Цанс сказал, что такой ерундой он не занимается, и пусть идет Брубер. Брубер согласился идти, но не согласился с неявным утверждением, что он занимается ерундой, хотя Цанс, разумеется, не имел в виду ничего такого. Дабы доказать Бруберу, что он ни на что не намекал, Цанс пошел вместе с ним. Их впустили, но назад к народу они не вернулись. Минут десять представителей ждали, потом охваченный беспокойством народ начал ломать двери. Тут двери сами распахнулась, и пара представителей поклялась на туристическом буклете, что моролингов в гостиной нет, не было, и не будет.
Им поверили почти все, однако мало кто поверил, что моролинга не следует ожидать где-нибудь в другом месте. Часть толпы вернулась в коридор третьего этажа, наибольшие энтузиасты уселись на пол у дверей в нижнюю гостиную и сказали, что никуда не уйдут, но большая часть постояльцев, повздыхав от разочарования, разошлась по своим делам.
Во всей этой суматохе Виттенгер утратил бдительность и получилось так, что он находился внутри гостиной, а я и Рунд – снаружи. Мы с ним столкнулись у дверей, когда толпа ожидала возвращения Брубера и Цанса.
– Какой у них условный стук? – спросил я Рунда.
– Может лучше поговорим здесь, – предложил он.
– Пойдемте на смотровую галерею. Виттенгер станет искать нас там в последнюю очередь.
Мы поднялись на четвертый этаж. На смотровой галерее было пусто, свет – притушен, окна черны и полны звезд.
– Кто вас прислал? – спросил он.
– Никто. Я представитель свободной прессы, охотник за убийцами. В ценах закрытия на день вылета с Фаона, голова убийцы Чарльза Корно стоила полмиллиона. Полагаю, с того времени цены сильно выросли. А вы как думаете?
– Думаю, что в таком тоне разговор у нас не получится.
– Предложите свой.
– Правильно ли я вас понял, что Чарльз Корно – это имя того человека со снимка?
– Правильно. Четвертого июля Чарльз Корно был убит в его собственном доме. Вы в тот день находились в Фаон-Полисе.
– Я его не убивал.
Если бы за нами наблюдало сто психологов-физиономистов, то пятьдесят из них высказалось бы за то, что Рунд не врет. Другие пятьдесят дали бы голову на отсечение за то, что на совести Рунда по меньшей мере дюжина убийств – настолько приятна была его улыбка, последовавшая за ответом «я его не убивал».
Поэтому я разрывался.
– Между фразами «кто это?» и «я его не убивал» положено говорить «я его не знаю».
Рунд, нахмурившись, ответил:
– Я опустил ее, как очевидную. Скажите, а этот, как его, полковник…
– …Виттенгер. Он прилетел за Бенедиктом Эппелем. О вашей поездке на Фаон он ничего не знает.
– Выходит, вы не согласны с тем, что убийца – Эппель?
– Пожалуй, нет.
Я показал Рунду кулак, он отпрянул.
– Пять вопросов. Вы задали пять вопросов, и я на все ответил. Настала моя очередь. С какой целью вы прилетали на Фаон?
– Хм, у нас разгибают пальцы… Похоже, господин Ильинский, вы забыли, где находитесь. Ваши наскоки просто смешны.
– Будет ли вам до смеха, если ваше правительство узнает о той поездке?
– Чего вы хотите? – бросил он.
– Узнать, например, что стало со вторым корпусом Центра Радиокосмических Наблюдений. Его взорвали?
– Не совсем. Умышленно никто корпус не взрывал. Взрывные работы шли выше по склону, там мы строили еще один энергоблок. Произошел несчастный случай – самопроизвольный взрыв, когда взрывчатку транспортировали наверх. Сошла лавина и накрыла второй корпус.
– А ученые, которые там работали?
– Все погибли.
– Какое совпадение! Все погибли, кроме вас.
– Никакого совпадения, – окрысился Рунд. – Если бы я был там, взрыва бы не произошло.
– Разумеется! Зачем вам себя убивать!
– Я не это имел в виду, – Рунду не понравилось, что я поймал его на слове. – Была нарушена технология… технология проведения взрывных работ. Я бы этого не допустил.
– Вы что, специалист-взрывотехник?
– Нет, я кибернетик. Кажется, вы перебрали лимит? – он показал растопыренную ладонь.
Я, наконец, рискнул:
– Призовой вопрос. Темпоронный нейросимулятор уцелел?
У Рунда дернулась щека.
– Такой вещи не существует, – ответил он быстро.
– Потому что ее уничтожило вместе со вторым корпусом.
– Не передергивайте! – взвился он. – Нельзя уничтожить то, чего нет. Его просто не существует, и никогда не существовало.
