Но ничего не получилось. Три шага вперед, снова ощущение соринки в глазу, легкое дуновение ветра, призрачное движение в темени леса… Глаза непроизвольно дернулись, а когда я проморгался, то готов был выругаться. Картинка сменилась…
— Солнце! — сказал Юджин.
Черт, как я сразу не заметил! Пару секунд назад, когда мы отступали к внутренней границе просеки, солнце светило слева, а теперь оно немыслимым образом оказалось с противоположной стороны.
— Мы идем по кругу!
— Но это нереально…
Тут я затих, потому что увидел свои зарубки. И Юджин тоже увидел. Впечатление было сильное, слов просто не нашлось. Помеченные кактусы торчали метрах в десяти левее и сзади. Боб тихонько свистнул, разглядев что-то на земле, и успел сделать два шага, прежде чем я поймал его за рукав. Я не мог бы поручиться, но в крошечный промежуток времени, когда моя рука уже касалась его кожаной куртки, а Боб приподнял ногу, вся его громоздкая фигура слегка сместилась, точно дернулась картинка в телевизоре.
— Не отходи от нас! Только все вместе!
— Там что-то лежит!
— Пусть лежит, не отходи.
— Колдовство какое-то… Это трупик, зверек маленький, но я его уже видел. Мы проходили его, когда шли через овраг, а теперь он снова сзади остался…
— Может, это другой? — на всякий случай предположил я, хотя можно было и не спрашивать. — Давайте развернемся, попробуем вернуться назад!
Полчаса назад я ничуть не сомневался, что с завязанными глазами найду полянку, где мы оставили мертвую карлицу. Через пару десятков метров должен был начинаться пологий склон овражка, а за ним, в просветах деревьев, — полоса степи, где мы спасались от вертолета. Она так и не появилась. Я считал шаги. Мы шли в затылок друг другу двадцать метров, затем еще двадцать, и вокруг действительно поднялись деревья, вернулась чавкающая жижа под ногами, но не было ни оврага, ни следов Аниты…
— Мы идем по кругу… — безнадежно повторил Ковальский.
Я задрал голову. Сквозь пляшущие просветы листвы слева сочился солнечный свет.
— А вон впереди просека, — беззвучно прошептал Боб.
— И твои зарубки…
После этого мы сделали еще три попытки. Гуськом, шеренгой, в шахматном порядке, опасаясь отдаляться друг от друга больше, чем на метр.
— Ты думаешь, это наркотик? — спросил Роберт.
Я перестал что-либо соображать и честно в этом признался.
— У тебя болит голова?
— Не то слово… Пошевелить не могу.
— У меня тоже. И часы можно выбрасывать. Магнитная аномалия?
— Вроде того.
Мы затравленно озирались. Впервые в жизни мне изменило чувство пространства. Как-то раз мы с Пеликаном трое суток шли через горы, шли исключительно ночью, без связи и вдобавок тащили на себе… неважно, кого. Того, кого надо было вытащить. Тогда положение было ничуть не лучше, но не возникало и тени сомнения, что выйдем на побережье, в точку, где дожидались гидрокостюмы. А нынче я заблудился в трех пальмах, смех и грех. Если американец прав и по следу идут не те лесные братья, что штурмовали фазенду Мигеля, то смеяться скоро расхочется.
— Предлагаю прекратить строевую подготовку и обдумать всё спокойно, — сказал я.
Меньше всего мне нравилась идея командовать нашей маленькой компанией, но следовало как-то разобраться в обстановке. Мы выбрали кочку посуше и уселись в кружок. Видок у моих попутчиков был до того очумевший, что так и тянуло рассмеяться. Но веселья не получилось.
— Мы кружимся в узком коридоре, — заметил Юджин. — Не можем ни вернуться назад, ни продвинуться вперед.
— Согласен, — кивнул я. — Какие предложения?
— Зачем она это делает? — тоскливо спросил Роберт.
— Возможно, она тут ни при чем…
— Ты же ученый? — сказал я. — Выдвини идею. Я не верю, что нас местный леший водит. Какие-то вредные испарения?
— Нет, не думаю, — Ковальский пожевал губами, потрогал подсыхающий шрам на щеке. — Сперва я склонялся к мысли о физической аномалии. Звучит довольно дико… Я предположил локальное искривление пространства. В некоторых теоретических работах такие вещи допускаются…
— И что? Мы тут сообща искривимся?
— Нет! — Он помотал головой. — Эта идея не годится. На Земле никто не отменял старину Евклида. То, о чем я говорю, прогнозируется в районах космических черных дыр…
— Тогда что?
