Вначале я ждал, что они примутся колоть меня ножами, но они даже не попытались снять с меня скафандр. Зато они добрались до закрытых карманов и украли мой портативный боксер, стреляющий иглами с транком, самое личное оружие. Этот запрещенный боксер раздобыл мне на черном рынке Бродяга Марш, да будут к нему милосердны боги в лучшем из миров…
Они волокли меня, как пойманную на охоте дикую свинью, прикрутив за ноги и за руки к металлическому шесту. Конечностей я не чувствовал и почти не мог видеть, что происходит. Я даже дышать толком не мог и каждый миг опасался захлебнуться слюной, поскольку отказали все мышцы лица. Кажется, мой рот был открыт, но они позаботились о том, чтобы я не захлебнулся, и впихнули мне между зубов какую-то вонючую тряпку. Иногда я бился шлемом об острые углы. Я проклинал ту минуту, когда принял решение открыть забрало. Я поддался слабости, пожалел эту чертову соплюху, в результате угробил не только себя, но и ребят.
Лучше бы лесняки меня прирезали.
Сначала вокруг было совсем темно, а потом я заранее угадал, что появится свет. И свет появился, мерзавцы зажгли несколько ламп, похожих на шляпки грибов. Розовое пламя в них еле колыхалось, а гораздо позже я убедился, что это совсем не пламя и не лампы, а действительно – грибы, огромные, светящиеся поганки, до сих пор не изученные нашими учеными. Во всяком случае, нам о таких на базе не рассказывали.
Грибы осветили фантастическую картину, иначе не назовешь. На какое-то время я даже забыл, что меня волокут вниз головой, крутят и передают из рук в руки. Мои носильщики спускались вниз, все глубже и глубже погружаясь в подземные ярусы города Мясников. Они ловко перехватывали мое закукленное тело, а ниже, точно так же передавали друг другу связанных Мокрика и доктора Маори. Лесняки цеплялись за наросты и выступы, перепрыгивали с одной спиральной колонны на другую, с перевернутой узкой пирамиды соскальзывали на лесенку, обвивавшую дряхлую, потрескавшуюся сферу. Они хватались клешнями за свисающие окаменелые нити паутины, пролезали в трещины, и казалось, что движению вниз не будет конца. Грибы то еле освещали пространство в пяти футах вокруг нас, то, внезапно, розовый свет разливался далеко и даже резал глаза.
В неровных сполохах пламени порой отражались чьи-то глаза. Шустрые торопливые тени прятались в расщелинах. Однажды мне показалось, как длинное чешуйчатое тело легко скользит среди изгибов бурых нитей, плавно взмахивая конечностями, подозрительно похожими на плавники. В другой раз я увидел целую колонию полупрозрачных существ, похожих на слепых летучих мышей. Они раскачивались, слепившись в огромный живой кокон, укрепленный между трех неровных, бугристых балок. Только вблизи, когда стук упавшего камня заставил слепых хищников расцепить объятия, открылось жуткое нутро их кипящего роя. Твари обгладывали человеческий труп, доведя его уже до состояния блестящего скелета. Я представил себе, каких усилий стоило малюткам приволочь мертвеца так глубоко.
Мрак наваливался со всех сторон, но постепенно мне стало казаться, будто с одной стороны волнами накатывается голубоватое свечение. К сожалению, не было сил самому повернуть голову в нужном направлении; яд лесняков полностью парализовал все мышцы. Я подумал, что мы пробрались тайной тропой и снова выходим на поверхность, вдали от города, и этот слабый свет дает вечернее небо. Но очень скоро я убедился, что светится вовсе не небо…
Подземный город походил на густую лесную чащу, только вместо деревьев сплетались и путались между собой сложные неорганические конструкции. Меня не оставляло ощущение, что вектор гравитации постоянно меняется. То над моей болтающейся головой нависали бесконечные ветвящиеся кораллы, то лес походил на тысячи свисающих сосулек, то шпили замирали, выпустив множество мелких плоских отростков, по которым легко прыгали наши конвоиры.
Ручаюсь, что так глубоко не забирались даже наши геологи. Как-то мне почудилось, что далеко наверху блеснул кристаллический бур, на котором держится платформа комбината. Постепенно толстые шпили и изогнутые колонны сменились более нежными и тонкими конструкциями; порой кто-то из лесняков пробирался далеко вперед, чтобы проверить надежность пути, весь караван в таких случаях замирал. Становилось все холоднее, накатывал запах стоялой воды, и все ярче разгоралось голубоватое свечение.
