— Откуда ты знаешь? Ты ведь никогда там не был.
— Конечно, нет. Но то, что я слышал…
— То, что ты слышал! — насмешливо повторила Аспазия. — Люди здесь, в Малом Медлоке, сделали из герцогини прямо-таки дьявола в женском обличье просто потому, что им не о чем больше говорить. Если она устраивает вакханальные оргии, хотела бы я знать, кто принимает участие в них. В округе немного народа, кто хотя бы понаслышке знает, что это такое.
«Действительно, — признал про себя Джерри, — у нас мало соседей».
Когда они с Аспазией ездили по округе на лошадях, которых они сами объезжали и которые были единственным их транспортом, они часто гуляли по два или три часа, не встречая ни души.
Они держались вдали от Гримстоун-хауз и от земель, которые обрабатывались людьми герцогини. Однако в поместье были леса и широкие открытые пространства, поросшие лишь папоротником и кустами утесника, где не было и признаков человеческого обитания. Там они чувствовали себя, как часто говорила Аспазия, словно на Луне.
— Не по душе мне твоя затея, — не унимался Джерри. — Я чувствую, что этого не надо делать, я должен остановить тебя.
— Я поеду! — твердо сказала Аспазия. — Если она откажет мне, что ж, нам не будет хуже. Но вдруг я смогу как-то повлиять на нее. В конце концов она ведь женщина. Должна же она понимать, что такому пожилому человеку, как дядя Теофил, невозможно начинать новую жизнь в другом месте.
Она увидела выражение лица ее брата и добавила:
— Ты понимаешь, милый братец, что тебе придется прекратить обучение, и ты знаешь, что маме больше всего хотелось дать нам хорошее образование. Она постоянно говорила об этом, и когда умирала, она сказала мне; «Ты и Джерри должны учиться, дорогая, использовать свои умственные способности. Тогда, я уверена, как бы трудно вам ни было теперь, в дальнейшем найдется место под солнцем, где вы оба будете счастливы».
— Место под солнцем! — тихо повторил Джерри. — Если бы у меня был университетский диплом, мне легче было бы найти работу.
— Ты должен вернуться в Оксфорд, — заключила Аспазия. — Ты должен! И никто и ничто не остановит тебя! Я заставлю герцогиню прислушаться к голосу разума!
Говоря так, как будто она обрела откровение свыше, она продолжала:
— Мы всегда верили в истину и добро, и теперь, я уверена, Бог поможет нам. Когда-нибудь ты получишь все, что является твоим по праву.
— Ты видишь сон наяву! — ухмыльнулся Джерри.
— Нет, я просто говорю то, что заключено в моем сердце, — воскликнула Аспазия, — более того, я чувствую, что мною будто кто-то руководит, может быть, мама. И первый шаг, который я должна сделать, — это поехать в Гримстоун-хауз. Что бы ты ни говорил или делал, ты не остановишь меня!
— Хорошо, — согласился Джерри, — но ты понимаешь, что мне нельзя показываться вблизи того дома.
— Конечно, нельзя, — подтвердила Аспазия. — Мы отправимся нашим обычным путем, восточным краем леса, пока не окажемся вровень с домом, но в стороне от него, и дальше я поеду одна. Тебе не нужно дожидаться меня там. Я возвращусь домой сама.
— Я хотел бы подождать тебя.
— Нежелательно, чтобы тебя увидели там, — рассудила Аспазия. — И кроме того, вдруг она подумает, что мне не следует возвращаться одной и пошлет со мной грума?
— Я уверен, этого не случится.
— Я лишь говорю о возможности этого.
— Хорошо, — уступил Джерри. — Я оставлю тебя как можно ближе от ее дома, затем вернусь сюда и стану ждать с нетерпением твоего возвращения. Но знай, я буду в крайнем беспокойстве и тревоге. Я боюсь за тебя.
— Я и сама не очень-то жажду этой встречи, — тихо промолвила Аспазия, — но я ощущаю в глубине моего сердца, что должна сделать это. Я должна знать, что пыталась, как только могла, спасти дядю Теофила.
— И меня! — так же тихо сказал Джерри.
Глава 2
Оставив сопровождавшего ее Джерри и продвигаясь верхом через лес одна, Аспазия начала ощущать беспокойство.
Желая непременно исполнить свое намерение просить герцогиню проявить милосердие, она до сих пор ничего не говорила брату о своих страхах и пыталась скрыть от него, что на самом деле очень сильно напугана.