— Скорее всего, та же причина, что вызывает головную боль, дезориентирует «посторонних», препятствует им проникнуть в район. Очевидно, внешний круг леса можно преодолеть лишь в связке с рецептором. Мы прошли благодаря Инне…
— И теперь застрянем тут навсегда? — Я начал прикидывать, удастся ли после дождя поджечь лес.
— Мужики, а вдруг она так же потерялась и не может нас найти? — у Боба было свое на уме.
— Уймись! — сказал я. — Она нарочно оторвалась.
Почему-то эта простенькая реплика вернула Юджину способность рассуждать логически.
— В том-то и дело! — Он аж затрясся. — Возможно… Нет, я уверен, что она нас слышит и видит, она хочет, чтобы мы сами выпутались. Ваша… э-э… проводница говорила об этом. все попытки выйти до сих пор были неверными, следует поступить совершенно иначе, наоборот, понимаете?
— Наоборот… Проверка на вшивость?
— При чем тут вши? — отмахнулся Ковальский. — Речь идет о гибкости ума. Поскольку действия ничего не дают…
— …Мы найдем ее, не вставая с места? — договорил я.
— Не вставая… — эхом откликнулся Боб.
Затем, не сговариваясь, мы переглянулись и подвинулись друг к другу вплотную. Я спрятал «беретту» и обнял Боба за плечо. Юджин подхватил меня под локоть. Осталось замкнуть цепь.
— Закроем глаза… — предложил Юджин. Скрип и шорох. Свежее дыхание уходящей грозы. Гулкая морзянка сердца.
— Теперь медленно открываем и смотрим — не вдаль, не на что-то конкретное, а просто смотрим. В никуда.
— Наконец-то! — сказала Инна у меня за спиной.
Я мог бы поклясться, что никто не способен подойти ко мне незаметно ближе, чем на двадцать метров. Вокруг расстилался довольно просторный участок с редкими деревцами и мелкими группами кактусов. Но Инна стояла за спиной.
— Простите, что я вас бросила. Мне надо было посмотреть. Роби, там так здорово, ты не представляешь!
— Вот дурочка! — счастливым голосом пробасил Роберт.
И вновь у меня кольнуло под ложечкой. Что бы она ни вытворяла, парень смотрел на нее с обожанием.
Мы молчаливо сделали вид, что ничего не произошло. Пришлось скрипнуть зубами и пойти у нее на поводу. В буквальном смысле. Инка держала за руку Кона, тот — Юджина, я брел замыкающим. Через десять метров мне начало казаться, будто мы идем по сложному зигзагу. Зажмуришься — вроде бы тянемся по ровной тропке, а стоит открыть глаза, ничего ровного нет и в помине. Ни один ориентир нельзя было назвать стабильным. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть сейчас на компас. Кряжистый ноздреватый ствол, возникший слева, плавно отступал назад, по мере того как мы к нему приближались. Я решил не упускать его из поля зрения. Вцепившись в Юджина, задирал ноги и топал на ощупь. Вывернул голову, но «знакомое » дерево, точно издеваясь, спряталось за другим, и оттуда оно уже не показывалось. Выругавшись, я наметил здоровенный пень, покрытый целым ковром сомнительных, с кулинарной точки зрения, грибов. Стоило на мгновение, обходя кочку, отвести взгляд, как вместо пня поднялся поросший жесткой травой косогор… Я сдался. Это всё равно, что бороться с дождем или ветром. Приходилось признать невозможное. Мир перестал подчиняться привычным законам. Или, что еще страшнее, зрение перестало подчиняться мне.
А потом вернулся птичий крик, словно мы из глубины озера вынырнули на поверхность. В щеку с разгона ткнулась жужжащая тварь — то ли муха, то ли стрекоза. Заметно ослаб раскаленный обруч на висках, в ноздри ворвался сладкий дурманящий аромат цветов. По краю зрения всё еще продолжалось неспешное движение, но сквозь прорехи в чаще отсвечивала проплешина, похожая на ту, с которой мы погрузились в заросли. Если постараться, если идти строго на свет, не доверяя другим ориентирам, можно вырваться.
Нет, вырваться нельзя… Мы каким-то неведомым образом, без помощи ножей миновали глухие дебри и попали в следующий «коридор». Еще одна просека, поуже первой, такое впечатление, что лес сажали концентрическими кругами, нарочно оставляя прогалины. Чащоба за спиной всё так же изгибалась, охватывая кольцом площадку размером со стадион. Впереди лес ни капли не изменился, разве что стал чуть пореже.
