Когда они ехали по подъездной аллее, она почувствовала себя во власти острого приступа отчаяния, зная, что через несколько минут уже не будет больше наедине с маркизом.
Вокруг будут слуги, а через час прибудет дядя Теофил.
Поддавшись охватившему ее порыву, она произнесла:
— Благодарю вас за эту прогулку. Я всегда буду помнить о ней.
— Вы говорите так, как будто их больше не будет, заметил маркиз.
— Я надеюсь, что.., будут, — сказала Аспазия тихим голосом, — но я знаю, что вы — очень занятой человек.., и я не хочу обременять вас.
— Вы ни разу не обременяли меня с тех пор, как я впервые встретился с вами, — сказал маркиз. — Вы были чем угодно: сюрпризом, проблемой, глубокой тревогой, но никогда — помехой или бременем, Аспазия!
Она чувствовала себя так, как будто он прочел ее мысли.
— Это — то, что я.., хотела услышать от вас, потому что это — то.., чего я.., очень боюсь.
Они подъезжали все ближе к фасаду дома, и она добавила:
— Пожалуйста.., вы должны сказать мне, когда вы.., захотите, чтобы я.., уехала. Я не желаю злоупотреблять вашим… радушием, как некоторые гости, которые.., никогда не знают, когда.., пора уходить.
Маркиз рассмеялся.
— Кто рассказал вам, что такое бывает?
— Я часто думаю об этом, когда люди приходят к дяде Теофилу, — ответила Аспазия. — Они сидят и сидят! И кажется, не существует способа избавиться от них. — Она улыбнулась. — Я уверена, вы смогли бы выдворить их, и они не Догадались бы даже, что вы мечтали об их уходе!
— Я обещаю, что дам вам знать, если вы окажетесь нежелательной.
— Благодарю.., вас, — ответила Аспазия, в глубине сердца надеясь, что это случится очень, очень нескоро.
Они вошли в дом, и она сразу почувствовала его атмосферу, не такую, как в других домах, в которых она бывала ранее.
Она не могла объяснить это даже самой себе, но она как будто ощущала счастье, излучаемое со всех сторон, а также чувство безопасности, словно окружающие ее стены были подобны рукам, дружески раскрывающим свои объятия перед нею.
Она еще прежде хотела видеть картины маркиза, и вот они были здесь, великолепные, приводящие в восторг!
Едва войдя в комнату, она не удержалась от радостных возгласов от того, что увидела на стенах.
Маркиз глядел на нее с улыбкой и спустя немного времени сказал:
— Я хочу поговорить с вами, Аспазия, до приезда вашего ДЯДИ.
Она с тревогой взглянула на него.
Когда они ехали сюда, было жарко, теперь она сняла шляпу и положила ее на стул.
Затем, на секунду заколебавшись, она сняла свой верховой жакет.
Марфа выстирала и выгладила вчера ее белую блузку, но Аспазия все равно считала, что выглядит тускло и невзрачно на фоне всего великолепия дома маркиза.
Но она забыла об этом, подходя к нему и видя, что он наблюдает за ней.
Она взглянула на него, вопрошающе и гадая, что важное он хочет сказать, но, ощущая при этом тревогу, вдруг это окажется тем, чего она не хотела бы слышать.
Она заметила, что маркиз пытается подобрать слова. Затем он сказал:
— Вчера вечером, прежде чем вы пришли в мою комнату, я думал о вашем будущем.
Аспазия замерла, Она уже приготовилась услышать то, что сделает ее несчастной.
— Вам нет.., необходимости.., беспокоиться обо мне… теперь.
— У вас есть свои собственные планы? — поинтересовался маркиз.
— Когда мы ехали сюда, — сказала Аспазия тихим голосом, — я думала, что мне.., лучше всего было бы вернуться назад в.., наш дом и.., заботиться о дяде Теофиле.., что я и делала с тех пор.., как умерла мама.
Маркиз внимательно смотрел на нее, словно желая убедиться, что она говорит искренне. Затем сказал:
— Я думаю, что, кроме всего прочего, это было бы преступлением перед вашей внешностью.
— М-моей.., внешностью? — изумленно переспросила Аспазия.
— Должны же вы знать, что вы очень красивы!
Говоря своим обычным, спокойным, бесстрастным голосом, маркиз продолжал:
— Когда я впервые увидел вас, я подумал, что в Лондоне, даже среди самых прекрасных красавиц, которые там есть, вы вызвали бы сенсацию.
— Вы.., подумали это, когда.., увидели меня в… Гримстоун-хауз?
В глазах маркиза промелькнули веселые искорки.