Однако близнецы всегда чувствительны к переживаниям друг друга, и Джерри — в других отношениях не столь восприимчивый — сказал, когда они остановили своих лошадей на опушке леса:
— Измени свое решение, милая. Я думаю, тебе не стоит входить в эту пещеру со львом. Мы попытаемся справиться.
— Как? — спросила Аспазия.
Наступило молчание, и она поняла, что даже Джерри, такой беззаботный и оптимистичный, думает теперь о том, что очень мало денег у них осталось и что без жалованья их дяди они не смогут жить, не имея других источников дохода.
— Ну что ж, поступай, как решила, — согласился он, — но обещай мне, что после разговора с герцогиней ты сразу же возвратишься домой.
— Я так и сделаю, — пообещала Аспазия, — но не жди меня здесь. Вдруг она решит послать со мной грума, — Я отправляюсь домой. Но ты помни — я буду беспокоиться о тебе, — Сомневаюсь в этом, — улыбнулась Аспазия. — Я никогда не видела, чтобы ты о чем-либо особенно беспокоился.
Они оба рассмеялись.
Аспазия была права; Джерри никогда напрасно не тревожился. Он воспринимал жизнь такой, какова она есть в данный момент, и старался наилучшим способом использовать положение, в котором оказывался.
Аспазия хотела бы так же относиться к жизни, но подобно своей матушке, она о многом беспокоилась, особенно в последнее время, когда стали кончаться деньги, на которые они жили и которые они платили за учебу Джерри в Оксфорде.
Аспазия знала, что в другое время, если бы у нее не было таких тревожных предчувствий, она радовалась бы прогулке по незнакомому лесу, в котором солнце, льющееся между соснами, падало на поросшую мхом землю, образуя на ней прекрасный золотой узор.
Она ехала по узкой извилистой тропинке между деревьями, пока внезапно лес не кончился и перед нею не явился Гримстоун-хауз.
Она никогда не видела его раньше. По описаниям тех, кто видел его, она составила о доме какое-то представление, но он оказался значительно более величественным и внушительным, чем она ожидала.
Дом был очень старым, возведенный предками герцогини задолго до того, как они стали герцогами. Каждое следующее поколение дополняло и достраивало его.
Перед Аспазией расстилались зеленые парки и виднелись стада пятнистых оленей. Усадьба казалась девушке видением из ее снов.
Она медленно двинулась к ней, думая о том, что, живя в таком прекрасном месте, невозможно быть порочным и злобным, и пытаясь убедить себя, что страшные и ужасные истории о герцогине ни на чем не основаны, Аспазия была уверена, что жестокости, совершавшиеся в поместье от имени герцогини, происходили без ее ведома и что ответственность за них несет ее агент, человек по имени Боллард.
Она выехала на главную подъездную дорогу, прорезавшую весь парк и ведущую прямо к дому, и, проезжая по ней, ощущала, как колотится ее сердце. Она понимала, что их будущее полностью зависит от результатов ее визита к герцогине.
«Может быть, она не захочет принять меня», — подумала она.
Аспазия вдруг почувствовала себя бессильной сделать что-либо и стала молиться Богу, думая, что ее дядя тоже молился бы, если бы знал о ее намерении.
Затем она обратилась к своей матушке.
«Помоги мне, мама! Помоги мне! — повторяла она про себя. — Где бы ты сейчас ни была, я знаю, что ты любишь Джерри и меня. В этот момент мы отчаянно нуждаемся в твоей помощи».
Она все еще молилась, когда подъехала к парадному входу, к которому вел ряд массивных ступеней из серого камня. Аспазия продолжала сидеть, беспомощно оглядываясь, не зная, где ей следует оставить лошадь и как подняться к двери.
В этот момент показался грум, выбежавший из бокового флигеля, и, когда он подбежал к ее лошади, она улыбнулась ему и сказала:
— Благодарю вас, но не подождете ли вы немного, прежде чем отвести мою лошадь в конюшню? Мне не назначали Встречи, и, быть может, ее светлость не примет меня.
Грум был очень молод и, взглянув с восхищением на Аспазию, он поднес руку ко лбу:
— Я подожду, мэм.
Она соскользнула с седла на землю и пошла вверх по ступеням, но не успела найти колокольчик или сигнальный молоток, как дверь открылась.
Она сразу же увидела трех лакеев, дежуривших в огромном холле с мраморным полом, ионическими колоннами и изысканными картинами на стенах.
Аспазия шагнула вперед, не зная, обратиться ли ей к лакеям, когда в холле появился пожилой дворецкий и направился к ней.