— Здесь! — сказала Инна.
Я обернулся и понял, что сюрпризы не закончились. Юджин и Боб вытаращились в полумрак, из которого мы только что вышли. Глаза у обоих одинаково остекленели.
Над нами возвышалась голова. Примерно таких габаритов, как та, которую отыскал в степи известный сказочный персонаж.
То, что сперва показалось мне крутым подъемом холма, было на самом деле не чем иным, как сужающимся кверху каменным лбом. Бешеная растительность пробивалась сквозь грубые высокие скулы, тесанные, наверное, тысячу лет назад. Прямой нос время затянуло трехслойным узором колючего вьюна. Скорее всего, голова когда-то покоилась на широком фундаменте, но за века плиты расползлись, часть ушла глубоко в рыхлую почву, а часть вздыбилась, напоминая торосы. В результате циклопическая скульптура заметно отклонилась назад. Вдоль заросшего мхом затылка росли кривобокие деревца. От самого малого движения перспектива смещалась, фокус то отодвигался, то наползал. Примерно так выглядело старое бомбоубежище во дворе моей школы, куда мы в свое время бегали курить и с которого катались зимой на санках. Только вместо ржавой стальной двери с тяжелыми, заклинившими ручками перед нами зиял черный перекошенный провал рта.
— Замечательно придумано! — подал голос Ковальский. — Надежней места не подобрать.
— Только светлые жрецы могли приходить сюда… — Инна взобралась на горбатый выступ подбородка и присела на корточки, заглядывая в пасть исполину. — Только те, кто слышал…
Она свесила ноги внутрь. Вне сомнения, неведомые скульпторы пробивали проход высотой в человеческий рост, но многотонная громада неумолимо погружалась в землю, и теперь даже Инке пришлось согнуться, чтобы пролезть между разинутыми в гневном крике губами.
— Вернись! — окликнул Роберт. — Там змеи могут быть!
Инна послала ему воздушный поцелуй и спрыгнула в темноту.
Я почувствовал зависть. Роберт с наивной непосредственностью вернулся к роли заботливого супруга. Вернулся к той роли, которую мне не дано освоить. «Ты завидуешь, потому что не можешь позволить себе влюбиться в нее», — сказал внутренний голос. «Наверное, да», — легко согласился я. Я уже не боялся этого слова после всего, что мы перетерпели вместе; я на всё легко соглашался. Наверное, я влюбляюсь в нее, потому что иначе не объяснить, почему я здесь. Мне никто не поручал таскаться по джунглям и рисковать своей персоной. А моя персона стоит недешево, на то, чтобы сделать меня таким, ушло восемь лет и куча государственных денег.
Я почти согласен влюбиться, но я зря себя обманывал. Мне показалось, что я могу значить для одного человечка больше, чем для всех остальных. Мне так этого хотелось… Но появляется бестолковый бородатый гитарист и одним словом перечеркивает всё, чего я добивался неделей смертельного риска… Потому что, пока я кручу башкой и держу палец на курке, он боится не за себя, а за нее. Наверное, я не смогу научиться любить ее так же безоглядно, как Боб, невзирая на ту прорву крупных и мелких обманов, которые он вытерпел от нее. Невзирая на то, что не так давно мы накручивали по ее милости петли по болоту. Я представить боялся, во что превратились мои пятки и сколько слоев кожи придется содрать, чтобы вывести паразитов.
«Вот видишь, — сказал я голосу, — даже теперь я жалею себя. Нет бы прыгнуть за ней в яму вместо так называемого супруга, который ни ее, ни себя защитить не сумеет. А я стою бараном и думаю, как выберусь, если зажмут в глухой пещере с одним выходом…»
Потому что я ничего не умею, кроме этого. Все глубокие и разнообразные таланты Лиса сводятся к умению прятать себя и иногда других, спасаться бегством и уничтожать охотников любым способом.
— А ну, назад! — рявкнул я, перехватив Роберта у самого лаза. — Я пойду первым!
Внутри мы нашли золото. Даже не так. Мы ничего не искали. Оно просто там было и никого не поджидало, как в добрых сказках. В том, что мы обнаружили под склонами «бомбоубежища», не имелось и намека на возможность слащавого хэппи-энда. То, что заполняло ниши вдоль просевших каменных лестниц, нельзя было взять и унести. Это можно было пилить или откалывать. Мы нашли место, где пилил старый Пенчо. Он вынес отсюда не так уж много.
