– Что вы им сказали? – шепотом спросил я его.
– Приветствие. И не надо шептать. Шепот – признак недоверия.
Я сел на рюкзак, за что получил еще одно замечание:
– На траву. Нельзя сидеть выше вождя.
– Как все непросто, – пробормотал Цанс, кряхтя подбирая под себя ноги.
Вейлинг слишком долго выбирал место, куда бы приткнуть свой зад. Я подобрал какую-то палку и ткнул ему под колено. Он плюхнулся рядом со мной.
Вождь и тот моролинг, что пригласил нас к костру, немного покурлыкали. Затем моролинг с легким акцентом сказал:
– Вам нечего боятся на нашей земле. Мы не трогаем того, кто пришел с миром.
Чтобы не разочаровать его, я задвинул бластер под рюкзак.
– Мы пришли с миром, – с серьезным видом кивнул Брубер.
За это он получил зажженную трубку. Писатель затянулся и передал трубку мне. Ну и вестерн, подумал я и затянулся. С непривычки меня пробил кашель.
По затяжке получили и Цанс и Вейлинг.
Вождь снова закурлыкал, моролинг переводил:
– Не всем людям знакомы эти слова.
– Люди разные, – коротко ответил Брубер.
Как я понял, чем короче реплики, тем они весомее. Скоро собеседники начнут обходиться одними междометиями.
– В этом ваша беда, – переводчик сообщил нам ответ вождя.
– Какое глубокомыслие! – воскликнул Вейлинг себе под нос. Брубер посмотрел на него с презрением. Уловив этот взгляд моролинг не стал переводить реплику Вейлинга вождю.
– Вы знаете, как преодолеть эту беду? – спросил Брубер.
Выслушав перевод, вождь закатил глаза и закурлыкал. Если верить переводчику, поведал он нам вот какую историю:
– Однажды Великая Праматерь увидела во сне, каким должен быть мир. После пробуждения она спустилась к реке и посмотрела в свое отражение. Она попробовала говорить со своим отражением так, как она разговаривала с теми, кого видела во сне. И тогда она поняла – отражение впитывает в себя прошлое, а сон – будущее, и никогда не будет наоборот. Она поняла – нельзя заселить мир своими подобиями, и породила демонов. К счастью, она родила только десятерых демонов, они не умели умножать свое число, хотя и были бессмертными, и когда они подняли бунт против своей матери, она без труда справилась с ними, сослав их прочь с Земли. Потом Великая Праматерь породила животных, людей и духов. Люди научились рожать других людей, после смерти души людей обращались в духов, которые обитали на небе среди птиц. И людей и духов становилось все больше и больше, Земля перестала вмещать их всех. Среди людей и среди духов стали царить злоба и раздор. Ведь, что бы там не рассказывали про духов, они завидовали людям, как умершие завидуют живым. Зависть их дошла до того, что они стали вселяться во вновь рожденных людей, вызывая собственное перерождение. Те духи, которые не сумели подобрать себе человеческие тела, вселялись в животных, в растения и даже камни, лишь бы быть поближе к людям. Так им было удобнее улучить момент и вновь занять человеческое тело.
Увидев, как гибнет новорожденный мир, Великая Праматерь разделила мир на мир людей и мир духов. Затем она сделала так, чтобы человек мог встретить только собственного духа, выслушать его совет и поступить правильно. После того, как Великая Праматерь исправила мир, люди вновь зажили счастливо. Это очень не понравилось демонам. Ведь они надеялись, что в скором времени люди сами себя уничтожат, и вся Земля вновь станет принадлежать им. Демоны покинули Луну и спустились на Землю. Много бед они натворили на Земле. И самое страшное, что они сделали – это посеяли среди людей свое семя. Люди стали и не людьми, ибо лишились защиты своих духов, и не демонами, ибо оставались по-прежнему смертными. Немногие из людей избежали семени демонов. Души этих людей по-прежнему вели своих хозяев сквозь невзгоды земной жизни. Семя демонов не оставляло людей в покое, и людям пришлось покинуть Землю, ибо так им приказали духи, желавшие уберечь людей от семени демонов. До поры до времени люди жили счастливо. Однако демоны настигли их и на Новой Земле. Демоны сумели убедить некоторых людей, что их намерения изменились…
В пол уха слушая переводчика, я наблюдал за остальными туземцами. Они сидели неподвижно, внимательно слушая, что говорит их вождь. Но один маленький эпизод все расставил по своим местам. На плечо одному из моролингов уселся москит или вроде того. Пока говорил вождь, моролинг не осмеливался согнать москита. Когда заговорил переводчик, моролинг ловким шлепком прихлопнул москита и почесал плечо. Размазалась кровь, а под нею проступило светлое пятно, которого не было до того, как сел москит. Зеленый оттенок пропал. Видимо, кровь – хороший растворитель.
