Полчаса назад Ковальскому удалось, наконец, просчитать верные варианты нагрузок. Ему удалось сделать то, с чем три месяца не мог справиться компьютер Пендельсона. Юджин зафиксировал и отложил в памяти как минимум четыре готовых варианта. Сама идея слабых полей отнюдь не потеряла актуальности. Следовало как можно быстрее изложить ее, пока это не сделал кто-то другой. Возможно, выпустить отдельной монографией и, чем черт не шутит, подать заявку на Нобелевскую. Но и здесь никак невозможно что-либо предпринимать без шефа…
Ковальский почти забыл, что находится в бегах и представляет интерес скорее для криминалистов, чем для коллег по университету. Последний час он плавал в ином, светлом и приятном, измерении, где не оставалось места пустым тревогам. Какие еще могут быть тревоги, если совершен переворот? Он без усилий «дотянулся» почти до всех знакомых людей. Ему понадобилось только вспомнить их образ или тембр голоса, хотя в одиночку это оказалось сложнее, чем втроем. Не всегда Ковальский угадывал, чем занимается или о чем думает человек, ему чаще казалось, что он подглядывает сквозь щели в закрытых ставнях. Люди занимались какими-то мелкими домашними заботами, и, сколько он ни кричал и ни стучался снаружи, никто и ухом не повел.
Только с теми, кто шел им навстречу, было иначе. У многих «ставни» были распахнуты или готовы распахнуться, но притрагиваться к ним Юджин опасался. Люди шли и шли, будто их тянул исполинский магнит. Некоторые здоровались, улыбались, но, стоило ему отвернуться, как их улыбки гасли, глаза начинали смотреть вдаль, точно отыскивая на горизонте исчезающий парус. Люди пробирались сквозь заросли, находили узкую лощинку, где догорал костер и где металлическим пауком раскорячился ненужный больше пулемет; они обходили лежащего Боба и вступали во внутренний круг. Многие Роберта приветствовали, он задумчиво кивал в ответ, теребил бороду и опять возвращался к своему занятию. Он уже заполнил нотами оба маленьких блокнота, свой и Юджина, и многие мужчины и женщины из тех, кто уже повидался с Инной, делились с ним обрывками газет, салфетками и даже книгами.
Там, в глубине оврага, на укутанной тенью полянке, не происходило ровным счетом ничего примечательного. Люди просто садились в кружок, отдыхали минут двадцать, затем вставали и отправлялись назад. Некоторые, впрочем, начинали обниматься и даже плакать. Тогда Инна звала Боба. Он бросал свою незаконченную симфонию, вскакивал и выводил плачущих наружу, в лес.
Ковальский не мог найти Пендельсона. Юджин даже предпринял рискованную попытку поискать шефа среди… мертвых, о чем тут же глубоко пожалел. Он пережил удар такой силы, точно прыгнул с вышки и со всего маху шлепнулся грудью о воду. Замечательно, что поблизости находился подкованный в полевой медицине Гера. Лис увидел его побелевшее лицо и, ни о чем не спрашивая, затеял массаж сердечной мышцы.
— Ты псих! — просто отметил Боб. — «Некрономикон» читал?
Ковальский мог только промычать в ответ. Чтобы как-то отвлечься от переживаний, он увязался в поход за Лисом. Сначала тот упирался, но Юджин убедил его, что может пригодиться, как живое доказательство. Лис долго колебался, и Юджин с Бобом видели его сомнения. Идти туда было не просто опасно. После того, что они выяснили о намерениях Пеликана, идти туда было самоубийством.
— Я не буду прятаться! — заявил этот ненормальный русский.
— Тебе незачем к ним возвращаться!
— Я не хочу, чтобы меня считали дерьмом!
— Ты ни в чем их не убедишь!
Ковальский готов был рвать на себе одежду. Лис, не оборачиваясь, на ходу отшвырнул косточку какого-то тропического фрукта. Приходилось почти бежать за ним следом.
— Женя, ты сделал свое дело? Добился, чего хотел? — Лис говорил вполголоса, точно рассуждал сам с собой. — А я вот кое-что не закончил. Я обязан доложить…
Солдаты уже раскручивали вокруг каменной головы мотки колючей проволоки, вбивали в землю столбы и вешали флажки. Лис и Юджин сделали большой крюк, обходя место раскопок, хотя можно было просто стать невидимыми. Лес больше не представлял для Юджина загадки, пространство капризничало лишь в самом центре, на участке размером с теннисный корт, где сидела Инка. Там стволы по-прежнему танцевали перед глазами.
