OCR amp; Spellchek: Antikwar
«Синдром»: АСТ; Москва; 2005
ISBN 5-17-023626-3, 5-9577-1308-2
Аннотация
Молодая женщина покончила с собой, и ее сестра Эйдриен имеет все основания винить в этой гибели ее психоаналитика — доктора Дюрана.
Но Дюран уверен: самоубийства не было. Было холодное, жестокое убийство, за которым кроется тайна. Эйдриен придется поверить ему и помочь найти истину, — иначе они станут следующими жертвами убийцы…

Джон Кейз
Синдром
Пора создать независимую структуру, третий класс индивидуумов (после администраторов и ученых), который возьмет на себя задачу предотвращения ошибок цивилизации и будет уничтожать причины конфликтов в зародыше. Надо объединить людей, стремящихся отбраковывать «порченые яблоки» при появлении на них первых пятен… Орган подобного рода не может быть явным. Он должен либо быть отдельной самодостаточной единицей, либо высочайшие власти человечества наделят его безграничными полномочиями.
Доклад Чарльтона Куна «Невидимая Империя», представленный директору Управления стратегических служб Уильяму Доновану (цитируется по книге «Последний герой» Энтони Кейва Брауна)

Пролог
Цюрих, 16 июня 1996 года
В парке было хорошо: тихо и безмятежно. Утро выдалось солнечное, повсюду царила нега, легкий бриз колыхал поверхность неоново-синего озера — совсем как у Сёра на картине «Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт». За одним малым исключением: художник изобразил разгар дня. Но как и на полотне, ничто вокруг не предвещало беды.
Лью Макбрайд возвращался домой после трехкилометровой пробежки по пешеходной аллее в большом парке, окаймляющем берега Цюрихского озера — от шумной Бельвю-плац до самого пригорода. Он неторопливо трусил в рассеянной тени листвы, размышляя о картине Сёра. Великий пуантилист заселил свое замечательное полотно респектабельными месье в цилиндрах, воспитанными детьми, женщинами в платьях с турнюрами и зонтиками от солнца в руках. Художник запечатлел людей, что жили две мировые войны назад, задолго до комедийных шоу и «мыльных опер», до Интернета и этнических чисток. Время изменилось, и иными стали воскресные прогулки.
Начнем с того, что добрая половина слабого пола болтает по мобильным телефонам, носит колечки в пупках и катается на роликах, с гиканьем проносясь мимо парней с футбольными мячами, дремлющих «гастарбайтеров» и обменивающихся ласками в густой сочной траве влюбленными. От Альп веет свежестью и прохладой, воздух чист и сладок, хотя ветерок и доносит легкий аромат марихуаны.
Лью нравился Цюрих — появилась возможность попрактиковаться в немецком, который он начал учить еще в старших классах. Выбор на этот язык пал не случайно: как раз в ту пору Лью бредил одной немочкой, приехавшей по программе обмена студентами. Уже потом Макбрайд занялся испанским, кое-что перенял у французов и даже немного понимал креольский диалект. Однако первым оказался все-таки немецкий, благодаря Ингрид. Фигура у нее была — только держись. Улыбаясь воспоминаниям, Льюис в ровном темпе миновал пристань: на волнах покачивались пришвартованные парусники.
Окружающие звуки создавали только слабый фон — Макбрайд слушал плейер. Марго Тиммонс выводила старую песню Лу Рида о какой-то девушке — а может, женщине: «Джейн… милая Джейн…»
Музыка, книги и бег заменяли Лью никотин и другие тайные страстишки: без них он становился беспокойным и даже чувствовал себя чуть-чуть несчастным. Из-за своих хобби он так до сих пор и не осуществил давнюю мечту купить парусную шлюпку — не смог себе этого позволить. Все в квартире Макбрайда в Сан-Франциско свидетельствовало о его одержимости музыкой и чтением. На подоконниках, у стереопроигрывателя и огромного дивана высились горы книг и компакт-дисков: блюзы, Делилло, опера, меланхоличная музыка португальских эмигрантов с замешенными на африканских мелодиях гитарными ритмами, рок и госпелы — религиозные песни североамериканских негров, работа Четвина о Патагонии, толстенная монография Огберна о предполагаемой личности Шекспира и десятки произведений о шахматах. Наверное, Макбрайд все-таки больше предпочитал читать о шахматах, чем играть в них. (Исключение составляли только шахматные сражения с Пти Пьером в Олоффсоне на Гаити, когда они часами просиживали над старой игровой доской, потягивая ром.)