– Возможно, я ошибся в названии. Пусть не нейросимулятор, а компьютер на темпоронах или темпоронный процессор… Не будьте буквоедом, важно, что ЭТО на темпоронах.
– То, чего нет, – нравоучительно произнес он, – можно называть любым именем, но уничтожить нельзя – вот такой парадокс, извините. В литературе последних лет прижился термин Темпоронный Мозг – Т-Мозг, сокращенно. Сама литературность названия – «мозг» – говорит о невозможности его создания. Только фантастическую вещь назвали бы мозгом, а не, как вы тут предлагали, нейросимулятором…
Вранье местного разлива меня дико утомило. Так захотелось домой, к Татьяне, которая обманывает только мне во благо, к Ларсону, который говорит только правду, к Шефу, который прежде чем соврать, всегда предупреждает, что верить ему нельзя. Другое дело, что я не всегда умею распознать такое предупреждение. Но это, как говорит пилот Дуг, мои проблемы.
Я заметил:
– Ваше объяснение тоже попахивает литературщиной.
– Ах так? В таком случае попросите Цанса объяснить вам, почему темпоронные ансамбли не когерентизируемы.
– Эту тему я с ним уже обсуждал. Профессор не был так категоричен, как вы. Кроме мнений ученых, есть еще и факты, указывающие, что Темпоронный Мозг существует. Чарльз Корно прилетал на Ауру в январе этого года – через месяц после того, как к нему в руки попали выигрышные файлы виртуальной игры «Шесть Дней Творенья» – игры, созданной самим Корно и выпущенной компанией «Виртуальные Игры». Без Темпоронного Мозга выиграть в эту игру невозможно.
– Кто вам это сказал?!
– Профессор Цанс, к которому вы меня только что послали за консультацией.
– Пожалуй, больше не стану вас к нему посылать. Можете считать это своей победой.
Довольный тем, что унизил меня, он отвернулся к окну. Большая красноватая луна в зените и луна пожелтее и поменьше на горизонте светили маяками в океане облаков. Снеговые шапки отвечали им тусклым, отраженным светом. На западе, где небо было чернее, горели несколько оранжевых огоньков.
– Ваш Центр не спит? – спросил я, махнув в сторону оранжевых огней.
– Раз я здесь, значит спит, – усмехнулся мой собеседник. – Пойдемте, а то нас скоро начнут искать.

26
Всех впускать, никого не выпускать – так решил Виттенгер. Поэтому в нижней гостиной собралась целая орава: сам инспектор, Цанс, Брубер и плюс те, кто был там раньше: Бенедикт, Шишка, Катя и два охранника.
По поводу того, как нас встречать, единого мнения не было.
– Где тебя черти носят? – осведомился инспектор у меня. – Вы знаете, что здесь творилось? – спросил он Рунда.
– Ой, Фёдор, мы вас заждались! – радостно воскликнула Шишка, назвав себя, почему-то, во множественном числе.
До меня дошло, что массовость Виттенгеру требовалась для поддержки: во-первых, соотечественники в обиду не дадут, во-вторых, если Рунд вздумает выкинуть какую-нибудь пакость, найдутся свидетели, которые подтвердят, что инспектор сломал ему шею в порядке самообороны. Подумал ли Рунд о чем то подобном, мне не известно, однако он спросил:
– Что за собрание, полковник?
– Какой-то идиот, – и Виттенгер выразительно посмотрел на меня, – распустил слух, будто мы взяли в плен моролинга. Они, – он показал на Цанса и Брубера, – представители общественности. Та дама в черном свитере – знакомая Бенедикта, единственный человек, с кем он разговаривает.
Рунд пожал плечами, мол, что взять с полицейского. Все ключевые места в гостиной были уже заняты, поэтому Рунд велел своему охраннику подыскать себе другое место, а кресло, в котором он сидел, передвинуть в центр гостиной, ближе к камину.
– Почему сняли наручники? – заняв кресло, спросил он строго.
– Вы бы их сами поносили, – огрызнулась Шишка.
Охранник пожаловался:
– Босс, наверху собирается толпа. Ждут приезда журналистов, они вылетели из Амазонии несмотря на ураган.
– Нам только журналистов не хватало!
– Подумаешь, один из них и так уже здесь, – вставил Брубер и «кхыкнул».
– Вы это о ком? – спросил его Рунд.
Я ответил:
– Успокойтесь, это он обо мне.
– Ну тогда ладно… – облегченно вымолвил Рунд. – Что будем делать, полковник?