Действие яда ослабевало. Мое лицо горело, будто по щекам провели пламенем из открытой горелки, и с каждой минутой жар усиливался. Постепенно к губам вернулась чувствительность, а затем я начал ощущать обе иглы, воткнувшиеся в щеку и шею.
Наступил момент, когда караван остановился. Кто-то крепко пережал мне горло, а лесняки быстренько потушили грибы. Я догадался, что они встретили кого-то неприятного и боятся, что я их могу выдать. Перед тем как они задули свои светильники, я сумел разглядеть вторую группу, тащившую связанных Мокрика и Маори. Бауэра я в тот момент снова не заметил.
– Откроешь пасть – вырежу твой гадкий язык, – прошептали возле моего уха, щеки коснулось зазубренное костяное лезвие. Я узнал нож, эти потрясающие по своей крепости и изяществу поделки производили жители города Псов. Кость донных ящеров, ее не сломать даже зажав в стальных клещах. Я узнал говорившего – это был тот жабообразный тип, у которого вечно вываливался на щеку левый глаз.
Несколько секунд я старательно переваривал его простейшую фразу. За лесняка говорил декодер, выкрученный на минимальную громкость. У этого дикаря, явно не имевшего ничего общего с научной программой Бюро развития, за ухом поблескивала пластинка декодера! Совершенно очевидно, что декодер либо похищен, либо снят с одного из немногих лояльных к поселенцам горожан. Мне вспомнились леденящие рассказы из истории города Шакалов – там горожане жестоко растерзали своих же достойных представителей, которым в Бюро развития подключили декодеры.
Но это время давно прошло, к декодерам привыкли, во всяком случае – в городах. Без них невозможно общаться, эта маленькая, почти невесомая пластина свободно переводит с шестнадцати наречий Беты Морганы, и с каждой неделей лингвисты добавляют в память процессора новые расшифрованные языки.
Итак, покрытый струпьями и вшами дикарь, выбравшийся из гнойных болот, сумел нацепить и правильно подключить сложнейшее электронное устройство!
Довольно долго я лежал в неудобной позе, в полном мраке, чувствуя смертельное костяное острие возле горла и вдыхая влажное дыхание воды. Очень близко передвигалось крупное живое существо, я слышал биение его медлительного сердца. Существо испытывало сильный голод, оно чуяло нас и сердилось, что не может нами поужинать. Что-то ему мешало. Возможно, лесняки использовали отпугивающие запахи, которых я не ощущал.
Наконец, враг уплыл, рука, сжимавшая мое горло, ослабла, меня перевернули, и…
Я испытал очередное потрясение. Оказывается, светилось подземное море, на берегу которого бросили нас с Маори. В двух шагах плескалось маслянистое, иссиня-черное зеркало, из него кое-где торчали арки и колонны. Дальний берег терялся во мгле, но на расстоянии нескольких дюймов от поверхности воды, в глубине перемещались мириады светящихся голубых пузырьков. Но самое удивительное состояло в том, что поверхность моря относительно меня стояла почти перпендикулярно. Или я относительно моря.
Я сделал попытку сесть, но яд еще действовал. Маори слабо улыбнулась из своей сети. Мы встретились глазами. Кажется, она пыталась мне что-то сказать, но язык ей пока не подчинялся. Я поражался хладнокровию этой дамочки от науки; она, очевидно, не сознавала, что с нас могут заживо содрать кожу и набить чучела, как это проделали с первыми поселенцами в лощине Девственниц. Впрочем, мне самому не стоило слишком нагнетать обстановку, и я, не знаю, насколько искренне это получилось, но сотворил ответную улыбку.
Подземное море покачивалось над нами, как холодный театральный занавес, голубые огни плясали, кружась в сложных хороводах и снова распадаясь. Лесняки собрались в сторонке, нас сторожил только один худосочный подросток, с удивительно большими ступнями, похожими на ласты. Когда он присел, чтобы развернуть тряпицу на своем светящемся грибе, я хорошо разглядел его шею и затылок. Декодера зеленокожий юнец не носил, зато за ухом у него отчетливо виднелась жаберная щель.
– Во… Вол-карь… – по складам прохрипела Маори Бирк. – Это же серые га… галма.
