Александр вскочил с кресла, схватил инструмент и разбил его об голову незадачливого музыканта. Когда несчастного уводили из комнаты, он рыдал в голос.
– Ну, куда ты смотришь? – Я не успел отвести глаза.
– Никуда, господин.
– Неужели? Ты опять не говоришь, о чем ты думаешь. А думаешь ты последние две недели больше обычного. Что с тобой происходит?
– Я ни о чем не думаю, я только выполняю ваши приказы, ваше высочество.
– Вот, пожалуйста. Это же явная ложь. Скажи мне правду, не то я прикажу тебя высечь. Ты уже давно не получал кнута, так что заставь меня поверить твоим словам. Ты полезен мне, но и тебя можно заменить.
Я сидел на высоком стуле за конторкой, уставясь на свои костлявые испачканные чернилами пальцы, которые когда-то сжимали зеркало Латена. На меня внезапно нахлынуло такое безразличие и усталость, что я не задумываясь ответил:
– Я думал о том, что семья лютниста теперь умрет с голоду, потому что у него больше нет инструмента, который давал ему хлеб.
– У него наверняка с собой полный кошель золотых. Или твоя эззарианская магия нашептала тебе иное?
– Нет, мой господин. Не магия. Мои глаза. Он из Трида, значит, ему потребовалось не меньше месяца, чтобы доехать до Кафарны, и еще месяц займет обратный путь, а у него уже дыры в подметках. Пять татуировок на его левом предплечье говорят о том, что у него пятеро детей, причем он не носит слоновой кости. Тридянин, продавший свой последний талисман из слоновой кости, не сможет ничего оставить в наследство своим детям. Значит, у него ничего нет за душой, и его семья умрет голодной смертью. Разве найдется хоть один купец или фермер, который пожалеет тридянина? Их народ презирают все, – я вложил в свои слова как можно больше горечи.
– Да что с тобой, Сейонн? Какое тебе дело до тридянина? Он, по крайней мере, не раб. Тридяне вместе с нами участвовали в захвате Эззарии.
Я считал, что уже оправился после смерти Ллира, и могу сдерживать свой гнев. Но после того как я целый день наблюдал возмутительное поведение принца, я не стал выбирать выражения.
– Он живое существо, мой господин. У него есть руки и голос, которые могут служить вам, у него есть душа, чтобы молиться его богам и нести в мир добро. А вы разом уничтожили все это, просто чтобы развлечься.
– Как ты смеешь так говорить со мной?
Я выдержал одно из самых трудных сражений с самим собой, чтобы вынудить себя слезть со стула, упасть на колени и заставить свой язык умолкнуть.
– Я только выполнил ваше приказание, – меня трясло от ярости. Я еще никогда не был так близок к тому, чтобы отбросить всякую сдержанность. Краем глаза я увидел, как Александр сжал кулаки, намереваясь прибить меня. Я мечтал, чтобы он сделал это, прежде чем я наговорю еще что-нибудь. Но он сказал только:
– Убирайся. И завтра лучше выбирай слова, а не то лишишься рук, которыми ты пишешь.
Сидя в каморке Фендуляра, я весь вечер проклинал себя. Дурак! Идиот, что позволил себе высказать то, что лежало на сердце. Стоит лишь маленькому ручейку прорвать плотину, как тут же хлынет целый поток.
Я надеялся, что принц забудет этот случай. Он был скор во всем. Быстро вскипал. Быстро остывал. Быстро забывал. Я считал его злым избалованным ребенком и был уверен, что в этом источник всех его трудностей во взаимоотношениях с людьми. Он не понимал, как можно надолго запомнить обиду или глубоко переживать горестное событие, он считал, что так поступают только скучные и глупые люди. Он искренне верил, что лорды Мезраха снова полюбят его и будут рады отправить к нему на службу своих сыновей и останутся его военными союзниками. Разумеется, те, кто страдал от его гнева или злых детских капризов не выражали вслух своего истинного отношения к человеку, от которого зависит их судьба. Но я со стороны видел их лица, и понимал, что они ничего не забудут.