Ни змей, ни насекомых. Лишенный сквозняков воздух отдавал тиной. Наверное, именно так и должно пахнуть время. Здесь не водилось даже привычных к темноте летучих мышей. Дважды Юджин и Боб по очереди поднимались наверх, чтобы набрать мало-мальски сухой древесины для освещения.
Когда-то здесь можно было обойтись без фонарей и факелов. В двух местах сохранились узкие лазы наверх, выводящие к вершине холма, сквозь них и теперь пробивался смутный отблеск дня. Юджин походил по центральному гулкому проходу взад-вперед и сказал, что святилище выстроено аккуратно по ходу Солнца. Первые лучи восхода проникали в голову божества прямо через рот и освещали скульптуру — тоже в виде головы, — стоящую в конце первого коридора. За второй головой начинался уклон, в двух местах потолочные перекрытия треснули и частично обвалились, а под ногами хлюпала вода. Продвигаться дальше без снаряжения и прожектора отважился бы лишь безумец. Зато перед подземной скульптурой, где над сырым скользким полом возвышалось подобие столешницы, оставались те самые сквозные проходы наверх толщиной в руку. Пучки света, подобно скрещенным лучам театральных юпитеров, ложились на щербатую поверхность камня. Юджин предположил, что мы наткнулись на алтарь. Очень возможно, что Инкины кровожадные предки резали или поджаривали здесь врагов, а то и девственниц из собственного племени. Влево и вправо спускались заросшие глубоким мхом ступени. Мы кинули в глубину несколько мелких камешков, но мох поглотил звуки. Насколько глубоко уходили примитивные лестницы, мы так и не выяснили.
Параллельно главному проходу тянулись два коридора, более узких, но достигавших зато метров четырех в высоту. Вдоль коридоров, в нишах, прятались статуи. Воины с кошачьими головами, воины с головами птиц, воины с лицами, закрытыми масками. Отдельно — сидящие фигуры с нарочито женскими формами. Инна потянула нас к ближайшей нише. У двухметрового гиганта левая рука была отпилена почти по плечо, недоставало также половины копья, прижатого к бедру, и части короткой юбочки, выполненной в виде прилегающих, как черепица, пластин. Роберт без конца щелкал зажигалкой, огонек еле тлел, чад лишь добавлял рези глазам.
Я не сразу сообразил, из какого материала отлиты статуи. Поверхность благородного металла покрывал толстый слой грязи, плюс сверху почти безостановочно сочилась вода. Кошачья маска с трудом угадывалась под наслоениями лишайников и серой плесени. Я вытащил нож и поскоблил пластины на груди великана. В полной тишине это прозвучало, как скрежет зубов голодного чудовища.
Потом мы грелись наверху. Деревья и кусты продолжали плавно танцевать, но я почти уже не обращал на это внимания. Достаточно взяться втроем за руки, сесть поплотнее, и наваждение ослабевало. На ноже остались следы золотой крошки. Я открыл планшетку навигатора, вытянул из паза усик дополнительной антенны, забросил на сучок. Батарея разрядилась только наполовину, но прибор молчал.
— Спасибо, Герочка, — почти торжественно произнесла Инна.
— На здоровье. Что теперь?
— Ты всё забыл… Я же тебе говорила, что мне необходимо сюда прийти и здесь остаться.
— Ты нашла что хотела?
— Да.
— Вот это?! — Я показал через плечо на вход в подземелье. — И стоило всю дорогу мне врать?
— Ты можешь взять столько, сколько захочешь. Боги выпустят тебя.
— Добрая какая… А ему? — Я указал на Юджина. — Ему ты не предлагаешь?
— Ты же хочешь уйти, — делая вид, что не замечает моей язвительности, мягко упрекнула она. — А он не хочет.
— Куда я уйду, ты смеешься?
— Я провожу тебя к твоим друзьям. Я знаю, где они, это недалеко. А если хочешь, я выведу тебя с другой стороны, к озеру. Там есть лодки, ты уплывешь. Ты можешь стать очень богатым, Герочка. Тебе не придется больше… — она споткнулась.
Ковальский помалкивал, отвернувшись. Боб пытался высушить на солнце остатки ботинок. После того как Инна вернулась, он волочился за ней, как привязанный.
— Договаривай!
— Ну, хорошо! — вздохнула она. — Тебе не придется больше убивать людей.
— По-твоему, я убийца?
