Короче, мой диагноз очень простой. Это не глюк, не дрессированные птицы с болот, и даже не каприз! Похоже, кто-то исследует, как долго мы протянем…
Я открыл рот и снова закрыл. Потому что… Кто их разберет, чем занимались тут умники из академии? Что они тут делали, на Бете Морганы, помимо добычи цезерия? Наверняка, они тоже были уверены, что несут свет, а чем все закончилось?
Экспериментаторы…
Я устал ждать, пока охранные системы комбината просветят нас своими лучами. Наконец, последнее чистящее средство навело глянец на наших скафандрах и словно нехотя, отъехала створка внутреннего люка.
Перед нами расстилался уютный холл, выдержанный в светлых пастельных тонах. На стенах – картины, на полу – мягкий ковер. Диваны, зеленые огоньки трех рабочих лифтов, подсвеченные указатели лестниц, изящная стойка администратора. Над стойкой – шесть объемных светящихся экранов, на которых постоянно менялись изображения помещений. Я успел увидеть внешний шлюз и дымящийся шагатель с погибшим клибанарием посреди аллеи.
– Командир, здесь нормальный воздух. Можно снять шлем? Вся рожа потная, – пожаловался Деревянный.
– Разрешаю, – ответил я. – Бауэр, проверь лестницы, Деревянный – следи за лифтами, Мокрик – посмотри за стойкой.
Бауэр ушел влево. В углу холла, за диафрагмами лифтов, находились две самые обычные двери, ведущие на лестницы.
– Отрыжка кита… – поперхнулся Мокрик. – Господин декурион, тут такое…
Мы не могли увидеть это сразу. Под стойкой администратора, обняв ножку своего вращающегося кресла, скорчилась мертвая девушка в комбинезоне охраны. В нее никто не стрелял и никто не выклевывал ей мозги. У охранницы даже не отняли штатное оружие. Я не сразу понял, что с ней случилось.
– Селен, ее сломали пополам. У нее позвоночник торчит сзади…
– Не трогай ее. И прекрати меня звать по уставу. Называй меня Волкарь, понял? Уже можно, младший стрелок.
– Ясно, гос.. Волкарь. Волкарь, смотри, тут все на месте. Сигареты, часы, ключи от процессоров…
– Да-а… – протянул Бауэр. – Видимо, тот, кто это натворил, не нуждался в ключах.
– Эй, что там у вас? – издалека спросил Хобот. – Мы нашли госпиталь, все тихо.
– У нас порядок, – сказал я. – А ну-ка, замолчите все.
Я следил за сменой картинок на экранах и надеялся услышать хоть кого-то из третьей декурии. Хоть один голос. Картинки безучастно менялись.
Пустые лестничные клетки.
Пустые диспетчерские.
Пустые лифты.
У меня складывалось впечатление, будто мы отстали от времени. Вторая и третья декурия начали операцию позже нас, но каким-то образом мы шли по их следам. По следам мертвецов.
– Мокрик, проверь – с этого рабочего места можно войти в местную сеть?
– Командир, на обеих лестницах – чисто, – доложил Бауэр. – Но тут есть кое-что… Посмотри сам.
– Чуть позже.
Тот, кто угробил девушку-администратора, был не только силен, как портовый кран, но еще и дьявольски быстр. До сих пор мы справлялись легко, если не считать бедного Рыбу. Справлялись, потому что реакция обученного легионера в три раза выше реакции среднего человека.
Но этот парень, ломающий позвоночники, мне не нравился.
– Командир, руку не чувствую, – пожаловался Гвоздь.
– Потерпи, сейчас тебя починят.
– Селен, Селен, слышите меня? – ни с того ни с сего в эфире объявился центурион.
– Я – Селен. Находимся в научном центре комбината… Медь, ты слышишь? Медь?!
– В сеть я вошел, – пальцы Мокрика быстро поглаживали шары клавиатуры. – Командир, тут все локальные узлы наперебой кричат о сбоях систем. Перегревы, остановки вентиляторов, прорывы воды…
– Это нас не касается. Запроси о наличии живых людей в здании!
– Селен, это Медь! Слышишь меня?! Бросай комбинат, иди на соединение со второй декурией. Они попали в засаду… азимут… Приказываю… на аллею Полковников…
– Второй декурии больше нет, – отозвался я.
– Селен, не слышу! Селен, что ты говоришь?..
– Вас понял, направление – аллея Полковников, – подтвердил я и выключил дальнюю связь.
Бауэр и Деревянный переглянулись.