— Доброе утро, мадам, — сказал он голосом полным уважения, в котором слышался, однако, вопрос.
— Если возможно, — начала Аспазия с похвальным спокойствием, — я хотела бы видеть ее светлость герцогиню.
— Ее светлость ожидает вас, мадам?
— Нет, но не сообщите ли вы ее светлости о чрезвычайной важности моего визита.
— Если вы пройдете сюда, мадам, — пригласил дворецкий, — я осведомлюсь, сможет ли ее светлость принять вас.
Он пошел вперед, и Аспазия последовала за ним через холл. В конце просторного холла он открыл дверь, проведя девушку в комнату, которая, по ее мнению, была передней.
Она показалась ей огромной, но она подумала, что главные комнаты в доме, очевидно, еще больше.
— Могу я узнать ваше имя, мадам? — спросил дворецкий.
— Мисс Аспазия Стэнтон.
Он поклонился и вышел из комнаты, и Аспазия осталась стоять.
Она никогда еще не видела столь внушительного убранства и таких великолепных картин. Она с интересом разглядывала их, угадывая многих художников, знакомых ей по урокам искусства, которые устраивала для нее когда-то матушка, говоря Аспазии, что каждый образованный человек должен обладать познаниями в этой области.
— Я никогда не увижу эти прекрасные картины сама, — сказала однажды Аспазия, — но по крайней мере я смогу мечтать о них и представлять себе, как они выглядят.
— Никто не в силах помешать нам мечтать, — ответила ее матушка. Ее губы улыбались, а в глазах таилась невысказанная боль, которую Аспазия хорошо понимала.
Она думала, что обязательно расскажет Джерри о подлинном Рубенсе.
На другой стене комнаты она увидела Пуссена и поняла, что не сможет объяснить истинной красоты его картины, поскольку невозможно вообразить то, что необходимо видеть самому.
Она успела рассмотреть еще лишь две картины, когда дверь открылась и вошел дворецкий.
На какой-то момент Аспазии показалось, что сердце ее перестало биться.
Если бы он сказал, что герцогиня не примет ее, ей осталось бы только отправиться обратно.
— Пройдите, пожалуйста, сюда, мисс, — пригласил он. — Ее светлость уделит вам несколько минут своего времени, но вы должны понимать, что вам очень повезло удостоиться аудиенции без предварительной просьбы.
— Да, конечно, я очень благодарна, — робко произнесла Аспазия.
Она догадалась, что дворецкий повторил сказанную ему фразу, но девушка была слишком благодарна, чтобы придавать этому значение.
По крайней мере она получила возможность все изложить герцогине. Теперь необходимо сосредоточиться на дяде и на том, что означает для него увольнение из прихода.
Дворецкий повел ее по широкому коридору, который также был увешан великолепными картинами и в котором стояла шикарная мебель, очевидно, французская, изготовленная еще при Людовике XIV.
Перед ними оказалась другая дверь, где дежурили два лакея. Когда они распахнули ее, дворецкий провозгласил голосом, прозвучавшим, как звук трубных фанфар:
— Мисс Аспазия Стэнтон, ваша светлость!
Аспазия была столь взволнована, что в какой-то момент, казалось, все поплыло у нее перед глазами.
Лишь спустя мгновение она разглядела, что находится в большой комнате и солнце вливается в высокие, чуть не до потолка, окна с косыми ромбическими переплетами рам.
В голове у нее пронеслась мысль, что комната эта, очевидно, расположена в очень старой части дома.
Но вскоре все ее мысли совершенно заполнила женщина, которую она пришла увидеть.
Герцогиня стояла перед богато украшенным камином с витиеватой резьбой. Она оказалась выше, чем ожидала Аспазия, и ее внешность шокировала.
Одетая по последней моде с такой элегантностью, которую не смогли бы даже вообразить себе жители Малого Медлока, она была украшена нитями огромных жемчужин, бриллиантами в ушах и на запястьях, кольцами и перстнями на длинных тонких пальцах.
Затем Аспазия взглянула на ее лицо и почувствовала, что не может отвести от него глаз, Никогда ранее она и не представляла себе, чтобы женщина выглядела столь прекрасно и в то же время столь зловеще.
Она не могла бы объяснить себе, почему она поняла, что эта женщина была действительно такой порочной и злой, какой ее описывали.
Но вибрации, исходившие от нее, были столь определенными, что Аспазия ощутила, как внутри нее все сжалось от ужаса, будто от сильного удара.