У внешней опушки они нашли и похоронили Пенчо и Аниту. Глубокую могилу выкопать было невозможно, но Лис сходил в лагерь археологов и принес лопаты. Кто-то успел порыться в вещах старика, вокруг было полно следов. Аниту даже после смерти трогать не решились. Ковальский всаживал острие в рыхлую, влажную землю и чувствовал спиной, что за ними наблюдают. Дважды из подлеска выходили группки солдат, Гера молча заставлял их повернуть обратно.
Потом они заспорили, ставить ли крест на могиле язычников. Сошлись на том, что крест всё-таки поставить стоит. Возможно, сюда доберется когда-нибудь местный священник и прочтет что-нибудь подобающее. Постояли рядышком у свежего холмика. Ковальский спрашивал себя, что он чувствует, и не находил ответа. Немногим раньше он сделал очередное открытие. Вся суша на планете была покрыта ковром из миллиардов… нет, не просто людей. Мерцающих звезд. Юджин научился улавливать ежесекундные вспышки тысяч новых изумрудных звездочек. Люди рождались непрерывно, это было так захватывающе — наблюдать бесконечную смену поколений. Некоторые звездочки он успевал увидеть даже до того, как они покидали утробы матерей, до того как они, подобно цветкам, самостоятельно распускали во все стороны лучики и принимались обшаривать мир вокруг себя.
Он видел тех людей, которые добрались до Инны и шли теперь назад. Их лучики уже не метались вслепую, как у прочих, они горели гораздо ровнее, иногда охотно, иногда испуганно откликаясь на его приветствия. Некоторым требовалось время, чтобы привыкнуть к переменам, а некоторые с размаху бросались осматривать, обнюхивать и ощупывать новый для себя мир.
Другие звездочки затухали, меняя нежно-салатный оттенок на глубокий ультрамарин, но интенсивность общего сияния миллиардов живущих не снижалась.
— Они погибли из-за нас? — спросил Ковальский, трогая самодельный крест.
— Они погибли ради нас! — Лис отряхнул руки. — Пойдем. Об одном тебя прошу — не вмешивайся. Что бы ни произошло.
Ковальский предложил подобраться к группе Пеликана незаметно и послушать сначала, о чем они говорят. Но Лис заявил, что следует идти в открытую, иначе ребята со страху пристрелят. Первым они заметили Бобра, потому что тот спрыгнул с дерева у них за спиной. Ковальский был потрясен, увидев, как можно прятаться на ровном месте. Еще вчера он прошел бы прямо по головам русских боевиков, не заметив даже следа пребывания людей.
Бобер и Филин хмуро наблюдали, как Лис спускается по косогору. Ковальский трусил следом. Когда до русских осталось меньше сотни ярдов, Лис показал Ковальскому на поваленный ствол.
— Я с тобой.
— Нет. И запомни. Что бы ни случилось, с Инной должны оставаться двое.
Юджин отстал. Он мог бы безо всякого напряжения прослушать весь разговор Лиса с Пеликаном. Достаточно было прикрыть глаза и сосредоточиться.
«Женя, я сказал. Оставь меня в покое».
«Извини».
Гера не мог заставить Юджина не подслушивать, мог лишь рассчитывать на деликатность. «Ну и Бог с вами, — вздохнул Ковальский, — берегите свои военные тайны. Всё равно вам от меня никуда не деться».
Он видел сверху, как Пеликан и Лис сошлись почти вплотную. Бобер снова забрался на дерево и, не отнимая от глаз бинокля, наблюдал редколесье. Филин тоже отошел куда-то в сторону. Ковальский попробовал дотянуться до их разумов. Он сумел прочитать в голове Филина, что вот-вот должен появиться вертолет из Мехико и забрать их всех. Еще он почувствовал страх и усталость. Переключился на Бобра. То же самое.
Страх, усталость и постоянное, не прекращающееся напряжение. Для русских борьба не кончалась.
— Герман, — сказал Пеликан.
— Андрей, выслушай.
— Я слушаю.
— Андрей, нам надо поговорить.
— Я слушаю, — ровным голосом повторил Пеликан.
Ковальскому очень не понравился этот тон, он попытался заглянуть в мысли к русскому начальнику и не увидел ничего, кроме глухой стены.
— Андрей, произошло нечто необычное. Ты должен понять…
— Я уже понял. Сколько?
— Что сколько?
— Сколько тебе предложили?
— Андрей… — Лис сделал паузу.
