VadikV


101
Дмитрий Наркисович Мами
н-Сибиряк: «Три конца»



Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Три конца



«Д. Н. Мамин-Сибиряк. Собр. соч. в 8 томах. Том 5.»: Худ. лит.; М.:; 1954

Аннотация

Уральская летопись «Три конца
» открывает пятый том собрания сочинений Д. Н. Мамина-Сибиряка, также в то
м входят повести и рассказы 1891 года («С голоду», «Верный раб», «Братья Горде
евы», «Крупичатая»).

Дмитрий Наркисович Мамин-С
ибиряк
Три конца

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

В кухне господского дома Егор сидел уже давно и терпеливо ждал, когда про
снется приказчик. Толстая и румяная стряпка Домнушка, гремевшая у печи у
хватами, время от времени взглядывала в его сторону и думала про себя: «На
стоящий медведь… Ишь как шарами-то
Шары Ц глаза (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)
ворочает!» Она вспомнила, что сегодня среда Ц постный день, а Егор
Ц кержак Ке
ржаками на Урале, в заводах, называют старообрядцев, потому что большинс
тво из них выходцы с р. Керженца. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)
На залавке между тем лежала приготовленная для щей говядина; кучер
Семка в углу на лавке, подложив под деревянное корыто свои рукавицы, руби
л говядину для котлет; на окне в тарелке стояло коровье масло и кринка мол
ока, Ц одним словом, Домнушка почувствовала себя кругом виноватою. И в са
мом-то деле, эти приказчики всегда нехристями живут, да и других на грех н
аводят. В открытое окно кухни, выходившее во двор, наносило табачным дымо
м: это караульщик Антип сидел на завалинке с своей трубкой и дремал. Чтобы
сорвать на ком-нибудь собственное неловкое положение, Домнушка высунул
ась в окошко и закричала на старика:
Ц Чтой-то, Антип, задушил ты нас своей поганой трубкой!.. Шел бы в караушку
али в машинную: там все табашники!
Ц Ну, ну… будет, кума, перестань… Ц ворчал антип, насасывая трубочку.
Ц Да я кому говорю, старый черт? Ц озлилась Домнушка, всей полною грудью
вылезая из окна, так что где-то треснул сарафан или рубашка. Ц Вот ужо вст
анет Петр Елисеич, так я ему сейчас побегу жаловаться…
Ц Ступай, кума, ступай… На свой жир сперва пожалуйся, корова колмогорска
я!
Егор тихонько отплюнулся в уголок, Ц очень уж ему показалось все скверн
о, точно самый воздух был пропитан грехом и всяческим соблазном. Про Домн
ушку по заводу ходила нехорошая слава: бабенка путалась со всею господск
ою конюшней. Все они, мочеганки,
Мочеганами на заводах называют пришлых жи
телей. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)
на одну стать. Рубивший говядину Семка возмущал Егора еще больше, ч
ем Домнушка: истрепался в кучерах, а еще каких отца-матери сын… На легкую
работу польстился, Ц ну, и руби всякую погань: Петр-то Елисеич и зайчину, к
ак сказывают, потреблял. Раскольник с унынием обвел всю кухню глазами и о
становился на лестнице, которая вела из кухни во второй этаж, прямо в стол
овую. На лестнице, ухватившись одною рукой за потолочину, а другою за баля
сник перил, стояла девочка лет семи, в розовом ситцевом платьице, и улыбаю
щимися, большим серыми глазами смотрела на него, Егора. Он сразу узнал в не
й дочь Петра Елисеича, хотя раньше никогда ее и не видал.
Ц Домнушка, где Катря? Ц спрашивала девочка, косясь на смешного мужика.

