Во всяком случае, можно было ходить в нормальном костюме и не м
ечтать немедленно раздеться до купального минимума. Приветливый свет б
лагословлял чуть всхолмленную равнину, почти еще не тронутую ржавчиной
увядания; городишко прятался за могучими платанами, неторопливо начина
вшими сбрасывать листву, а слева, поодаль, ярче неба сверкал необозримый
и безмятежный голубой простор залива.
Когда Скалли и Молдер вышли из машины, церемония уже началась. Прямо пере
д стоящим в десятке футов от нетерпеливо разверзшей пасть свежевырытой
могилы стоял на изумрудной траве закрытый гроб Ч а чуть поодаль, в неско
лько рядов, на легких складных стульях восседали родные и близкие. На пер
вый взгляд, похороны как похороны, никакого шоу.
Ч Господь Ч Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, Ч громко и, похоже,
из самой глубины сердца читал по лежащей на переносном пюпитре Библии мо
лодой, миниатюрный пастор. Ч Он покоит меня на злачных пажитях и водит ме
ня к водам тихим…
Стараясь не привлекать к себе внимания, Молдер и Скалли высмотрели пару
свободных стульев и уселись, украдкой оглядываясь по сторонам.
Фотопортрет покойного, установленный в изголовье могилы, был на редкост
ь удачным. Широкая, открытая улыбка на сильном, открытом, добродушном лиц
е; едва уловимые тени пятен Ч всего-то словно родинки… Лицо под стать цве
там, в которых буквально утопала остекленная фотография. Вот таким он бы
л, пока жил, подумала Скалли, невольно вспоминая кошмарное фото, которое д
ержала в руках каких-то двадцать минут назад. И отвела взгляд.
Ч Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Свое
го…
Два мальчика в первом ряду Ч конечно, сыновья. Симпатичные малыши. Старш
ий мужественно слушает, уставясь на гроб; младший прячет лицо на плече ка
кого-то бородача в черном. Кто бы это был? Брат покойного? А где же миссис Гл
эйсб-рук, почему ее нет? В первом ряду Ч лишь эти трое, дети и бородач… Стра
нно, на нем женская шляпка Ч черная, вполне траурная, но кокетливо сдвину
тая набок… О Господи, вздрогнув, подумала Скалли.
До нее дошло наконец, что это и есть миссис Глэйсбрук.
Ч Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мно
ю; Твой жезл и Твой посох Ч они успокаивают меня…
Скалли невольно покосилась на Молде-ра, словно ища какой-то поддержки ил
и, по крайней мере, объяснения. Молдер с каменным лицом смотрел прямо пере
д собой.
Ч Ты приготовил передо мною трапезу в виду врагов моих…
И тут миниатюрный пастор ловко и непринужденно, давно уже не просто отра
ботанным, а единственно естественным для себя движением, пальцами право
й ноги перевернул страницу Библии.
Ч …Умастил елеем голову мою…
У него не было рук. Потому он и выглядел таким миниатюрным и узкоплечим по
д своей ризой.
Ч …Чаша моя переполнена.
Пожилой и несколько потасканный рослый красавец Ч высокий лоб с залыси
нами, благородные, будто у кастильского гранда, горбатый нос и бородка Ч
воровато оглянулся по сторонам, не смотрит ли кто на него, чуть пригнулся
и отхлебнул из фляжки. А потом спрятал фляжку в специальном кармане на… С
калли не могла понять, на чем. На животе? Но живот у него был, будто у беремен
ного. Впрочем, после бородатой миссис Глэйсбрук… Нет, даже на девятом мес
яце не бывает таких животов. И вдобавок отдельно одетых животов. Скалли п
оморгала Ч нет, видение не исчезло. К животу красавца словно прилеплен б
ыл карлик или чучело карлика; длинные белые рукава, совершенно скрывавши
е кисти, обнимали гранда, коротенькие скрюченные ножки были обуты в черн
ые ботиночки, надраенные до зеркального блеска; а карман для фляжки расп
олагался на выгнутой горбом спинке, прикрытой черным жилетом. Но не прог
лядывало ни миллиметра плоти Ч и оттого не понять было, что это Ч чучело
, экстравагантный наряд или… или… что еще может быть?
Но даже если предположить, будто это всего лишь чучело Ч оно выглядело б
езголовым. Там, где полагалось бы располагаться голове, располагалась уж
е грудь нелепого гранда. Маленькое чучело, чем бы оно ни являлось на самом
деле, головой словно бы ввинтилось в горбоносого пьянчужку Ч который, с
удя по его виду, был то ли подавлен, то ли перепуган…
То ли, что вернее, мучился жестоким похмельем.