Лью взгрустнулось при воспоминании о тех временах, о Гаити и старых друзьях…
На бегу Макбрайд взглянул на часы и ускорил шаг. До встречи в Институте оставалось чуть меньше полутора часов, а опаздывать он не любил. (Если быть до конца откровенным, одна мысль о том, чтобы заставить кого-то ждать, сводила Лью с ума).
Штаб-квартира Института всемирных исследований — небольшого, но авторитетного «мозгового центра», существующего благодаря финансовым вливаниям с обеих сторон Атлантического океана — располагалась в Кюсснахте, примерно в двадцати минутах ходьбы от отеля, где остановился Макбрайд. Как и многие фонды, учрежденные в первые послевоенные годы, этот Институт создавался с целью воплотить неясную, извечно ускользающую мечту о всеобщем благоденствии. На ежегодных конференциях горстке молодых дарований, чьи научные интересы совпадали с идеями фонда, присуждались стипендии.
Обширная тематика исследований варьировалась от возникновения военизированных формирований в Центральной Африке и роли Интернета в современном исламе до вырубки мангровых лесов в Непале. Среди прочих было и исследование Макбрайда, напрямую связанное с терапевтическими практиками, используемыми в анимистических религиях. Когда «холодная война» ушла в прошлое, руководство фонда стало склоняться к мнению, что конфликты следующих поколений будут представлять собой столкновения «ослабленной напряженности», в большинстве случаев на почве этнических и религиозных разногласий.
Макбрайд, обладатель ученых степеней в клинической психологии и новой истории, путешествовал по миру на протяжении почти двух лет. За это время он написал целый ряд статей об используемых бразильскими целителями технологиях массового кодирования, о техниках введения пациентов в транс на церемониях вуду и роли «лечебных трав» в ритуалах кандомблийских жрецов.
Два его доклада опубликовал «Нью-Йорк таймс мэгэзин», после чего последовало предложение написать книгу. Теперь же финансирование очередного исследования Макбрайда подходило к концу. Через три месяца он должен был подать заявку на стипендию, от чего по некотором размышлении решил отказаться. Льюису надоели постоянные разъезды и хотелось всецело посвятить себя написанию книги. И поскольку как раз в то время фонд пригласил его в Цюрих на семинар, он счел это приглашение прекрасной возможностью известить руководство о своем намерении.
Иными словами, все в его жизни складывалось благополучно и обещало дальнейшие перемены к лучшему. И если бы встреча прошла, как запланировал Макбрайд, он успел бы на шестичасовой рейс в Лондон. А приехав туда, сходил бы поужинать с Джейн. С настоящей Джейн, которую он не видел уже несколько месяцев.
«Милая Джейн, милая Джейн…»
Перспектива свидания ускоряла его шаг, и Макбрайд прибыл в свой номер в гостинице «Флорида» чуть ли не на десять минут раньше ожидаемого. Таким образом, он выиграл достаточно времени, чтобы сходить в душ, побриться, одеться и даже упаковать видавший виды брезентовый вещмешок.
Макбрайду предстояла встреча с самим директором фонда Гуннаром Опдаалом — процветающим, свободным от национальных предрассудков хирургом-норвежцем, который в свое время оставил медицину ради филантропии. Еще в Калифорнии, переговорив с директором по телефону, Льюис понял, что тот рассчитывает на продолжение сотрудничества и в следующем году. Поэтому возможность пообщаться с начальством с глазу на глаз была кстати: всегда лучше объясняться лично, к тому же неплохо бы выразить признательность руководству Института за помощь. А дальше, управившись с делами, Макбрайд планировал вылететь домой с обязательной остановкой у Джейн.
Штаб-квартира Института размещалась во внушительном особняке конца XIX — начала XX века, выстроенном каким-то швейцарским промышленником. (Позже промышленник повесился на люстре в фойе собственного детища, безвозвратно изуродовав этот предмет интерьера). Особняк представлял собой высокое трехэтажное здание с рифлеными под старину стеклами. На медных водостоках восседали готические горгульи, на подоконниках стояли цветочные ящики с пышной растительностью, а из черепичной крыши выглядывала троица дымоходов.