К несчастью, Александр тоже не забыл мои слова. На следующее утро я снова сидел за конторкой в отделанной золотыми панелями музыкальной комнате. Огромный камин почти не грел, и принц пытался поглубже уйти в подушки своего кресла, слушая новых претендентов. В течение первого часа он не услышал ничего, что порадовало бы его. Но позже он отобрал троих счастливчиков. Один из них играл на мелангаре, дерзийской флейте с низким тембром. Он играл так, что и каменные львы Загада не выдержали бы и пустились в пляс. Гибкая волоокая манганарская танцовщица получила не только работу, но и целый эскорт, который проводил ее во дворец. Я не сомневался, что ей придется развлекать принца не только своими танцами. Еще был одобрен рассказчик. От его волшебной сказки о быке богов холодная, ярко освещенная комната превратилась вдруг в темную жаркую пещеру, где разворачивалось завораживающее действие.
Где-то в середине дня пришел тощий жонглер из Трида. Он пытался удержать в воздухе огромное количество предметов и не сумел. Один из тяжелых деревянных шаров едва не угодил Александру в голову. Тридянам на этой неделе явно не везло. Худосочный человек со впалыми щеками распластался на ковре. Рычащий от ярости принц схватил его мешок, намереваясь швырнуть в огонь. Я отвернулся. Но Александр передумал – набитый тяжелыми деревяшками мешок едва не выбил из-под меня со стула.
– Эй, тридянин, – Александр ткнул его в бок, – а ну-ка вставай и покажи мне свои подметки.
Бедный жонглер едва нашел в себе силы встать на колени.
– Хм. Дырок нет. Покажи мне левую руку. Один ребенок. И на шее целых три костяных побрякушки. Что скажешь, Сейонн? Могу я выставить его, не опасаясь твоего недовольства?
– Вы вольны поступать так, как вам угодно, ваше высочество. Ваши желания священны для всех живущих в Дерзийской Империи, – я не отрывал глаз от чистого листа бумаги.
– Убирайся, тридянин. Поучись, прежде чем показывать свое искусство принцу. Считай, что тебе повезло, здесь есть человек, который разозлил меня сильнее, чем ты.
Не помню, чтобы люди исчезали так быстро, как этот жонглер из Трида. Он даже не забрал своего мешка.
Я прижал руки к груди, словно стараясь защититься от гнева принца. Я был рад, что они не дрожали, когда он взял мою руку и принялся разглядывать ее.
– Порка не научит тебя думать по-другому, правда, эззариец? И если я выполню мою угрозу и отрежу тебе руку, это тоже не поможет? И не смей отвечать мне свое «Вы вольны поступать, как вам угодно, мой господин».
– Наказание не сможет сделать меня другим, – произнес я. – Разве только, если я потеряю от него разум. Но тогда я вряд ли буду вам полезен.
– Не верю, что эззариец, которым правила женщина, не боится моего кинжала! – Он достал упомянутый кинжал и приставил его к моему запястью. Лезвие оставило тонкий порез, из которого засочилась кровь.
Почему я снова решил сказать ему правду? Возможно, я чувствовал себя побежденным. Наверное, смерть Ллира повергла меня в отчаяние. Или у меня уже не было юношеской силы духа, чтобы вонзить себе в живот нож, и я решил заставить Александра сделать это вместо себя.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Я и в самом деле боюсь, ваше высочество. Каждый миг моей жизни наполнен таким страхом, который вы не можете себе даже представить. Я боюсь, что у меня нет души. Я боюсь, что богов не существует. Я боюсь, что нет смысла в той боли, которую мне довелось испытать. Я боюсь, что я разучился любить другие человеческие существа и видеть в них добро. Среди всех этих страхов почти нет места для вас.
Рядом с нами никого не было. Большая комната была пуста, все слуги ждали за дверью, ожидая сигнала впустить следующего артиста.
– Я могу заставить тебя бояться, – он произнес эти слова холодным мертвящим голосом, который я уже слышал однажды – тогда он собирался казнить лорда Сьержа.
– Нет, мой господин. Не можете.
Я увидел, как лицо его краснеет от гнева, словно внезапно освещенное закатным солнцем. Я был уверен, что пришел мой конец, и я захотел заглянуть в душу моего палача. Я переключил свое восприятие и заглянул глубоко в янтарные глаза… И увидел там то, что никак не ожидал увидеть.
Серебряное сияние, царящее в полной тишине… ясность и чистота, от которых холодеет сердце… один из тысячи … О, боги! Свет был таким ярким, что мой внутренний взор не смог вынести его великолепия.