Ч Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я п
ребуду в доме Господнем многие дни.
Скалли затошнило. Она снова постаралась отвести глаза и отыскать хоть чт
о-нибудь нейтральное, обыкновенное… но самым обыкновенным здесь был ока
меневший, на редкость чопорный Молдер, а ей не хотелось буравить его пере
пуганным взглядом. Решит еще, будто ей нужна помощь. Успокаивать начнет.

Он стрельнула взглядом вправо, влево…
Да тут, похоже, вообще ни одного нормального.
Картинка проявлялась постепенно, и тривиальное собрание родных и близк
их у гроба усопшего превратилось теперь… Во что?
Не подобрать слов.
Шоу. Молдер сказал: шоу. Так и будем это расценивать.
Надо взять себя в руки, хватит озираться.
Ч Искуси меня, Господи, и испытай меня; расплавь внутренности мои и сердц
е мое…
Ах, не надо бы сегодня про внутренности, длительно содрогнувшись где-то в
области желудка, с неприязнью подумал Молдер, против воли вспоминая фото
графию раны.
Ему тоже приходилось несладко. С миссис Глэйсбрук он уже встречался, но о
стальных видел впервые.
Ч Возненавидел я сборище злонамеренных, и с нечестивыми не сяду…
Он коротко покосился на Скалли. Похоже, та уже приходила в себя. Во всяком
случае, губы перестали дрожать.
Вероятно, она и понятия не имела, что с того момента, как она опознала мисс
ис Глэйсбрук, у нее дрожали губы.
Ч Господь Ч свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь Ч крепос
ть жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, пр
отивники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и пад
ут…
Да что же это они сегодня, как нарочно, все про потроха да про плоть пожрат
ь, подумал Молдер, натужно пытаясь сглотнуть кислый ком в горле. Перед гла
зами опять маячил призрак жеваной раны в животе мистера Глэйсбрука.
Надо смотреть на птиц, поняла Скалли. Они тут, как везде. Летают. И на двух кр
ыльях; не на одном, и не на трех, и не на пропеллере. Она подняла глаза к сияю
щей голубизне, которую в разных направлениях неторопливо чертили черны
е крестики. Раз… два, три… С детства не считала ворон; со школы, пожалуй.
Впрочем, это не вороны.
Впрочем, что за разница.
Молдер снова покоился на Скалли. Ее завороженные глаза были устремлены в
бездонную пучину небес, яркие губы едва заметно шевелились. Какая набож
ная у меня напарница, с отчетливым удивлением подумал Молдер. Никогда пр
ежде не замечал.
Наверное, подумал он, в вере действительно есть что-то такое. Что дает сил
ы и устойчивость. Помогает отрешаться от преходящих тягот и уродств мира
сего. Вон как лицо у нее просветлело и разгладилось.
Шестнадцать, семнадцать…
Ч Не предавай меня на произвол врагам моим; ибо восстали на меня свидете
ли лживые и дышат злобою…
Чтобы скоротать время, Молдер принялся вспоминать наказания, предусмот
ренные за лжесвидетельство.
Ч Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых. Надейся на Госпо
да, мужайся, и да укрепляется сердце твое, надейся на Господа.
Гроб шевельнулся.
Птицы уже иссякли, их оказалось всего лишь двадцать семь. Краем глаза Ска
лли уловила невероятное шевеление на лужайке Ч и сердце у нее оборвалос
ь.
Желваки Молдера будто попытались выпрыгнуть из скул.
Пастор лихо захлопнул Библию немного испачканным в травяной зелени бол
ьшим пальцем правой ноги и заговорил, ничего вокруг себя не замечая, уже п
очти неофициальным, всего лишь дружески проникновенным голосом:
Ч Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память и проводить в послед
ний путь Джеральда Глэйсбрука, Человека-крокодила, любимого мужа, забот
ливого отца и надежного, верного и радушного друга, великого циркача.
Гроб встряхнулся и сделал попытку ползти.
Миссис Глэйсбрук медленно встала. Пришибленный пыльным мешком беремен
ный гранд-красавец втянул голову в плечи и обеими руками обхватил свой о
детый-обутый живот, плотнее прижимая его к себе Ч ни дать ни взять молода
я мама, при первых признаках тревоги пытающаяся защитить младенца от все
х возможных напастей.
Потом вспомнил и о себе Ч и одной рукой торопливо достал фляжку.