– Госпо… Командир, здешняя система не разбирает, живые люди или нет, – поднял глаза Мокрик. – Она может искать по двум критериям – или маячки, вшитые в браслеты, или датчики движения. Если судить по маячкам, то в этом корпусе находятся десять человек. Но они не обязательно живы.
– А нас система видит?
– Да, нас она выводит со значком «гость», без личного номера.
– Значит, кроме нас – еще где-то шестеро.
Мои парни, как завороженные, уставились на экраны внутреннего слежения.
Пустые пролеты металлических лестниц.
Пустые коридоры.
Пустой монорельсовый вагон.
Пустая библиотека.
– Мокрик, теперь проверь по датчикам движения.
Я уже догадывался, что он скажет. Еще до того, как на центральном экране начал плавное вращение полупрозрачный костяк научного корпуса, я знал, что цифры не сойдутся.
– О, дьявол! Командир, в холле четверо, это мы. Кроме нас еще двенадцать движущихся объектов… Нет, тринадцать. Из них только четверо сопровождаются личной информацией, имена, номера и все такое…
– Это значит?..
– Волкарь, ты должен это видеть, – Бауэр придерживал ногой дверь, ведущую на лестницу.
Я выглянул. Двумя пролетами ниже, под уровнем аллеи Полковников, располагались технологические этажи научного центра. Стальная стена там была разворочена, пролет лестницы болтался, повиснув на перилах. Сквозь здоровенную дыру вполне мог пролезть шагатель. С той стороны дыры виднелись рельсы и груда рассыпанных ящиков.
Все понятно. А мы, идиоты, мылись в шлюзе, пока сквозь пролом входил и выходил кто угодно. В то же время я прекрасно понимал, что хилые туземцы, которые не могли вскрыть даже консервную банку, не смогли бы пробраться на комбинат.
– Это значит, командир, – Бауэр ухмыльнулся и взвалил на плечо огнемет, – что девять подвижных объектов – не люди.
41
ДОМИК У МОРЯ
Мужчина любит игры и опасность, поэтому ему нужна женщина как самая опасная игрушка.
Ф. Ницше
…Слева песок и справа – песок, изумительного золотого оттенка. Он просачивается сквозь пальцы и смеется тысячами крошечных золотых улыбок. Песок обнимается с лазурной морской гладью, до самого горизонта неспешно катятся тягучие, прохладные волны. Немножко пахнет водорослями, но не тухлятиной, а свежо и приятно…
Скрип качелей, гортанные крики чаек.
Волкарь обернулся на звук и вынужден был задрать голову. С огромной серой скалы, постукивая, летел камешек. На самой вершине, у края, приютился сказочный домик, именно такой, о котором он мечтал. Не слишком маленький, но и не роскошная вилла. Весь увитый виноградом, крыша из настоящей керамической черепицы, блестящие окошки, фонарик у дверей. Рай для ветерана, заслужившего уединение, после жилых сот на дрейфующих базах, после ревущих вонючих мегаполисов, после трехъярусных казарм в чревах боевых кораблей…
Подле низкой ажурной оградки начиналась крутая лестница, ведущая вниз, к пляжу. Ступени были из редкого камня – молочного порфира с золотыми блестками. У Волкаря мелькнула мысль о пластике, который умело выдают за драгоценный порфир, но оформить мысль он до конца не успел…
Помешали качели.
Они находились буквально в трех шагах. Именно такие, о которых они мечтали с Клавдией. Высокие круглые столбы, перекладина, скрипучие подшипники, блестящие цепи, широкая, прогретая солнцем скамья. На деревянной некрашеной скамье лежала женская туника. Все так трогательно, под старину. Наверху, в доме, тоже все оформлено под старину.
Лица нежно коснулся порыв ветра, качели скрипнули, края цветастой туники приподнялись. Под скамьей качелей, в ямке, блеснули застежки сандалий. Она была где-то здесь, его женщина. Она скинула обувь и одежду, она играла с ним…
Волкарь приложил ладонь козырьком к глазам. Солнце вальяжно почесывало бирюзовую шерстку моря, точно хозяин, играющий с развалившимся псом. Здесь все принадлежало им одним, и больше никому. Причин волноваться не было, но он почему-то волновался. Волкарь никак не мог вспомнить что-то крайне важное, но вспомнить было необходимо до того, как Клавдия вернется.
Что-то плохое приближалось.
Здесь все принадлежало им. Посадочная площадка, подземный гараж на две монеры, ботанический сад, плодоносящий виноградник, домик для гостей, детский спортзал, зимний бассейн, винный погреб…
Волкарь увидел ее, и все повторилось.
