И еще послужит. Спасибо, конечно, понимаю, что обидеть не хотел, но я войну не по картинкам знаю. Когда меч знаком, он и не подведет.
— Дай-то бог, может, и не придется его доставать, — высказал надежду Зеннор, — уж и рассвело совсем, а орков-то все не…
— Идут! — завопил Жан, одним движением натягивая арбалет. Вложив в него стрелу, парень тут же натянул второй, затем третий.
Остальные тоже спешно готовили оружие. Стараниями Зен-нора у каждого было по три самострела и стрел более чем достаточно.
Десятник оглянулся. У далекой теперь кромки леса появились многочисленные точки, которые стремительно приближались. Ветеран нахмурился — врагов было куда больше, чем он предполагал. Сотня не сотня, но уж десятков шесть-семь точно. Много… Он снял с седла свой арбалет и привычным движением зарядил его.
— Лошадей пока не гоните, — приказал он возницам. — Как подойдут они на полет стрелы, тогда и вскачь пустите, покуда у скотины ноги держать будут. А пока не надо. Да вот еще, вы щиты-то на спины повесьте, а то кольчуга — она от меча и ножа хороша, а от топора, копья или стрелы может и не уберечь. А вы, парни, — обратился он к своим солдатам, — стреляйте только наверняка. Бегают они быстро, заново зарядить они вам могут и не дать. Будет возможность, бейте троллей — высокие такие, худые, они топоры мечут знатно, не промахнутся.
Он повернулся к купцу, и в его голосе зазвенел металл, на щеках заиграли желваки, только глаза остались такими же спокойными, как и раньше, когда они мирно беседовали о торговле да о достоинствах рудных шахт в Темных землях.
— А ты, старик, слушай, что я скажу. Сейчас ты погонишь свою лошадь, да так, чтоб пыль столбом стояла. Толку от тебя здесь никакого…
— Я… — начал было Зеннор, но Сван резко, даже грубо его оборвал:
— Ты уедешь, я так сказал. И не заставляй меня применять силу. Надо будет, я за это отвечу, но не сейчас. Скачи вперед, может, внучок твой подмогу ведет, поторопи. Долго нам не продержаться.
Зеннор мгновение смотрел в глаза ветерану, затем сухо кивнул и дал шпоры коню. Благородное животное рванулось вперед, словно и не было позади утомительного ночного перехода. Сван проводил его глазами, затем повернул своего жеребца навстречу стремительно приближающимся оркам.
Черный как смоль конь вынес его на пригорок и встал как вкопанный, повинуясь команде наездника. Сван не торопясь поднял арбалет и, тщательно прицелившись, выпустил первую в этой битве стрелу.
Тяжелый арбалетный болт влепился в череп бегущему впереди всех орку, проламывая кость и сбивая с ног. Об упавшее тело тут же споткнулся еще один зеленый урод и кубарем покатился по траве.
Сван быстро, но без излишней поспешности вновь натянул тетиву и послал вторую стрелу, столь же меткую, что и первая.
Из бегущей толпы вылетел метательный топор, однако расстояние было великовато даже для длинных жилистых рук тролля — топор упал на землю, не долетев до Свана пары шагов. А уже в следующее мгновение стрела плотно засела у зеленого в брюхе. Конь рванулся, унося хозяина с места, ставшего опасным.
Слегка оторвавшись от преследователей, Сван снова заставил жеребца остановиться и успел выпустить еще две стрелы, и снова оба раза удачно. А затем снова пустил умное животное в галоп, увеличивая расстояние между собой и беснующейся толпой орков.
Ему удалось повторить этот фокус еще раза два, когда наконец начали бить самострелы его парней с возов. К тому времени орки потеряли восемь бойцов, однако десятника это не слишком обрадовало — похоже, врагов оказалось еще больше, чем он предполагал. Не иначе как полная сотня.