Виттенгер понял, что между мной и Рундом состоялся какой-то разговор. Одним только взглядом он говорил мне: «Ты либо со мной, либо с ним». «С тобой, с тобой», – отвечал я ему проникновенно. Вырисовывался чрезвычайно сложный любовный многоугольник: Виттенгер ревновал меня и власть к Рунду, Шишку – к Бенедикту, Цанс ревновал Бенедикта к Шишке, Бенедикт – Шишку ко всем, к кому она обращалась. Не вовлеченными во все это любовные – в широком смысле – перипетии оказались только Брубер, Катя и охранники, но и за ними, думаю, дело не станет. Например, оба охранника довольно благосклонно поглядывали на Катю, а Брубер мог приревновать моролингов к Цансу и Бенедикту.
– До завтра как-нибудь продержимся. А завтра я увезу Эппеля на Фаон, – изложил свой план Виттенгер.
– К чему такая спешка? – возразил Рунд.
– Если бы я спешил, то увез бы Эппеля сегодня.
Рунд хотел ответить что-нибудь эдакое, но их перебранку прервал охранник:
– К нам ломится некто Вейлинг, – сообщил он Рунду. – Прогнать?
– В шею! – велел я.
Рунд вскинул брови.
– Впусти, – сказал он очевидно из вредности.
Вейлинг сперва просунул голову меж дверных створок, осторожно огляделся, потом вошел целиком. Его впустили по первой просьбе, и это его насторожило.
– Добрый эээ… – Вейлинг посмотрел в окно. – Как у вас принято в таких случаях говорить – день или ночь?
– Говорите «утро», – ответил Рунд. – Скоро начнет светать.
– Доброе утро… всем, – это неуверенное «всем» наводило на мысль, что кое-кто не должен принимать доброе пожелание на свой счет. – Я к господину Цансу.
Вейлинг подошел к Цансу и начал что-то торопливо бубнить про виртуальные игры – настолько торопливо, что и охранникам было понятно, что игры – всего лишь предлог. Но никто не стал говорить этого вслух.
– Бенедикт голоден, вы его заморите еще до суда, – неожиданно прорезалась Шишка.
Виттенгер высказался в том смысле, что, действительно, не плохо бы перекусить. Катя позвонила в ресторан, и я слышал, как она попросила поскорее прислать сэндвичей, печенья и кофе.
– Через десять минут, – сказала она нам.
Свет в холле немного приглушился. Все слегка вздрогнули, но увидев, что это хозяйничает Шишка, успокоились.
– Режет глаза, – пояснила она. Потом взяла меня за рукав и подвела к окну.
– Теперь видно… Федор, попробуйте посмотреть одним глазом на красную луну, другим на желтую.
– Зачем?
– Тогда можно будет загадать желание.
Глаза мешали друг другу.
– Не получается.
– И у меня… – с грустью сказала она.
Мы замолчали, разглядывая каждый свою луну: Шишка – красную, я – желтую.
Биоробот ввез тележку, заставленную тарелками с мясными и рыбными деликатесами, сырами нескольких сортов, икрой, грибами и чем-то мне неизвестным. Я насчитал дюжину бутылок – белое и красное вино, коньяк, водка, три сорта виски и черт знает, что за ликеры. Две огромные вазы с фруктами стояли на нижней полке. Там же дымился кофейник. Второй биоробот ввез тележку с посудой и столовыми приборами.
У Кати вытянулось лицо.
Шишка улыбалась во весь рот, но уловив мой строгий взгляд, тут же изобразила крайнее удивление:
– Вот это да! Спасибо, Катя, вы прелесть.
Виттенгер тоже сообразил, чья это работа, однако невозмутимо сказал:
– Катя, мне начинает у вас нравиться. Приступим, господа… Бенедикт, что останется – твое.
– Жлоб, – это было первое слово, услышанное мною от Бенедикта за весь день.
– Сейчас я тебя покормлю, – засуетилась Шишка, все еще опасаясь, что ее махинации откроются, и все яства увезут обратно.
Народ вышел из оцепенения и набросился на еду. Меня чуть не затоптали. Одна Катя не двинулась с места, она в уме подсчитывала убытки. И закуски и напитки были импортными, следовательно, дорогими. Брубер на еду даже не посмотрел, а сразу взялся за бутылку и стал соблазнять Цанса составить ему компанию. Цанс отказался, ограничившись чашкой кофе со сливками.
Захватив, кто сколько успел, публика рассредоточилась по диванам, креслам и углам. Я сел на ковер и привалился к окну, которое было до пола. Шишка, накормив Бенедикта, подошла ко мне с тарелкой салата.
– Почему ты украла курицу, если не ешь мяса?
– Ее ест инспектор.
Я мог бы спросить, откуда она знала, что ее найдет инспектор…
– Вкусно? – спросила она.