Женская фигурка в мокрой от морской воды, длинной нижней рубахе. Белая ткань так плотно облегала тело, что скульптору, захоти он поработать здесь, не пришлось бы раздевать свою прелестную модель. Женщина стояла спиной на камне, у самого края скалы, волнорезом выдающейся в море. За этим волнорезом начинался другой участок, принадлежащий такому же ветерану конфедерации, заслужившему его в боях за свободу и порядок.
Женщина смотрела на море. Черные вьющиеся волосы, отяжелевшие от воды, раскинулись узкими прядями по красивой спине. Ленивые волны захлестывали голые пятки, солнце краешком золотого луча водило и водило по точеному изгибу фигуры, словно не в силах оторваться от совершенства…
– Клавдия? – Волкарь поперхнулся.
Ноги застревали в раскаленном песке, но он упорно вытаскивал их.
– Клавдия? – Ему показалось, что звуки не слетают с губ, как это витиевато и красочно описывают поэты. Звуки застревали, повисали у него на подбородке, как горькая слюна эпилептика.
То, чего он боялся, приближалось.
Женщина не оборачивалась. Волкарь подошел уже так близко, что под легкой влажной тканью рубахи различал темную полоску между ее ягодиц. Еще он видел золотую цепочку на ее бедрах, цепочку, с которой так любил играть, когда они лежали в полутемной спальне их дома, счастливые и уставшие…
– Пожалуйста, не пугай меня, – он попытался засмеяться, но смех тоже застрял, облепил рот противным клубком, похожим на перья мертвой птицы.
Очень медленно она начала поворачиваться. Роскошные черные волосы вздыбились под порывом ветра, и Волкарь никак не мог рассмотреть ее лицо. Волосы взлетели, хотя только что казались мокрыми и неподвластными ветру. Стройная фигурка поворачивалась, солнечный луч замер на кончиках ее торчащих грудей, вот уже стал виден расстегнутый ворот…
Все повторилось. Он вспомнил и закричал.
Она развернулась к нему окончательно; Волкарь пытался опустить взгляд, чтобы не смотреть ей в синее лицо, не смотреть на уродливый, кровоточащий шрам, протянувшийся от ее горла до паха, не смотреть в пустые закатившиеся глаза, в уголках которых гнездились черви.
Она повернулась, и кончики ее пальцев безжизненно повисли над пеной. Женщина не стояла на ногах, она была насажена на тонкий металлический прут, уходящий под воду. Как бабочка в гербарии или как… как жертва древней инквизиции. Прут пронзил тело и торчал изо рта, дважды прорвав горло, отчего казалось, будто изящный подбородок надменно вздернут…
Волкарь задыхался и отступал назад. Ему неистово хотелось развернуться и побежать, но тогда мертвец непременно прыгнул бы ему на спину. Женщина начала медленно поднимать руки. На ее пальцах не было ногтей. Волкарь распахнул рот, чтобы закричать, ибо только в крике еще оставалась толика спасения, но воздуха в легких не было, а захлопнуть рот он уже не смог, потому что плотная маска с трубкой перекрыла гортань, и только щелчок инъектора возле горла…
42
ХИЖИНА РЫЖЕЙ ЛО
Если ты смотришь в бездну, знай, что и бездна пристально смотрит в глубину твоей души.
Ф. Ницше
Девять подвижных объектов в здании. Что-то приближалось к нам. Что-то охотилось на людей. Мы могли сколько угодно убеждать себя, что охотники – это мы.
А еще меня раздражала болтовня наших парней, отправившихся на поиск госпиталя, но отключать связь не стоило.
– Волкарь, хирургический робот в режиме, начал обследование, – отчитался Хобот. – На нашем этаже два дохлых дикаря, застрелены из тазера.
– …Я могу обойтись без врача, почти не болит, – похвастался Карман.
– Ты придурок, – парировал Гвоздь. – У тебя два ребра сломаны и палец на ноге, не считая мелочей. Я тебя насквозь вижу! В любую секунду твое ребро может проткнуть легкое. Ляжешь рядом на стол, как миленький!
Карман забубнил что-то невразумительное, но я Гвоздю поверил сразу. Несмотря на жуткую рану, а у него, судя по всему, почти наполовину была перерезана рука, Гвоздь оставался среди нас самым сильным аномалом-диагностом. Жаль, что сам он не врач; я слышал, что еще на первом курсе академии Гвоздя прогнали через гипнокурс основ хирургии и убедились в его полной бездарности. Все, что он может, – это с радостью обнаруживать чужие болячки и сообщать во всеуслышание, кто что кушал на завтрак.
Где-то далеко Хобот стягивал со стонущего Кармана скафандр и укладывал его на стол.
– Волкарь, дай мне закрытую линию, – попросил Гвоздь.
