ничего не нужно… Ц повторял он, не замечая, как по его лицу ка
тились рабьи крепостные слезы.
В этот момент чья-то рука ударила старика по плечу, и над его ухом раздалс
я сумасшедший хохот: это был дурачок Терешка, подкравшийся к Луке Назары
чу босыми ногами совершенно незаметно.
Ц Сорок восемь серебром, Иваныч… Ц бормотал Терешка, скаля белые зубы.
Ц Приказываю… Не узнал начальства, Иваныч?.. Завтра хоронить будем… кисе
ль будет с попами…
Лука Назарыч, опомнившись, торопливо зашагал по плотине к господскому до
му, а Терешка провожал его своим сумасшедшим хохотом. На небе показался м
олодой месяц; со стороны пруда тянуло сыростью. Господский дом был ярко о
свещен, как и сарайная, где все окна были открыты настежь. Придя домой, Лук
а Назарыч отказался от ужина и заперся в комнате Сидора Карпыча, которую
кое-как успели прибрать для него.

V

В десять часов в господском доме было совершенно темно, а прислуга ходил
а на цыпочках, не смея дохнуть. Огонь светился только в кухне у Домнушки и
в сарайной, где секретарь Овсянников и исправник Чермаченко истребляли
ужин, приготовленный Луке Назарычу.
Как стемнелось, кержак Егор все время бродил около господского дома, Ц е
му нужно было увидать Петра Елисеича. Егор видел, как торопливо возвраща
лся с фабрики Лука Назарыч, убегавший от дурака Терешки, и сам спрятался в
караушку сторожа Антипа. Потом Петр Елисеич прошел на фабрику. Пришлось
дожидаться его возвращения.
Ц А, это ты! Ц обрадовался Петр Елисеич, когда на обратном пути с фабрики
из ночной мглы выступила фигура брата Егора. Ц Вот что, Егор, поспевай се
годня же ночью домой на Самосадку и объяви всем пристанским, что завтра б
удут читать манифест о воле. Я уж хотел нарочного посылать… Так и скажи, чт
о исправник приехал.
Ц Не пойдут наши пристанские… Ц угрюмо отвечал Егор, почесывая в затыл
ке.
Ц Это почему?
Ц А так… Попы будут манифесты читать, какая это воля?..
Ц Ну, что же я могу сделать?.. Как знаете, а мое дело Ц сказать.
Егор молча повернулся и, не простившись с братом, пропал в темноте. Петр Ел
исеич только пожал плечами и побрел на огонек в сарайную, Ц ему еще не хо
телось спать, а на людях все-таки веселее. Поднимаясь по лестнице в сарайн
ую, Петр Елисеич в раздумье остановился, Ц до него донесся знакомый голо
с рудникового управителя Чебакова, с которым он вообще не желал встречат
ься. Слышался рассыпчатый смех старика Чермаченко и бормотанье Сидора К
арпыча. «Этот зачем попал сюда?» Ц подумал Петр Елисеич, но не вернулся и
спокойно пошел на шум голосов. Отворив дверь, он увидел такую картину: сек
ретарь Овсянников лежал на диване и дремал, Чермаченко ходил по комнате,
а за столом сидели Чебаков и Сидор Карпыч.
Ц Водки хочешь, Сидор Карпыч? Ц спрашивал Чебаков, наливая две рюмки.
Ц Пожалуй… Ц равнодушно соглашался Сидор Карпыч.
Ц А может быть, и не хочешь?
Ц Пожалуй.
Ц Так уж лучше я выпью за твое здоровье…
Ц Пожалуй…
Чебаков был высокий красавец мужчина с румяным круглым лицом, большими т
емными глазами и целою шапкой русых кудрей. Он носил всегда черный сукон
ный сюртук и крахмальные сорочки. Бритые щеки и закрученные усы придавал
и ему вид военного в отставке. По заводам Чебаков прославился своею жест
окостью и в среде рабочих был известен под кличкой Палача. Главный управ
ляющий, Лука Назарыч, души не чаял в Чебакове и спускал ему многое, за что д
ругих служащих разжаловал бы давно в рабочие. Чебаков, как и Петр Елисеич,
оставался крепостным. Петр Елисеич ненавидел Палача вместе с другими и т
еперь с трудом преодолел себя, чтобы войти в сарайную.
Ц Про вовка промовка, а вовк у хату, Ц встретил его Чермаченко, расставл
яя свои короткие ручки. Ц А мы тут жартуем…
Ц Спать пора, Ц ответил Мухин. Ц Завтра рано вставать.
Ц Щось таке: спать?.. А ты лягай, голубчику, вместе з нами, з козаками, о-тут, п
окотом.