Пятнадцать человек… пятеро погоняют лошадей, остальные, по двое на воз, лупили из арбалетов — пока расстояние было велико и далеко не каждая стрела находила цель, и все же орки теряли одного воина за другим. Сван усмехнулся — что ж, его мальчики, похоже, смогут нанести врагу урон куда больший, чем он предполагал. Оно и к лучшему…
— Парни! Один стреляет, другой заряжает! — крикнул он, снова бросая коня в атаку, теперь стараясь не попасть под стрелы своих же ребят. Степь была ровной, сухой, в наезженном тракте особой надобности не было, поэтому возы, без команды Свана, растянулись цепью, теперь каждый из стрелков отчетливо видел цель и ничто не закрывало нападающих от метких стрел.
Сван и раньше знал, что орки почти не знают страха — ему приходилось стоять перед их атакой, но он и понимал, что вид клыкастых бестий, прущих прямо на бьющие без промаха тяжелые болты, способен вселить страх в сердца еще не видевших ни одной серьезной битвы мальчиков. Но сделать тут было ничего нельзя, как, впрочем, и победить в этом сражении. Оставалось только заставить этих тварей дорого заплатить за захваченное добро.
Когда орк сильно хочет, он может бежать быстрее коня. Эти порядком устали, но и сейчас уверенно нагоняли возы, влекомые выбивающимися из сил лошадьми. Теперь арбалеты били уже в упор, не тратя зря ни одной стрелы. Почитай что пять десятков тел осталось неподвижно лежать на молодой траве, когда волна нападающих захлестнула обоз.
В мгновение ока были перебиты измотанные кони, и возы встали. Они были высокими, выше человеческого роста, но орки уже карабкались на них, и мечники, выпустив по последней стреле, схватились за мечи.
Первым пал молодой парень, Сван не знал его имени — кривой ятаган полоснул его по ногам, и так и не успевший нанести ни одного удара хлопец свалился с воза прямо в толпу визжащих зеленокожих тварей. Меткий выстрел десятника пришпилил удачливого рубаку к борту телеги, но следом за ним лезли десятки других.
Баз, остервенело рубящий мечом направо и налево, внезапно замер, а затем неуклюже упал ничком — в спине его торчала пробившая кольчугу стрела. Сван поискал глазами стрелка и всадил болт прямо в пасть затянутого в черненую кольчугу орка — толстый железный стержень, раздробив зубы, вышел из затылка ублюдка.
А затем его вороной рухнул как подкошенный — в гордой изящной шее торчал глубоко ушедший в недавно еще живую плоть метательный топор. Десятник успел вскочить на ноги, отбрасывая разряженный арбалет и выхватывая из ножен верный меч. В следующее мгновение над ним взвихрилась сталь, отражая посыпавшиеся со всех сторон удары. Он чувствовал, как раз за разом клинок погружается в податливую плоть, однако и оро-чьи лезвия уже попробовали его крови.
Приняв на щит удар ятагана, Сван выбросил вперед руку с мечом — лезвие на две ладони погрузилось в живот неосторожного орка. Однако это был последний успех ветерана — еще один кривой меч врезался сзади в шею, перерубая позвонки. И в следующее мгновение орки отхлынули от безжизненного тела, оставив рядом шестерых своих.
Теперь их оставалось не более трех десятков, однако и силы защитников таяли. Клад пластом лежал на возу, потеряв сознание и чудом не свалившись на землю — топор тролля ударил его по шлему, не пробив его, но оглушив парня. Куда хуже, чем мечники обученные, погибли еще трое возниц — один от того же метательного топора, двое других — изрубленные орочьими ятаганами. Два воза уже лишились своих защитников — кроме убитого База пали Жур и Флик, братья-близнецы, которых не путала разве что мать. И теперь они лежали рядом, оставшись вместе и после смерти. Тут же, прижавшись спиной к телеге, отчаянно сражался Сарт, но скоро и его пришпилили к дереву оставшиеся у орков арбалетчики.