Я выделил ему канал.
– У Кармана кровоизлияние, ребро пробило сумку перикарда, – сиплым шепотом осчастливил меня Гвоздь. – Волкарь, робот его не спасет, нужны руки человека. Нужна срочная операция, иначе ему скоро конец.
– Отлично! – громко ответил я. – Даже не надейся!
– Куда мы в первую очередь, командир? – поинтересовался Бауэр.
– В любом случае, начнем отсюда, снизу, – кивнул я. – Разделимся по двое. Я – с Мокриком, Бауэр с Деревянным. Встречаемся на узле связи. По плану, сразу за узлом связи находится арсенал и хранилище химреагентов. Нам необходимо убедиться, что там все в порядке. Помещения обходим по часовой стрелке.
Но ничего обходить нам не пришлось. Стоило нам выйти на лестницу, как территория научного центра кончилась. Дорогу нам перегораживала глыба из белого мрамора. Она врезалась в пластиковые плиты на стене, рассекала насквозь лестницу вместе с перилами и уходила в потолок.
– Командир, что это?
– Не знаю, – честно признался я.
– Это глюк?
– Понятия не имею. Мокрик, что там на карте? Мы можем пройти на узел связи другим путем?
– Да. Через площадку другой лестницы, там начинается коридор номер четыре.
Когда мы вернулись в холл, Хобот доложил, что в лазарете только один робот-хирург, и тот уже штопает уснувшего Гвоздя. И что хирург констатировал необычный характер повреждений, что-то вроде разжижения ткани, но руку вроде бы удастся спасти. Но испорчен морозильник, поэтому хирург срочно требует свежую плазму или кровь…
– Волкарь, тут не только морозильник пробит. Тут вся операционная в дырках, настоящий тир. Мы нашли дохлого медика, ему в рот кто-то напихал стекла. Парень отстреливался, но похоже… похоже, к нему подкрались сзади и откусили ноги. Хорошо, что робот-хирург у них был спрятан в выдвижном шкафу, он остался цел. Волкарь, дело идет к тому, что Гвоздя сейчас нельзя будить и отсоединять от системы жизнеобеспечения. Как нам быть?
– Пока оставьте с ним Кармана и проверьте второй этаж. Хобот, вот еще что… Кармана посадите и скажите, чтоб не двигался. Только идите вдвоем, ясно?
– Ясно, исполняю.
– Постой, – опомнился я. – Все в дырках, а где же трупы? В кого стрелял врач?
– Нет трупов, командир. Правда, тут след в коридоре, будто кого-то волокли.
– Храни нас Гера, – пролепетал Мокрик.
– И куда ведет след? – спросил я.
– Вниз, по второй лестнице. Отсюда не видно, но, кажется, именно там начинается тоннель, тот, что под прогулочной аллеей ведет к вам. У меня тут карты нет под рукой…
– Это он, – сказал Мокрик.
– Кто «он»? – тут же взвился Бауэр. Кончик голубого пламени на конце ствола уперся Мокрику в нос. С откинутым шлемом голова Мокрика, торчащая из чрева скафандра, казалась уродливо маленькой.
– Это Бирр.
– Бауэр, не направляй на соседа оружие! – зарычал я.
– Виноват… Волкарь, но какого дьявола он нас запугивает? Какой еще Бирр?
– Мокрик, оставь сказки при себе, а не то получишь по роже, – угрюмо пообещал Деревянный. Мы как раз вышли на площадку резервной лестницы. Мокрик напрягся, но сцепиться они не успели, потому что Бауэр нажал на кнопку раздвижной двери с надписью «Коридор № 4. Общий доступ».
– Волкарь… – я не узнал голос Бауэра. – Волкарь, погляди. Тут такое…
– Что там? Мокрик, прикрой мне спину.
Бауэр стоял перед полуоткрытой раздвижной дверью и смотрел куда-то вниз, почти полностью закрывая собой проем. Деревянный топтался рядом, сопел и сплевывал. Он взглянул на меня абсолютно круглыми глазами, подвинулся на шаг в сторону, и тогда я увидел это.
– Мокрик, прикрывай лестницу и лифты, – чисто автоматически повторил я.
Коридора номер четыре больше не существовало. За узкой дверцей переливался неяркий свет, из щели валили клубы сигарного дыма, доносился хохот и улюлюканье. По физиономии Бауэра пробегали алые и голубые сполохи. За дверцей распахнулась перспектива старинного ресторанного зала, причем выглядело это так, словно мы находились под самым потолком. Длинные зеркала, колонны, увитые гипсовым виноградом, тусклая позолота люстр, пламя сотен свечей, затемненная оркестровая яма, бронза инструментов и ослепительный блеск манишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я открыл рот и снова закрыл. Потому что… Кто их разберет, чем занимались тут умники из академии? Что они тут делали, на Бете Морганы, помимо добычи цезерия? Наверняка, они тоже были уверены, что несут свет, а чем все закончилось?