— Тогда я не пытался представить вас в Карлтон-хауз или в Букингемском дворце, — сказал он, — но теперь я знаю, что, где бы вы ни появились, вас везде будут превозносить и одаривать комплиментами.
— Благодарю.., вас, — пролепетала Аспазия, — но, как вы хорошо понимаете.., это лишь.., напугало бы меня, и я не хочу.., выслушивать комплименты от…
Она не могла подобрать верного слова, но маркиз понял, что она думает о тех мужчинах, которые были на званом ужине, устроенном герцогиней.
Она была поражена и возмущена их поведением, однако она знала, что они аристократы, носившие громкие титулы.
— Мужчины, которых вы видели в тот вечер, — сказал он, — не представляют, благодарения Богу, большинства тех, кто был рожден джентльменом.
Он говорил резко, и Аспазия ответила:
— Пожалуйста.., я не.., хочу входить.., в высшее общество. Джерри будет счастлив в нем, поскольку он окажется среди друзей, которых он встретил в Оксфорде.., я же не буду знать там.., никого.
— Кроме меня!
Аспазия глядела на маркиза и чувствовала, что не может отвести взгляд.
Его глаза, казалось, держали ее взор в плену, и в наступившем молчании они просто глядели друг на друга, пока он не сказал.
— Вы ведь не будете бояться со мной?
— Нет.., конечно, нет! Я никогда.., не боюсь с вами. В действительности, только с.., вами, я ощущаю.., безопасность.
— В этом случае, я думаю, что вы легко сможете принять мое предложение.
— Какое? — шепотом спросила Аспазия.
— Выйти за меня замуж!
В первый момент ей почудилось, что она неверно расслышала его.
И тогда, видя, как она в изумлении глядит на него широко раскрытыми глазами, он обнял ее и привлек к себе.
— Я буду защищать тебя, и тебе никогда не придется бояться вновь, — сказал спокойно.
И их губы соединились.
Глава 7
В первый момент Аспазия была слишком изумлена, чтобы почувствовать что-либо, кроме удивления.
Но затем сила рук маркиза, обнимавших ее, и настойчивость его губ, слившихся с ее губами, заставили ее ощутить необычное, необузданное и необъяснимое чувство, которого она не знала никогда ранее.
Оно, казалось, поднималось из ее груди, а поцелуй маркиза становился все настойчивее. Она чувствовала, будто становится частью его.
Это ощущение унесло все ее страхи, не оставив ничего, кроме восторга.
Он прижал ее крепче к себе и, когда его губы стали еще более требовательными, более властными, Аспазия поняла, что, неосознанно, она всегда стремилась к этому и жаждала этого в своих мечтах.
Это была любовь. Любовь, которую она открыла в себе прошлым вечером, но более совершенная, более чудесная, более божественная.
По прошествии времени, которое могло быть минутами или веками, маркиз поднял голову, чтобы посмотреть на нее.
Он подумал, что с ее глазами, широкими и сияющими, ее губами, теплыми и красными от его поцелуев, и ее волосами, пылающими как огонь на его руке, она была более прекрасной, чем кто-либо из тех, кого он видел за всю свою жизнь.
— Я люблю.., тебя! — шептала Аспазия.
— Ты уверена в этом?
— Очень.., очень уверена, — отвечала она. — Но лишь прошлой.., ночью я.., поняла, что мое.., чувство к тебе и есть… любовь.
— А теперь что ты чувствуешь ко мне? — спросил он.
— Что ты.., великолепен.., так великолепен.., я не могу представить себе, что.., люблю такого, как.., ты.
— Но ты действительно любишь меня?
— Я не.., знала, что могла.., испытывать такое.., чувство, и что это.., любовь.
Маркиз вновь поцеловал ее.
И когда он ощутил, как она дрожит, прижавшись к нему, на этот раз — не от страха, он понял, что чувства, которые она вызывала в нем, отличались от всего, что он когда-либо чувствовал прежде.
Когда она смогла говорить, Аспазия сказала:
— Ты действительно.., хотел сказать.., что я могу.., выйти замуж за тебя?
— Я намерен сделать тебя моей женой.
— Но.., как.., как можешь ты.., жениться на мне, когда есть столько других.., женщин, которым ты можешь.., предложить это?
— Я никогда не предлагал руку никакой другой женщине, — отвечал маркиз. — И вот истина, Аспазия: я никогда до сих пор не собирался жениться.
— Как можешь ты.., желать меня?
Маркиз подумал, что мог бы дать сотню ответов на это, но улыбнувшись, сказал:
— Одна из причин — та, что я не в силах более проводить бессонные ночи с подушкой, разделяющей нас.
