И клала ладони мои к себе на ягодицы, и шептала в ухо… Вот… Помогай мне, сильнее… Он большой, он большой для меня… Ты так глубоко… По спинке… Да, да… По спинке самое приятное… Ты удержишь меня, я лечь хочу?
Назад неспешно прогнулась. Запрокидывая искусанные, влажные еще груди, сцепила пальцы с моими, повела тугим животом, бедрами, сжала мне бока коленями… Почти переломившись, вздрагивая где-то там, внизу, слоновой кости плечиками, выпустила меня наполовину — и метнулась вдруг обратно со всей силой, обнимая твердыми икрами, — и снова, снова, не переставая хрипеть, бешено играя мышцами живота… Свет солнца бьет наискосок, запястья птицами в пальцах моих бьются, сердце колотится… Но у самой моей вершины выскользнула, прижалась животом и руками обеими за шею, вместе переживая…
Солнце в полоску. Желтое, голубое, желтое… Жалюзи потому что. Уселись на балконе в обнимку, курлычем, словно голубки. В доме напротив окна зашторены, слева и справа от Инкиной квартиры тоже. После третьей затяжки я опомнился.
— А ты ведь, вроде бы, и не…?
— Т-ссс! — ладошкой музыкальной мне рот зажала. — Мне очень хорошо было, дай опомниться. Всё как-то слишком быстро… Привыкнуть к тебе надо, понимаешь? У меня никогда с первого раза не получается. Но с тобой… Если уж в первый раз так, то, глядишь, привыкну, и жить не смогу без тебя… Ха-ха! Не будешь знать, куда спрятаться…
«Когда же мы будем привыкать? — жалобно буркнул внутренний голос. — Нам на всё про всё отпущено-то…» Внутренний голос не предполагал даже, что произойдет в следующие десять минут, а если б и предположил, я бы ему не поверил.
Снова позвонили. Инна соскочила с моих колен. Затаив дыхание, прижала трубку к уху.
— Молчат. Дышит кто-то. Нет, мой бы не стал… Он хоть и с тараканами в башке, но глупостями заниматься не будет. Кто-то номером, наверное, ошибается.
Она ушла в душ озадаченная. Третий раз, подсчитал я. Плюс один раз вчера поздно вечером. Четыре раза за день номер не путают… Быстро проверил ее сумку, куртки на вешалках, документы. В тумбочке женская дребедень, чемоданы набиты тряпками, сложенными явно впопыхах. На боковой полочке холодильника — запас инсулина, месяца на три вперед, резервная шприц-ручка. Видимо, милая, у тебя гораздо больше скелетов по шкафам размещается, а мне все слова твои следует на два делить… Прощупывая подкладку ее любимой замшевой курточки, я обнаружил малюсенький твердый комочек. Возможно, это было то самое, что меня интересовало, но тут…
На три ноты пропищал домофон. Теперь кто-то снизу. В ванной шумела вода. Я на цыпочках просочился в прихожую. Инна напевала в ванной что-то из «Битлз». Снизу звякнули или уже под дверью стоят? Приложил ухо к щелочке, выглядывать в глазок показалось неумным. На лестнице ни звука. Соседи, кому положено, давно ушли на работу, тут рано разбегаются. На площадке одна квартира слева незанятая стоит, сам вчера проверил. Мне стало смешно от собственной старательности. Разогнулся и собрался вернуться на солнышко, на балкон (пятки у меня замерзли, в одних шортах прискакал). Но в последнюю секунду расслышал вздох. За фанерной входной дверью толщиной в сантиметр кто-то вздохнул или сделал другое, почти неслышное движение. Может быть, переступил с ноги на ногу. Это и осталось бы незамеченным, если б я не караулил с другой стороны.
Я прекратил дышать. Мне пришло в голову, что я, в принципе, давненько никого не боялся. Тягучая европейская жизнь и последний месяц южных морских переездов привели тело и разум в состояние расслабленной доверчивости. Долгое время не возникало малейших причин проявлять настороженность, большую часть суток я валялся на палубе, в шезлонге. Валялся и лениво считал чаек. Иногда фотографировал морские пейзажи, заодно прихватывая в кадр пассажиров.
Даже если Инна врет и ее супруг совсем не так миролюбив, опасаться не стоит, я не ворошил ничье семейное гнездо.