Невероятно! Только не у Дерзийца! Не у того, кто погубил сотни мужчин и женщин, не способных оказать сопротивления, и еще сотни тех, кто не сделал ему ничего плохого, а просто случайно оказался стоящим между ним и объектом его вожделений. Только не представитель того, что я больше всего ненавидел в этой жизни! Как боги могли сыграть такую злую шутку? У меня больше не было умений. Мои особые чувства не подпитывались мелиддой уже давно, я больше не был Видящим. Я ощущал себя человеком, который вдруг нашел в разлагающихся останках, кишащих червями, жемчужину исключительной ценности, за которую можно купить полмира.
Я застонал от отчаяния. Я закрыл глаза руками, но перед моим внутренним взором продолжал сиять серебряный свет.
– Скажи мне ради Атоса, что происходит?
Его недовольство едва задевало мои экстраординарные чувства. Те, что позволили мне увидеть демона. Те, что только что показали мне феднах: знак души с особой судьбой, души с огромными возможностями, сырого материала, который со временем можно обработать и развить в нечто исключительное… эта душа не отпустит меня до конца моих дней. Мои цепи были ничем по сравнению с новыми оковами, связавшими меня с Александром в тот момент, когда я увидел свет, глубоко скрытый в нем. Я не мог не взвалить на себя эту ношу. Это был мой долг Смотрителя. Я давно уже считал, что этот долг погребен под руинами моей души, еще один обломок, такой же, как честь и гордость, любовь, дружба и смысл бытия. Но в тот момент, когда я увидел его сияние, меня словно встряхнула гигантская рука. Все ожило во мне, выполнение долга было смыслом моей жизни, единственным принципом, которым я не мог поступиться, идеалом, от которого я никогда не откажусь. Долг повелевал мне сделать все, что было в моих силах для разрушения замыслов демонов, он требовал, чтобы я защищал и обучал тех, кто нес в себе феднах, защищал и обучал Александра, принца Империи Дерзи.
Глава 11
– Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты уже умер. Это какое-то заклятье?
– Заклятье… да… это из-за него я вел такие наглые речи… – Я хотел закричать. Зарыдать. Удушить кого-нибудь. Прикончить себя за проклятую гордость. Почему я сразу не удосужился посмотреть? Только тот, кто обучен читать в душах, а я был обучен, мог видеть феднах. Только один из тысячи моих соплеменников. Я хлопал руками по лицу, словно срывая остатки невидимой паутины. – Мой господин, простите мне все те слова, что я сказал за последние дни. Я искал заговоренные предметы… защитить вас… это очень ответственная работа… и только теперь… только теперь я пришел в себя…
– Будь проклят твой лживый язык! – Он схватил меня за плечи и принялся трясти, словно надеясь, что сумеет вытрясти из меня правду, и она упадет к его ногам.
Наверное, он не собирался убивать меня. Мне не удалось точно выяснить это, поскольку нас прервали.
– Ваше Высочество! – раздался крик за дверью. – Плохие новости!
Микаэль, капитан дворцовой стражи, вбежал в комнату, стуча подкованными сапогами. За ним спешил какой-то растрепанный человек.
– Ваше Высочество! Тысяча извинений за вторжение, – произнес капитан, бросив на меня любопытный взгляд. – Но мы были уверены, что вы захотите выслушать отчет Хьюгерта тотчас же, – он указал на всклокоченного человека.
Тот тяжело рухнул на колени и начал рассказывать, как группа бандитов захватила небольшой городок неподалеку от столицы и сожгла его. Те, кто спасся из огня, были обречены теперь на смерть от голода и холода.
Я отошел в сторону и принялся упаковывать письменные принадлежности в ящик. Мои руки, не выдавшие меня перед принцем, теперь тряслись так, что я едва не разлил все чернила. Я с трудом понимал, что мне теперь делать. Как я могу защищать того, кто в любой момент может захотеть убить меня? Как я могу обучать того, кто мной владеет как вещью и ценит меня не больше, чем какой-нибудь стул? Нелепо. Никакой долг не заставит сделать невозможное. Чтобы не сойти с ума от всех противоречий, мне лучше заниматься только своей работой, и не думать больше ни о чем.
Просто делай. Что будет, то будет. Либо ты выживешь, либо нет.
Но моя проверенная присказка не помогала. Меня она больше не касалась. Один миг моего видения разрушил мою отчужденность от мира также легко, как дерзийцы разрушили когда-то оборону эззарийцев.
– Принц Александр! Я требую объяснений!