– Как все ворованное, – прожевав кусок копченой осетрины, ответил я. – Спасибо!
– Не за что, благодари Катю. Я же говорила – она хорошая. Вот повару от нее достанется…
Рунд и Виттенгер грызлись, кто из них главней. Не придя к единому мнению по этому вопросу, они взялись обсуждать другой: когда Виттенгер сможет увезти Бенедикта на Фаон. Инспектор настаивал, что полетит прямо завтра, Рунд отвечал, что и послезавтра – еще не поздно.
– А ночью корабли летают? – инспектор задал вопрос, которой постеснялся бы задать и ребенок.
– Летают, – ответил Рунд и с ехидцей добавил: – Подсвечивают дорогу прожектором и летят…
Брубер, пока был трезв, спорил с Цансом о том, что делать с моролингами. Опьянев, начал рассказывать анекдоты, до тошноты интеллектуальные.
– Я тут на днях узнал один прелюбопытнейший факт, – говорил он хихикая. – Вы, господин Цанс, конечно, не раз обращали внимание, что роденовский Мыслитель держит локоть правой руки на левом колене. Крайне неудобная поза, поверьте, я пробовал, но не буду говорить, где… Ха-ха. Думаете, почему он сидит именно так, а не иначе… Все дело в том, что изначально Роден планировал, что Мыслитель будет сидеть положив левую ногу на правую, тогда правый локоть, естественно, окажется на левой ноге. Но потом Роден решил, что такая поза слишком легкомысленна и велел натурщику опустить ногу, но что б тот переставил руку, сказать забыл. Вот так оно и вышло…
– Уже можно смеяться? – поинтересовался серьезный Цанс.
– А все смеются, разве вы не заметили? – огрызнулся Брубер.
Смеялись только Шишка и Вейлинг.
– Между прочим у нас тут присутствует один большой специалист по статуям, – со значением сказал Виттенгер и оглянулся на Бенедикта. Шишка перестала смеяться.
– Эй, оставь-ка икру, – крикнул я Вейлингу.
Он демонстративно отвернулся. Почему-то именно в это мгновение в гостиной наступила тишина.
– Замечательная история! – секунд пять спустя нарушила тишину Шишка. – Господа, я придумала, давайте каждый расскажет какую-нибудь историю. Лучше – настоящую, но чтобы она выглядела как выдумка. Или наоборот… Впрочем, кто как хочет. Обсуждать истории не будем – так легче для рассказчика. Вот господин писатель нас уже насмешил. Кто будет следующим?
– Вы предложили, вам и быть… – резонно заметил Цанс.
– Хорошо, но потом – вы.
Шишка поискала глазами, где б ей встать. Подошла к журнальному столику в середине холла.
– Я стих расскажу! – сообщила она публике. Мы зааплодировали.
– Там полировка, – Катя предупредила Шишкино желание встать на столик.
Приподняв ногу, Шишка посмотрела на ребристую подошву своего правого ботинка, потом зачем-то проверила и левый. На стол не полезла.
– Вот, слушайте… – сказала она и задекламировала:
Они заходят не спеша,
Садятся в круг и, не дыша,
Внимают ветру и огню,
Осенним страхам и дождю…
Здесь Шишка примолкла, но глядя на ее лицо, казалось, что она продолжает читать про себя. Пропустив примерно строфу, она закончила совсем загадочно:
Мне их не видно, им – меня,
Мы днем ждем ночи, ночью – дня,
Так будет год, затем – покой:
Я стану ими, они – мной.
Она поклонилась. Мы снова зааплодировали. Брубер, хлопавший громче всех, покрикивал «браво-браво».
– Кем же вы станете, Шишка? – спросил он, когда умолкли аплодисменты.
– Стих был про моролингов, – ответила Шишка, тушуясь. Она отошла к окну и села на пол, скрестив ноги. – Профессор, ваша очередь!
– Неужели моя? – излишне бодро уточнил Цанс. – Полагаю, от меня тоже ждут что-нибудь о моролингах…
– Не надо, профессор. О моролингах расскажу я!
В первое мгновение никто не понял, кто это сказал.
Говорил Бенедикт.
– Опять прорезался, – ухмыльнулся Виттенгер. – Валяй, рассказывай. – И, спохватившись: – Погоди, это случайно не чистосердечное признание? Надо записать…
– Нет, инспектор. это не признание, – огорчил инспектора Бенедикт и ни с того, ни с сего спросил: – Прием пищи все закончили?
– Вы собираетесь рассказать нам что-то неудобоваримое? – прозорливо предположил Брубер.
– В определенном смысле – да. История, точнее, первобытный миф, который я собираюсь рассказать вам, не входит в разряд застольных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40