Серые галма. Что-то я слышал, но если честно, я никогда не страдал лишним интересом к антропологии. Кажется, так умники из академии окрестили одно из загадочных племен, отказавшихся от контакта с нами. Вроде бы эти самые серые галма жили в низинных лесах, полностью затопленных водой. В таком случае, ничего удивительного, что у паренька ноги, как ласты, и жабры выросли. Удивительно другое – когда зеленые лесняки сумели сговориться с водоплавающими, ведь болота серых галма отсюда в сотнях миль…
Юнец с жабрами посмотрел на меня, как на дохлую личинку, без интереса и без удовольствия. Бережно поставил рядом светящийся гриб и уселся в сторонке.
– Волкарь, там це… це… – Маори откинулась без сил.
Дальше она говорить внятно не смогла, то ли подавилась слюной, то ли собственным языком. Зато сумела вывернуть подбородок и лежа покивала подбородком куда-то в темноту.
Цезерий.
Впервые за полгода пребывания на Бете я так близко увидел то, ради чего дрались добывающие корпорации Тесея. Мы забрались на глубину верхнего горизонта залегания руды. Цезериевая руда походила на мелкое крошево из оплавленного стекла, с редкими желтыми вкраплениями.
Настоящие горы цезерия. Подножие горы начиналось у самого берега светящегося моря, а вершина терялась во мраке. И дальше – цезерий, всюду он, миллиарды фунтов первоклассного сырья для производства процессоров и сверхъемких батарей, без которых не могут существовать дрейфующие станции, грузовые корабли, а главное – без которого не могут вкалывать наши любимые гибридные эмбрионы, так кстати взвалившие на себя весь физический труд.
Первоклассный цезерий. Смысл и цель нашего пребывания на этой проклятой планете.
– Как твое имя, солдат?
Я поднял глаза. Трое. Сгорбленный старикашка, увешанный сушеными ушами. Похожая на утку, покрытая бородавками тетка, в обхвате в три раза толще старика. Хмурый серокожий мужик, заросший бородой до самых глаз, похожий даже повадками на медведя. В волосатой ручище «медведь» легко покачивал мою картечницу.
– Се… селен, – ответ дался мне на удивление легко. Я решил, что не стану их злить, а пойду на контакт. Раз они не убили нас сразу, вполне вероятно, что удастся разведать, где их база, а может быть, даже узнать, где они скрывают дезертиров. Все это я обдумал еще раньше и решил проявить максимум лояльности. Конечно же, не из робости.
Все трое имели за ухом по декодеру.
– Ты среди них главный?
– Де… декурион.
– Селен – это у вас такие клички, это нам известно. Как твое настоящее имя?
– Во… Во… Волкарь.
– Триньси, дай ему воды, у него глотка сухая.
Старуха поднесла к моим губам бурдюк с кисловатой теплой водой. Кажется, я вполне сносно сделал несколько глотков.
– Волкарь… – декодер выдавил мое имя не совсем правильно, с характерным для машины замедлением гласных. Декодеры вообще слишком четко отделяют слова друг от друга, в результате кажется, будто собеседник засылает. Я старательно слушал перевод, поэтому так и не уловил, на каком из языков леса болтает старикан.
– Мы не убили вас, потому что вы спасли девочку, – старик сразу же расставил все по местам, чтобы у меня не осталось сомнений. – Вы люди с разделенной душой, одна половина вашей души не знает, что происходит с другой. Поэтому вас можно пожалеть. Вас отвезет ласковая агхра. Ласковая агхра отвезет вас туда, откуда одна дорога… Ты хочешь спросить? – старик повернулся к Маори.
– Что значит «одна дорога»? – уже почти не заикаясь, произнесла доктор. – Вы намерены убить нас в честь бога Кех-ке?
Я мысленно ей поаплодировал. Доктор Маори Бирк до последнего дыхания продолжала свою работу.
– Нет, нет, – беззвучно захохотал старик, но тут же резко оборвал свой смех. – Старшему богу не нужны ваши жизни. Скажи мне, солдат Волкарь, зачем вы спасли девочку? Скажи честно. Мои друзья колеблются. Некоторые предлагают не брать вас всех четверых с собой, а отдать мальчику из племени серых галма.
Я скосил глаза на щуплую фигурку, понуро сгорбившуюся у самой воды. Грибы светили то ярче, то слабее, уродливые тени лесняков вытягивались и сокращались.