Явившаяся убирать ужин Катря старалась обойти веселого старичка подал
ьше и сердито отмахивалась свободною рукой, когда Чермаченко тянулся ее
ущипнуть. Собственно говоря, к такому заигрыванью приезжих «панов» Катр
я давно привыкла, но сейчас ее смущало присутствие Петра Елисеича.
Ц Отто гарна дивчина! Ц повторял Чермаченко, продолжая мешать Катре уб
ирать со стола. Ц А ну, писанка, перевэрнись!.. Да кажи Домне, що я жь стосков
авсь по ней… Вона ласая на гроши.
В этих «жартах» и «размовах» Овсянников не принимал никакого участия. Эт
о был угрюмый и несообщительный человек, весь ушедший в свою тяжелую соб
ачью службу крепостного письмоводителя. Теперь он, переглянувшись с Чеб
аковым, покосился на Мухина.
Ц Чему вы-таки веселитесь, Иван Семеныч? Ц удивлялся Овсянников, вытяг
ивая свои ноги, как палки.
Ц Все добрые люди веселятся, Илья Савельич.
Ц Есть чему радоваться… Ц ворчал Чебаков. Ц Только что и будет!.. Народ
и сейчас сбесился.
Ц Это вам так кажется, Ц заметил Мухин. Ц Пока никто еще и ничего не сде
лал… Царь жалует всех волей и всем нужно радоваться!.. Мы все здесь крепост
ные, а завтра все будем вольные, Ц как же не радоваться?.. Конечно, теперь н
ельзя уж будет тянуть жилы из людей… гноить их заживо… да.
Ц Это вы насчет рудника, Петр Елисеич? Ц спрашивал Чебаков.
Ц И насчет рудника и насчет остального.
Ц Та-ак-с… Ц протянул Чебаков и опять переглянулся с Овсянниковым. Ц Т
олько не рано ли вы радуетесь, Петр Елисеич?.. Как бы не пожалеть потом…
Ц Ну уж нет! Конец нашей крепостной муке… Дети по крайней мере поживут во
льными. Вот вам, Никон Авдеич, нравится смеяться над сумасшедшим человек
ом, а я считаю это гнусностью. Это в вас привычка глумиться над подневольн
ыми людьми, а дети этого уже не будут знать. Есть человеческое достоинств
о… да…
От волнения Мухин даже покраснел и усиленно принялся размахивать носов
ым платком.
Ц Бачь, як хранцуз расходився, Ц смеялся исправник. Ц А буде, що буде… Х
уже не буде.
Ц Хуже будет насильникам и кровопийцам! Ц уже кричал Мухин, ударив себя
в грудь. Ц Рабство еще никому не приносило пользы… Крепостные Ц такие ж
е люди, как и все другие. Да, есть человеческое достоинство, как есть зверс
тво…
Петр Елисеич хотел сказать еще что-то, но круто повернулся на каблуках, ма
хнул платком и, взяв Сидора Карпыча за руку, потащил его из сарайной. Он да
же ни с кем не простился, о чем вспомнил только на лестнице.
Ц Пожалуй, пойдем… Ц соглашался Сидор Карпыч.
Вспышка у Мухина прошла так же быстро, как появилась. Конечно, он напрасно
погорячился, но зачем Палач устраивает посмешище из сумасшедшего челов
ека? Пусть же он узнает, что есть люди, которые думают иначе. Пора им всем уз
нать то, чего не знали до нынешнего дня.
Ц Нет, каково он разговаривает, а? Ц удивлялся Палач, оглядываясь круго
м. Ц Вот ужо Лука Назарыч покажет ему человеческое достоинство…
Ц Теперь уж поздно, ангел мой, Ц смеялся исправник.
Ц Ничего, не мытьем, так катаньем можно донять, Ц поддерживал Овсяннико
в своего приятеля Чебакова. Ц Ведь как расхорохорился, проклятый франц
уз!.. Велика корысть, что завтра все вольные будем: тот же Лука Назарыч возь
мет да со службы и прогонит… Кому воля, а кому и хуже неволи придется.
Ц Ко мне бы в гору его послали, француза, так я бы ему показал!.. Ц грозился
Чебаков в пространство.
Ц Да ведь он и бывал в горе, Ц заметил Чермаченко. Ц Это еще при твоем ро
дителе было, Никон Авдеич. Уж ты извини меня, а родителя-то тоже Палачом зв
али… Ну, тогда француз нагрубил что-то главному управляющему, его сейчас
в гору, на шестидесяти саженях работал… Я-то ведь все хорошо помню… Ох-хо-
хо… всячины бывало…
Скоро весь господский дом заснул, и только еще долго светился огонек в ка
бинете Петра Елисеича. Он все ходил из угла в угол и снова переживал непри
ятную сцену с Палачом. Сколько лет выдерживал, терпел, а тут соломинкой пр
орвало… Не следовало горячиться, конечно, а все-таки есть человеческое д
остоинство, черт возьми!..