— А кто ты, Герочка? Ты можешь сказать, кто ты? — Я почувствовал, что задыхаюсь. Девчонка явно выбрала неудачный момент, чтобы меня подразнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Солнце! — сказал Юджин.
Черт, как я сразу не заметил! Пару секунд назад, когда мы отступали к внутренней границе просеки, солнце светило слева, а теперь оно немыслимым образом оказалось с противоположной стороны.
— Мы идем по кругу!
— Но это нереально…
Тут я затих, потому что увидел свои зарубки. И Юджин тоже увидел. Впечатление было сильное, слов просто не нашлось. Помеченные кактусы торчали метрах в десяти левее и сзади. Боб тихонько свистнул, разглядев что-то на земле, и успел сделать два шага, прежде чем я поймал его за рукав. Я не мог бы поручиться, но в крошечный промежуток времени, когда моя рука уже касалась его кожаной куртки, а Боб приподнял ногу, вся его громоздкая фигура слегка сместилась, точно дернулась картинка в телевизоре.
— Не отходи от нас! Только все вместе!
— Там что-то лежит!
— Пусть лежит, не отходи.
— Колдовство какое-то… Это трупик, зверек маленький, но я его уже видел. Мы проходили его, когда шли через овраг, а теперь он снова сзади остался…
— Может, это другой? — на всякий случай предположил я, хотя можно было и не спрашивать. — Давайте развернемся, попробуем вернуться назад!
Полчаса назад я ничуть не сомневался, что с завязанными глазами найду полянку, где мы оставили мертвую карлицу. Через пару десятков метров должен был начинаться пологий склон овражка, а за ним, в просветах деревьев, — полоса степи, где мы спасались от вертолета. Она так и не появилась. Я считал шаги. Мы шли в затылок друг другу двадцать метров, затем еще двадцать, и вокруг действительно поднялись деревья, вернулась чавкающая жижа под ногами, но не было ни оврага, ни следов Аниты…
— Мы идем по кругу… — безнадежно повторил Ковальский.
Я задрал голову. Сквозь пляшущие просветы листвы слева сочился солнечный свет.
— А вон впереди просека, — беззвучно прошептал Боб.
— И твои зарубки…
После этого мы сделали еще три попытки. Гуськом, шеренгой, в шахматном порядке, опасаясь отдаляться друг от друга больше, чем на метр.
— Ты думаешь, это наркотик? — спросил Роберт.
Я перестал что-либо соображать и честно в этом признался.
— У тебя болит голова?
— Не то слово… Пошевелить не могу.
— У меня тоже. И часы можно выбрасывать. Магнитная аномалия?
— Вроде того.
Мы затравленно озирались. Впервые в жизни мне изменило чувство пространства. Как-то раз мы с Пеликаном трое суток шли через горы, шли исключительно ночью, без связи и вдобавок тащили на себе… неважно, кого. Того, кого надо было вытащить. Тогда положение было ничуть не лучше, но не возникало и тени сомнения, что выйдем на побережье, в точку, где дожидались гидрокостюмы. А нынче я заблудился в трех пальмах, смех и грех. Если американец прав и по следу идут не те лесные братья, что штурмовали фазенду Мигеля, то смеяться скоро расхочется.
— Предлагаю прекратить строевую подготовку и обдумать всё спокойно, — сказал я.
Меньше всего мне нравилась идея командовать нашей маленькой компанией, но следовало как-то разобраться в обстановке. Мы выбрали кочку посуше и уселись в кружок. Видок у моих попутчиков был до того очумевший, что так и тянуло рассмеяться. Но веселья не получилось.
— Мы кружимся в узком коридоре, — заметил Юджин. — Не можем ни вернуться назад, ни продвинуться вперед.
— Согласен, — кивнул я. — Какие предложения?
— Зачем она это делает? — тоскливо спросил Роберт.
— Возможно, она тут ни при чем…
— Ты же ученый? — сказал я. — Выдвини идею. Я не верю, что нас местный леший водит. Какие-то вредные испарения?
— Нет, не думаю, — Ковальский пожевал губами, потрогал подсыхающий шрам на щеке. — Сперва я склонялся к мысли о физической аномалии. Звучит довольно дико… Я предположил локальное искривление пространства. В некоторых теоретических работах такие вещи допускаются…
— И что? Мы тут сообща искривимся?
— Нет! — Он помотал головой. — Эта идея не годится. На Земле никто не отменял старину Евклида. То, о чем я говорю, прогнозируется в районах космических черных дыр…
— Тогда что?
