиной, которую он любил.
С тех пор как мать Сириллы отошла в мир иной, несчастный художник не жил, а существовал. Порой, глядя на него, девушка видела, что отец оживает, лишь когда рисует. Для Франса стало нестерпимой мукой проводить ночи в комнате, где когда-то он жил вместе с любимой.
Часто по вечерам, уже лежа в постели, Сирилла слышала, как отец бродит взад и вперед по студии, оттягивая момент, когда придется идти в спальню.
«Теперь он счастлив», — подумала девушка со вздохом.
Слезы заструились по ее лицу, когда она поняла, что отныне осталась совсем одна на свете…
Проснувшись в своем доме на Беркли-сквер, маркиз оделся и спустился в маленькую столовую, где он обычно завтракал.
Дворецкий и два лакея уже находились там, ожидая приказаний его светлости. В отличие от многих своих приятелей, маркиз пил за завтраком только кофе, но отдавал должное многочисленным кушаньям, которые подносил ему слуга на блюдах под серебряными крышками.
Неумеренное употребление горячительных напитков, чрезвычайно распространенное среди светских щеголей, составляющих окружение обитателей дворца Сент-Джеймс, достигло таких невиданных размеров, что, как правило, они с трудом продирали глаза только в полдень, а окончательно приходили в себя уже ближе к вечеру.
Маркиз же, напротив, вставал каждый раз в одно и то же время — ровно в семь, — даже если вечеринка накануне заканчивалась далеко за полночь, и пока улицы Мейфера только пробуждались навстречу новому дню, он уже ехал в парк, чтобы совершить верховую прогулку.
Он любил это время, оно давало возможность побыть одному и подумать. Сегодня же из головы маркиза не выходил один и тот же предмет, над которым он размышлял почти всю ночь.
Накануне, покинув дом Сириллы, маркиз направился в Карлтон-хауз. Его попросили подождать — принц был занят изучением планов предполагаемой перестройки своего дома в Брайтоне, — и маркиз решил скоротать время в музыкальной комнате.
Он бывал там довольно часто, но еще никогда его не влекло туда с такой неудержимой силой, а на знакомую «Мадонну с лилиями» маркиз взглянул как будто новыми глазами.
Ни один художник в мире, был убежден маркиз, не сумел бы воспроизвести очаровательное лицо Сириллы так точно и с такой нежностью. При взгляде на картину в его душе поднялись чувства, о существовании которых он и не подозревал или, во всяком случае, считал, что они ему несвойственны.
— Неужели такая красота и в самом деле существует на свете? — вполголоса пробормотал маркиз.
И тут же ему пришло на ум еще одно соображение. Как случилось, что именно ему выпало счастье найти эту неиспорченную, невинную девушку, подлинную «мадонну с лилиями»?
Почти мгновенно маркиз принял решение — он никому не отдаст Сириллу.
Покидая Куин-Энн-терэс, он собирался рассказать принцу обо всем, что ему удалось узнать, поскольку понимал, что Его Высочество, несомненно, заинтересует история с картиной.
Маркиз был уверен, что Его Высочество наверняка захочет познакомиться с Сириллой, а этого нельзя допустить ни в коем случае.
Маркиз пользовался успехом у дам, но ни в одной женщине из тех, с кем он приятно коротал время, он ни разу не встречал такой красоты, изящества и одухотворенности, как в лохнеровской мадонне. Более того — он даже не мог предположить, что подобная женщина вообще существует на свете.
И вот оказывается, что на жалкой улочке Айлингтона, в обшарпанном домишке живет некая Сирилла, нежный цветок среди грубой действительности! И раз уж он ее нашел, то не отдаст никому…
«Решено! Так я и сделаю», — удовлетворенно подумал Фейн.
Услышав шаги принца, маркиз оторвался от созерцания картины.
— Мой дорогой Вирго! — воскликнул Его Королевское Высочество. — Как я рад вас видеть! Есть ли какие-нибудь новости?
— Боюсь, что ничего особенного, Ваше Высочество, — несколько покривив душой, ответил маркиз. — Я видел Айзекса, но он чертовски изворотлив! Похоже, нам не удастся ничего у него выудить…
— Как обидно! — разочарованно воскликнул принц. — Впрочем, я этого и ожидал…
— Чтобы он не болтал лишнего, — продолжал маркиз, — я заплатил ему за Ван Дейка.