Что-то поднималось к нам из холодных мерцающих глубин. Что-то гораздо крупнее недавнего хищника, из-за которого берегли свет. Я подумал, стоит ли предупреждать лесняков о новой угрозе, или лучше промолчать?
– Мы спасли девочку, потому что… потому что такова наша культура поведения. Таковы наши этические принципы – спасать детей в минуту опасности.
– Этические принципы… – Старик вздохнул, присел рядом на корточки и положил узловатую ладонь мне на лоб. От него остро разило какой-то травой и отсыревшей одеждой. Разношерстные родственнички тихо шептались у него за спиной, предварительно выключив свои декодеры. – Ты не врешь, солдат Вол-карь. Возможно, мы позже пожалеем, но сегодня мы решили так. Мы поможем вам собраться воедино.
Старик заговорил со своими соплеменниками.
– Маори, вы слышали?
– Да. Кажется, нас не убьют.
– Маори, что значит «собраться воедино»? Вы слышали когда-нибудь это выражение?
– Первый раз… Может, это декодер так переводит?
Я не стал спорить. Я снова слушал глубину. Колоссальное существо прекратило подъем и замерло где-то совсем рядом, недалеко от поверхности. Лесняки продолжали совещаться. Наконец, сморщенный старичок махнул рукой. Дюжие парни подхватили сеть, в которую я был завернут. К огромному моему изумлению, сморщенный старик первый шагнул в мерцающую воду. И тут же погрузился по пояс. Парни двинулись следом.
– Где вы взяли декодеры? – не удержалась доктор Маори.
– Нашего друга исследовали в поселении, которое вы называете городом Висельников, – охотно пояснил жабоголовый. – Белые думали, что исследуют его, а он исследовал белых.
Жабоголовый противно хихикнул, придерживая выпадающий глаз.
– Командир, ты только взгляни… – настиг меня слабый голос Мокрика. – Там, впереди…
Я предпринял нечеловеческое усилие, чтобы вывернуть непослушную шею в указанном направлении. Вначале я разглядел ворочающегося в путах Бауэра. У него на спине с важным видом сидела недавно спасенная девчонка, в левой руке она держала здоровенный гриб, обросший светящейся бахромой. В правой сжимала кусок чьей-то выбеленной ветрами челюсти с рядом загнутых зубов и тыкала этой челюстью Бауэра в бок, стоило ему пошевелиться. Мокрика уже несли, он раскачивался, его маленькая голова билась изнутри о шлем скафандра.
Но я смотрел не на Мокрика.
Подземное озеро покрылось рябью, носильщики высоко подняли свои смешные биофонари. Голубые искры заплясали на кривых шпилях, окружавших берег, ответно желтыми бликами вспыхнула цезериевая руда.
Из воды показалась голова ящера. Таких крупных я еще не видел. Вероятно, тварь была длиннее стадиона, но точно размеры определить было невозможно. Я видел только исполинскую голову, плоскую, покрытую желтоватыми пластинами безглазую морду, серые губы, с которых лились потоки воды. Настоящий донный ящер! Уж этот-то точно никогда не всплывал на поверхность.
– Волкарь, вы видели? Видели? Венера верила в это, но ее не слушали! Каверны под городом связаны подземными реками с морем Сна, которое лежит ниже уровня океана! Вы видели, какие формы здесь выживают? Это совершенно отдельный срез биоценоза! Вы видели, у него даже передние лапы не сформировались? – едва ли не в восторге повторяла доктор Маори. Кажется, ее вовсе не смущало, что лекцию приходится читать, будучи подвешенной вниз головой. – Мокрик, вы видите?..
Ящер разинул пасть и поплыл в нашу сторону. Сотни галлонов светящейся воды с громким журчанием выливались между его зубов. Первой достигла исполинской морды утиноголовая тетка с топором за спиной. Она ловко взобралась по скошенному подбородку к губе ящера и… спрыгнула внутрь, прямо в пасть.
– О нет, спаси нас Гера, – где-то недалеко простонал Бауэр.
– Это потрясающе, просто здорово! – в ответ пропела Маори. – Волкарь, эта громадина повезет нас, представляете?