Мое сердце сжалось при виде келидца, одетого на этот раз в белое. Он надвигался прямо на принца. Фендуляр раззолоченной лодкой следовал в его фарватере, его пухлая физиономия выражала самое искреннее раскаяние и сочувствие. Коленопреклоненный Хьюгерт прервал свой рассказ, когда принц гневно развернулся в сторону вошедшего.
– Я только что из Парнифора, – высокомерно заявил келидец, – меня остановили у дворцовых ворот и обыскали все мои вещи и людей, как будто мы разбойники! Только вовремя появившийся Фендуляр прекратил безобразие. Император заверил меня, что меня примут здесь со всем полагающимся уважением…
– Никто и не собирался оскорблять вас, Корелий, – вежливо отозвался принц. – У нас есть сведения, что в окрестностях города появились разбойники, мы просто предпринимаем меры предосторожности. А теперь я должен заняться делами. Прошу вас, Фендуляр разместит вас и уверит в нашем уважении к вам, – принц повернулся спиной к бледнокожему келидцу.
– Я ни в коем случае не стану отвлекать вас от государственных дел, ваше высочество, – поклонился Корелий, весь его гнев испарился, как утренняя роса под полуденным солнцем. Голос его по-прежнему звучал ровно и мягко, точно так же, как тогда на обеде. – Уделите мне еще лишь миг вашего внимания, чтобы я мог вручить вам дары от моего друга из Парнифора. Дела не позволили ему самому прибыть на празднование, но он посылает вам своих трех лучших келидских магов и еще одну вещь, которую он просил меня передать вам из рук в руки сразу же, как я прибуду сюда. Возможно, она окажется не бесполезна для вас.
Келидец протянул принцу на ладони продолговатый футляр из великолепно отполированного дерева. Свободной рукой он откинул крышку футляра. Внутри лежал великолепный бронзовый кинжал, простой и изящный, его гладкая рукоятка была украшена серебряными узорами, но в меру, как раз так, как нравилось Александру. Клинок заблестел в свете камина. И, как и ожидал келидец, лицо принца засияло от восторга.
Помни , шепнул я беззвучно. Думай, глупец . Даже не прибегая к своим оставшимся способностям, я слышал музыку демона, исходящую от оружия. Этот келидец имел самые серьезные намерения.
Принц вынул кинжал из футляра, взвесил его на руке и повертел во все стороны, любуясь.
– Чудо, – сказал он. – Просто чудо. У ваших мастеров прекрасный вкус.
Принц вынул из ножен свой старый кинжал и бросил его в кресло, а келидец подошел к оставленному деревянному футляру, а потом к камину, ближе… еще ближе. Он кутался в плащ.
– Какие зимние ночи в вашей летней столице, принц Александр, – произнес он несколько удивленно и поднес руки к огню. – Я немного погреюсь у вашего огня и оставлю вас, – он взял небольшую щепку и поджег ее.
Следи за ним, смотри внимательно и помни, что я говорил тебе. Ты же поверил мне.
Но новый кинжал уже был в ножнах, а Александр выслушивал окончание рассказа о разбойниках. Келидец отвесил поклон, делая вид, что согревает руки загоревшейся деревяшкой, и нарисовал в воздухе первый круг.
Дальше медлить было нельзя. Выбора не было. Я поставил чернильницу на середину стола и сильно хлопнул крышкой ящика для перьев. Стеклянная чернильница подпрыгнула и опрокинулась на бок, заливая чернилами плитки пола, брызги попали и на белые одежды келидца.
– Касмаш! – воскликнул келидец. Он обернулся на грохот, и крошечное пламя опалило его пальцы, а затем погасло. Никто, кроме меня не заметил, как в комнате появилось облако тьмы, когда он произнес свое проклятье. Я был рад, что пламя погасло до того, как прозвучало слово. Я не смог бы противостоять ему, это было бы равносильно тому, чтобы заживо сгореть. Это было страшное слово. Я тут же упал на пол и растянулся в луже чернил, стараясь как можно убедительней выказать свое раскаяние.
– Простите меня, ваше высочество, я такой дурак. Позвольте мне сбегать за лекарем. Господин обжег пальцы. Моя вина велика, ведь вы предупреждали, чтобы мы были вежливы с гостями.
Слушай меня, Александр. Ты не глуп, слушай меня. Если ты то, что сказали мне боги, ты должен уметь слушать.