— Скорее всего, та же причина, что вызывает головную боль, дезориентирует «посторонних», препятствует им проникнуть в район. Очевидно, внешний круг леса можно преодолеть лишь в связке с рецептором. Мы прошли благодаря Инне…
— И теперь застрянем тут навсегда? — Я начал прикидывать, удастся ли после дождя поджечь лес.
— Мужики, а вдруг она так же потерялась и не может нас найти? — у Боба было свое на уме.
— Уймись! — сказал я. — Она нарочно оторвалась.
Почему-то эта простенькая реплика вернула Юджину способность рассуждать логически.
— В том-то и дело! — Он аж затрясся. — Возможно… Нет, я уверен, что она нас слышит и видит, она хочет, чтобы мы сами выпутались. Ваша… э-э… проводница говорила об этом. все попытки выйти до сих пор были неверными, следует поступить совершенно иначе, наоборот, понимаете?
— Наоборот… Проверка на вшивость?
— При чем тут вши? — отмахнулся Ковальский. — Речь идет о гибкости ума. Поскольку действия ничего не дают…
— …Мы найдем ее, не вставая с места? — договорил я.
— Не вставая… — эхом откликнулся Боб.
Затем, не сговариваясь, мы переглянулись и подвинулись друг к другу вплотную. Я спрятал «беретту» и обнял Боба за плечо. Юджин подхватил меня под локоть. Осталось замкнуть цепь.
— Закроем глаза… — предложил Юджин. Скрип и шорох. Свежее дыхание уходящей грозы. Гулкая морзянка сердца.
— Теперь медленно открываем и смотрим — не вдаль, не на что-то конкретное, а просто смотрим. В никуда.
— Наконец-то! — сказала Инна у меня за спиной.
Я мог бы поклясться, что никто не способен подойти ко мне незаметно ближе, чем на двадцать метров. Вокруг расстилался довольно просторный участок с редкими деревцами и мелкими группами кактусов. Но Инна стояла за спиной.
— Простите, что я вас бросила. Мне надо было посмотреть. Роби, там так здорово, ты не представляешь!
— Вот дурочка! — счастливым голосом пробасил Роберт.
И вновь у меня кольнуло под ложечкой. Что бы она ни вытворяла, парень смотрел на нее с обожанием.
Мы молчаливо сделали вид, что ничего не произошло. Пришлось скрипнуть зубами и пойти у нее на поводу. В буквальном смысле. Инка держала за руку Кона, тот — Юджина, я брел замыкающим. Через десять метров мне начало казаться, будто мы идем по сложному зигзагу. Зажмуришься — вроде бы тянемся по ровной тропке, а стоит открыть глаза, ничего ровного нет и в помине. Ни один ориентир нельзя было назвать стабильным. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть сейчас на компас. Кряжистый ноздреватый ствол, возникший слева, плавно отступал назад, по мере того как мы к нему приближались. Я решил не упускать его из поля зрения. Вцепившись в Юджина, задирал ноги и топал на ощупь. Вывернул голову, но «знакомое » дерево, точно издеваясь, спряталось за другим, и оттуда оно уже не показывалось. Выругавшись, я наметил здоровенный пень, покрытый целым ковром сомнительных, с кулинарной точки зрения, грибов. Стоило на мгновение, обходя кочку, отвести взгляд, как вместо пня поднялся поросший жесткой травой косогор… Я сдался. Это всё равно, что бороться с дождем или ветром. Приходилось признать невозможное. Мир перестал подчиняться привычным законам. Или, что еще страшнее, зрение перестало подчиняться мне.
А потом вернулся птичий крик, словно мы из глубины озера вынырнули на поверхность. В щеку с разгона ткнулась жужжащая тварь — то ли муха, то ли стрекоза. Заметно ослаб раскаленный обруч на висках, в ноздри ворвался сладкий дурманящий аромат цветов. По краю зрения всё еще продолжалось неспешное движение, но сквозь прорехи в чаще отсвечивала проплешина, похожая на ту, с которой мы погрузились в заросли. Если постараться, если идти строго на свет, не доверяя другим ориентирам, можно вырваться.
Нет, вырваться нельзя… Мы каким-то неведомым образом, без помощи ножей миновали глухие дебри и попали в следующий «коридор». Еще одна просека, поуже первой, такое впечатление, что лес сажали концентрическими кругами, нарочно оставляя прогалины. Чащоба за спиной всё так же изгибалась, охватывая кольцом площадку размером со стадион. Впереди лес ни капли не изменился, разве что стал чуть пореже.