Экспериментаторы…
Я устал ждать, пока охранные системы комбината просветят нас своими лучами. Наконец, последнее чистящее средство навело глянец на наших скафандрах и словно нехотя, отъехала створка внутреннего люка.
Перед нами расстилался уютный холл, выдержанный в светлых пастельных тонах. На стенах – картины, на полу – мягкий ковер. Диваны, зеленые огоньки трех рабочих лифтов, подсвеченные указатели лестниц, изящная стойка администратора. Над стойкой – шесть объемных светящихся экранов, на которых постоянно менялись изображения помещений. Я успел увидеть внешний шлюз и дымящийся шагатель с погибшим клибанарием посреди аллеи.
– Командир, здесь нормальный воздух. Можно снять шлем? Вся рожа потная, – пожаловался Деревянный.
– Разрешаю, – ответил я. – Бауэр, проверь лестницы, Деревянный – следи за лифтами, Мокрик – посмотри за стойкой.
Бауэр ушел влево. В углу холла, за диафрагмами лифтов, находились две самые обычные двери, ведущие на лестницы.
– Отрыжка кита… – поперхнулся Мокрик. – Господин декурион, тут такое…
Мы не могли увидеть это сразу. Под стойкой администратора, обняв ножку своего вращающегося кресла, скорчилась мертвая девушка в комбинезоне охраны. В нее никто не стрелял и никто не выклевывал ей мозги. У охранницы даже не отняли штатное оружие. Я не сразу понял, что с ней случилось.
– Селен, ее сломали пополам. У нее позвоночник торчит сзади…
– Не трогай ее. И прекрати меня звать по уставу. Называй меня Волкарь, понял? Уже можно, младший стрелок.
– Ясно, гос.. Волкарь. Волкарь, смотри, тут все на месте. Сигареты, часы, ключи от процессоров…
– Да-а… – протянул Бауэр. – Видимо, тот, кто это натворил, не нуждался в ключах.
– Эй, что там у вас? – издалека спросил Хобот. – Мы нашли госпиталь, все тихо.
– У нас порядок, – сказал я. – А ну-ка, замолчите все.
Я следил за сменой картинок на экранах и надеялся услышать хоть кого-то из третьей декурии. Хоть один голос. Картинки безучастно менялись.
Пустые лестничные клетки.
Пустые диспетчерские.
Пустые лифты.
У меня складывалось впечатление, будто мы отстали от времени. Вторая и третья декурия начали операцию позже нас, но каким-то образом мы шли по их следам. По следам мертвецов.
– Мокрик, проверь – с этого рабочего места можно войти в местную сеть?
– Командир, на обеих лестницах – чисто, – доложил Бауэр. – Но тут есть кое-что… Посмотри сам.
– Чуть позже.
Тот, кто угробил девушку-администратора, был не только силен, как портовый кран, но еще и дьявольски быстр. До сих пор мы справлялись легко, если не считать бедного Рыбу. Справлялись, потому что реакция обученного легионера в три раза выше реакции среднего человека.
Но этот парень, ломающий позвоночники, мне не нравился.
– Командир, руку не чувствую, – пожаловался Гвоздь.
– Потерпи, сейчас тебя починят.
– Селен, Селен, слышите меня? – ни с того ни с сего в эфире объявился центурион.
– Я – Селен. Находимся в научном центре комбината… Медь, ты слышишь? Медь?!
– В сеть я вошел, – пальцы Мокрика быстро поглаживали шары клавиатуры. – Командир, тут все локальные узлы наперебой кричат о сбоях систем. Перегревы, остановки вентиляторов, прорывы воды…
– Это нас не касается. Запроси о наличии живых людей в здании!
– Селен, это Медь! Слышишь меня?! Бросай комбинат, иди на соединение со второй декурией. Они попали в засаду… азимут… Приказываю… на аллею Полковников…
– Второй декурии больше нет, – отозвался я.
– Селен, не слышу! Селен, что ты говоришь?..
– Вас понял, направление – аллея Полковников, – подтвердил я и выключил дальнюю связь.
Бауэр и Деревянный переглянулись.
– Госпо… Командир, здешняя система не разбирает, живые люди или нет, – поднял глаза Мокрик. – Она может искать по двум критериям – или маячки, вшитые в браслеты, или датчики движения. Если судить по маячкам, то в этом корпусе находятся десять человек. Но они не обязательно живы.