Я совершенно не представлял, как можно управлять этой слепой, безмозглой махиной, как можно ее уговорить не сглатывать, не закрывать рот и не пить воду. Но лесняки вели себя совершенно естественно. Они втащили нас поочередно в пасть гиганта и довольно бесцеремонно сложили рядком, вплотную к десне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Они волокли меня, как пойманную на охоте дикую свинью, прикрутив за ноги и за руки к металлическому шесту. Конечностей я не чувствовал и почти не мог видеть, что происходит. Я даже дышать толком не мог и каждый миг опасался захлебнуться слюной, поскольку отказали все мышцы лица. Кажется, мой рот был открыт, но они позаботились о том, чтобы я не захлебнулся, и впихнули мне между зубов какую-то вонючую тряпку. Иногда я бился шлемом об острые углы. Я проклинал ту минуту, когда принял решение открыть забрало. Я поддался слабости, пожалел эту чертову соплюху, в результате угробил не только себя, но и ребят.
Лучше бы лесняки меня прирезали.
Сначала вокруг было совсем темно, а потом я заранее угадал, что появится свет. И свет появился, мерзавцы зажгли несколько ламп, похожих на шляпки грибов. Розовое пламя в них еле колыхалось, а гораздо позже я убедился, что это совсем не пламя и не лампы, а действительно – грибы, огромные, светящиеся поганки, до сих пор не изученные нашими учеными. Во всяком случае, нам о таких на базе не рассказывали.
Грибы осветили фантастическую картину, иначе не назовешь. На какое-то время я даже забыл, что меня волокут вниз головой, крутят и передают из рук в руки. Мои носильщики спускались вниз, все глубже и глубже погружаясь в подземные ярусы города Мясников. Они ловко перехватывали мое закукленное тело, а ниже, точно так же передавали друг другу связанных Мокрика и доктора Маори. Лесняки цеплялись за наросты и выступы, перепрыгивали с одной спиральной колонны на другую, с перевернутой узкой пирамиды соскальзывали на лесенку, обвивавшую дряхлую, потрескавшуюся сферу. Они хватались клешнями за свисающие окаменелые нити паутины, пролезали в трещины, и казалось, что движению вниз не будет конца. Грибы то еле освещали пространство в пяти футах вокруг нас, то, внезапно, розовый свет разливался далеко и даже резал глаза.
В неровных сполохах пламени порой отражались чьи-то глаза. Шустрые торопливые тени прятались в расщелинах. Однажды мне показалось, как длинное чешуйчатое тело легко скользит среди изгибов бурых нитей, плавно взмахивая конечностями, подозрительно похожими на плавники. В другой раз я увидел целую колонию полупрозрачных существ, похожих на слепых летучих мышей. Они раскачивались, слепившись в огромный живой кокон, укрепленный между трех неровных, бугристых балок. Только вблизи, когда стук упавшего камня заставил слепых хищников расцепить объятия, открылось жуткое нутро их кипящего роя. Твари обгладывали человеческий труп, доведя его уже до состояния блестящего скелета. Я представил себе, каких усилий стоило малюткам приволочь мертвеца так глубоко.
Мрак наваливался со всех сторон, но постепенно мне стало казаться, будто с одной стороны волнами накатывается голубоватое свечение. К сожалению, не было сил самому повернуть голову в нужном направлении; яд лесняков полностью парализовал все мышцы. Я подумал, что мы пробрались тайной тропой и снова выходим на поверхность, вдали от города, и этот слабый свет дает вечернее небо. Но очень скоро я убедился, что светится вовсе не небо…
Подземный город походил на густую лесную чащу, только вместо деревьев сплетались и путались между собой сложные неорганические конструкции. Меня не оставляло ощущение, что вектор гравитации постоянно меняется. То над моей болтающейся головой нависали бесконечные ветвящиеся кораллы, то лес походил на тысячи свисающих сосулек, то шпили замирали, выпустив множество мелких плоских отростков, по которым легко прыгали наши конвоиры.
Ручаюсь, что так глубоко не забирались даже наши геологи. Как-то мне почудилось, что далеко наверху блеснул кристаллический бур, на котором держится платформа комбината. Постепенно толстые шпили и изогнутые колонны сменились более нежными и тонкими конструкциями; порой кто-то из лесняков пробирался далеко вперед, чтобы проверить надежность пути, весь караван в таких случаях замирал. Становилось все холоднее, накатывал запах стоялой воды, и все ярче разгоралось голубоватое свечение.