– Этот раб просто кретин, – сказал Фендуляр после того, как отправил слугу за врачом. – Тебе самому понадобится лекарь, после того, как тебя накажут как следует, – обратился он ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ну, куда ты смотришь? – Я не успел отвести глаза.
– Никуда, господин.
– Неужели? Ты опять не говоришь, о чем ты думаешь. А думаешь ты последние две недели больше обычного. Что с тобой происходит?
– Я ни о чем не думаю, я только выполняю ваши приказы, ваше высочество.
– Вот, пожалуйста. Это же явная ложь. Скажи мне правду, не то я прикажу тебя высечь. Ты уже давно не получал кнута, так что заставь меня поверить твоим словам. Ты полезен мне, но и тебя можно заменить.
Я сидел на высоком стуле за конторкой, уставясь на свои костлявые испачканные чернилами пальцы, которые когда-то сжимали зеркало Латена. На меня внезапно нахлынуло такое безразличие и усталость, что я не задумываясь ответил:
– Я думал о том, что семья лютниста теперь умрет с голоду, потому что у него больше нет инструмента, который давал ему хлеб.
– У него наверняка с собой полный кошель золотых. Или твоя эззарианская магия нашептала тебе иное?
– Нет, мой господин. Не магия. Мои глаза. Он из Трида, значит, ему потребовалось не меньше месяца, чтобы доехать до Кафарны, и еще месяц займет обратный путь, а у него уже дыры в подметках. Пять татуировок на его левом предплечье говорят о том, что у него пятеро детей, причем он не носит слоновой кости. Тридянин, продавший свой последний талисман из слоновой кости, не сможет ничего оставить в наследство своим детям. Значит, у него ничего нет за душой, и его семья умрет голодной смертью. Разве найдется хоть один купец или фермер, который пожалеет тридянина? Их народ презирают все, – я вложил в свои слова как можно больше горечи.
– Да что с тобой, Сейонн? Какое тебе дело до тридянина? Он, по крайней мере, не раб. Тридяне вместе с нами участвовали в захвате Эззарии.
Я считал, что уже оправился после смерти Ллира, и могу сдерживать свой гнев. Но после того как я целый день наблюдал возмутительное поведение принца, я не стал выбирать выражения.
– Он живое существо, мой господин. У него есть руки и голос, которые могут служить вам, у него есть душа, чтобы молиться его богам и нести в мир добро. А вы разом уничтожили все это, просто чтобы развлечься.
– Как ты смеешь так говорить со мной?
Я выдержал одно из самых трудных сражений с самим собой, чтобы вынудить себя слезть со стула, упасть на колени и заставить свой язык умолкнуть.
– Я только выполнил ваше приказание, – меня трясло от ярости. Я еще никогда не был так близок к тому, чтобы отбросить всякую сдержанность. Краем глаза я увидел, как Александр сжал кулаки, намереваясь прибить меня. Я мечтал, чтобы он сделал это, прежде чем я наговорю еще что-нибудь. Но он сказал только:
– Убирайся. И завтра лучше выбирай слова, а не то лишишься рук, которыми ты пишешь.
Сидя в каморке Фендуляра, я весь вечер проклинал себя. Дурак! Идиот, что позволил себе высказать то, что лежало на сердце. Стоит лишь маленькому ручейку прорвать плотину, как тут же хлынет целый поток.
Я надеялся, что принц забудет этот случай. Он был скор во всем. Быстро вскипал. Быстро остывал. Быстро забывал. Я считал его злым избалованным ребенком и был уверен, что в этом источник всех его трудностей во взаимоотношениях с людьми. Он не понимал, как можно надолго запомнить обиду или глубоко переживать горестное событие, он считал, что так поступают только скучные и глупые люди. Он искренне верил, что лорды Мезраха снова полюбят его и будут рады отправить к нему на службу своих сыновей и останутся его военными союзниками. Разумеется, те, кто страдал от его гнева или злых детских капризов не выражали вслух своего истинного отношения к человеку, от которого зависит их судьба. Но я со стороны видел их лица, и понимал, что они ничего не забудут.