Переводчик, повысив голос по примеру своего вождя, подошел к финалу:
– Так демоны вошли в доверие к людям. На Новой Земле люди стали доверчивы, а у самых доверчивых демонам удалось украсть сон, они вытащили его из глаз и, завернув в древесный лист, унесли на вершину высокой горы. Те доверчивые, кто лишился сна, перестали встречать своих духов, а духи перестали узнавать своих хозяев. Люди становились беспомощны перед семенем демонов, страх стал посещать их, а не дух. Страх не дружит с доверием, как ягуар не дружит с муравьедом, как ветер не дружит с густой листвой. Так будет отныне и впредь!
Вождь кивнул, как только переводчик произнес заключительные слова. Откуда он знал, где кивнуть, если не понимал перевода?
– Где живут те демоны? – спросил Брубер.
Переводчик перевел. Вождь встал во весь рост, указал на северо-восток и покурлыкал.
– Белая вершина, – перевели нам слова вождя, – одна луна пути.
Брубер поблагодарил вождя.
– Аудиенция закончена? – спросил я его.
– Да.
– Finita la comedia, – сказал Вейлинг.
Мы побрели к скале. Перед тем как вступить в лес, я обернулся. На поляне никого не было. Даже костер не дымил.
– Пора включить комлоги, – сказал я. – Чур я первый. Ждите здесь.
Я отошел в сторону, но так, чтобы не потерять спутников из виду, и набрал номер Виттенгера.
– Где тебя носит! – заорал он. – Я тебе обзвонился.
– Вы все узнаете. Но сначала скажите, где вы. Вы один?
– Я на турбазе. Не один, но нас не слышат. Мы все сделали, как ты просил. Рунд действительно спутал флаеры. Он снизился, чтобы разобрать где кто. Ты смылся вовремя. Увидев нас, он бросился за тобой. Но, я так понимаю, не нашел. Затем он повернул на базу. Мы вернулись следом. Почему ты не отвечал?
– Чтоб не засекли. Но это уже не важно. У меня мало времени, я буду говорить быстро. Включите запись.
– Обычно ты меня просишь ее выключить.
– А теперь включите. Вы бы видели, какое представление перед нами разыграли: индейцы-моролинги, трубки мира и черт знает что еще. Обхохочешься. Но мне не до смеха. Мой флаер кто-то вывел из строя направленным импульсом. Сейчас он, наверное, уже на дне болота. Но черт с ним. Ясно, что моролинги тут не при чем. Это дело рук доктора Рунда. От кого-то из нас четверых он хотел избавиться.
– От кого, есть версии?
– Это неясно. Свою скромную персону я в расчет не принимаю. Вейлинг – мелкая пешка…
– Рунд не знал, что с вами Вейлинг, – уточнил инспектор.
– Тем более. Значит он хотел устранить либо Цанса либо Брубера.
– А ты не думаешь, что он пытался помешать вам встретиться с моролингами?
– Не думаю. Это были псевдо-моролинги. Следовательно – они приманка. Рунд позволил нам беспрепятственно вылететь с турбазы, чтобы потом сбить в воздухе. Катастрофа флаера – самая естественная смерть в этих краях. Должно быть, представления с моролингами тут разыгрывают регулярно, дабы туристы не скучали.
– Для кого приманка-то?
– Возможно, для Брубера, который планирует отнять Ауру у Рунда и его правительства и передать планету моролингам. Но если Рунд пытался убить Цанса, то дело не в политике. Профессор слишком сообразителен.
– Ты им сказал о покушении?
– Нет. Пусть пока думают, что я сослепу врезался в дерево. Сейчас вышлите за нами Дуга, координаты я назову. И предупредите Рунда, чтоб он больше не повторял свои фокусы с импульсами. У меня всё.
Я назвал координаты и вернулся к своим попутчикам.
– Ну что? – спросил Брубер.
– Нас заберут. Пока остаемся здесь. Кроме этой поляны, флаеру сесть негде.
Мы вернулись к потухшему костру.
– Вы долго говорили, – заметил Цанс.
– Виттенгер хотел знать все подробности.
– Вы рассказали ему, как нас надули? – спросил Вейлинг.
Я посмотрел на Брубера.
– Вы, кажется, так не считаете.
– Не будем портить людям бизнес, – сказал он. – Мы нагрянули неожиданно, они не успели подготовиться как следует.
– Да, не будем, – поддержал его Цанс. – Когда за нами прилетят?
– Полчаса… час, не больше.
– Но легенду они рассказали прелюбопытную, – добавил Цанс.
– Любопытную, – кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас – меня или Вейлинга – ему мешало.
– Тим, – обратился я к Вейлингу, – дрова закончились.
– Вы что, замерзли?
– По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
– Не говорите ерунды.
– Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело…
Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
– Ну и жара, – пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. – Подохнуть можно.
– Можно, – согласился я. – Так ты идешь?
– Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
– Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих – лучше вооружены. Еще аргументы нужны? – у меня вышел какой-то слоган бойскаутов.
Вейлинг со вздохом встал.
– Только ради вас, господа, – сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
– Не слишком ли жестко вы с ним… – нахмурился Цанс. – Еще заблудится.
– Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
– Вы как ведущий в ток-шоу, – усмехнулся Брубер. – Слушая моролинга – назовем его так – я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
– Чего вы ждали от университетской столовой! – буркнул Цанс.
– Я оговорился – не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент… Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее – за индейцами-кивара – как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе…
– Да-да, я тоже помню, – кивнул Цанс. – Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
– В чем же оно состоит?
– Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием «ворча» – это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками – они мало что знают.
– Что же тут смешного?
– Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция – время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем «время».
– Веское возражение…
– Пускай… Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма – пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более – согласился с его метафизикой… Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов – небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.
– Да, – оживился Брубер, – но если пойти еще дальше: почему бы не предположить, что моролинги перехватывают темпороны, что они воспринимают эти частицы, как мы с вами воспринимаем видимый свет. Иными словами, моролинги видят будущее. Такое предположение противоречит современной физике?
– Будущего нет, – отрезал Цанс. – Будущее – это фикция. Когда мне говорят, что кто-то видит будущее, я советую сходить к офтальмологу.
– Почему не к психиатру? – спросил я.
– Потому что я говорю это не в издевку. Я даю дельный совет. Будущее включает в себя все возможности развития настоящего, поэтому из настоящего оно смотрится размазанным, как при близорукости или как сквозь мутное стекло, выражаясь библейским языком.
Несмотря на эту отповедь, Брубера понесло в философию:
– Имея дар предвидения, кивара шелеста листвы остались первобытным племенем. В сущности, они не получили никаких преимуществ по сравнению с остальными народами.
– Нас, остальные народы, манит неизвестность, – нравоучительно ответил Цанс. – Фатализм, даже обоснованный, в конечном итоге бесплоден…
Вернулся Вейлинг с охапкой веток. По земле он волочил какого-то зверя, держа его за хвост.
– Вот, принес на ужин, – он швырнул ящерообразного урода к нашим ногам. Урод вдруг ожил, вспрыгнул к Бруберу на колени и убежал. Второе за день нападение местных обитателей перепугало писателя до смерти.
Вейлинг свалил ветки возле кострища.
– Они не убегут? – осторожно спросил Цанс.
Я занялся костром.

28
Дуг прилетел чрез сорок пять минут. Каждый получил по влажному полотенцу, дабы вытереть комбинезоны перед тем, как влезть в салон, который Дуг «только недавно вымыл».
Мы кое-как втиснулись в четырехместный флаер.
– Рунд на базе? – спросил я.
– На базе. Полковник сказал, что сообщит нам, если он вылетит. Как тебя угораздило так навернуться?
Отвечать я не стал, Дуг не настаивал.
Всю дорогу мы молчали. Только Вейлинг несколько раз пытался полунамеками рассказать, как плохо актеры справились с ролью моролингов. Цанса он замучил вопросом, у кого южноамериканские индейцы переняли обычай курить трубку мира – у («хи-хи») индейцев-апачи или у («гы-гы») ирокезов.
Виттенгер звонил два раза, интересовался, все ли у нас в порядке.
Наконец флаер коснулся посадочной площадки «Ламонтанья», я тайком вытер со лба холодный пот. Неужели пронесло, недоумевал я.
Перед дверью в номер, отведенный для Бенедикта, толпилось несколько человек. Среди них были Рунд и охранники. Катя пробежала мимо, я заметил на ее глазах слезы.
Из номера Бенедикта вышел Виттенгер и еще один человек, которого я видел впервые.
– Пошли ко мне, – буркнул инспектор и зашел в свой номер.
– Мне нужно переодеться…
– Закрой дверь… плотнее, – оборвал он меня на полуслове. – Бенедикт мертв. Отравлен.
Я покачнулся, пол куда-то пополз, рука вовремя нащупала кровать. Я сел. Совладав с нервами, спросил:
– Как это произошло?
– Не знаю. Экспертов у меня тут нет. Врач – ты его видел – сказал, что пока не определил источник цианида.
– Его отравили цианидом?
– Предположительно.
– Когда он умер?
Инспектор посмотрел на часы.
– Три – три с половиной часа назад. Ты в это время убегал от Рунда, мы тебе помогали. Тело обнаружили охранники. По их словам, со стороны казалось, что Бенедикт спит, перевернувшись на бок. На полу валялась банка из-под цитрусового сока и видеопланшет с каким-то текстом.
– Почему вы не сказали мне сразу?
– По-моему, ты и так был на взводе. Боялся, что не долетишь?
– Боялся, – признался я. – Поэтому просил вас записать наш разговор.
– Я так и понял.
– Где был яд?
Инспектор присел рядом.
– В еде или напитках, которые привез биоробот. Робот ехал через два этажа и два коридора, подсыпать яд мог кто угодно. В первую очередь – охранники. И вот что любопытно: Катя говорит, что она не заказывала для Бенедикта ничего из того, что ему привезли. Например, она заказала колу, а привезли сок, запах которого способен отбить запах миндаля.
– Банку с цитрусовым соком открыли на кухне?
– Да, Катя подтвердила, что банки подают открытыми, чтобы постояльцы не обливали соком скатерти и постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40