Затем, медленно двигаясь к герцогине, она не могла не признать, что, несмотря на возраст, она все-таки была прекрасной.
Ее волосы, когда-то светлые, теперь были окрашены в рыжий, ненатуральный, но притягательно красивый цвет, от которого ее кожа выглядела еще белее.
Черты ее лица были классическими почти до совершенства, ее глаза, от природы большие, увеличивались подкрашенными тушью ресницами, а веки были оттенены зеленым.
Она производила фантастическое, неотразимое впечатление, и Аспазия не отрывала взгляда от лица герцогини по мере того, как она приближалась к ней все ближе и ближе.
— Вы хотели видеть меня? — резко спросила герцогиня, и голос ее прозвучал очень жестко.
Смущенная и ошеломленная, Аспазия с опозданием присела в реверансе.
— Я очень благодарна вашей светлости, — начала она, — за то.., что вы позволили мне…
Ее голос дрожал, но она поднялась и высоко вскинула голову.
«Я не должна бояться, — думала она, — слишком многое поставлено на карту».
— Кто вы и чего вы хотите?
— Я — племянница преподобного Теофила Стэнтона, ваша светлость, который получил письмо, от секретаря вашей светлости с уведомлением, что, поскольку ему исполнилось шестьдесят пять лет, он должен оставить приход в Малом Медлоке.
— Да, это так, — сказала герцогиня. — Мне не нужны старики в поместье. Я избавляюсь от всех них. Я хочу видеть вокруг себя молодых людей с идеями. Людей с энергией.
Старость — это болезнь, и она заразна!
Аспазии показалось сначала, что она неверно поняла герцогиню, но затем она сказала:
— Я подумала, что ваша светлость, может быть, не знает, как моего дядю любят в Малом Медлоке и как много он сделал для людей в деревне. Ему будет трудно найти другой приход. Не только ему будет тяжело без них, но и они будут несчастливы без него.
Голос Аспазии звучал очень тихо и жалобно.
— Меня не интересует, что чувствуют люди в Малом Медлоке, — резко возразила герцогиня. — Они будут поступать, как я скажу им. Ваш дядя слишком стар, я найду молодого человека на замену ему.
Аспазия с отчаянием вскрикнула.
— Пожалуйста.., пожалуйста.., ваша светлость… — взмолилась она.
Ее мольбы были прерваны неожиданным происшествием: внезапно открылась дверь, и в комнату торопливо вошла какая-то женщина.
По виду она показалась Аспазии похожей на домоправительницу.
Она была просто одета, однако то, как она подошла к герцогине и как разговаривала с ней, говорило о ее некоторой власти, несовместимой с положением простой служанки.
Она подошла к герцогине сбоку и обратилась к ней тихим голосом, как будто не желая, чтобы Аспазия услышала сказанное, хотя каждое ее слово было произнесено довольно отчетливо.
— Бесполезно, ваша светлость. У нее высокая температура, и она никак не сможет спуститься сегодня к ужину.
— Чертова дурочка! Нашла время болеть! — гневно сказала герцогиня.
Аспазия была поражена.
Она никогда не думала, что герцогини могут выражаться столь грубо.
— Я ничего не могу поделать, ваша светлость, — продолжала женщина. — Если я и подниму ее на ноги, она окажется более чем бесполезной в таком состоянии.
— Тогда что же, дьявол ее возьми, нам делать? — спросила герцогиня. — Мы не можем никем ее заменить. Ты не хуже меня знаешь, что лорд Дагенхэм всегда хочет быть с Грэси, а лорд Уилбрэхем не будет смотреть ни на кого, кроме Нины.
— Я знаю, я знаю! — суетилась женщина. — Но у нас нет времени вызывать другую девочку из Лондона.
— Я думаю, на худой конец сойдет Луиза.
— О нет, ваша светлость! Луиза хороша для невежественного молодого мальчика, который нуждается в ободрении, но для опытного мужчины она слишком вульгарна.
— Я говорила тебе, что нынешний вечер очень важен, — раздраженно сказала герцогиня, — и ничто не выводит меня из себя так, как нарушение моих планов.
— Я знаю, ваша светлость, но невозможно предвидеть болезнь, а я уверяю вас, девочка серьезно больна.
— Она будет больна еще сильнее, когда я разберусь с ней по-своему! — сказала герцогиня.
Она произнесла это таким зловещим голосом, что Аспазия невольно ахнула, чем привлекла к себе внимание герцогини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14