К несчастью, Александр тоже не забыл мои слова. На следующее утро я снова сидел за конторкой в отделанной золотыми панелями музыкальной комнате. Огромный камин почти не грел, и принц пытался поглубже уйти в подушки своего кресла, слушая новых претендентов. В течение первого часа он не услышал ничего, что порадовало бы его. Но позже он отобрал троих счастливчиков. Один из них играл на мелангаре, дерзийской флейте с низким тембром. Он играл так, что и каменные львы Загада не выдержали бы и пустились в пляс. Гибкая волоокая манганарская танцовщица получила не только работу, но и целый эскорт, который проводил ее во дворец. Я не сомневался, что ей придется развлекать принца не только своими танцами. Еще был одобрен рассказчик. От его волшебной сказки о быке богов холодная, ярко освещенная комната превратилась вдруг в темную жаркую пещеру, где разворачивалось завораживающее действие.
Где-то в середине дня пришел тощий жонглер из Трида. Он пытался удержать в воздухе огромное количество предметов и не сумел. Один из тяжелых деревянных шаров едва не угодил Александру в голову. Тридянам на этой неделе явно не везло. Худосочный человек со впалыми щеками распластался на ковре. Рычащий от ярости принц схватил его мешок, намереваясь швырнуть в огонь. Я отвернулся. Но Александр передумал – набитый тяжелыми деревяшками мешок едва не выбил из-под меня со стула.
– Эй, тридянин, – Александр ткнул его в бок, – а ну-ка вставай и покажи мне свои подметки.
Бедный жонглер едва нашел в себе силы встать на колени.
– Хм. Дырок нет. Покажи мне левую руку. Один ребенок. И на шее целых три костяных побрякушки. Что скажешь, Сейонн? Могу я выставить его, не опасаясь твоего недовольства?
– Вы вольны поступать так, как вам угодно, ваше высочество. Ваши желания священны для всех живущих в Дерзийской Империи, – я не отрывал глаз от чистого листа бумаги.
– Убирайся, тридянин. Поучись, прежде чем показывать свое искусство принцу. Считай, что тебе повезло, здесь есть человек, который разозлил меня сильнее, чем ты.
Не помню, чтобы люди исчезали так быстро, как этот жонглер из Трида. Он даже не забрал своего мешка.
Я прижал руки к груди, словно стараясь защититься от гнева принца. Я был рад, что они не дрожали, когда он взял мою руку и принялся разглядывать ее.
– Порка не научит тебя думать по-другому, правда, эззариец? И если я выполню мою угрозу и отрежу тебе руку, это тоже не поможет? И не смей отвечать мне свое «Вы вольны поступать, как вам угодно, мой господин».
– Наказание не сможет сделать меня другим, – произнес я. – Разве только, если я потеряю от него разум. Но тогда я вряд ли буду вам полезен.
– Не верю, что эззариец, которым правила женщина, не боится моего кинжала! – Он достал упомянутый кинжал и приставил его к моему запястью. Лезвие оставило тонкий порез, из которого засочилась кровь.
Почему я снова решил сказать ему правду? Возможно, я чувствовал себя побежденным. Наверное, смерть Ллира повергла меня в отчаяние. Или у меня уже не было юношеской силы духа, чтобы вонзить себе в живот нож, и я решил заставить Александра сделать это вместо себя.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Я и в самом деле боюсь, ваше высочество. Каждый миг моей жизни наполнен таким страхом, который вы не можете себе даже представить. Я боюсь, что у меня нет души. Я боюсь, что богов не существует. Я боюсь, что нет смысла в той боли, которую мне довелось испытать. Я боюсь, что я разучился любить другие человеческие существа и видеть в них добро. Среди всех этих страхов почти нет места для вас.
Рядом с нами никого не было. Большая комната была пуста, все слуги ждали за дверью, ожидая сигнала впустить следующего артиста.
– Я могу заставить тебя бояться, – он произнес эти слова холодным мертвящим голосом, который я уже слышал однажды – тогда он собирался казнить лорда Сьержа.
– Нет, мой господин. Не можете.
Я увидел, как лицо его краснеет от гнева, словно внезапно освещенное закатным солнцем. Я был уверен, что пришел мой конец, и я захотел заглянуть в душу моего палача. Я переключил свое восприятие и заглянул глубоко в янтарные глаза… И увидел там то, что никак не ожидал увидеть.
Серебряное сияние, царящее в полной тишине… ясность и чистота, от которых холодеет сердце… один из тысячи … О, боги! Свет был таким ярким, что мой внутренний взор не смог вынести его великолепия.