Так я повторял, но окончательно убедить себя не получалось, мешало что-то, мелочь какая-то, которую мозг засек, но на поверхность выудить не сдюжил. Инна вышла из ванной: мокрая, волосы в полотенце, и с усмешкой уставилась на меня. Я скорчил рожу и показал пальцем на дверь. Звонок повторился. Мы оба подпрыгнули, при этом с нее упало полотенце. Инка сделала шаг, прислонилась ко мне влажными бедрами, просунула между ног коленку, вжимая меня в косяк. Сумасшедшая. Ее возбуждала опасность чужого присутствия. Ее язык уже занят был моим правым ухом, уже обе холодные руки обхватили меня, забравшись под шорты, и повлекли на палас. Левым ухом я успел услышать на площадке сдавленный шепот.
Она кинула впереди полотенце, схватила меня за волосы, приближая к себе, вытянулась на животе — пронзительно-белая на голубом — закусила мои пальцы, гася стон, и приподнялась в том движении, против которого не устоит ни один мужчина…
В трех шагах позади, за тонкой стенкой, сдерживая дыхание, стояли как минимум двое. Потом прошуршали шаги, где-то далеко хлопнула дверь подъезда. Едва дыша, я сливался с ней, зажимал ей рот, медлил в такт движениям ее тела… И, наконец, требовательно перехватив меня пониже спины, она задала бешеный ритм стаккато.
Оторвался от нее, глотая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Сердце, кажется, всю грудь заполнило, в мозгу — сплошное короткое замыкание… Рядышком вытянулись, она губами по плечу водит. Сумасшедшая. Я хотел ее снова.
— Кто там мог быть?
— У Роберта нет адреса. Звонит мне только на трубу.
— Тогда кто? Соседи? Их двое было…
— Я никого тут не знаю. Правда, здорово было? Меня так заводит, когда кто-то увидеть или услышать может…
Было феноменально здорово, согласился я, дас ист фантастиш. С той стороны на глазке что-то висело. Бумажка. Я выдохнул и повернул замок.
Никого. Свернутый листочек.
— Что там? — Инка завернулась в полотенце.
— Непонятные у тебя соседи. Тут по-немецки, я не разбираю.
Читала, лоб наморщив. Пара строчек. Я закурил. На балкон выходить расхотелось. Интересно, видно было с улицы, когда я в трусах винцо потягивал?
— Тут пишут, что хотят со мной встретиться. Немедленно. Я не понимаю, кто это.
— Тут я тебе не советчик. Припомни, кто из твоих знакомых так оригинально шутит.
— Никто из моих знакомых не пишет по-немецки с ошибками. Либо пишут по-русски!
— Хорошо, — мне всё это начинало надоедать. — Я готов пойти с тобой.
— Да идти никуда не надо. Просят выйти на улицу, на угол, срочно поговорить.
При слове «угол» меня посетила одна незначительная идейка. Высунул голову, осторожно выглянул с балкона налево. Вблизи находился лишь один перекресток, а направо улица чуть заметно изгибалась. Все порядочные горожане разъехались по конторам, серый асфальт веселил глаз пустой разметкой. Два раскрашенных байка у закусочной, дальше почтовый фургончик, старушка на коляске инвалидной катится неспешно. Пусто на углу. Если не считать тонированной бочки «ауди». Я мысленно прикинул план дома. Аккурат стоят напротив подъезда, выйти незаметно не судьба.
— Ты кого-то видишь?
— Нет, никого, — я задернул шторы. — Где мой рюкзак?
В рюкзачке, в накладном кармашке ножик у меня неплохой обретался. Пеликан затачивал, он любит это дело, чтоб консервные банки без усилия резать, и для иных надобностей. Я пошевелил голыми ступнями, потом извлек из глубины рюкзака туристские ботинки. Зашнуровался, точно в горы.
— Может, в полицию позвонить? — Она оделась; нахохлившись цыпленком, села на край дивана.
— Звони.
— А что я им скажу?
Я глядел на нее и прокручивал ситуацию. Вот тут я пас. Очень возможно, у тебя найдется, о чем поговорить с полицией, и, очень возможно, это будет лучший выход.
— Слушай, это, наверное, идиотизм… — она сцепила руки, обхватив сжатые острые коленки, — но я боюсь…
6
ОФИЦЕР
ПРОПАВШАЯ ЖЕНА
Последний час Юджин допускал, одно за другим, грубейшие нарушения инструкций. Во-первых, на пару с Арчи Мэгуином они курили в чужой квартире. Во-вторых, пили кофе хозяина из его же чашек. В-третьих, вместо того чтобы осмотреться и незаметно выйти, продолжали сидеть и ждать. Хозяин квартиры лежал поперёк тахты в состоянии полного беспамятства. Судя по количеству провонявшей спиртным посуды, всю ночь здесь пили втроем. У гостей хватило сил уйти, а хозяин, очевидно, продолжил в одиночестве. Кола с водкой, пиво, виски.