Его Юджин чувствовал очень хорошо. Лис ожидал чего-то подобного, но окончательно приготовиться не сумел. Он просто потерял часть своих способностей. Или не потерял, а предпочитал теперь нечто иное. Ковальскому безумно захотелось ворваться в разум Германа, встряхнуть его как следует и закричать: «Бежим отсюда! Это не люди, а чудовища!» Но Лис и так всё понимал. Слишком хорошо понимал, ведь он знал своих сослуживцев, куда лучше Юджина.
— Ты ошибаешься, Пеликан! — Гера сделал попытку улыбнуться. — Мне никто не предлагал денег, если ты об этом. Мне предложили кое-что другое.
— Вот как? — Пеликан положил ладонь на рукоять автомата. — Через семь минут сядет вертолет. Тема закрыта, об остальном поговорим позже.
Лис покачал головой:
— Андрей, вы можете подождать хотя бы полчаса?
— Зачем?
— Просто подождать. Я прошу тебя, пойдем со мной. Дело в том, что там, — он махнул рукой, — там такое место, где люди меняются…
— Я заметил, — Пеликан встретился глазами с Филином. — Где твое оружие, Лис?
— Оружие больше ни к чему. Я тебе всё объясню, если ты подождешь хотя бы полчаса.
Пеликан дернул бровью.
— Ни к чему оружие, ты сказал? Капитан, теперь послушай меня. Я не знаю, чего ты нанюхался и не собираюсь проверять твои карманы…
— Андрей, у меня ничего нет!
Гера рассмеялся и принялся расстегивать пуговицы на куртке. При первом же его движении Пеликан ощутимо напрягся. Ковальский с закрытыми глазами видел, как русский командир вцепился в рукоятку автомата. Стоящий в стороне Филин, повинуясь незаметному для Ковальского сигналу командира, повернул ствол в сторону Лиса. Юджин с трудом заставлял себя сидеть на этом распроклятом бревне. Если он сейчас вскочит, у русских могут не выдержать нервы. Они все и так на пределе.
Лис поднял руки, демонстрируя на ладони небогатое содержимое карманов. Складной ножик, зажигалка, рулончик бинта, полплитки шоколада. Такого поворота Пеликан не ожидал. Он пытался сохранить бесстрастный вид, но это ему плохо удавалось.
— Тебе сказали, что я купился на золото? — участливо улыбнулся Гера. — Андрей, и ты в это поверил?
— Почему ты не выполнил приказ? Филин тебе ясно сказал — уходим.
— Я не могу уйти, — словно извиняясь, произнес Лис.
— Да почему?! — не выдержал Пеликан. — Какого хрена? Ты знаешь, что Каймана убили? Что тут происходит? Что они с тобой сделали?
— Андрей, я не смогу лететь. Я отвечаю за эту девушку. И потом… — Гера вздохнул. — Если ты пойдешь со мной, ты убедишься, что не нужно больше ни золота, ни стволов. Многое изменилось…
— Изменилось, — со странной интонацией откликнулся Пеликан. — Ты отказываешься выполнить приказ, капитан?
— Андрей, пожалуйста! — Герман сделал странный жест, сложил руки лодочкой, будто собирался помолиться. «Он совершенно не умеет быть гибким, — подумал Ковальский. Как, впрочем, все люди подобного склада». — Это место, оно изменяет человека. Я изменился, и все остальные, кто там был, они тоже изменились. Ты увидишь и всё поймешь. Ты поймешь, что воевать больше ни с кем не надо. Никогда. Мы больше не нужны, Андрюха. Если мы вернемся назад, на нас поставят крест, не сегодня, так завтра. Теперь будут нужны люди, которые что-то создают, только такие. Мы сможем, я уверен, что мы справимся. Мы придумаем вместе, чем заняться. Ты помнишь, как мы с тобой мечтали, что будем делать, если нас распустят? Ты хотел открыть спортивную секцию…
— Нас никто не распускал! — холодно отрезал Пеликан. — Ты собрался дезертировать? Тебе на нас наплевать? На Россию, на присягу, на убитых ребят?
— Есть вещи, которые важнее любой присяги. Поверь мне, я взял на себя гораздо большую ответственность…
— Важнее? — Пеликан чуть побледнел. — Ты только что сказал, что жизнь Каймана ничего не значила, так?
— Всё кончено, — не сдавался Герман. — Мне жаль Каймана, ты же знаешь. Я любил его, как и ты. И всех остальных наших жаль, кто не вернулся. Но теперь важно другое, есть миллионы людей, которым мы можем помочь. Я и сам в это не верил, но всё кончено, Андрей!
— Что кончено? — Вторая бровь Пеликана поползла вверх. — Ты что, сам себя решил уволить?