– А нас система видит?
– Да, нас она выводит со значком «гость», без личного номера.
– Значит, кроме нас – еще где-то шестеро.
Мои парни, как завороженные, уставились на экраны внутреннего слежения.
Пустые пролеты металлических лестниц.
Пустые коридоры.
Пустой монорельсовый вагон.
Пустая библиотека.
– Мокрик, теперь проверь по датчикам движения.
Я уже догадывался, что он скажет. Еще до того, как на центральном экране начал плавное вращение полупрозрачный костяк научного корпуса, я знал, что цифры не сойдутся.
– О, дьявол! Командир, в холле четверо, это мы. Кроме нас еще двенадцать движущихся объектов… Нет, тринадцать. Из них только четверо сопровождаются личной информацией, имена, номера и все такое…
– Это значит?..
– Волкарь, ты должен это видеть, – Бауэр придерживал ногой дверь, ведущую на лестницу.
Я выглянул. Двумя пролетами ниже, под уровнем аллеи Полковников, располагались технологические этажи научного центра. Стальная стена там была разворочена, пролет лестницы болтался, повиснув на перилах. Сквозь здоровенную дыру вполне мог пролезть шагатель. С той стороны дыры виднелись рельсы и груда рассыпанных ящиков.
Все понятно. А мы, идиоты, мылись в шлюзе, пока сквозь пролом входил и выходил кто угодно. В то же время я прекрасно понимал, что хилые туземцы, которые не могли вскрыть даже консервную банку, не смогли бы пробраться на комбинат.
– Это значит, командир, – Бауэр ухмыльнулся и взвалил на плечо огнемет, – что девять подвижных объектов – не люди.
41
ДОМИК У МОРЯ
Мужчина любит игры и опасность, поэтому ему нужна женщина как самая опасная игрушка.
Ф. Ницше
…Слева песок и справа – песок, изумительного золотого оттенка. Он просачивается сквозь пальцы и смеется тысячами крошечных золотых улыбок. Песок обнимается с лазурной морской гладью, до самого горизонта неспешно катятся тягучие, прохладные волны. Немножко пахнет водорослями, но не тухлятиной, а свежо и приятно…
Скрип качелей, гортанные крики чаек.
Волкарь обернулся на звук и вынужден был задрать голову. С огромной серой скалы, постукивая, летел камешек. На самой вершине, у края, приютился сказочный домик, именно такой, о котором он мечтал. Не слишком маленький, но и не роскошная вилла. Весь увитый виноградом, крыша из настоящей керамической черепицы, блестящие окошки, фонарик у дверей. Рай для ветерана, заслужившего уединение, после жилых сот на дрейфующих базах, после ревущих вонючих мегаполисов, после трехъярусных казарм в чревах боевых кораблей…
Подле низкой ажурной оградки начиналась крутая лестница, ведущая вниз, к пляжу. Ступени были из редкого камня – молочного порфира с золотыми блестками. У Волкаря мелькнула мысль о пластике, который умело выдают за драгоценный порфир, но оформить мысль он до конца не успел…
Помешали качели.
Они находились буквально в трех шагах. Именно такие, о которых они мечтали с Клавдией. Высокие круглые столбы, перекладина, скрипучие подшипники, блестящие цепи, широкая, прогретая солнцем скамья. На деревянной некрашеной скамье лежала женская туника. Все так трогательно, под старину. Наверху, в доме, тоже все оформлено под старину.
Лица нежно коснулся порыв ветра, качели скрипнули, края цветастой туники приподнялись. Под скамьей качелей, в ямке, блеснули застежки сандалий. Она была где-то здесь, его женщина. Она скинула обувь и одежду, она играла с ним…
Волкарь приложил ладонь козырьком к глазам. Солнце вальяжно почесывало бирюзовую шерстку моря, точно хозяин, играющий с развалившимся псом. Здесь все принадлежало им одним, и больше никому. Причин волноваться не было, но он почему-то волновался. Волкарь никак не мог вспомнить что-то крайне важное, но вспомнить было необходимо до того, как Клавдия вернется.
Что-то плохое приближалось.
Здесь все принадлежало им. Посадочная площадка, подземный гараж на две монеры, ботанический сад, плодоносящий виноградник, домик для гостей, детский спортзал, зимний бассейн, винный погреб…
Волкарь увидел ее, и все повторилось.