Караульный Антип ходил вокруг господского дома и с особенным усердием к
олотил в чугунную доску: нельзя, «служба требует порядок», а пусть Лука На
зарыч послушает, как на Ключевском сторожа в доску звонят. Небойсь на Мур
мосе сторожа харчистые, подолгу спать любят. Антип был человек самолюбив
ый. Чтобы не задремать, Антип думал вслух:
Ц Эй, Антип, воля пришла… Завтра, брат, все вольные будем! Если бы тебе еще
зубы новые дать на воле-то…
Старик Антип был из беглых и числился в разряде непомнящих родства. Никт
о не помнил, когда он поселился на Ключевском заводе, да и сам он забыл об э
том. Ох, давно это было, как бежал он «из-под помещика», подпалив барскую ус
адьбу, долго колесил по России, побывал в Сибири и, наконец, пристроился на
Мурмосских заводах, где принимали в былое время всяких беглых, как даров
ую рабочую силу. Припомнил Антип сейчас и свою Курскую губернию, и мазанк
и, и вишневые садочки, и тихие зори, и еще сердитее застучал в свою доску, ко
торая точно жаловалась, раскачиваясь в руке.
Ц Э, дураки, чему обрадовались: воля…

VI

Ключевской завод принадлежал к числу знаменитейших Мурмосских заводов
, дача которых своими сотнями тысяч десятин залегла на самом перевале Ср
еднего Урала. С запада на восток Мурмосская заводская дача растянулась б
ольше чем на сто верст, да почти столько же по оси горного кряжа. Главную к
расоту дачи составляли еще сохранившиеся леса, а потом целая сеть глубок
их горных озер, соединявшихся протоками с озерами степными. Заводский це
нтр составлял громадный Мурмосский завод, расположившийся между двумя
громадными озерами Ц Октыл и Черчеж. Свое название завод получил от глу
бокого протока, соединяющего между собой эти два озера. Дорога из Мурмос
ского завода в Ключевской завод почти все время шла по берегу озера Черч
еж, а затем выходила на бойкую горную речку Березайку. Ключевской завод п
оместился в узле трех горных речек Ц Урья, Сойга и Култым, которые образо
вали здесь большой заводский пруд, а дальше шли уже под именем одной реки
Березайки, вливавшейся в Черчеж. На восточном склоне таких горных речек,
речонок и просто ручьев тысячи. Все они в жаркие летние дни почти пересых
ают, но зато первый дождь заставляет их весело бурлить и пениться, а весно
й последняя безыменная речонка надувалась, как будто настоящая большая
река, выступала из берегов и заливала поемные луга. Живая горная вода соч
илась из-под каждой горы, катилась по логам и уклонам, сливалась в бойкие
речки, проходила через озера и, повернув тысячи тяжелых заводских и мель
ничных колес, вырывалась, наконец, на степной простор, где, как шелковые ле
нты, ровно и свободно плыли красивые степные реки.
В прежние времена, когда еще не было заводов, в этих местах прятались всег
о два раскольничьих выселка: на р. Березайке стояли Ключи, да на р. Каменке,
сбегавшей по западному склону Урала, пристань Самосадка. Место было глух
ое, леса непроходимые, топи и болота. Осевшее здесь население сбежалось н
а Урал из коренной России, а потом пополнялось беглыми и непомнящими род
ства. Когда, в середине прошлого столетия, эта полоса целиком попала в одн
и крепкие руки, Ключи превратились в Ключевской завод, а Самосадка так и о
сталась пристанью. Как первый завод в даче, Ключевской долго назывался с
тарым, а Мурмосский Ц новым, но когда были выстроены другие заводы, то и э
ти названия утратили всякий смысл и постепенно забылись. «Фундатором» э
того заводского округа был выходец из Балахны, какой-то промышленный че
ловек по фамилии Устюжанин. Когда впоследствии эта фамилия вошла в силу
и добилась дворянства, то и самую фамилию перекрестили в Устюжаниновых.
При старике Устюжанине в Ключевском заводе было не больше сотни домов. У
только что запруженной Березайки поставилась первая доменная печь, а к н
ей прилажен был небольшой кирпичный корпус. Верстах в двух ниже по течен
ию той же реки Березайки, на месте старой чудской копи, вырос первый медны
й рудник Крутяш, Ц это был один из лучших медных рудников на всем Урале. У
стюжаниновы повели заводское дело сильною рукой, а так как на Урале в то в
ремя рабочих рук было мало, то они охотно принимали беглых раскольников
и просто бродяг, тянувших на Урал из далекой помещичьей «Расеи». Сами Уст
южаниновы тоже считались «по старой вере», и это обстоятельство помогло
быстрому заселению дачи.