Невероятно! Только не у Дерзийца! Не у того, кто погубил сотни мужчин и женщин, не способных оказать сопротивления, и еще сотни тех, кто не сделал ему ничего плохого, а просто случайно оказался стоящим между ним и объектом его вожделений. Только не представитель того, что я больше всего ненавидел в этой жизни! Как боги могли сыграть такую злую шутку? У меня больше не было умений. Мои особые чувства не подпитывались мелиддой уже давно, я больше не был Видящим. Я ощущал себя человеком, который вдруг нашел в разлагающихся останках, кишащих червями, жемчужину исключительной ценности, за которую можно купить полмира.
Я застонал от отчаяния. Я закрыл глаза руками, но перед моим внутренним взором продолжал сиять серебряный свет.
– Скажи мне ради Атоса, что происходит?
Его недовольство едва задевало мои экстраординарные чувства. Те, что позволили мне увидеть демона. Те, что только что показали мне феднах: знак души с особой судьбой, души с огромными возможностями, сырого материала, который со временем можно обработать и развить в нечто исключительное… эта душа не отпустит меня до конца моих дней. Мои цепи были ничем по сравнению с новыми оковами, связавшими меня с Александром в тот момент, когда я увидел свет, глубоко скрытый в нем. Я не мог не взвалить на себя эту ношу. Это был мой долг Смотрителя. Я давно уже считал, что этот долг погребен под руинами моей души, еще один обломок, такой же, как честь и гордость, любовь, дружба и смысл бытия. Но в тот момент, когда я увидел его сияние, меня словно встряхнула гигантская рука. Все ожило во мне, выполнение долга было смыслом моей жизни, единственным принципом, которым я не мог поступиться, идеалом, от которого я никогда не откажусь. Долг повелевал мне сделать все, что было в моих силах для разрушения замыслов демонов, он требовал, чтобы я защищал и обучал тех, кто нес в себе феднах, защищал и обучал Александра, принца Империи Дерзи.
Глава 11
– Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты уже умер. Это какое-то заклятье?
– Заклятье… да… это из-за него я вел такие наглые речи… – Я хотел закричать. Зарыдать. Удушить кого-нибудь. Прикончить себя за проклятую гордость. Почему я сразу не удосужился посмотреть? Только тот, кто обучен читать в душах, а я был обучен, мог видеть феднах. Только один из тысячи моих соплеменников. Я хлопал руками по лицу, словно срывая остатки невидимой паутины. – Мой господин, простите мне все те слова, что я сказал за последние дни. Я искал заговоренные предметы… защитить вас… это очень ответственная работа… и только теперь… только теперь я пришел в себя…
– Будь проклят твой лживый язык! – Он схватил меня за плечи и принялся трясти, словно надеясь, что сумеет вытрясти из меня правду, и она упадет к его ногам.
Наверное, он не собирался убивать меня. Мне не удалось точно выяснить это, поскольку нас прервали.
– Ваше Высочество! – раздался крик за дверью. – Плохие новости!
Микаэль, капитан дворцовой стражи, вбежал в комнату, стуча подкованными сапогами. За ним спешил какой-то растрепанный человек.
– Ваше Высочество! Тысяча извинений за вторжение, – произнес капитан, бросив на меня любопытный взгляд. – Но мы были уверены, что вы захотите выслушать отчет Хьюгерта тотчас же, – он указал на всклокоченного человека.
Тот тяжело рухнул на колени и начал рассказывать, как группа бандитов захватила небольшой городок неподалеку от столицы и сожгла его. Те, кто спасся из огня, были обречены теперь на смерть от голода и холода.
Я отошел в сторону и принялся упаковывать письменные принадлежности в ящик. Мои руки, не выдавшие меня перед принцем, теперь тряслись так, что я едва не разлил все чернила. Я с трудом понимал, что мне теперь делать. Как я могу защищать того, кто в любой момент может захотеть убить меня? Как я могу обучать того, кто мной владеет как вещью и ценит меня не больше, чем какой-нибудь стул? Нелепо. Никакой долг не заставит сделать невозможное. Чтобы не сойти с ума от всех противоречий, мне лучше заниматься только своей работой, и не думать больше ни о чем.
Просто делай. Что будет, то будет. Либо ты выживешь, либо нет.
Но моя проверенная присказка не помогала. Меня она больше не касалась. Один миг моего видения разрушил мою отчужденность от мира также легко, как дерзийцы разрушили когда-то оборону эззарийцев.
– Принц Александр! Я требую объяснений!