Женская фигурка в мокрой от морской воды, длинной нижней рубахе. Белая ткань так плотно облегала тело, что скульптору, захоти он поработать здесь, не пришлось бы раздевать свою прелестную модель. Женщина стояла спиной на камне, у самого края скалы, волнорезом выдающейся в море. За этим волнорезом начинался другой участок, принадлежащий такому же ветерану конфедерации, заслужившему его в боях за свободу и порядок.
Женщина смотрела на море. Черные вьющиеся волосы, отяжелевшие от воды, раскинулись узкими прядями по красивой спине. Ленивые волны захлестывали голые пятки, солнце краешком золотого луча водило и водило по точеному изгибу фигуры, словно не в силах оторваться от совершенства…
– Клавдия? – Волкарь поперхнулся.
Ноги застревали в раскаленном песке, но он упорно вытаскивал их.
– Клавдия? – Ему показалось, что звуки не слетают с губ, как это витиевато и красочно описывают поэты. Звуки застревали, повисали у него на подбородке, как горькая слюна эпилептика.
То, чего он боялся, приближалось.
Женщина не оборачивалась. Волкарь подошел уже так близко, что под легкой влажной тканью рубахи различал темную полоску между ее ягодиц. Еще он видел золотую цепочку на ее бедрах, цепочку, с которой так любил играть, когда они лежали в полутемной спальне их дома, счастливые и уставшие…
– Пожалуйста, не пугай меня, – он попытался засмеяться, но смех тоже застрял, облепил рот противным клубком, похожим на перья мертвой птицы.
Очень медленно она начала поворачиваться. Роскошные черные волосы вздыбились под порывом ветра, и Волкарь никак не мог рассмотреть ее лицо. Волосы взлетели, хотя только что казались мокрыми и неподвластными ветру. Стройная фигурка поворачивалась, солнечный луч замер на кончиках ее торчащих грудей, вот уже стал виден расстегнутый ворот…
Все повторилось. Он вспомнил и закричал.
Она развернулась к нему окончательно; Волкарь пытался опустить взгляд, чтобы не смотреть ей в синее лицо, не смотреть на уродливый, кровоточащий шрам, протянувшийся от ее горла до паха, не смотреть в пустые закатившиеся глаза, в уголках которых гнездились черви.
Она повернулась, и кончики ее пальцев безжизненно повисли над пеной. Женщина не стояла на ногах, она была насажена на тонкий металлический прут, уходящий под воду. Как бабочка в гербарии или как… как жертва древней инквизиции. Прут пронзил тело и торчал изо рта, дважды прорвав горло, отчего казалось, будто изящный подбородок надменно вздернут…
Волкарь задыхался и отступал назад. Ему неистово хотелось развернуться и побежать, но тогда мертвец непременно прыгнул бы ему на спину. Женщина начала медленно поднимать руки. На ее пальцах не было ногтей. Волкарь распахнул рот, чтобы закричать, ибо только в крике еще оставалась толика спасения, но воздуха в легких не было, а захлопнуть рот он уже не смог, потому что плотная маска с трубкой перекрыла гортань, и только щелчок инъектора возле горла…
42
ХИЖИНА РЫЖЕЙ ЛО
Если ты смотришь в бездну, знай, что и бездна пристально смотрит в глубину твоей души.
Ф. Ницше
Девять подвижных объектов в здании. Что-то приближалось к нам. Что-то охотилось на людей. Мы могли сколько угодно убеждать себя, что охотники – это мы.
А еще меня раздражала болтовня наших парней, отправившихся на поиск госпиталя, но отключать связь не стоило.
– Волкарь, хирургический робот в режиме, начал обследование, – отчитался Хобот. – На нашем этаже два дохлых дикаря, застрелены из тазера.
– …Я могу обойтись без врача, почти не болит, – похвастался Карман.
– Ты придурок, – парировал Гвоздь. – У тебя два ребра сломаны и палец на ноге, не считая мелочей. Я тебя насквозь вижу! В любую секунду твое ребро может проткнуть легкое. Ляжешь рядом на стол, как миленький!
Карман забубнил что-то невразумительное, но я Гвоздю поверил сразу. Несмотря на жуткую рану, а у него, судя по всему, почти наполовину была перерезана рука, Гвоздь оставался среди нас самым сильным аномалом-диагностом. Жаль, что сам он не врач; я слышал, что еще на первом курсе академии Гвоздя прогнали через гипнокурс основ хирургии и убедились в его полной бездарности. Все, что он может, – это с радостью обнаруживать чужие болячки и сообщать во всеуслышание, кто что кушал на завтрак.
Где-то далеко Хобот стягивал со стонущего Кармана скафандр и укладывал его на стол.
– Волкарь, дай мне закрытую линию, – попросил Гвоздь.
Я выделил ему канал.