Действие яда ослабевало. Мое лицо горело, будто по щекам провели пламенем из открытой горелки, и с каждой минутой жар усиливался. Постепенно к губам вернулась чувствительность, а затем я начал ощущать обе иглы, воткнувшиеся в щеку и шею.
Наступил момент, когда караван остановился. Кто-то крепко пережал мне горло, а лесняки быстренько потушили грибы. Я догадался, что они встретили кого-то неприятного и боятся, что я их могу выдать. Перед тем как они задули свои светильники, я сумел разглядеть вторую группу, тащившую связанных Мокрика и Маори. Бауэра я в тот момент снова не заметил.
– Откроешь пасть – вырежу твой гадкий язык, – прошептали возле моего уха, щеки коснулось зазубренное костяное лезвие. Я узнал нож, эти потрясающие по своей крепости и изяществу поделки производили жители города Псов. Кость донных ящеров, ее не сломать даже зажав в стальных клещах. Я узнал говорившего – это был тот жабообразный тип, у которого вечно вываливался на щеку левый глаз.
Несколько секунд я старательно переваривал его простейшую фразу. За лесняка говорил декодер, выкрученный на минимальную громкость. У этого дикаря, явно не имевшего ничего общего с научной программой Бюро развития, за ухом поблескивала пластинка декодера! Совершенно очевидно, что декодер либо похищен, либо снят с одного из немногих лояльных к поселенцам горожан. Мне вспомнились леденящие рассказы из истории города Шакалов – там горожане жестоко растерзали своих же достойных представителей, которым в Бюро развития подключили декодеры.
Но это время давно прошло, к декодерам привыкли, во всяком случае – в городах. Без них невозможно общаться, эта маленькая, почти невесомая пластина свободно переводит с шестнадцати наречий Беты Морганы, и с каждой неделей лингвисты добавляют в память процессора новые расшифрованные языки.
Итак, покрытый струпьями и вшами дикарь, выбравшийся из гнойных болот, сумел нацепить и правильно подключить сложнейшее электронное устройство!
Довольно долго я лежал в неудобной позе, в полном мраке, чувствуя смертельное костяное острие возле горла и вдыхая влажное дыхание воды. Очень близко передвигалось крупное живое существо, я слышал биение его медлительного сердца. Существо испытывало сильный голод, оно чуяло нас и сердилось, что не может нами поужинать. Что-то ему мешало. Возможно, лесняки использовали отпугивающие запахи, которых я не ощущал.
Наконец, враг уплыл, рука, сжимавшая мое горло, ослабла, меня перевернули, и…
Я испытал очередное потрясение. Оказывается, светилось подземное море, на берегу которого бросили нас с Маори. В двух шагах плескалось маслянистое, иссиня-черное зеркало, из него кое-где торчали арки и колонны. Дальний берег терялся во мгле, но на расстоянии нескольких дюймов от поверхности воды, в глубине перемещались мириады светящихся голубых пузырьков. Но самое удивительное состояло в том, что поверхность моря относительно меня стояла почти перпендикулярно. Или я относительно моря.
Я сделал попытку сесть, но яд еще действовал. Маори слабо улыбнулась из своей сети. Мы встретились глазами. Кажется, она пыталась мне что-то сказать, но язык ей пока не подчинялся. Я поражался хладнокровию этой дамочки от науки; она, очевидно, не сознавала, что с нас могут заживо содрать кожу и набить чучела, как это проделали с первыми поселенцами в лощине Девственниц. Впрочем, мне самому не стоило слишком нагнетать обстановку, и я, не знаю, насколько искренне это получилось, но сотворил ответную улыбку.
Подземное море покачивалось над нами, как холодный театральный занавес, голубые огни плясали, кружась в сложных хороводах и снова распадаясь. Лесняки собрались в сторонке, нас сторожил только один худосочный подросток, с удивительно большими ступнями, похожими на ласты. Когда он присел, чтобы развернуть тряпицу на своем светящемся грибе, я хорошо разглядел его шею и затылок. Декодера зеленокожий юнец не носил, зато за ухом у него отчетливо виднелась жаберная щель.
– Во… Вол-карь… – по складам прохрипела Маори Бирк. – Это же серые га… галма.