На ногах теперь оставались лишь четверо мечников да двое все еще живых парней Зеннора. Орков было чуть ли не вчетверо больше, и Жан, нанося очередной удар, подумал, что их песенка, пожалуй, спета. Кирк, оставшийся на своем возу один, размахивал своим огромным кистенем, проламывая черепа и дробя кости тем, кто неосторожно оказывался от здоровяка слишком близко, однако и у него уже по щеке струей текла кровь — метательный топор сбил с него шлем, а второй, как бритвой, начисто снес бойцу ухо. Жан тоже был ранен — левое предплечье пробила стрела. Наконечник не раздробил кости, однако парень ощущал, как постепенно намокает рукав куртки, как все более ватными делаются руки. Он снова ударил, вогнав выщербленное лезвие в жилистую шею неизвестно какого по счету орка и увидев краем, глаза, как рухнул пронзенный сразу несколькими мечами Сван.
Внезапно в стане орков началось замешательство, стремительно перерастающее в панику. Хотя зеленые и не знали страха, но только до той поры были готовы бестрепетно идти на копья и стрелы, пока были убеждены в победе. Жан оглянулся — веером рассыпавшись по степи, к ним скакала конница — не менее сотни бойцов с пиками наперевес. Плескался на ветру лилово-голубой стяг графа Дэнси…
Подоспела помощь.
Этот брошенный назад взгляд едва не стоил Жану жизни — вскарабкавшийся на воз орк уже занес свой ятаган, готовясь обрушить его на голову парня, когда едва пришедший в себя Клад, не имевший силы встать, двумя руками вогнал кинжал в ногу урода.
Он был смертельно слаб, поэтому удар получился почти что никакой, царапина, и тем не менее орк отвлекся на одно мгновение, а уже в следующий миг в брюхе у него сидел клинок Жана. Пропела стрела, за ней другая — одна с резким звоном отскочила от изрядно помятого щита мечника, другая все же нашла дорожку, впиваясь парню в уже раненную руку. Пальцы бессильно разжались, выпуская щит, и в тот же момент топор тролля глубоко ушел ему в бедро. Он почувствовал, что падает, и уже меркнущим сознанием уловил, что орки, чуя приближение неминуемой гибели, бросились бежать. Он еще успел подумать, что вряд ли им это удастся, когда мрак окутал его.
Жан не видел, как жалкие остатки орков и троллей пытались уйти от копий всадников графа, как плакал Зеннор, глядя на своих перебитых парней и на лежащие рядом с ними иссеченные тела мечников. Как укладывали на телегу Свана, чтобы потом с почестями предать его тело земле, как Клад, еще шатаясь от полученного удара, заматывает раны приятеля непередаваемо дорогой белой тканью, которую для него рвет на полосы внук Зеннора. Как сам Зеннор, с треском раздирая кусок нежного батиста, перевязывает истекающего кровью Кирка…
Всего этого он не видел, поскольку пришел в себя позже, много позже.
— Эй вы там, черви ленивые! Быстрей, быстрей! — орал, надсаживая глотку, Корт, буквально силой проталкивая в ворота очередную группу сервов. — Не задерживайся, олух, шевели копытами! А ты куцы прешь? Бабу пропусти, с детишками. Что на возу? Давай налево, вон туды… Клад, проводи да скажи парням, пусть разгружают и в Пещеру тащат. И быстро, одна нога здесь, другая там.
Сплошной поток крестьян, спешивших укрыться за несокрушимыми стенами замка Форш, изрядно поредел. Если с утра цепочки возов шли практически непрерывно, то сейчас лишь несколько телег да пара десятков бедно одетых баб и мужиков толпились у массивных ворот цитадели. Правда, на подходе были еще несколько семей, и на этом дело, пожалуй, заканчивалось, но Корту настолько осточертело раздавать пинки тупым сервам, что он готов был даже поубивать их прямо тут, у ворот, лишь бы его поскорей оставили в покое.
Когда телеги наконец скрылись за воротами, сотник смог позволить себе минутку отдыха. Прислонившись к прохладной каменной кладке, он, шумно причмокивая и отдуваясь, дул пиво из здоровенной кружки, которую ему принес Жан. Искусство медиков маркиза и в немалой степени эльфов помогли ему более или менее быстро встать на ноги, хотя ходил он еще с трудом. В наряды его не ставили, так что он бесцельно слонялся по крепости, не начинала ныть раненая нога, после чего садился на каменный парапет стены, свешивая ноги над настоящей пропастью, где гранитные блоки бастиона незаметно переходили в отвесную скалу — отсюда открывалась великолепная, ни с чем не сравнимая панорама. Буйные зеленые заросли, начинавшиеся прямо у основания скалы, уходили к горизонту плавными волнами невысоких холмов, упираясь где-то там, на пределе видимости, в скальную гряду, выглядевшую отсюда далеким берегом почти бескрайнего зеленого моря.