— Я не давала тебе спать? — спросила Аспазия с тревогой и беспокойством. — Я думала, что сплю очень тихо.
— Да, это так, но я не могу заснуть, когда ты так близка ко мне.
Он видел, что в своей невинности, она не понимает его, и добавил:
— Я объясню тебе почему, сегодня вечером.
— Вечером? — спросила Аспазия.
— После того, как мы поженимся.
Глаза ее расширились, и он увидел изумление, отразившееся в них.
— Я уже договорился с твоим дядей, — сказал он, — и когда он приедет, он обвенчает нас в моей личной часовне.
Рано утром я послал в Лондон за особым разрешением, и полагаю, оно уже здесь.
— Сегодня.., вечером? — прошептала Аспазия.
— Существует много причин такой поспешности, — сказал маркиз, — кроме этой подушки между нами.
— Какие?
— Прежде всего я хочу, чтобы ты принадлежала мне, и я хочу иметь возможность защищать тебя от твоих собственных страхов, — отвечал маркиз. — Затем, хотя твой дядя должен быть здесь на венчании, я думаю, что ему следует поскорее возвратиться в Малый Медлок, чтобы проследить за соблюдением интересов Джерри.
Аспазия поняла, что, как только станет известно о гибели герцогини, миссис Филдинг и другие слуги сомнительной репутации разворуют все имущество в доме, который теперь принадлежит Джерри.
— Все уже предусмотрено, — продолжал маркиз. — Как только известия о смерти герцогини достигнут Ньюмаркета, моему агенту будут даны инструкции немедленно проследовать в Гримстоун-хауз с местными адвокатами.
Аспазия тихо лепетала слова благодарности, — Они все возьмут в свои руки, — продолжал он, — и сделают опись имущества в особняке. Твой дядя же, когда прибудет туда, пользуясь огромным уважением жителей, проследит за тем, чтобы люди с дурной славой и нежелательные в поместье были немедленно уволены.
— Ты предусмотрел.., все! — воскликнула восхищенная Аспазия.
— Я пытаюсь делать это, — сказал маркиз, — но в данный момент мне трудно думать о чем-либо, кроме тебя.
— Я не верю, что.., ты.., действительно.., любишь меня.
— Я заставлю тебя поверить в это.
— Я думаю.., что я на самом деле.., вижу сон, — сказала Аспазия, — Сон о моей любви и о том, что.., ты любишь меня.., и о том, что мне не нужно.., больше.., бояться.
С легким содроганием она добавила:
— Мне кажется, что я.., боялась всю.., жизнь… Но.., особенно с тех пор, как я.., вошла в… Гримстоун-хауз.
— Когда ты войдешь туда снова, это будет совершенно иное место.
— Ты.., пойдешь туда.., со мной?
— Не только в Гримстоун-хауз, — ответил маркиз, — но и всюду, куда пойдешь ты. Я знаю, моя любимая, что нужен тебе так же, как ты нужна мне.
— Я нуждаюсь в тебе! Я отчаянно.., нуждаюсь в тебе! — воскликнула Аспазия. — Теперь, когда ты держишь меня в своих объятиях, я ничего не боюсь, но, хотя ты подумаешь, что это очень.., глупо, я буду вновь.., в страхе, в ужасном… страхе, если когда-нибудь.., останусь одна.
— Для этого я здесь, чтобы предотвратить это, — сказал маркиз и поцеловал ее вновь.
Он подумал, что немногие женщины смогли бы проявить столько мужества и столько разума после всего, через что она прошла.
И тем не менее он был достаточно чуток и восприимчив, он понимал, что ужасы последних дней не сразу сотрутся из памяти Аспазии.
Единственное, что может помочь ей в этом, — возможность мыслить о чем-либо ином. А что может оказаться более действенным средством, чем любовь?
Ему самому было трудно поверить в то, что он влюбится любовью столь полной и столь непреодолимой. Он всегда был уверен, что подобное с ним не случится.
Уже в ту первую ночь в Гримстоуне он знал, что Аспазия отличается от всех, с кем он встречался до этого.
Когда же он наконец осознал, насколько чиста и невинна она, он понял, что она уникальная, не только своей красотой, но и ее характером и личностью.
И все же некая неколебимая, саркастическая часть его разума твердила ему, что молодая девушка, выросшая в доме священника и ничего не знающая о мире, в котором он вращается, не может значить многое в его сложной, хорошо организованной жизни.
Он всегда уверен в своей самодостаточности.
Тем не менее, когда он уезжал от священника, оставив там Аспазию, у него возникло непреодолимое чувство, будто он теряет что-то драгоценное, чего никогда не найдет вновь.