Небольшая латунная табличка на массивной двери у парадного входа провозглашала название Института на немецком, французском и английском языках. Висевшая над фрамугой из освинцованного стекла видеокамера внутреннего слежения повернула вниз глазок и пристально уставилась на Макбрайда. Тот несколько раз нажал на кнопку звонка, и вот наконец…
— Лью!
Дверь распахнулась. Массивная фигура Гуннара Опдаала, который возвышался даже над немаленьким — метр девяносто — Макбрайдом, заслонила внутреннее пространство холла. Длинноногий, крепко сбитый Опдаал недавно отметил свое пятидесятилетие. Он двигался с грациозной развязностью стареющего атлета, коим, кстати, и являлся: много лет назад норвежец «взял бронзу» в соревнованиях по скоростному спуску. По странному стечению обстоятельств отец Макбрайда завоевал серебро на тех же Олимпийских играх в Саппоро. В семьдесят втором он стал первым биатлонистом, который увез такую медаль в Америку. Узнав об этом, Опдаал снисходительно улыбнулся: «Норвегия — хозяйка биатлона, иначе и быть не может».
Директор фонда пожал посетителю руку и дружески похлопал его по плечу.
— Как доехал? Проблем в дороге не возникло? — поинтересовался скандинав, пропуская гостя в зал и прикрывая за собой дверь.
— Еще сказывается смена часовых поясов, — пожаловался Макбрайд. — А так ничего, прекрасно долетел.
— Как тебе «Флорида»? — спросил Опдаал и с некоторым смущением принял вещмешок Льюиса.
— Роскошный отель!
Норвежец хохотнул:
— Номера большие, согласен. Но роскошными я бы их не назвал.
Молодой исследователь тоже рассмеялся:
— Главное — не дорого.
Опдаал неодобрительно покачал головой:
— В следующий раз советую остановиться в «Цум Шторхен», а уж остальное — забота фонда. Я же говорил тебе, и не раз: создавать условия для ученых — наша прямая обязанность.
Макбрайд смущенно кивнул, пожав плечами, и осмотрелся. Штаб-квартира Института почти не изменилась с тех пор, как он был здесь последний раз: персидские ковры на мраморных полах, рельефные потолки, холсты с цветами и пейзажами на обитых дубом стенах, журналы на деревянных антикварных столиках.
И хотя прежде Льюису довелось побывать здесь лишь два раза, он удивился царящей в здании тишине. Заметив замешательство гостя, Опдаал похлопал его по плечу и махнул в сторону лестницы.
— Мы здесь одни! — воскликнул он, жестом приглашая молодого ученого следовать за ним.
— Во всем здании? — удивился тот.
— Конечно, сегодня же суббота. У нас по выходным на работу ходит лишь босс, и то потому, что у него нет другого выбора!
— Как же так? — поинтересовался Макбрайд, поднимаясь вслед за норвежцем по лестнице. — Неужели…
— Потому что я здесь живу, — объяснил директор.
Хозяин повел американского гостя на третий этаж.
— А я думал, у вас квартира в городе, — заметил Льюис.
Опдаал покачал головой, и лицо его посерьезнело.
— Нет. Здесь, как говорится, мой второй дом. — Он задержался на лестничной площадке и, обернувшись, пояснил: — Жена предпочитает жить в Осло. Ненавидит Швейцарию, говорит, здесь все слишком буржуазно.
— А по мне так в этом и заключается прелесть страны, — возразил Макбрайд.
— Согласен, только у каждого ведь все равно свой взгляд на такие вещи.
— А дети?
— Разлетелись по всему миру: один сын в Гарварде, другой — в Дубае, дочь — в Ролле.
— В колледже?
— Да. Полжизни провожу в небе.
— А остальное время?
Опдаал слегка улыбнулся и направился дальше, вверх по лестнице.
— Остальное время я выбиваю деньги для Института или втыкаю флажки на карту, отслеживая перемещения вашей ученой братии.
Теперь усмехнулся Макбрайд и, не останавливаясь, сострил по поводу того, что совсем запыхался.
— Я всегда считал, что в таких зданиях предусмотрены лифты, — заметил он.
— Здесь есть лифт, но по выходным я им не пользуюсь, — объяснил директор фонда. — Не дай Бог, отключат электричество, и тогда… Ну, ты представляешь.
Прежде Льюис встречался с боссом и его помощниками в конференц-зале на втором этаже, и потому его заинтересовало, как выглядят жилые помещения наверху. Спутники поднялись на третий этаж и приблизились к стальной, необычайно громоздкой двери, совершенно не вписывавшейся в общий интерьер здания.