Арчи предлагал вначале поднять парня более радикальными методами, но Ковальский воспротивился. Этот бородатый человек оставался на данном этапе единственной зацепкой, нельзя было его напугать. Хотя имелось еще оборудование Сноу на квартире у Ингрид. Но пока там шуровали криминалисты, нечего было и думать, чтобы снять показания приборов за вчерашний день. Сам Эдвард так и не объявился — ни в гостинице, ни на квартире. С каждой минутой у Ковальского крепло ужасное подозрение, что его лучший друг мертв, как и старший группы Родригес. Покуда Арчи обыскивал шкафы, Юджин устроился в наушниках за кухонной дверью и распаковал базу данных Луиса.
Дважды пришлось выходить на связь с Гарсией, запрашивать личные пароли. Поначалу ничего любопытного не выплыло, десяток новых снимков, обрывки пустой болтовни. В последней серии, датированной вчерашним утром, от 11.42 до 14.16, Инна Кон прогуливалась в обществе какого-то кудрявого парня, похожего на бывшего хиппи. По всем признакам, случайный знакомый, подцепила где-то в баре…
Куда они могли пойти? Идиотский вопрос. К подруге на вечеринку. В отель. Уехать на Карибы. Всё что угодно. Юджин нехотя признал, что, помимо крайней степени нервозности, начинал постепенно испытывать личную ненависть к девочке.
Заглянул Арчи. Молча показал руками крест. Ничего, ни одной женской вещи в квартире. Непонятно, как Луис мог это пропустить, трое суток он указывал именно этот адрес… Храпящий на тахте человек — ее бывший муж. Две последние ночи, согласно докладам, она провела тут.
Ни одной личной вещи. Значит… Значит, попросту гостила, а живет где-то в совершенно ином месте. Дьявол! Ковальский набрал номер Рейли.
— Ты где?
— В клинике. Чарли без сознания, практически парализован. Я посмотрел у Ингрид в квартире, в технике вашей не очень разбираюсь, но, кажется, всё на месте. Два момента, босс…
— Говори.
— Он сам открыл кому-то. Наши парни ручаются, что дальше порога человек не проходил. И траектория соответствует. Две пули: одна срикошетила от грудины, вторая прошла трахею навылет. Убийца не стал даже проверять, мертв ли Пристли, возможно, его спугнули. Тут соседка снизу объявилась, приняла нас за полицию, утверждает, что ночью кто-то бежал вниз по лестнице.
— То есть наша работа убийцу не интересовала?
— Ни работа, ни бумажник… Да, самое главное. Согласно графику, объект вел вчера Сноу.
— Подожди… — Ковальский потер виски, залпом допил кофе. — Следовательно, записи вчерашнего вечера у Эдварда? Его очередь была вести объект?
— Да. Знать бы еще, куда он девался. А Чарли практически сутки торчал на Шлоссштрассе, отслеживал энергетику. На девочке должны быть два зонда, но батареи давно сели.
— Значит, мы можем взять ее только по новому выбросу?
— С известной погрешностью. И то… Без Луиса я не уверен. Есть другая идея.
— Сейчас любая подойдет.
— Ты только не подумай… Одним словом, если Сноу еще жив…
— Продолжай.
— Юджин, мы не знаем, что с ним, но, если его телефон еще при нем, или фотокамера… Понимаешь, мы тут утром потолковали с Арчи, он считает, что у нас у всех стоят «жучки».
— Полная чушь! Я бы знал, — Ковальский повернулся к Мэгуину. — Артур, зачем нам друг за другом следить?
— Это по линии отдела безопасности, босс. Ты ничего не теряешь, попробуй, поговори с Большим Д. Возможно, он расколется и передаст тебе коды. Если они существуют.
— Я попробую.
Ковальский убрал трубку и с минуту сидел, уставившись в экран ноутбука. Им владело ощущение потери контроля. Он осознал, наконец, что его подспудно беспокоило последние часы. Большой Ю. сам обязан был выйти на связь, сразу после ЧП. Впервые за несколько лет руководство никак не проявляло себя: или пребывало в растерянности, или, что тоже было вероятно, возникшие проблемы обсуждались на более высоком уровне.
На столике проснулся телефон. Ковальский кивнул. Арчи взял трубку, прикрывая микрофон рукой.
— Это она. Не понимаю по-русски.
— Дай мне.
— Роберт, не молчи! — женский голос звучал с истерической, неумолимой настойчивостью. — Ты слышишь? Роберт, это я, не дури! Ты пьяный, что ли? Это очень важно! Я прошу тебя…
Связь прервалась.
— По крайней мере теперь мы знаем, что она жива… Еще минуту. Мне надо связаться с базой.