– У Кармана кровоизлияние, ребро пробило сумку перикарда, – сиплым шепотом осчастливил меня Гвоздь. – Волкарь, робот его не спасет, нужны руки человека. Нужна срочная операция, иначе ему скоро конец.
– Отлично! – громко ответил я. – Даже не надейся!
– Куда мы в первую очередь, командир? – поинтересовался Бауэр.
– В любом случае, начнем отсюда, снизу, – кивнул я. – Разделимся по двое. Я – с Мокриком, Бауэр с Деревянным. Встречаемся на узле связи. По плану, сразу за узлом связи находится арсенал и хранилище химреагентов. Нам необходимо убедиться, что там все в порядке. Помещения обходим по часовой стрелке.
Но ничего обходить нам не пришлось. Стоило нам выйти на лестницу, как территория научного центра кончилась. Дорогу нам перегораживала глыба из белого мрамора. Она врезалась в пластиковые плиты на стене, рассекала насквозь лестницу вместе с перилами и уходила в потолок.
– Командир, что это?
– Не знаю, – честно признался я.
– Это глюк?
– Понятия не имею. Мокрик, что там на карте? Мы можем пройти на узел связи другим путем?
– Да. Через площадку другой лестницы, там начинается коридор номер четыре.
Когда мы вернулись в холл, Хобот доложил, что в лазарете только один робот-хирург, и тот уже штопает уснувшего Гвоздя. И что хирург констатировал необычный характер повреждений, что-то вроде разжижения ткани, но руку вроде бы удастся спасти. Но испорчен морозильник, поэтому хирург срочно требует свежую плазму или кровь…
– Волкарь, тут не только морозильник пробит. Тут вся операционная в дырках, настоящий тир. Мы нашли дохлого медика, ему в рот кто-то напихал стекла. Парень отстреливался, но похоже… похоже, к нему подкрались сзади и откусили ноги. Хорошо, что робот-хирург у них был спрятан в выдвижном шкафу, он остался цел. Волкарь, дело идет к тому, что Гвоздя сейчас нельзя будить и отсоединять от системы жизнеобеспечения. Как нам быть?
– Пока оставьте с ним Кармана и проверьте второй этаж. Хобот, вот еще что… Кармана посадите и скажите, чтоб не двигался. Только идите вдвоем, ясно?
– Ясно, исполняю.
– Постой, – опомнился я. – Все в дырках, а где же трупы? В кого стрелял врач?
– Нет трупов, командир. Правда, тут след в коридоре, будто кого-то волокли.
– Храни нас Гера, – пролепетал Мокрик.
– И куда ведет след? – спросил я.
– Вниз, по второй лестнице. Отсюда не видно, но, кажется, именно там начинается тоннель, тот, что под прогулочной аллеей ведет к вам. У меня тут карты нет под рукой…
– Это он, – сказал Мокрик.
– Кто «он»? – тут же взвился Бауэр. Кончик голубого пламени на конце ствола уперся Мокрику в нос. С откинутым шлемом голова Мокрика, торчащая из чрева скафандра, казалась уродливо маленькой.
– Это Бирр.
– Бауэр, не направляй на соседа оружие! – зарычал я.
– Виноват… Волкарь, но какого дьявола он нас запугивает? Какой еще Бирр?
– Мокрик, оставь сказки при себе, а не то получишь по роже, – угрюмо пообещал Деревянный. Мы как раз вышли на площадку резервной лестницы. Мокрик напрягся, но сцепиться они не успели, потому что Бауэр нажал на кнопку раздвижной двери с надписью «Коридор № 4. Общий доступ».
– Волкарь… – я не узнал голос Бауэра. – Волкарь, погляди. Тут такое…
– Что там? Мокрик, прикрой мне спину.
Бауэр стоял перед полуоткрытой раздвижной дверью и смотрел куда-то вниз, почти полностью закрывая собой проем. Деревянный топтался рядом, сопел и сплевывал. Он взглянул на меня абсолютно круглыми глазами, подвинулся на шаг в сторону, и тогда я увидел это.
– Мокрик, прикрывай лестницу и лифты, – чисто автоматически повторил я.
Коридора номер четыре больше не существовало. За узкой дверцей переливался неяркий свет, из щели валили клубы сигарного дыма, доносился хохот и улюлюканье. По физиономии Бауэра пробегали алые и голубые сполохи. За дверцей распахнулась перспектива старинного ресторанного зала, причем выглядело это так, словно мы находились под самым потолком. Длинные зеркала, колонны, увитые гипсовым виноградом, тусклая позолота люстр, пламя сотен свечей, затемненная оркестровая яма, бронза инструментов и ослепительный блеск манишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37