— Здесь! — сказала Инна.
Я обернулся и понял, что сюрпризы не закончились. Юджин и Боб вытаращились в полумрак, из которого мы только что вышли. Глаза у обоих одинаково остекленели.
Над нами возвышалась голова. Примерно таких габаритов, как та, которую отыскал в степи известный сказочный персонаж.
То, что сперва показалось мне крутым подъемом холма, было на самом деле не чем иным, как сужающимся кверху каменным лбом. Бешеная растительность пробивалась сквозь грубые высокие скулы, тесанные, наверное, тысячу лет назад. Прямой нос время затянуло трехслойным узором колючего вьюна. Скорее всего, голова когда-то покоилась на широком фундаменте, но за века плиты расползлись, часть ушла глубоко в рыхлую почву, а часть вздыбилась, напоминая торосы. В результате циклопическая скульптура заметно отклонилась назад. Вдоль заросшего мхом затылка росли кривобокие деревца. От самого малого движения перспектива смещалась, фокус то отодвигался, то наползал. Примерно так выглядело старое бомбоубежище во дворе моей школы, куда мы в свое время бегали курить и с которого катались зимой на санках. Только вместо ржавой стальной двери с тяжелыми, заклинившими ручками перед нами зиял черный перекошенный провал рта.
— Замечательно придумано! — подал голос Ковальский. — Надежней места не подобрать.
— Только светлые жрецы могли приходить сюда… — Инна взобралась на горбатый выступ подбородка и присела на корточки, заглядывая в пасть исполину. — Только те, кто слышал…
Она свесила ноги внутрь. Вне сомнения, неведомые скульпторы пробивали проход высотой в человеческий рост, но многотонная громада неумолимо погружалась в землю, и теперь даже Инке пришлось согнуться, чтобы пролезть между разинутыми в гневном крике губами.
— Вернись! — окликнул Роберт. — Там змеи могут быть!
Инна послала ему воздушный поцелуй и спрыгнула в темноту.
Я почувствовал зависть. Роберт с наивной непосредственностью вернулся к роли заботливого супруга. Вернулся к той роли, которую мне не дано освоить. «Ты завидуешь, потому что не можешь позволить себе влюбиться в нее», — сказал внутренний голос. «Наверное, да», — легко согласился я. Я уже не боялся этого слова после всего, что мы перетерпели вместе; я на всё легко соглашался. Наверное, я влюбляюсь в нее, потому что иначе не объяснить, почему я здесь. Мне никто не поручал таскаться по джунглям и рисковать своей персоной. А моя персона стоит недешево, на то, чтобы сделать меня таким, ушло восемь лет и куча государственных денег.
Я почти согласен влюбиться, но я зря себя обманывал. Мне показалось, что я могу значить для одного человечка больше, чем для всех остальных. Мне так этого хотелось… Но появляется бестолковый бородатый гитарист и одним словом перечеркивает всё, чего я добивался неделей смертельного риска… Потому что, пока я кручу башкой и держу палец на курке, он боится не за себя, а за нее. Наверное, я не смогу научиться любить ее так же безоглядно, как Боб, невзирая на ту прорву крупных и мелких обманов, которые он вытерпел от нее. Невзирая на то, что не так давно мы накручивали по ее милости петли по болоту. Я представить боялся, во что превратились мои пятки и сколько слоев кожи придется содрать, чтобы вывести паразитов.
«Вот видишь, — сказал я голосу, — даже теперь я жалею себя. Нет бы прыгнуть за ней в яму вместо так называемого супруга, который ни ее, ни себя защитить не сумеет. А я стою бараном и думаю, как выберусь, если зажмут в глухой пещере с одним выходом…»
Потому что я ничего не умею, кроме этого. Все глубокие и разнообразные таланты Лиса сводятся к умению прятать себя и иногда других, спасаться бегством и уничтожать охотников любым способом.
— А ну, назад! — рявкнул я, перехватив Роберта у самого лаза. — Я пойду первым!
Внутри мы нашли золото. Даже не так. Мы ничего не искали. Оно просто там было и никого не поджидало, как в добрых сказках. В том, что мы обнаружили под склонами «бомбоубежища», не имелось и намека на возможность слащавого хэппи-энда. То, что заполняло ниши вдоль просевших каменных лестниц, нельзя было взять и унести. Это можно было пилить или откалывать. Мы нашли место, где пилил старый Пенчо. Он вынес отсюда не так уж много.