Большого Ю. застать не удалось. Оператор уверял, что использовал все возможности. Формально Ковальский не обладал властью указывать связистам, что им делать. Ему стоило большого труда сдержаться. Трижды просил перезвонить шефу проекта домой и в машину. Безрезультатно. Происходили неслыханные вещи: Большой Ю. был всегда круглосуточно открыт для начальников отделов. Ковальский не справлялся с новой напастью, голова шла кругом. Зато Гарсия сам рвался поболтать.
— Юджин, вам надо повременить. Все в разъездах, шефа вызвали в Вашингтон. Ничего пока не предпринимайте.
— Ты в своем уме? Луис погиб! Ты плохо слышишь, мне повторить?
— Босс, это не моя идея. Я знаю только, что местные парни из Агентства отчитались наверх. Тут большой переполох… Возможно, вам прикажут сворачиваться.
— Сворачиваться?! — Ковальский успел подумать, что сходит с ума. Арчи стоял в дверях, разинув рот. — Ты сам понимаешь, что для нас с тобой означает «сворачиваться»? Это конец. Мы упустим ее! Именно сейчас, когда мне нужна помощь. Если Большой Ю. поможет нам отыскать Сноу…
— Юджин, это не в моих силах.
— Слушай, я всегда был против этой секретности, и вот к чему она привела… Мы даже не можем открыто запросить помощь местной власти. Девчонку разыскали бы в два счета. Найди мне Большого Ю.! Я уверен, Родригеса и Пристли просто с кем-то перепутали…
— Наверху так не считают.
— Ты не хуже моего знаешь, наша программа ни для одной спецслужбы не представляет опасности! Десятки институтов по всему миру ковыряются в теме. У парней даже не было оружия! Все, кому надо, за эти годы и так…
— Юджин, остынь. — Гарсия прокашлялся. — Не представляла опасности до вчерашнего дня.
— Что?
— Так выразился Большой Ю. До вчерашнего дня. Теперь это серьезнее корейских ядерных планов. Вот что… В ближайшее время тебя оповестят. К вам вылетели люди из Агентства. Не гражданским рейсом, вникаешь? Это всё, что я слышал. Подожди указаний. Мы тут боимся за вас…
Ковальский выключил компьютер, сполоснул чашки, затолкал в пачку окурок. Арчи терпеливо ждал.
— Буди его, — приказал Юджин. — Возможно, у нас времени гораздо меньше, чем мы ожидаем.
7
ПЕШКА
ЛИС И СЛУГИ ДРАКОНА
— Не отвечает? — Я ждал, пока Инна уламывала мужа снять трубку.
— Обиделся, наверное, за вчерашнее…
— На что ему обижаться, коли вы в разводе?
— Какое отношение имеет развод? Люди должны оставаться людьми. Просто я была у него вчера, а потом мы поругались. Ну, не поругались… Одним словом, как всегда! Это наши заморочки, тебе не обязательно.
— Стало быть, вы продолжаете общаться? — Я подумал, что если разозлю ее немного, возможно выплывет нечто полезное.
— Ты имеешь в виду, спим ли мы вместе?! Так и спрашивай прямо, не виляй. Иногда спим, что с того?
— Ничего с того. Только я на его месте продолжал бы считать тебя своей женой и надеялся бы тебя вернуть. Ведь это же ты его бросила?
— Потому что человек изменился! Полностью! Я с ним жить тут больше не могла. Вот как сюда переехали, так и пошли у него заморочки. Цент каждый считаем: то мы не можем, это не имеем права себе позволить…
— Я тоже себе многого позволить не могу. Получается, и меня следовало бы бросить?
— Может, и следовало. Откуда мне знать, я же с тобой не жила вместе.
— Замечательно ты рассуждаешь! — Я настолько давно не ругался с женщинами, что почти забыл, как это происходит. Долгое время со всей возможной старательностью забывал. Но, выходит, от склок не скрыться. Беда в другом. Я, как и прежде, не мог нащупать ни одной причины, по которой эту девочку «вели». — То есть стоит на тебя перестать дышать, как на вазу китайского фарфора, так у самой чувств никаких не остается? А от скуки можно навестить, выпить на пару, а то и ночку провести? Так?
— Ты категоричен, — как ни странно, несмотря на наши эмоциональные выбросы, Инна несколько успокоилась. Очевидно, она подсознательно ждала подобной встряски. — Но я тоже, наверное, максималистка. Чтобы полюбить человека и быть для него на всё способной, надо… Надо подтверждать ежедневно делом, а не словами. Понимаешь? И тогда я буду всем. И на край света, и куда угодно.