— Мы все уволены, — Герман так и продолжал стоять, держа на раскрытой ладони свой нехитрый скарб. — Ты уже заразился от меня, тебе не надо никуда улетать!
— Я задал вопрос! Ты себя уволил? — игнорируя умоляющие интонации Лиса, прошипел Пеликан.
Желваки на его скулах ходили ходуном. Бобер был где-то далеко, а Филина Ковальский чувствовал очень хорошо. Того переполняло похожее чувство — растерянность пополам со злобой.
— Андрей, ты мне не веришь? — Лис сделал шаг навстречу командиру, но тот молниеносно отступил назад. — Кому ты веришь? Ты веришь людям в Москве, которых сам называл подонками, и не веришь мне? Почему?
Ковальский устал следить за ними. Держать постоянный контакт на такой дистанции было очень тяжело. Он весь взмок, перед глазами плясали голубые молнии. Он решил, что имеет право немножко отвлечься. Очень может быть, что Герману удастся удержать своих парней столько, сколько нужно, и тогда они превратятся в союзников.
Глазами Бобра он наблюдал, как через овраг перебирается пожилой крестьянин с велосипедом. Затем показались солдаты. Тяжелые грузовики не смогли проехать далеко в чащу, пришлось заглушить моторы пятью милями южнее, на дороге. Солдат вел за собой молодой усатый офицер. Он непрерывно общался с кем-то по рации и сверялся с картой. Возле палаток археологов солдаты построились, затем развернулись в цепь.
Юджин видел и то, о чем Бобер не догадывался. С противоположной стороны круга, вплотную к озеру, сбегала другая дорога, и по ней также двигалась военная техника. Лесной массив замыкали в кольцо. Еще час, максимум два — и русские не смогут вырваться. Пеликан и Лис мирно беседовали под деревом, как двое старых приятелей. По крайней мере со стороны их встреча выглядела именно так.
Ковальский попытался снова отыскать Большого П. На сей раз ему это почти удалось, и результат поверг Юджина в ступор. Он явственно ощутил остаточный шлейф! Такого не могло быть просто по определению, профессор никогда не проявлял даже зачаточных способностей рецептора. Впрочем, за последнее время выяснилось, что рецепторов на планете гораздо больше, чем фиксировали датчики. Юджин устроился поудобнее, закрыл глаза и проверил еще раз. Вне всякого сомнения, он настроился на волну Пендельсона. Точнее, на след от волны, самого профессора он так и не вычислил. Юджин отстранился от всего остального, отключил обычные органы чувств.
Он не слышал больше пронзительной музыки джунглей, прекратил слежку за Лисом и изо всех сил ухватился за тонкую, еле заметную энергетическую нить.
Это был Пендельсон и в то же время не совсем Пендельсон. Среди понятных и знакомых составляющих, среди незримых флюидов, определяющих личность профессора, Юджин улавливал нечто совершенно чуждое. Ковальский не сумел бы передать словами, что именно показалось ему чужим. На расстоянии он распознавал людей не по росту или цвету глаз, а совсем по иным, более верным признакам. Остаточный шлейф профессора походил на могучий хвост зеленой кометы, соприкасающийся с сотнями других, похожих, но более слабых образований. При этом в состав «хвоста» вплетались темные нити, похожие на присосавшихся пиявок…
Ковальский сконцентрировался настолько, что почувствовал запах крови: очевидно, не выдерживали мелкие сосуды в носу. Но когда он почти подобрался к отгадке, когда сумел вычленить из сумятицы мирового эфира то, что пожирало Пендельсона, до его ушей донеслись два коротких хлопка. Юджин потерял равновесие и свалился с поваленного ствола спиной назад.
Он не сразу понял, что произошло и где он находится. Сначала Ковальский решил, что напоролся позвоночником на что-то острое. Он даже не мог как следует вдохнуть. Вокруг не было ни Пеликана, ни его подручных. Вся троица словно растворилась в лесу.
А потом он, кряхтя, поднялся и увидел Лиса. Герман лежал совсем недалеко, лицом вниз, и в спине его зияли две аккуратные дырки.
31

РОЖДЕНИЕ БЭТМЕНА
РОБЕРТ
Я подозвал Дуську и угостил ее летучей мышью, их тут ночью орава носится. Не знаю, почему я так придумал ее назвать. Очень уж смешная оказалась и боязливая. Мышку схрумкала в один присест, улеглась и давай бока вылизывать. Я думал, от нее разить будет, как ото львов в зоопарке. Ничего подобного. Настоящая кошка, только крупнее и боязливей, чем домашние. Я еще пару птичек усыпил, чтоб детишкам отнесла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42