Вот и сейчас, отнеся командиру пиво, Жан устроился на своем излюбленном месте и, облокотившись о камень, полуприкрыв глаза, глядел вдаль.
— Мечтаешь? — раздался сзади знакомый голос.
Парень сделал попытку вскочить и вытянуться во фрунт, однако незримый пока собеседник, прекрасно, впрочем, Жану известный, его остановил.
— Сиди, сиди… Я вижу, ты часто сюда приходишь? Айдахо сел рядом. Как обычно, он был в черном, отчасти из любви к цвету, отчасти из вошедшей в привычку потребности в поддержании своего прозвища. Конечно, в срединных уделах можно найти не менее десятка в той или иной степени известных воинов, которые бы носили черные доспехи и с удовольствием именовались Черными рыцарями. Меньше было зеленых, красных, синих и других, предпочитавших смешанные цвета. Черный почему-то привлекал больше.
Самого Айдахо это нисколько не расстраивало — свое прозвище он получил еще будучи оруженосцем, когда в присутствии свидетелей чуть не подрался со своим господином из-за желания того заставить строптивого оруженосца сменить вечно мрачный наряд на что-нибудь покрасочней. Кого другого это, может, тут же довело бы и до петли — но то ли судьба улыбнулась юному Берну, то ли просто его господин был человеком передовых взглядов, но он лишь расхохотался. “Раз ты не намерен выслушивать приказы своего лорда, — сквозь слезы, выступившие от приступа смеха, заявил он, — тогда отдавай их сам. И чтоб тебе попался такой же строптивый мальчишка”. С этими словами он стукнул Берна мечом по плечу, выполняя тот ритуал, ради которого многие и многие парни готовы отдать все на свете, включая жизнь, — неожиданно для себя и в куда большей степени неожиданно для окружающих он стал рыцарем в восемнадцать лет — случай не просто редкий, неслыханный!
Впрочем, Берн Айдахо, Черный рыцарь, скоро заставил людей говорить о себе не как о курьезе, пьяной прихоти могучего лорда.
Прошло не более двух лет, как его имя стали на все лады повторять не только в Брекланде, но и при дворе герцога Дар-ландского — признанного сосредоточения цвета рыцарства срединных уделов.
Постепенно завоевав среди знатоков славу непревзойденного фехтовальщика, он оставил позади немало трупов тех, кто хотел в его мастерстве убедиться лично.
Тогда, в молодые годы, все свои силы он уделял одной цели — стать первым. Теперь же, когда большая часть жизни осталась позади, когда славы было более чем достаточно, денег — тоже, Айдахо отдавал время тому, что доставляло ему удовольствие. В данный момент удовольствием было заботиться о юной маркизе де Танкарвилль — это бремя он возложил на себя сам и отдавать его никому не собирался. То ли маркиз Рено был идиотом и полностью доверял рыцарю и собственной жене, то ли… то ли он не был идиотом и понимал, что эти двое вполне достойны доверия. Так или иначе, ни один из слухов, порой весьма щекотливых, ходивших о чуть ли не юношеской влюбленности Черного рыцаря в годящуюся ему в дочери Алию, ничего, кроме болтовни, под собой не имел.
— Как твои раны? — поинтересовался рыцарь.
— Царапины, — хмыкнул Жан. — Почти все зажило. Эльфы постарались.
— Да… а ведь вы легко отделались, — заметил Берн, по его лицу скользнула тень беспокойства. — Будь их хоть немногим больше, приди помощь получасом позже…
— Значит, повезло, — с деланным безразличием ответил Жан, который и сам понимал, что тот день вполне может теперь считать своим вторым днем рождения.
— Не жалеешь, что попал сюда? Война, это тебе не с караванами ездить
— тут, бывает, и убивают кое-кого.