И тот же его разум, который смеялся над ним и над его глупостью, заставил его уехать в Ньюмаркет после разговора с герцогиней.
Однако совсем иная часть его призывала снова увидеться с Аспазией, убедиться, что она действительно отличается от всех других женщин, которых он когда-либо знал, что он не обманулся, когда впервые увидел ее.
Он думал о ней все время, пока ехал домой, где его ждал Чарли.
Он продолжал уверять себя, что происшедшее с ними у герцогини лишь очередной эпизод его жизни, который будет вспоминаться ему как забавный случай, и что до скандального поведения герцогини ему нет никакого дела.
Но все время, пока он рассказывал Чарли о том, что происходило в Гримстоун-хауз, он видел перед собой испуганные голубые глаза Аспазии, ощущал ее дрожь, как и тогда, обнимая ее рукой, уводил ее из столовой.
Когда же она неожиданно приехала к нему и вошла в его кабинет, сначала он ощутил неудержимую радость, а затем совершенно иное чувство — как он впоследствии признался себе — ревность, потому что ее сопровождал мужчина.
Аспазия обратилась к нему за помощью, и он увидел, как ужаснулась она всему, что творилось в доме священника, он понял, что для него уже нет спасения, да он и не желал этого, ибо жизнь его была уже невидимо сплетена с ее жизнью — навсегда.
Однако с его обычным острым чутьем и тонкой восприимчивостью маркиз хорошо осознавал, что не должен напугать ее еще сильнее, чем она уже напугана.
Он продолжал еще прислушиваться к предостережениям своего сознания, которое говорило ему, что было бы великой ошибкой действовать поспешно и неосмотрительно, и что, несмотря на его чувства к Аспазии, он слишком стар и искушен в жизни, чтобы стать мужем молодой девушки.
И вот ночью, когда Аспазия ворвалась в его спальню и прижалась к нему, ища защиты, и позднее, когда он вернулся и увидел ее, обезумевшую от страха за него, страха, что его убьют или ранят, он признался наконец себе, что влюблен неистово и безвозвратно.
Будучи человеком огромной самодисциплины, зная, что испытания травмировали ее, и поэтому она не могла мыслить ясно и принимать разумные решения, он повел себя как истинный джентльмен.
Однако ему было мучительно трудно не поцеловать Аспазию и, когда она спросила, может ли остаться с ним, не держать ее всю ночь в своих объятиях.
Впервые в жизни маркиз думал о женщине, а не о себе, и он лежал без сна, составляя планы, которые, он чувствовал, сделают Аспазию счастливой.
И теперь, видя ее радость, он знал, что принял верное решение и что его интуиция подсказала ему правильный путь.
Аспазия заглянула в его глаза и, удовлетворенно проворковав что-то, прижалась головой к его плечу.
Маркиз знал, она не хочет оставлять уютных его объятий, и поцеловал ее волосы:
— Тебе не надо беспокоиться ни о чем. Предоставь все мне. Я обещаю, все будет хорошо.
— Ты.., вернешь Джерри.., домой?
— Я видел, он очень обрадовался идее о морском путешествии, да и Чарли, я знаю, понравится тоже. Поэтому я подумал, может быть, стоит подождать, пока они доплывут до Плимута, а потом только отзывать их обратно.
Он заметил, что Аспазия думает о другой причине, и добавил:
— Ты ведь не хочешь, чтобы Джерри имел дело с женщинами и слугами, которых мы видели в Гримстоун-хауз.
— Конечно.., не хочу! — воскликнула Аспазия.
— Их уволят, и поскольку Гримстоун теперь его дом, он должен увидеть его таким, каким он скорее всего был во времена вашего отца, — домом счастья, в который с радостью съезжались приличные гости.
— Как ты мудро продумал.., все, — сказала Аспазия. — Этого как раз.., хотела бы мама.
— Когда мы возвратимся из нашего свадебного путешествия, — продолжал маркиз, — мы поможем Джерри устроиться, и мы вместе постараемся, чтобы он вошел в лучшее лондонское общество и не встречался с теми его членами, которые могли бы оказать на него дурное влияние.
— Этого тоже очень хотела бы мама! Как же я счастлива, что нашла тебя?
— Я думаю, этим мы обязаны тебе, — улыбнулся маркиз.
— Я была так.., напугана тогда, — говорила Аспазия, — страшилась встречи с тобой, не зная, кем ты.., окажешься, но теперь я знаю, что была послана в Гримстоун-хауз Богом или же.., мамой. Иначе мы.., никогда бы не.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14