Ц А ушла… Ц нехотя ответила стряпка, с особенным азартом накидываясь н
а работу, чтобы не упустить топившуюся печь.
Ц Куда ушла? Ц не отставала девочка с детскою навязчивостью.
Ц А ушла… Не приставайте, барышня, Ц без вас тошнехонько!
Домнушка знала, что Катря в сарайной и точит там лясы с казачком Тишкой,
Ц каждое утро так-то с жиру бесятся… И нашла с кем время терять: Тишке ник
ак пятнадцатый год только в доходе. Глупая эта Катря, а тут еще барышня при
стает: куда ушла… Вон и Семка скалит зубы: тоже на Катрю заглядывается, пес
, да только опасится. У Домнушки в голове зашевелилось много своих бабьих
расчетов, и она машинально совала приготовленную говядину по горшкам, вы
таскивала чугун с кипятком и вообще управлялась за четверых.
Ц Куда ушла Катря? Ц капризно спрашивала девочка, топая ножкой.
В Егоре девочка узнала кержака: и по покрою кафтана, и по волосам, гладко п
одстриженным до бровей, от одного уха до другого, и по особому складу всег
о лица, Ц такое сердитое и скуластое лицо, с узкими темными глазками и ок
ладистою бородой, скатавшиеся пряди которой были запрятаны под ворот ру
бахи из домашней пестрядины. Наверное, этот кержак ждет, когда проснется
папа, а папа только напьется чаю и сейчас пойдет в завод.
Ц Панночка, тату проснувсь, Ц окликнула девочку Катря, наклоняясь над з
ападней в кухню. Ц Тату до вас приходив у вашу комнату, а панночки нэма.
Ц Катря, скажи Петру Елисеичу, что его дожидает Егор из Самосадки! Ц кри
кнула Домнушка вслед убегавшей девушке. Ц Очень, говорит, надо повидать
… давно дожидает!
«Проклятущие мочеганки! Ц думал Егор, не могший равнодушно слышать моч
еганской речи. Ц Нашли тоже „пана“.»
Катря скоро вернулась и, сбежав по лестнице в кухню, задыхавшимся голосо
м объявила:
Ц Пан у кабинети… просив вас до себе.
Ц Ступай за ней наверх, Ц коротко объявила Домнушка, довольная, что зак
оснелый кержак, наконец, выйдет из кухни и она может всласть наругаться с
«шаропучим» Семкой.
Катре было лет семнадцать. Красивое смуглое лицо так и смеялось из-под ку
мачного платка, кокетливо надвинутого на лоб. Она посторонилась, чтобы д
ать Егору дорогу, и с недоумением посмотрела ему вслед своими бархатными
глазами, Ц «кержак, а пан велел прямо в кабинет провести».
Ц Родной брат будет Петру-то Елисеичу… Ц шепнула на ухо Катре слабая н
а язык Домнушка. Ц Лет, поди, с десять не видались, а теперь вот пришел. Нас
чет воли допытаться пришел, Ц прибавила она, оглядываясь. Ц Эти долгосп
инники хитрящие… Ничего спроста у них не делается. Настоящие выворотни!

Из этих слов Катря поняла только одно, что этот кержак родной брат Петру Е
лисеичу, и поэтому стояла посредине кухни с раскрытым от удивления ртом.
Апрельское солнце ласково заглядывало в кухню, разбегалось игравшими з
айчиками по выбеленным стенам и заставляло гореть, как жар, медную посуд
у, разложенную на двух полках над кухонным залавком. В открытое окно можн
о было разглядеть часть широкого двора, выстланного деревянными полови
цами, привязанную к столбу гнедую лошадь и лысую голову Антипа, который д
авно дремал на своей завалинке вместе с лохматою собакой Султаном. Остор
ожно скрипнувшая дверь пропустила кудрявую голову Тишки. Он посмотрел л
укавыми темными глазами на кучера Семку, на Домнушку и хотел благоразумн
о скрыться.
Ц Эй ты, выворотень, поди-ка сюды… ну, вылезай! Ц кричала Домнушка, стано
вясь в боевую позицию. Ц Умеешь по сарайным шляться… а?.. Нету стыда-то, да
и ты, Катря, хороша.
Ц Што подсарайная… Ц ворчал Тишка, стараясь принять равнодушный вид.
Ц Петр Елисеич наказал… Потому гостей из Мурмоса ждем. Вот тебе и подсар
айная!
Ц Нет, стыд-то у тебя где, змей?! Ц азартно наступала на него Домнушка и да
же замахнулась деревянною скалкой. Ц Разе у меня глаз нет, выворотень пр
оклятый?.. Еще материно молоко на губах не обсохло, а он девке проходу не да
ет…
Тишка, красивый парень, в смазных сапогах со скрипом, нерешительно перем
инался с ноги на ногу и смотрел исподлобья на ухмылявшегося Семку. Он реш
ительно не испытывал никакого раскаяния и с удовольствием смазал бы Дом
нушку прямо по толстому рылу, если бы не Семка. Катря стояла посредине кух
ни с опущенными глазами и перебирала подол своего запона. Ей было совест
но и обидно, что Тишка постоянно ругается со стряпкой: Домнушка хоть и гул
ящая бабенка, а все-таки добрая. Первая пожалеет и первая научит, чуть что
приключись.
Ц Дай поесть, Ц неожиданно проговорил Тишка, опускаясь на лавку. Ц С ут
ра еще маковой росинки во рту не бывало, Домнушка.
Ц Ишь какой ласковый нашелся, Ц подзуживал Семка, заглядываясь на Катр
ю. Ц Домна, дай ему по шее, вот и будет закуска.
Кормить всю дворню было слабостью Домнушки, особенно когда с ней обращал
ись ласково. Погрозив Тишке кулаком, она сейчас же полезла в залавок, где в
чашке стояла накрошенная капуста с луком и квасом.
Ц Ступай наверх, нечего тебе здесь делать… Ц толкнула она по пути зазев
авшуюся Катрю. Ц Да и Семка глаза проглядел на тебя.