Если смотреть на Ключевской завод откуда-нибудь с высоты, как, например, в
ершина ближайшей к заводу горы Еловой, то можно было залюбоваться открыв
авшеюся широкою горною панорамой. На западе громоздились и синели горы с
своими утесистыми вершинами, а к востоку местность быстро понижалась ши
роким обрывом. Десятки озер глядели из зеленой рамы леса, как громадные о
кна, связанные протоками и речками, как серебряными нитями. В самом Ключе
вском заводе невольно бросалась в глаза прежде всего расчлененность «ж
ила», раскидавшего свои домишки по берегам трех речек и заводского пруда
. Первоначальное «жило» расположилось на левом крутом берегу реки Урьи,
где она впадала в Березайку. Утесистый берег точно был усыпан бревенчаты
ми избами, поставленными по-раскольничьи: избы с высокими коньками, мале
нькими окошечками и глухими, крытыми со всех сторон дворами. Эти почерне
вшие постройки кондового раскольничьего «жила» были известны под общи
м именем «Кержацкого конца».
Когда река Березайка была запружена и три реки слились в один пруд, завод
ским центром сделалась фабрика. Если идти из Кержацкого конца по заводск
ой плотине, то на другом берегу пруда вы попадали прямо в заводскую конто
ру. Это было низкое деревянное здание с мезонином, выкрашенное желтою кр
аской; фронтон составляли толстые белые колонны, как строились при Алекс
андре I. Громадный двор конторы был занят конюшнями, где стояли «казенные
» лошади, швальней, где шорники шили всякую сбрую, кучерской, машинной, где
хранились пожарные машины, и длинным флигелем, где помещались аптека и б
ольница. Машинная, кроме своего прямого назначения, служила еще местом з
аключения и наказания, Ц конюха, между прочим, обязаны были пороть винов
атых. Контора со всеми принадлежавшими к ней пристройками стояла уже на
мысу, то есть занимала часть того угла, который образовали речки Сойга и К
ултым. От конторы шла по берегу пруда большая квадратная площадь. Господ
ский дом стоял как раз против конторы, а между ними в глубине площади тяну
лись каменные хлебные магазины. На другом конце площади на пригорке крас
овался деревянный базар, а на самом берегу пруда стояла старинная деревя
нная церковь, совсем потонувшая в мягкой зелени лип и черемух. Отдельный
порядок, соединявший базар с господским домом, составляли так называемы
е «служительские дома», где жили заводские служащие и церковный причт.
В таком виде Ключевской завод оставался до тридцатых годов. Заводское де
йствие расширялось, а заводских рук было мало. Именно в тридцатых годах о
дному из Устюжаниновых удалось выгодно приобрести две большие партии п
омещичьих крестьян, Ц одну в Черниговской губернии, а другую Ц в Тульск
ой. Малороссы и великороссы были «пригнаны» на Урал и попали в Ключевско
й завод, где и заняли свободные места по р. Сойге и Култыму. Таким образом о
бразовались два новых «конца»: Туляцкий на Сойге и Хохлацкий Ц на Култы
ме. Новые поселенцы получили от кержаков обидное прозвище «мочеган», а м
очегане в свою очередь окрестили кержаков «обушниками». Разница в постр
ойках сразу определяла характеристику концов, особенно Хохлацкого, где
избы были поставлены кое-как. Туляки строились «на расейскую руку», а сам
ые богатые сейчас же переняли всю кержацкую повадку, благо лесу кругом м
ного. Хохлы селились как-то врозь, с большими усадами, лицом к реке, а туляк
и осели груднее и к реке огородами.
Всех дворов в трех концах насчитывали до тысячи, следовательно, населени
е достигало тысяч до пяти, причем между концами оно делилось неравномерн
о: Кержацкий конец занимал половину, а другая половина делилась почти по
ровну между двумя остальными концами.
Мы уже сказали, что в двух верстах от завода открыт был медный рудник Крут
яш. Сюда со всех заводов ссылали провинившихся рабочих, так что этот рудн
ик служил чем-то вроде домашней каторги. Попасть «в медную гору», как моче
гане называли рудник, считалось величайшею бедой, гораздо хуже, чем «огн
енная работа» на фабрике, не говоря уже о вспомогательных заводских рабо
тах, как поставка дров, угля и руды или перевозка вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8