В подъезде хлопнула дверь. Мы по-прежнему топтались на крошечном пятачке прихожей. После всего, что она тут наговорила, следовало повернуться и уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Назад неспешно прогнулась. Запрокидывая искусанные, влажные еще груди, сцепила пальцы с моими, повела тугим животом, бедрами, сжала мне бока коленями… Почти переломившись, вздрагивая где-то там, внизу, слоновой кости плечиками, выпустила меня наполовину — и метнулась вдруг обратно со всей силой, обнимая твердыми икрами, — и снова, снова, не переставая хрипеть, бешено играя мышцами живота… Свет солнца бьет наискосок, запястья птицами в пальцах моих бьются, сердце колотится… Но у самой моей вершины выскользнула, прижалась животом и руками обеими за шею, вместе переживая…
Солнце в полоску. Желтое, голубое, желтое… Жалюзи потому что. Уселись на балконе в обнимку, курлычем, словно голубки. В доме напротив окна зашторены, слева и справа от Инкиной квартиры тоже. После третьей затяжки я опомнился.
— А ты ведь, вроде бы, и не…?
— Т-ссс! — ладошкой музыкальной мне рот зажала. — Мне очень хорошо было, дай опомниться. Всё как-то слишком быстро… Привыкнуть к тебе надо, понимаешь? У меня никогда с первого раза не получается. Но с тобой… Если уж в первый раз так, то, глядишь, привыкну, и жить не смогу без тебя… Ха-ха! Не будешь знать, куда спрятаться…
«Когда же мы будем привыкать? — жалобно буркнул внутренний голос. — Нам на всё про всё отпущено-то…» Внутренний голос не предполагал даже, что произойдет в следующие десять минут, а если б и предположил, я бы ему не поверил.
Снова позвонили. Инна соскочила с моих колен. Затаив дыхание, прижала трубку к уху.
— Молчат. Дышит кто-то. Нет, мой бы не стал… Он хоть и с тараканами в башке, но глупостями заниматься не будет. Кто-то номером, наверное, ошибается.
Она ушла в душ озадаченная. Третий раз, подсчитал я. Плюс один раз вчера поздно вечером. Четыре раза за день номер не путают… Быстро проверил ее сумку, куртки на вешалках, документы. В тумбочке женская дребедень, чемоданы набиты тряпками, сложенными явно впопыхах. На боковой полочке холодильника — запас инсулина, месяца на три вперед, резервная шприц-ручка. Видимо, милая, у тебя гораздо больше скелетов по шкафам размещается, а мне все слова твои следует на два делить… Прощупывая подкладку ее любимой замшевой курточки, я обнаружил малюсенький твердый комочек. Возможно, это было то самое, что меня интересовало, но тут…
На три ноты пропищал домофон. Теперь кто-то снизу. В ванной шумела вода. Я на цыпочках просочился в прихожую. Инна напевала в ванной что-то из «Битлз». Снизу звякнули или уже под дверью стоят? Приложил ухо к щелочке, выглядывать в глазок показалось неумным. На лестнице ни звука. Соседи, кому положено, давно ушли на работу, тут рано разбегаются. На площадке одна квартира слева незанятая стоит, сам вчера проверил. Мне стало смешно от собственной старательности. Разогнулся и собрался вернуться на солнышко, на балкон (пятки у меня замерзли, в одних шортах прискакал). Но в последнюю секунду расслышал вздох. За фанерной входной дверью толщиной в сантиметр кто-то вздохнул или сделал другое, почти неслышное движение. Может быть, переступил с ноги на ногу. Это и осталось бы незамеченным, если б я не караулил с другой стороны.
Я прекратил дышать. Мне пришло в голову, что я, в принципе, давненько никого не боялся. Тягучая европейская жизнь и последний месяц южных морских переездов привели тело и разум в состояние расслабленной доверчивости. Долгое время не возникало малейших причин проявлять настороженность, большую часть суток я валялся на палубе, в шезлонге. Валялся и лениво считал чаек. Иногда фотографировал морские пейзажи, заодно прихватывая в кадр пассажиров.
Даже если Инна врет и ее супруг совсем не так миролюбив, опасаться не стоит, я не ворошил ничье семейное гнездо.
Так я повторял, но окончательно убедить себя не получалось, мешало что-то, мелочь какая-то, которую мозг засек, но на поверхность выудить не сдюжил. Инна вышла из ванной: мокрая, волосы в полотенце, и с усмешкой уставилась на меня. Я скорчил рожу и показал пальцем на дверь. Звонок повторился. Мы оба подпрыгнули, при этом с нее упало полотенце. Инка сделала шаг, прислонилась ко мне влажными бедрами, просунула между ног коленку, вжимая меня в косяк. Сумасшедшая. Ее возбуждала опасность чужого присутствия. Ее язык уже занят был моим правым ухом, уже обе холодные руки обхватили меня, забравшись под шорты, и повлекли на палас. Левым ухом я успел услышать на площадке сдавленный шепот.