Ч Мы скорбим не только об окончании его земного пути, извилистого и терн
истого, как у всякого гения. Мы скорбим о том, что безвременно угас его дар,
доставлявший столько радости и восхищения нам, коллегам. Мы скорбим о то
м, что Джерри, снискавший себе мировую славу демонстрацией освобождений
и побегов в самых невероятных ситуациях, из самых плотных уз и тенет, не су
мел избежать своей участи в тот самый миг…
Гроб шумно и размашисто заходил ходуном, и не замечать этого стало уже не
возможно. Кряжистый человек в форме шерифа бросился к нему и ухватился з
а ручку сбоку, пытаясь то ли оттащить гроб в сторону, то ли утихомирить и п
ризвать к порядку…
Гроб игриво вырвался.
Ч Да помогите же мне! Ч гаркнул шериф, и лишь тогда стало ясно, что происх
одит действительно нечто неожиданное. Неожиданное не только для пришлы
х агентов, но и для всех, кто собрался здесь отдать мистеру Глэйсбруку дан
ь последнего уважения. Стоило лишь посмотреть на их лица. Стоило посмотр
еть, как некая старушка во втором ряду, аккуратная и вполне человекообра
зная, лишь закругленная какая-то и с неразборчивым лицом, опасливо поджи
мает маленькие ножки, чтоб они не касались земли…
К шерифу бросились на помощь. Трое мужчин отволокли гроб на пару ярдов в с
торону, и тогда стало ясно, что обитель последнего успокоения безвременн
о усопшего Человека-крокодила прыгает и веселится не сама по себе.
Из-под земли будто лез сам Сатана.
Скалли, сохраняя невозмутимую неподвижность, тихонько пискнула горлом.

Травяной покров выгнулся наружу горбом, нарывом Ч а потом нарыв лопнул,
комья земли полетели в стороны, и на свет Божий показалась вымазанная в з
емле, отчаянно пытающаяся за что-то зацепиться Ч или кого-то ухватить?
Ч рука.
Все ахнули как один человек. Кто-то вскочил, кто-то уронил стул, кто-то упа
л со стула. Только Молдер и Скалли сидели, словно изваяния. Оба боялись пок
азаться смешными Ч и в головах у них совершенно одинаково билось нелепо
е: а может, здесь так и надо?
Когда стало понятно, что так не надо, было уже поздно. Вскакивать поздно, а
хать поздно; помогать шерифу Ч тоже поздно. Приходилось и дальше изобра
жать статуи. Только Скалли приоткрыла рот, а Молдер страдальчески изогну
л брови.
Потому что из земли, чуть задыхаясь, вылез смешной, козлобородый и длинно
волосый человек в замызганной футболке и потрепанных, пятнистых от гряз
и джинсах, с молотком в одной руке и здоровенным, толщиной в палец, гвоздем
в другой. Он расставил ноги пошире, встал в картинную позу и заорал:
Ч Поскольку я лично не имел чести близко знать усопшего, мне не подобает
говорить длинных речей. Я уверен, он был достойным и милым человеком, и так
далее, и так далее. Но он, к тому же, был мне собратом в самом прямом смысле э
того слова. Как поклонник и наследник его незаурядных дарований, я собир
аюсь произвести номер экспромтом в его честь. Сейчас самое время!
И, прежде чем кто-либо успел понять, что сейчас произойдет, козлобородый п
атлач приставил гвоздь себе к груди и так шарахнул молотком по его прост
орной шляпке, что брызнули искры, отчетливо полыхнувшие даже в ярком све
те южного солнца. Звук был такой, словно ударили в рельсу.
Футболка мгновенно окрасилась кровью. Козлобородый взвыл и зашатался.

Ч Караул! Кажется, я пробил себе левое легкое!!
Только тут к нему бросились. Шериф свирепо, будто медведь-шатун, облапил к
озлобородого, но тот с неожиданной?!!! силой и ловкостью вывернулся из его
лап, да так, что шериф едва не упал, потеряв равновесие.
Ч Что ты творишь, кретин? Ч заорал шериф, снова набрасываясь на козлобо
родого сзади. Ему на помощь бросились те, кто помогал оттащить гроб. Ч Не
ужто у тебя нет ничего святого?!
Козлобородый, весь в кровище от груди едва не до паха, успешно отбивался, в
опя:
Ч Вон отсюда! Не трогай меня своими грязными лапами, фашист!
На какое-то мгновение могло показаться, что он раскидает всех, как котят.
Гвоздь неподдельно торчал из него, как из железнодорожной шпалы. Молдер,
не выдержав, сделал движение встать. Но опять опоздал. Козлобородого ухв
атили за локти с обеих сторон.
Ч Ты псих!
Ч Вы все мерзавцы! Вы ничего не понимаете в искусстве!
Ч Ты совсем стыд потерял!
Ч Уберите этого придурка!