Мое сердце сжалось при виде келидца, одетого на этот раз в белое. Он надвигался прямо на принца. Фендуляр раззолоченной лодкой следовал в его фарватере, его пухлая физиономия выражала самое искреннее раскаяние и сочувствие. Коленопреклоненный Хьюгерт прервал свой рассказ, когда принц гневно развернулся в сторону вошедшего.
– Я только что из Парнифора, – высокомерно заявил келидец, – меня остановили у дворцовых ворот и обыскали все мои вещи и людей, как будто мы разбойники! Только вовремя появившийся Фендуляр прекратил безобразие. Император заверил меня, что меня примут здесь со всем полагающимся уважением…
– Никто и не собирался оскорблять вас, Корелий, – вежливо отозвался принц. – У нас есть сведения, что в окрестностях города появились разбойники, мы просто предпринимаем меры предосторожности. А теперь я должен заняться делами. Прошу вас, Фендуляр разместит вас и уверит в нашем уважении к вам, – принц повернулся спиной к бледнокожему келидцу.
– Я ни в коем случае не стану отвлекать вас от государственных дел, ваше высочество, – поклонился Корелий, весь его гнев испарился, как утренняя роса под полуденным солнцем. Голос его по-прежнему звучал ровно и мягко, точно так же, как тогда на обеде. – Уделите мне еще лишь миг вашего внимания, чтобы я мог вручить вам дары от моего друга из Парнифора. Дела не позволили ему самому прибыть на празднование, но он посылает вам своих трех лучших келидских магов и еще одну вещь, которую он просил меня передать вам из рук в руки сразу же, как я прибуду сюда. Возможно, она окажется не бесполезна для вас.
Келидец протянул принцу на ладони продолговатый футляр из великолепно отполированного дерева. Свободной рукой он откинул крышку футляра. Внутри лежал великолепный бронзовый кинжал, простой и изящный, его гладкая рукоятка была украшена серебряными узорами, но в меру, как раз так, как нравилось Александру. Клинок заблестел в свете камина. И, как и ожидал келидец, лицо принца засияло от восторга.
Помни , шепнул я беззвучно. Думай, глупец . Даже не прибегая к своим оставшимся способностям, я слышал музыку демона, исходящую от оружия. Этот келидец имел самые серьезные намерения.
Принц вынул кинжал из футляра, взвесил его на руке и повертел во все стороны, любуясь.
– Чудо, – сказал он. – Просто чудо. У ваших мастеров прекрасный вкус.
Принц вынул из ножен свой старый кинжал и бросил его в кресло, а келидец подошел к оставленному деревянному футляру, а потом к камину, ближе… еще ближе. Он кутался в плащ.
– Какие зимние ночи в вашей летней столице, принц Александр, – произнес он несколько удивленно и поднес руки к огню. – Я немного погреюсь у вашего огня и оставлю вас, – он взял небольшую щепку и поджег ее.
Следи за ним, смотри внимательно и помни, что я говорил тебе. Ты же поверил мне.
Но новый кинжал уже был в ножнах, а Александр выслушивал окончание рассказа о разбойниках. Келидец отвесил поклон, делая вид, что согревает руки загоревшейся деревяшкой, и нарисовал в воздухе первый круг.
Дальше медлить было нельзя. Выбора не было. Я поставил чернильницу на середину стола и сильно хлопнул крышкой ящика для перьев. Стеклянная чернильница подпрыгнула и опрокинулась на бок, заливая чернилами плитки пола, брызги попали и на белые одежды келидца.
– Касмаш! – воскликнул келидец. Он обернулся на грохот, и крошечное пламя опалило его пальцы, а затем погасло. Никто, кроме меня не заметил, как в комнате появилось облако тьмы, когда он произнес свое проклятье. Я был рад, что пламя погасло до того, как прозвучало слово. Я не смог бы противостоять ему, это было бы равносильно тому, чтобы заживо сгореть. Это было страшное слово. Я тут же упал на пол и растянулся в луже чернил, стараясь как можно убедительней выказать свое раскаяние.
– Простите меня, ваше высочество, я такой дурак. Позвольте мне сбегать за лекарем. Господин обжег пальцы. Моя вина велика, ведь вы предупреждали, чтобы мы были вежливы с гостями.
Слушай меня, Александр. Ты не глуп, слушай меня. Если ты то, что сказали мне боги, ты должен уметь слушать.
– Этот раб просто кретин, – сказал Фендуляр после того, как отправил слугу за врачом. – Тебе самому понадобится лекарь, после того, как тебя накажут как следует, – обратился он ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46