II

Катря стрелой поднялась наверх. В столовой сидела одна Нюрочка, Ц девоч
ка пила свою утреннюю порцию молока, набивая рот крошками вчерашних суха
рей. Она взглянула на горничную и показала головой на кабинет, где теперь
сидел смешной мужик.
Ц Грешно божий дар сорить, Ц строго проговорила Катря, указывая на разб
росанные по скатерти крошки хлеба.
Столовая помещалась между кабинетом и спальней Нюрочки. У печи-голландк
и со старинною лежанкой почикивали на стене старинные часы. Вся комната
была выкрашена серою краской, а потолок выбелен; на полу лежала дорожка. Б
уфет, стеклянный шкаф с разною посудой, дюжина березовых желтых стульев
и две полуведерных бутылки с наливками составляли всю обстановку прика
зчичьей столовой. Мы сказали, что Нюрочка была одна, потому что сидевший т
ут же за столом седой господин не шел в счет, как часы на стене или мебель. О
н был в халате и сосредоточенно курил длинную трубку. Давно небритое лиц
о обросло седою щетиной, потухшие темные глаза смотрели неподвижно в одн
у точку, и вся фигура имела такой убитый, подавленный вид, точно старик что
-то забыл и не мог припомнить. Время от времени он подымал худую, жилистую
руку и тер ею свой лоб.
Ц Сидор Карпыч, хотите еще чаю? Ц спрашивала девочка, лукаво посматрива
я на своего молчаливого соседа.
Ц А давайте жь, колы есть, Ц мягким хохлацким выговором ответил старик,
исчезая в клубах табачного дыма. Ц Пожалуй, выпью.
Ц Пан пил чай, Ц заметила Катря, прибирая посуду на столе. Ц Пан не хоче
чаю. Який пану чай, колы вин напивсь?
Ц Пожалуй, пил, Ц соглашался старик равнодушно. Ц Пожалуй, не хочу.
Из столовой маленькая дверка вела в коридор, который соединял переднюю с
кабинетом и комнатой для приезжих гостей. Теперь дверь в кабинет была пр
иперта и слышались только мерные тяжелые шаги. Кержак Егор сидел в кабин
ете у письменного стола и сосредоточенно молчал. Кабинет двумя светлыми
и большими окнами выходил на двор. Клеенчатая широкая кушетка у внутренн
ей стены заменяла кровать. Во всю ширину другой внутренней стены тянулся
другой стол из простых сосновых досок, заваленный планами, чертежами, об
разцами руд и чугуна, целою коллекцией склянок с разноцветными жидкостя
ми и какими-то мудреными приборами для химических опытов. По обе стороны
стола помещались две массивные этажерки, плотно набитые книгами; большо
й шкаф с книгами стоял между печью и входною дверью. Над письменным столо
м на стене висел литографированный вид Парижа.
Ц Так чего же вы хотите от меня? Ц спрашивал Петр Елисеич, останавливая
сь перед Егором.
Ц Матушка послала… Поди, говорит, к брату и спроси все. Так и наказывала, п
отому как, говорит, своя кровь, хоть и не видались лет с десять…
Ц Да я же тебе говорю, что ничего не знаю, как и все другие. Никто ничего не
знает, а потом видно будет.
Ц Матушка наказывала… Своя кровь, говорит, а мне все равно, родимый мой. Н
е моя причина… Известно, темные мы люди, прямо сказать: от пня народ. Ну, мат
ушка и наказала: поди к брату и спроси…
Хозяин сделал нетерпеливое движение своею волосатою рукой и даже попра
вил ворот крахмальной сорочки, точно она его душила. Среднего роста, суту
ловатый, с широкою впалою грудью и совершенно седою головой, этот Петр Ел
исеич совсем не походил на брата. Гладко выбритое лицо и завивавшиеся на
висках волосы придавали ему скорее вид старого немца-аптекаря. Неопреде
ленного цвета глаза смотрели из-за больших, сильно увеличивавших очков
в золотой оправе с застенчивою недоверчивостью, исчезавшею при первой у
лыбке. Привычка нюхать табак сказывалась в том, что старик никогда не вып
ускал из левой руки шелкового носового платка и в минуты волнения постоя
нно размахивал им, точно флагом, как было и сейчас. Черный суконный сюртук
старинного покроя сидел на нем мешковато. Такие сюртуки носили еще в три
дцатых годах: с широким воротником и длинными узкими рукавами, наползавш
ими на кисти рук. Бархатный пестрый жилет и вычурная золотая цепочка доп
олняли костюм.