Серые галма. Что-то я слышал, но если честно, я никогда не страдал лишним интересом к антропологии. Кажется, так умники из академии окрестили одно из загадочных племен, отказавшихся от контакта с нами. Вроде бы эти самые серые галма жили в низинных лесах, полностью затопленных водой. В таком случае, ничего удивительного, что у паренька ноги, как ласты, и жабры выросли. Удивительно другое – когда зеленые лесняки сумели сговориться с водоплавающими, ведь болота серых галма отсюда в сотнях миль…
Юнец с жабрами посмотрел на меня, как на дохлую личинку, без интереса и без удовольствия. Бережно поставил рядом светящийся гриб и уселся в сторонке.
– Волкарь, там це… це… – Маори откинулась без сил.
Дальше она говорить внятно не смогла, то ли подавилась слюной, то ли собственным языком. Зато сумела вывернуть подбородок и лежа покивала подбородком куда-то в темноту.
Цезерий.
Впервые за полгода пребывания на Бете я так близко увидел то, ради чего дрались добывающие корпорации Тесея. Мы забрались на глубину верхнего горизонта залегания руды. Цезериевая руда походила на мелкое крошево из оплавленного стекла, с редкими желтыми вкраплениями.
Настоящие горы цезерия. Подножие горы начиналось у самого берега светящегося моря, а вершина терялась во мраке. И дальше – цезерий, всюду он, миллиарды фунтов первоклассного сырья для производства процессоров и сверхъемких батарей, без которых не могут существовать дрейфующие станции, грузовые корабли, а главное – без которого не могут вкалывать наши любимые гибридные эмбрионы, так кстати взвалившие на себя весь физический труд.
Первоклассный цезерий. Смысл и цель нашего пребывания на этой проклятой планете.
– Как твое имя, солдат?
Я поднял глаза. Трое. Сгорбленный старикашка, увешанный сушеными ушами. Похожая на утку, покрытая бородавками тетка, в обхвате в три раза толще старика. Хмурый серокожий мужик, заросший бородой до самых глаз, похожий даже повадками на медведя. В волосатой ручище «медведь» легко покачивал мою картечницу.
– Се… селен, – ответ дался мне на удивление легко. Я решил, что не стану их злить, а пойду на контакт. Раз они не убили нас сразу, вполне вероятно, что удастся разведать, где их база, а может быть, даже узнать, где они скрывают дезертиров. Все это я обдумал еще раньше и решил проявить максимум лояльности. Конечно же, не из робости.
Все трое имели за ухом по декодеру.
– Ты среди них главный?
– Де… декурион.
– Селен – это у вас такие клички, это нам известно. Как твое настоящее имя?
– Во… Во… Волкарь.
– Триньси, дай ему воды, у него глотка сухая.
Старуха поднесла к моим губам бурдюк с кисловатой теплой водой. Кажется, я вполне сносно сделал несколько глотков.
– Волкарь… – декодер выдавил мое имя не совсем правильно, с характерным для машины замедлением гласных. Декодеры вообще слишком четко отделяют слова друг от друга, в результате кажется, будто собеседник засылает. Я старательно слушал перевод, поэтому так и не уловил, на каком из языков леса болтает старикан.
– Мы не убили вас, потому что вы спасли девочку, – старик сразу же расставил все по местам, чтобы у меня не осталось сомнений. – Вы люди с разделенной душой, одна половина вашей души не знает, что происходит с другой. Поэтому вас можно пожалеть. Вас отвезет ласковая агхра. Ласковая агхра отвезет вас туда, откуда одна дорога… Ты хочешь спросить? – старик повернулся к Маори.
– Что значит «одна дорога»? – уже почти не заикаясь, произнесла доктор. – Вы намерены убить нас в честь бога Кех-ке?
Я мысленно ей поаплодировал. Доктор Маори Бирк до последнего дыхания продолжала свою работу.
– Нет, нет, – беззвучно захохотал старик, но тут же резко оборвал свой смех. – Старшему богу не нужны ваши жизни. Скажи мне, солдат Волкарь, зачем вы спасли девочку? Скажи честно. Мои друзья колеблются. Некоторые предлагают не брать вас всех четверых с собой, а отдать мальчику из племени серых галма.
Я скосил глаза на щуплую фигурку, понуро сгорбившуюся у самой воды. Грибы светили то ярче, то слабее, уродливые тени лесняков вытягивались и сокращались.