Опдаал нажал три или четыре кнопки на блестящем кодовом замке, и дверь пружинисто отворилась, издав металлический щелчок. Директор фонда закатил глаза:
— Уродство.
— Хм… впечатляет, — ответил Макбрайд.
Норвежец заговорщически усмехнулся.
— Одно время здесь снимал помещение некий частный банк. О его клиентуре ходили такие слухи, что, думаю, большая дверь была весьма кстати.
Они зашли внутрь: просторный, удобный офис с яркими лампами под потолком и современной обстановкой так не походил на помещения первого этажа. Здесь стояли стенки с книгами и кожаный диван, на журнальном столике из оргстекла — массивный серебряный поднос с чашками, блюдцами и дымящимся чайником.
— Чаю? — предложил Опдаал гостю.
Тот кивнул: «Да, спасибо», и зашел за письменный стол, чтобы полюбоваться чудесным видом из окна: за деревьями просматривалось прозрачное, словно отполированное озеро, на котором искрилась блестящая водная рябь.
— Восхитительное зрелище, — сказал Макбрайд.
Опдаал согласно кивнул, разливая по чашкам чай.
— С сахаром?
— Нет, добавьте немного молока, — ответил Макбрайд и тут, заметив компьютер на столе директора, склонил набок голову и нахмурился. — А где диск «А»? — поинтересовался он.
— Извини, что?
— Флоппи-дисковод, для дискет.
— Ах ты об этом, — ответил босс. — Здесь нет дисковода.
Макбрайд искренне удивился:
— Как?
Опдаал равнодушно пожал плечами.
— Следим за тем, чтобы информация не вышла за пределы этих стен. А так она уж точно не попадет в чужие руки. — Норвежец протянул гостю чашку и, усаживаясь за письменный стол, жестом пригласил того располагаться на диване.
Директор фонда отхлебнул чаю и воскликнул:
— Итак, ты прекрасно потрудился!
— Что ж, спасибо, — ответил Макбрайд.
— Я не преувеличиваю, Льюис. Мне известно, как тяжело работать в таких местах, как Гаити. Гнусный остров, а без подготовки туда соваться вообще опасно.
— Что ж, я рискнул.
— И все-таки уверен, — продолжил директор, чуть подавшись вперед и откашлявшись, — тебе не терпится узнать, ради чего ты здесь?
Льюис переменил позу и улыбнулся:
— На этот счет у меня есть некоторые предположения: через пару месяцев заканчивается финансирование моей работы.
Директор кивнул, давая понять, что догадка верна, хотя к настоящей причине и не имеет никакого отношения:
— Да-да, правильно. Только я пригласил тебя не поэтому.
— Не поэтому? — Макбрайд поднял на босса удивленный взгляд.
— Да.
В коридоре что-то застрекотало, и собеседники обернулись на шум.
— Лифт? — удивился Лью.
Норвежец кивнул, и на его лбу стала заметна глубокая вертикальная морщина.
— Но вы же говорили…
— Наверное, кто-то из персонала, — предположил Опдаал. — Вероятно, забыли что-нибудь.
Затем шум смолк, открылся лифт, и немного погодя в кабинет постучали.
— Тебя не затруднит? — Директор указал в сторону двери.
Макбрайд нахмурился: ведь Опдаал утверждал, будто в здании никого, кроме них, нет, и лифтом советовал не пользоваться, — но решил исполнить просьбу босса.
— Да-да, сейчас, — сказал Лью, встал с дивана и направился к двери. Открыл ее и…
Все произошло в доли секунды — достаточно, чтобы дать себе отчет в происходящем, но слишком быстро, чтобы отреагировать. Макбрайд увидел человека в костюме хирурга и противогазе. Затем струя газа из пульверизатора ударила Льюису в лицо. Сноп искр. Темнота.
Вне всякого сомнения, его везли в машине «скорой помощи»: на потолке бежали по кругу отсветы красных огней маячка. Рядом сидел какой-то человек в костюме хирурга и рассматривал Лью с выражением умеренного любопытства на лице.
Макбрайд захотел спросить, что с ним произошло, но говорить он не мог: во рту пересохло, язык точно одеревенел. Он попытался что-то сказать, но прозвучало нечто невнятное, словно он был пьян. Через некоторое время Макбрайд оставил попытки издать членораздельный звук и попробовал сосредоточиться на недавнем происшествии:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56