Ни змей, ни насекомых. Лишенный сквозняков воздух отдавал тиной. Наверное, именно так и должно пахнуть время. Здесь не водилось даже привычных к темноте летучих мышей. Дважды Юджин и Боб по очереди поднимались наверх, чтобы набрать мало-мальски сухой древесины для освещения.
Когда-то здесь можно было обойтись без фонарей и факелов. В двух местах сохранились узкие лазы наверх, выводящие к вершине холма, сквозь них и теперь пробивался смутный отблеск дня. Юджин походил по центральному гулкому проходу взад-вперед и сказал, что святилище выстроено аккуратно по ходу Солнца. Первые лучи восхода проникали в голову божества прямо через рот и освещали скульптуру — тоже в виде головы, — стоящую в конце первого коридора. За второй головой начинался уклон, в двух местах потолочные перекрытия треснули и частично обвалились, а под ногами хлюпала вода. Продвигаться дальше без снаряжения и прожектора отважился бы лишь безумец. Зато перед подземной скульптурой, где над сырым скользким полом возвышалось подобие столешницы, оставались те самые сквозные проходы наверх толщиной в руку. Пучки света, подобно скрещенным лучам театральных юпитеров, ложились на щербатую поверхность камня. Юджин предположил, что мы наткнулись на алтарь. Очень возможно, что Инкины кровожадные предки резали или поджаривали здесь врагов, а то и девственниц из собственного племени. Влево и вправо спускались заросшие глубоким мхом ступени. Мы кинули в глубину несколько мелких камешков, но мох поглотил звуки. Насколько глубоко уходили примитивные лестницы, мы так и не выяснили.
Параллельно главному проходу тянулись два коридора, более узких, но достигавших зато метров четырех в высоту. Вдоль коридоров, в нишах, прятались статуи. Воины с кошачьими головами, воины с головами птиц, воины с лицами, закрытыми масками. Отдельно — сидящие фигуры с нарочито женскими формами. Инна потянула нас к ближайшей нише. У двухметрового гиганта левая рука была отпилена почти по плечо, недоставало также половины копья, прижатого к бедру, и части короткой юбочки, выполненной в виде прилегающих, как черепица, пластин. Роберт без конца щелкал зажигалкой, огонек еле тлел, чад лишь добавлял рези глазам.
Я не сразу сообразил, из какого материала отлиты статуи. Поверхность благородного металла покрывал толстый слой грязи, плюс сверху почти безостановочно сочилась вода. Кошачья маска с трудом угадывалась под наслоениями лишайников и серой плесени. Я вытащил нож и поскоблил пластины на груди великана. В полной тишине это прозвучало, как скрежет зубов голодного чудовища.
Потом мы грелись наверху. Деревья и кусты продолжали плавно танцевать, но я почти уже не обращал на это внимания. Достаточно взяться втроем за руки, сесть поплотнее, и наваждение ослабевало. На ноже остались следы золотой крошки. Я открыл планшетку навигатора, вытянул из паза усик дополнительной антенны, забросил на сучок. Батарея разрядилась только наполовину, но прибор молчал.
— Спасибо, Герочка, — почти торжественно произнесла Инна.
— На здоровье. Что теперь?
— Ты всё забыл… Я же тебе говорила, что мне необходимо сюда прийти и здесь остаться.
— Ты нашла что хотела?
— Да.
— Вот это?! — Я показал через плечо на вход в подземелье. — И стоило всю дорогу мне врать?
— Ты можешь взять столько, сколько захочешь. Боги выпустят тебя.
— Добрая какая… А ему? — Я указал на Юджина. — Ему ты не предлагаешь?
— Ты же хочешь уйти, — делая вид, что не замечает моей язвительности, мягко упрекнула она. — А он не хочет.
— Куда я уйду, ты смеешься?
— Я провожу тебя к твоим друзьям. Я знаю, где они, это недалеко. А если хочешь, я выведу тебя с другой стороны, к озеру. Там есть лодки, ты уплывешь. Ты можешь стать очень богатым, Герочка. Тебе не придется больше… — она споткнулась.
Ковальский помалкивал, отвернувшись. Боб пытался высушить на солнце остатки ботинок. После того как Инна вернулась, он волочился за ней, как привязанный.
— Договаривай!
— Ну, хорошо! — вздохнула она. — Тебе не придется больше убивать людей.
— По-твоему, я убийца?
— А кто ты, Герочка? Ты можешь сказать, кто ты? — Я почувствовал, что задыхаюсь. Девчонка явно выбрала неудачный момент, чтобы меня подразнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42