Что-то поднималось к нам из холодных мерцающих глубин. Что-то гораздо крупнее недавнего хищника, из-за которого берегли свет. Я подумал, стоит ли предупреждать лесняков о новой угрозе, или лучше промолчать?
– Мы спасли девочку, потому что… потому что такова наша культура поведения. Таковы наши этические принципы – спасать детей в минуту опасности.
– Этические принципы… – Старик вздохнул, присел рядом на корточки и положил узловатую ладонь мне на лоб. От него остро разило какой-то травой и отсыревшей одеждой. Разношерстные родственнички тихо шептались у него за спиной, предварительно выключив свои декодеры. – Ты не врешь, солдат Вол-карь. Возможно, мы позже пожалеем, но сегодня мы решили так. Мы поможем вам собраться воедино.
Старик заговорил со своими соплеменниками.
– Маори, вы слышали?
– Да. Кажется, нас не убьют.
– Маори, что значит «собраться воедино»? Вы слышали когда-нибудь это выражение?
– Первый раз… Может, это декодер так переводит?
Я не стал спорить. Я снова слушал глубину. Колоссальное существо прекратило подъем и замерло где-то совсем рядом, недалеко от поверхности. Лесняки продолжали совещаться. Наконец, сморщенный старичок махнул рукой. Дюжие парни подхватили сеть, в которую я был завернут. К огромному моему изумлению, сморщенный старик первый шагнул в мерцающую воду. И тут же погрузился по пояс. Парни двинулись следом.
– Где вы взяли декодеры? – не удержалась доктор Маори.
– Нашего друга исследовали в поселении, которое вы называете городом Висельников, – охотно пояснил жабоголовый. – Белые думали, что исследуют его, а он исследовал белых.
Жабоголовый противно хихикнул, придерживая выпадающий глаз.
– Командир, ты только взгляни… – настиг меня слабый голос Мокрика. – Там, впереди…
Я предпринял нечеловеческое усилие, чтобы вывернуть непослушную шею в указанном направлении. Вначале я разглядел ворочающегося в путах Бауэра. У него на спине с важным видом сидела недавно спасенная девчонка, в левой руке она держала здоровенный гриб, обросший светящейся бахромой. В правой сжимала кусок чьей-то выбеленной ветрами челюсти с рядом загнутых зубов и тыкала этой челюстью Бауэра в бок, стоило ему пошевелиться. Мокрика уже несли, он раскачивался, его маленькая голова билась изнутри о шлем скафандра.
Но я смотрел не на Мокрика.
Подземное озеро покрылось рябью, носильщики высоко подняли свои смешные биофонари. Голубые искры заплясали на кривых шпилях, окружавших берег, ответно желтыми бликами вспыхнула цезериевая руда.
Из воды показалась голова ящера. Таких крупных я еще не видел. Вероятно, тварь была длиннее стадиона, но точно размеры определить было невозможно. Я видел только исполинскую голову, плоскую, покрытую желтоватыми пластинами безглазую морду, серые губы, с которых лились потоки воды. Настоящий донный ящер! Уж этот-то точно никогда не всплывал на поверхность.
– Волкарь, вы видели? Видели? Венера верила в это, но ее не слушали! Каверны под городом связаны подземными реками с морем Сна, которое лежит ниже уровня океана! Вы видели, какие формы здесь выживают? Это совершенно отдельный срез биоценоза! Вы видели, у него даже передние лапы не сформировались? – едва ли не в восторге повторяла доктор Маори. Кажется, ее вовсе не смущало, что лекцию приходится читать, будучи подвешенной вниз головой. – Мокрик, вы видите?..
Ящер разинул пасть и поплыл в нашу сторону. Сотни галлонов светящейся воды с громким журчанием выливались между его зубов. Первой достигла исполинской морды утиноголовая тетка с топором за спиной. Она ловко взобралась по скошенному подбородку к губе ящера и… спрыгнула внутрь, прямо в пасть.
– О нет, спаси нас Гера, – где-то недалеко простонал Бауэр.
– Это потрясающе, просто здорово! – в ответ пропела Маори. – Волкарь, эта громадина повезет нас, представляете?
Я совершенно не представлял, как можно управлять этой слепой, безмозглой махиной, как можно ее уговорить не сглатывать, не закрывать рот и не пить воду. Но лесняки вели себя совершенно естественно. Они втащили нас поочередно в пасть гиганта и довольно бесцеремонно сложили рядком, вплотную к десне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37