Она кинула впереди полотенце, схватила меня за волосы, приближая к себе, вытянулась на животе — пронзительно-белая на голубом — закусила мои пальцы, гася стон, и приподнялась в том движении, против которого не устоит ни один мужчина…
В трех шагах позади, за тонкой стенкой, сдерживая дыхание, стояли как минимум двое. Потом прошуршали шаги, где-то далеко хлопнула дверь подъезда. Едва дыша, я сливался с ней, зажимал ей рот, медлил в такт движениям ее тела… И, наконец, требовательно перехватив меня пониже спины, она задала бешеный ритм стаккато.
Оторвался от нее, глотая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Сердце, кажется, всю грудь заполнило, в мозгу — сплошное короткое замыкание… Рядышком вытянулись, она губами по плечу водит. Сумасшедшая. Я хотел ее снова.
— Кто там мог быть?
— У Роберта нет адреса. Звонит мне только на трубу.
— Тогда кто? Соседи? Их двое было…
— Я никого тут не знаю. Правда, здорово было? Меня так заводит, когда кто-то увидеть или услышать может…
Было феноменально здорово, согласился я, дас ист фантастиш. С той стороны на глазке что-то висело. Бумажка. Я выдохнул и повернул замок.
Никого. Свернутый листочек.
— Что там? — Инка завернулась в полотенце.
— Непонятные у тебя соседи. Тут по-немецки, я не разбираю.
Читала, лоб наморщив. Пара строчек. Я закурил. На балкон выходить расхотелось. Интересно, видно было с улицы, когда я в трусах винцо потягивал?
— Тут пишут, что хотят со мной встретиться. Немедленно. Я не понимаю, кто это.
— Тут я тебе не советчик. Припомни, кто из твоих знакомых так оригинально шутит.
— Никто из моих знакомых не пишет по-немецки с ошибками. Либо пишут по-русски!
— Хорошо, — мне всё это начинало надоедать. — Я готов пойти с тобой.
— Да идти никуда не надо. Просят выйти на улицу, на угол, срочно поговорить.
При слове «угол» меня посетила одна незначительная идейка. Высунул голову, осторожно выглянул с балкона налево. Вблизи находился лишь один перекресток, а направо улица чуть заметно изгибалась. Все порядочные горожане разъехались по конторам, серый асфальт веселил глаз пустой разметкой. Два раскрашенных байка у закусочной, дальше почтовый фургончик, старушка на коляске инвалидной катится неспешно. Пусто на углу. Если не считать тонированной бочки «ауди». Я мысленно прикинул план дома. Аккурат стоят напротив подъезда, выйти незаметно не судьба.
— Ты кого-то видишь?
— Нет, никого, — я задернул шторы. — Где мой рюкзак?
В рюкзачке, в накладном кармашке ножик у меня неплохой обретался. Пеликан затачивал, он любит это дело, чтоб консервные банки без усилия резать, и для иных надобностей. Я пошевелил голыми ступнями, потом извлек из глубины рюкзака туристские ботинки. Зашнуровался, точно в горы.
— Может, в полицию позвонить? — Она оделась; нахохлившись цыпленком, села на край дивана.
— Звони.
— А что я им скажу?
Я глядел на нее и прокручивал ситуацию. Вот тут я пас. Очень возможно, у тебя найдется, о чем поговорить с полицией, и, очень возможно, это будет лучший выход.
— Слушай, это, наверное, идиотизм… — она сцепила руки, обхватив сжатые острые коленки, — но я боюсь…
6
ОФИЦЕР
ПРОПАВШАЯ ЖЕНА
Последний час Юджин допускал, одно за другим, грубейшие нарушения инструкций. Во-первых, на пару с Арчи Мэгуином они курили в чужой квартире. Во-вторых, пили кофе хозяина из его же чашек. В-третьих, вместо того чтобы осмотреться и незаметно выйти, продолжали сидеть и ждать. Хозяин квартиры лежал поперёк тахты в состоянии полного беспамятства. Судя по количеству провонявшей спиртным посуды, всю ночь здесь пили втроем. У гостей хватило сил уйти, а хозяин, очевидно, продолжил в одиночестве. Кола с водкой, пиво, виски.