— Правда? Чрезвычайно великодушно с вашей стороны, Вирго! Поверьте, я вам очень признателен.
Одновременно я хотел бы просить Ваше Высочество, — добавил маркиз, — одолжить мне Лохнера или Ван Дейка, чтобы я мог продолжить расследование. Возможно, мне придется показывать картину знатокам, и, на мой взгляд, было бы ошибкой преждевременно обнаружить вашу заинтересованность в этом сомнительном деле.
— Да-да, конечно! Я понимаю, к чему вы клоните, — воскликнул принц Уэльский. — Берите любую, но не забудьте, что я хотел бы получить картину назад.
Маркиз был так доволен сговорчивостью принца, что бессознательно бросил восхищенный взгляд на картину Лохнера.
— Честно говоря, — . поспешно добавил Его Высочество, — я предпочел бы, чтобы вы взяли Ван Дейка, тем более что ее еще не успели повесить на стену.
Маркиз постарался скрыть свое разочарование.
— Ван Дейк так Ван Дейк, Ваше Высочество, — произнес он учтиво. — Надеюсь, что смогу вернуть ее вам в целости и сохранности, и очень скоро.
— Но не раньше чем разгадаете загадку, — напомнил принц.
— Разумеется, — сказал маркиз.
— Вы обедаете у меня?
Принц задал этот вопрос, не сомневаясь, что ответ будет отрицательным. Каково же было его удивление, когда маркиз произнес:
— Я был бы в восторге, Ваше Высочество.
Принц лукаво взглянул на друга.
— Вы сегодня поразительно сговорчивы! Интуиция подсказывает мне — хотя я, возможно, и ошибаюсь, — что вчерашний вечер был не слишком удачным.
Фейн рассмеялся.
— Вы слишком проницательны, Ваше Высочество.
Принц сочувственно погладил его по руке.
— Всем нам порой приходится разочаровываться, мой друг, — произнес он в утешение.
— Совершенно верно, Ваше Высочество, — кивнул головой маркиз.
Он ограничился лишь этим кратким замечанием, хотя знал, что принц с удовольствием выслушал бы пикантные подробности. Однако Фейн уже давно взял за правило не распространяться о женщинах, которых он одаривал своими милостями. Не собирался он отступать от этого правила и в данном случае.
Надо признаться, что принц был прав, полагая, что вчерашний вечер не увенчался успехом.
Маркиз ожидал, что леди Эбботт будет так же соблазнительна, как ее платье, которое он видел на вечере в Девоншир-хауз.
К сожалению, то, что происходило между ними, носило на себе отпечаток такой глубокой рутины, что не успел маркиз пробыть и нескольких минут в доме леди Эбботт, как почувствовал, что его охватывает столь ненавистная ему скука.
Слуги, предупрежденные о его приезде, уже ждали в холле. Поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, маркиз мог заранее описать то, что его там ожидает, — полумрак, будуар, полный цветов, и хозяйка в прозрачном соблазнительном неглиже.
— Надеюсь, вы не возражаете, маркиз, если мы пообедаем здесь, — томно произнесла леди Эбботт. — Я чувствую себя немного усталой и хотела бы обойтись без церемоний.
Однако быстрый взгляд раскосых зеленых глаз, брошенный леди Эбботт на маркиза из-под темных ресниц, разительно контрастировал с ее словами. Было слишком очевидно, чего она ожидает от сегодняшнего вечера.
«Словно надоевшая пьеса», — подумал маркиз сердито. Ему приходилось играть в подобных представлениях бессчетное количество раз, и потому он знал свою роль назубок.
Даже блюда и вина, подаваемые бесшумными слугами, вызывали скуку. Когда они с леди Эбботт наконец остались одни и над столом повисла многозначительная тишина, маркиз почувствовал непреодолимое искушение поблагодарить хозяйку за гостеприимство и откланяться.
Удержало его от такого шага лишь то, что он прекрасно понимал, что за этим последует — неминуемая сцена, полная упреков, обид, а возможно, даже слез, а уж этого он точно не вынесет.
Вместо этого маркиз сыграл до конца отведенную ему роль и отбыл восвояси, проклиная себя за то, что имел непростительную глупость ожидать чего-то иного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18