Все смешалось на Гибсонтонском кладбище.
С воплями и визгами публика разбегалась.
Прошло, наверное, не более минуты Ч и посреди поваленных стульев и опрок
инутых венков остались сидеть лишь Скалли и Молдер. Они так и не смогли по
шевелиться. Полная растерянность сродни параличу. Уже все затихло, уже н
и души не осталось на кладбище, и стали уже слышны из поднебесья беззабот
ные высвисты и прищебетывания какой-то из двадцати семи птиц, а может, сра
зу и нескольких… а они все сидели, стараясь не глядеть ни друг на друга, ни
по сторонам. Каждый пытался удостовериться, не спятил ли он. Вроде бы нет.

Ч Больше всего на свете я хотел бы сейчас проснуться, Ч сказал Молдер.
Скалли наконец осмелилась посмотреть на него.
У нее был взгляд маленькой девочки, которую отец вдруг оставил в темном с
трашном лесу. И она никак понять не может, то ли папа действительно бросил
ее на съедение серому волку Ч то ли подшучивает над ней, разыгрывает ее в
воспитательных целях и вот сейчас, когда она с перепугу все-таки взвоет в
голос, выйдет из-за ближайшего дуба и с убийственной укоризной скажет: «А
й-ай, как не стыдно! Вот ведь рева-корова!»
Ч Надо бы побеседовать с шерифом, Ч проговорил Молдер.

Закусочная «Обед у Фила»
15.30
Здесь было уютно и не жарко. Покряхтывал кондиционер, словно довольная ж
изнью и детьми наседка, бокал с холодным соком приятно освежал ладонь. Мо
жно было не торопиться. Можно было не отводить взгляд.
Они все-таки перегрелись на осеннем кладбищенском солнцепеке.
Или дело было не только в нем?
Шериф был симпатичен Молдеру. Похоже, ему уже перевалило за пятьдесят, но
сил у него явно не убавилось. Широкие плечи, могучий торс и руки, как окорк
а; открытое и сильное лицо. Простодушно хитроватая улыбка.
А вот Скалли он подозрительно напоминал животное. Может быть, по тому, как
он облапил и валил того козлобородого. А может… может Ч по запаху? Ей было
неуютно с шерифом. Она не могла понять, в чем дело, но интуиция тихонько, не
назойливо, без особой паники зуммерила: будь настороже. Бывают бабы, дума
ла она несколько растерянно, которым нравятся мужчины, похожие на скотов
. Но, слава Богу, я не из их числа. У меня совершенно иная эстетика секса.
Ч В его анкете записано, что он артист, Ч сказал Молдер.
Шериф крякнул и отпил из своего бокала, в котором был отнюдь не сок.
Ч Джерри Глэйсбрук и был артист. Великий артист. Лучший со времен Гудини
…
Шериф осекся и с сомнением смерил взглядом сидевших перед ним агентов. У
них у обоих был такой рафинированный, такой дистиллированный вид… Шериф
отнюдь не мог быть уверен в их эрудиции.
Ч Знаете такого? Ч спросил он.
Молдер лишь спокойно кивнул, но эмоциональная Скалли скривила губы, в св
ою очередь окатив шерифа презрительным взглядом. Нормальный американе
ц может не знать, кто такой Александр Македонский, Ньютон или Моцарт Ч но
не помнить Гудини, или, скажем, Диллинджера, или Пола Анку он просто не в со
стоянии.
Ч Джерри ставил потрясные номера. Выкручивался из заклепанных цепей, з
авязанных мешков, ухитрялся как-то выбираться из запертых сундуков… при
чем, эти хреновы сундуки так и оставались запертыми, вот ведь как!
Ч Почему же тогда Человек-крокодил? Ч спросил Молдер. Ч Уж Человек-зме
я, на худой конец…
Ч Из-за болезни кожи, разумеется, Ч ответил шериф и снова прихлебнул из
своего бокала. На его великолепной, будто полированной, лысине проступил
и бисеринки пота. Ч Свое уродство он постарался превратить в дополните
льный рекламный трюк. Но все одно это была не больше чем хорошая мина при п
лохой игре. Из-за чешуи его не пускали на сцены столичных цирков. Представ
ляете же, как все эти умники во фраках?.. Импреса… антрепре… тьфу! О, мистер,
мы знаем, конечно, что ваша болезнь не заразная, но ведь зрители этого могу
т и не знать, всем не знающим этого зрителям мы этого все равно не сможем в
овремя рассказать, так что выметайтесь, будьте добры, и чтоб духу вашего, у
важаемый мистер, больше тут ни в жизнь не было…
1 2 3 4 5 6 7 8 9