Арчи предлагал вначале поднять парня более радикальными методами, но Ковальский воспротивился. Этот бородатый человек оставался на данном этапе единственной зацепкой, нельзя было его напугать. Хотя имелось еще оборудование Сноу на квартире у Ингрид. Но пока там шуровали криминалисты, нечего было и думать, чтобы снять показания приборов за вчерашний день. Сам Эдвард так и не объявился — ни в гостинице, ни на квартире. С каждой минутой у Ковальского крепло ужасное подозрение, что его лучший друг мертв, как и старший группы Родригес. Покуда Арчи обыскивал шкафы, Юджин устроился в наушниках за кухонной дверью и распаковал базу данных Луиса.
Дважды пришлось выходить на связь с Гарсией, запрашивать личные пароли. Поначалу ничего любопытного не выплыло, десяток новых снимков, обрывки пустой болтовни. В последней серии, датированной вчерашним утром, от 11.42 до 14.16, Инна Кон прогуливалась в обществе какого-то кудрявого парня, похожего на бывшего хиппи. По всем признакам, случайный знакомый, подцепила где-то в баре…
Куда они могли пойти? Идиотский вопрос. К подруге на вечеринку. В отель. Уехать на Карибы. Всё что угодно. Юджин нехотя признал, что, помимо крайней степени нервозности, начинал постепенно испытывать личную ненависть к девочке.
Заглянул Арчи. Молча показал руками крест. Ничего, ни одной женской вещи в квартире. Непонятно, как Луис мог это пропустить, трое суток он указывал именно этот адрес… Храпящий на тахте человек — ее бывший муж. Две последние ночи, согласно докладам, она провела тут.
Ни одной личной вещи. Значит… Значит, попросту гостила, а живет где-то в совершенно ином месте. Дьявол! Ковальский набрал номер Рейли.
— Ты где?
— В клинике. Чарли без сознания, практически парализован. Я посмотрел у Ингрид в квартире, в технике вашей не очень разбираюсь, но, кажется, всё на месте. Два момента, босс…
— Говори.
— Он сам открыл кому-то. Наши парни ручаются, что дальше порога человек не проходил. И траектория соответствует. Две пули: одна срикошетила от грудины, вторая прошла трахею навылет. Убийца не стал даже проверять, мертв ли Пристли, возможно, его спугнули. Тут соседка снизу объявилась, приняла нас за полицию, утверждает, что ночью кто-то бежал вниз по лестнице.
— То есть наша работа убийцу не интересовала?
— Ни работа, ни бумажник… Да, самое главное. Согласно графику, объект вел вчера Сноу.
— Подожди… — Ковальский потер виски, залпом допил кофе. — Следовательно, записи вчерашнего вечера у Эдварда? Его очередь была вести объект?
— Да. Знать бы еще, куда он девался. А Чарли практически сутки торчал на Шлоссштрассе, отслеживал энергетику. На девочке должны быть два зонда, но батареи давно сели.
— Значит, мы можем взять ее только по новому выбросу?
— С известной погрешностью. И то… Без Луиса я не уверен. Есть другая идея.
— Сейчас любая подойдет.
— Ты только не подумай… Одним словом, если Сноу еще жив…
— Продолжай.
— Юджин, мы не знаем, что с ним, но, если его телефон еще при нем, или фотокамера… Понимаешь, мы тут утром потолковали с Арчи, он считает, что у нас у всех стоят «жучки».
— Полная чушь! Я бы знал, — Ковальский повернулся к Мэгуину. — Артур, зачем нам друг за другом следить?
— Это по линии отдела безопасности, босс. Ты ничего не теряешь, попробуй, поговори с Большим Д. Возможно, он расколется и передаст тебе коды. Если они существуют.
— Я попробую.
Ковальский убрал трубку и с минуту сидел, уставившись в экран ноутбука. Им владело ощущение потери контроля. Он осознал, наконец, что его подспудно беспокоило последние часы. Большой Ю. сам обязан был выйти на связь, сразу после ЧП. Впервые за несколько лет руководство никак не проявляло себя: или пребывало в растерянности, или, что тоже было вероятно, возникшие проблемы обсуждались на более высоком уровне.
На столике проснулся телефон. Ковальский кивнул. Арчи взял трубку, прикрывая микрофон рукой.
— Это она. Не понимаю по-русски.
— Дай мне.
— Роберт, не молчи! — женский голос звучал с истерической, неумолимой настойчивостью. — Ты слышишь? Роберт, это я, не дури! Ты пьяный, что ли? Это очень важно! Я прошу тебя…
Связь прервалась.
— По крайней мере теперь мы знаем, что она жива… Еще минуту. Мне надо связаться с базой.