Ц Я ничего не знаю, Ц повторял Петр Елисеич, размахивая платком.
Егор встряхнул своими по-кержацки подстриженными волосами и неожиданн
о проговорил:
Ц А как же Мосей сказывал, што везде уж воля прошла?.. А у вас, говорит, управ
ители да приказчики всё скроют. Так прямо и говорит Мосей-то, тоже ведь он
родной наш брат, одна кровь.
Ц Да где он теперь, Мосей-то?
Ц У нас в Самосадке гостит… Вторую неделю околачивается и все рассказы
вает, потому грамотный человек.
Ц Отчего же ты мне прямо не сказал, что у вас Мосей смутьянит? Ц накинулс
я Петр Елисеич и даже покраснел. Ц Толкуешь-толкуешь тут, а о главном мол
чишь… Удивительные, право, люди: все с подходцем нужно сделать, выведать, п
ерехитрить. И совершенно напрасно… Что вам говорил Мосей про волю?
Ц Все говорил… Как по крестьянам она прошла: молебны служили, попы по цер
квам манифест читали. Потом по городам воля разошлась и на заводах, окром
я наших… Мосей-то говорит, што большая может выйти ошибка, ежели время упу
стить. Спрячут, говорит, приказчики вашу волю Ц и конец тому делу.
Ц Он врет, а вы слушаете!.. Как же можно верить всякому вздору?.. Мосей, может
, спьяна болтал?
Ц Это точно, родимый мой… Есть грех: зашибает. Ну, а пристанские за него, зн
ачит, за брата Мосея, и всё водкой его накачивают.
Ц Ты и скажи своим пристанским, что волю никто не спрячет и в свое время о
бъявят, как и в других местах. Вот приедет главный управляющий Лука Назар
ыч, приедет исправник и объявят… В Мурмосе уж все было и у нас будет, а брат
Мосей врет, чтобы его больше водкой поили. Волю объявят, а как и что будет
Ц никто сейчас не знает. Приказчикам обманывать народ тоже не из чего: са
ми крепостные.
Ц Оно, конечно, родимый мой… И матушка говорит то же самое.
Ц А зачем Мосея слушаете?
Ц Да уж так… Большое сумление на всех, Ц ну и слушают всякого. Главная пр
ичина, темные мы люди, народ все от пня…
Ц Матушка здорова? Ц спрашивал Петр Елисеич, чтобы переменить неприят
ный для него разговор.
Ц Ничего, слава богу… Ногами все скудается, да поясницу к ненастью ломит
. И то оказать: старо уж место. Наказывала больно кланяться тебе… Говорит:
хоть он и табашник и бритоус, а все-таки кланяйся. Моя, говорит, кровь, обо в
сех матерьнее сердце болит.
Ц Кланяйся и ты старухе… Как-нибудь заеду, давно не бывал у вас, на Самоса
дке-то… Дядья как поживают?
Ц Всё по-старому, родимый мой… По лесу больше промышляют, Ц по родителя
м, значит, пошли.
Скрипнувшая дверь заставила обоих оглянуться. На пороге стояла Нюрочка,
такая свеженькая и чистенькая, как вылетевшая из гнезда птичка.
Ц Папа, там запасчик пришел к тебе.
Ц Ну, пусть подождет, Нюрочка. А вот иди-ка сюда… Это твой дядя, Егор Елисе
ич. Поцелуй его.
Девочка сделала несколько шагов вперед и остановилась в нерешительнос
ти. Егор не шевелился с места и угрюмо смотрел то на заплетенные в две косы
русые волосы девочки, то на выставлявшиеся из-под платья белые оборочки
кальсон.
Ц Подходи, не бойся, Ц подталкивал ее осторожно в спину отец, стараясь п
одвести к Егору. Ц Это мой брат, а твой дядя. Поцелуй его.
Егор поднялся с места и, глядя в угол, сердито проговорил:
Ц А зачем по-бабьи волосы девке плетут? Тоже и штаны не подходящее дело…
Матушка наказывала, потому как слухи и до нас пали, что полумужичьем девк
у обряжаете. Не порядок это, родимый мой…
Ц Ах, какие вы, право: вам-то какая печаль? Ведь Нюрочка никому не мешает…
Вы по-своему живете, мы Ц по-своему. Нюрочка, поцелуй дядю.
Суровый тон, каким говорил дядя, заставил девочку ухватиться за полу отц
овского сюртука и спрятаться. Плотно сжав губы, она отрицательно покачив
ала своею русою головкой.
Ц Я дело говорю, Ц не унимался Егор. Ц Тоже вот в куфне сидел даве… Како
й севодни у нас день-от, а стряпка говядину по горшкам сует… Семка тоже го
вядину сечкой рубит… Это как?..
Петр Елисеич покраснел и замахал своим платком, но в самый критический м
омент в кабинет вбежала запыхавшаяся Катря и объявила:
Ц Паны едуть с Мурмоса… На двух повозках с колокольцами.
1 2 3 4 5 6 7 8