Большого Ю. застать не удалось. Оператор уверял, что использовал все возможности. Формально Ковальский не обладал властью указывать связистам, что им делать. Ему стоило большого труда сдержаться. Трижды просил перезвонить шефу проекта домой и в машину. Безрезультатно. Происходили неслыханные вещи: Большой Ю. был всегда круглосуточно открыт для начальников отделов. Ковальский не справлялся с новой напастью, голова шла кругом. Зато Гарсия сам рвался поболтать.
— Юджин, вам надо повременить. Все в разъездах, шефа вызвали в Вашингтон. Ничего пока не предпринимайте.
— Ты в своем уме? Луис погиб! Ты плохо слышишь, мне повторить?
— Босс, это не моя идея. Я знаю только, что местные парни из Агентства отчитались наверх. Тут большой переполох… Возможно, вам прикажут сворачиваться.
— Сворачиваться?! — Ковальский успел подумать, что сходит с ума. Арчи стоял в дверях, разинув рот. — Ты сам понимаешь, что для нас с тобой означает «сворачиваться»? Это конец. Мы упустим ее! Именно сейчас, когда мне нужна помощь. Если Большой Ю. поможет нам отыскать Сноу…
— Юджин, это не в моих силах.
— Слушай, я всегда был против этой секретности, и вот к чему она привела… Мы даже не можем открыто запросить помощь местной власти. Девчонку разыскали бы в два счета. Найди мне Большого Ю.! Я уверен, Родригеса и Пристли просто с кем-то перепутали…
— Наверху так не считают.
— Ты не хуже моего знаешь, наша программа ни для одной спецслужбы не представляет опасности! Десятки институтов по всему миру ковыряются в теме. У парней даже не было оружия! Все, кому надо, за эти годы и так…
— Юджин, остынь. — Гарсия прокашлялся. — Не представляла опасности до вчерашнего дня.
— Что?
— Так выразился Большой Ю. До вчерашнего дня. Теперь это серьезнее корейских ядерных планов. Вот что… В ближайшее время тебя оповестят. К вам вылетели люди из Агентства. Не гражданским рейсом, вникаешь? Это всё, что я слышал. Подожди указаний. Мы тут боимся за вас…
Ковальский выключил компьютер, сполоснул чашки, затолкал в пачку окурок. Арчи терпеливо ждал.
— Буди его, — приказал Юджин. — Возможно, у нас времени гораздо меньше, чем мы ожидаем.
7
ПЕШКА
ЛИС И СЛУГИ ДРАКОНА
— Не отвечает? — Я ждал, пока Инна уламывала мужа снять трубку.
— Обиделся, наверное, за вчерашнее…
— На что ему обижаться, коли вы в разводе?
— Какое отношение имеет развод? Люди должны оставаться людьми. Просто я была у него вчера, а потом мы поругались. Ну, не поругались… Одним словом, как всегда! Это наши заморочки, тебе не обязательно.
— Стало быть, вы продолжаете общаться? — Я подумал, что если разозлю ее немного, возможно выплывет нечто полезное.
— Ты имеешь в виду, спим ли мы вместе?! Так и спрашивай прямо, не виляй. Иногда спим, что с того?
— Ничего с того. Только я на его месте продолжал бы считать тебя своей женой и надеялся бы тебя вернуть. Ведь это же ты его бросила?
— Потому что человек изменился! Полностью! Я с ним жить тут больше не могла. Вот как сюда переехали, так и пошли у него заморочки. Цент каждый считаем: то мы не можем, это не имеем права себе позволить…
— Я тоже себе многого позволить не могу. Получается, и меня следовало бы бросить?
— Может, и следовало. Откуда мне знать, я же с тобой не жила вместе.
— Замечательно ты рассуждаешь! — Я настолько давно не ругался с женщинами, что почти забыл, как это происходит. Долгое время со всей возможной старательностью забывал. Но, выходит, от склок не скрыться. Беда в другом. Я, как и прежде, не мог нащупать ни одной причины, по которой эту девочку «вели». — То есть стоит на тебя перестать дышать, как на вазу китайского фарфора, так у самой чувств никаких не остается? А от скуки можно навестить, выпить на пару, а то и ночку провести? Так?
— Ты категоричен, — как ни странно, несмотря на наши эмоциональные выбросы, Инна несколько успокоилась. Очевидно, она подсознательно ждала подобной встряски. — Но я тоже, наверное, максималистка. Чтобы полюбить человека и быть для него на всё способной, надо… Надо подтверждать ежедневно делом, а не словами. Понимаешь? И тогда я буду всем. И на край света, и куда угодно.
В подъезде хлопнула дверь. Мы по-прежнему топтались на крошечном пятачке прихожей. После всего, что она тут наговорила, следовало повернуться и уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42