— Не жалею. Я, может, с детства об этом мечтал.
— О чем “об этом”? О мече и кольчуге? О деньгах и земельном наделе лет эдак через двадцать? Может, о дальних путешествиях? О славе? Или, скажем, о бочонке пива, который стоит в трапезной и, насколько мне известно, никогда не пустеет? В мирное время жизнь солдата полна удовольствий и почти лишена неприятностей. Так о чем же ты мечтал, солдат?
— Охранять ее… — буркнул, насупившись, Жан. Его обидело подозрение рыцаря, что он пошел в солдаты только ради того, чтобы набить живот да разжиться деньгой. Конечно, немало было и таких охотников, Берн был прав, в мирное время быть солдатом означало и неплохой доход, и отличную кормежку, и определенный социальный статус… да и сельские девушки куда более ласковы были с бравыми воинами, чем с сопливыми пацанами из своих деревень.
— Вон оно как… — протянул рыцарь, взглянув на парня со странной смесью насмешки и уважения. — Что ж, дело доброе, особенно сейчас.
Видать, Берна здорово тянуло с кем-нибудь поболтать, и в данный момент ему было совершенно все равно, с кем именно.
Молодой солдат оказался как нельзя более кстати.
События последних дней не оказались для рыцаря неожиданностью — не потому, что он ждал чего-либо подобного, а потому, что за свою жизнь привык к неприятностям и ждал их всегда и отовсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Дай-то бог, может, и не придется его доставать, — высказал надежду Зеннор, — уж и рассвело совсем, а орков-то все не…
— Идут! — завопил Жан, одним движением натягивая арбалет. Вложив в него стрелу, парень тут же натянул второй, затем третий.
Остальные тоже спешно готовили оружие. Стараниями Зен-нора у каждого было по три самострела и стрел более чем достаточно.
Десятник оглянулся. У далекой теперь кромки леса появились многочисленные точки, которые стремительно приближались. Ветеран нахмурился — врагов было куда больше, чем он предполагал. Сотня не сотня, но уж десятков шесть-семь точно. Много… Он снял с седла свой арбалет и привычным движением зарядил его.
— Лошадей пока не гоните, — приказал он возницам. — Как подойдут они на полет стрелы, тогда и вскачь пустите, покуда у скотины ноги держать будут. А пока не надо. Да вот еще, вы щиты-то на спины повесьте, а то кольчуга — она от меча и ножа хороша, а от топора, копья или стрелы может и не уберечь. А вы, парни, — обратился он к своим солдатам, — стреляйте только наверняка. Бегают они быстро, заново зарядить они вам могут и не дать. Будет возможность, бейте троллей — высокие такие, худые, они топоры мечут знатно, не промахнутся.
Он повернулся к купцу, и в его голосе зазвенел металл, на щеках заиграли желваки, только глаза остались такими же спокойными, как и раньше, когда они мирно беседовали о торговле да о достоинствах рудных шахт в Темных землях.
— А ты, старик, слушай, что я скажу. Сейчас ты погонишь свою лошадь, да так, чтоб пыль столбом стояла. Толку от тебя здесь никакого…
— Я… — начал было Зеннор, но Сван резко, даже грубо его оборвал:
— Ты уедешь, я так сказал. И не заставляй меня применять силу. Надо будет, я за это отвечу, но не сейчас. Скачи вперед, может, внучок твой подмогу ведет, поторопи. Долго нам не продержаться.
Зеннор мгновение смотрел в глаза ветерану, затем сухо кивнул и дал шпоры коню. Благородное животное рванулось вперед, словно и не было позади утомительного ночного перехода. Сван проводил его глазами, затем повернул своего жеребца навстречу стремительно приближающимся оркам.
Черный как смоль конь вынес его на пригорок и встал как вкопанный, повинуясь команде наездника. Сван не торопясь поднял арбалет и, тщательно прицелившись, выпустил первую в этой битве стрелу.
Тяжелый арбалетный болт влепился в череп бегущему впереди всех орку, проламывая кость и сбивая с ног. Об упавшее тело тут же споткнулся еще один зеленый урод и кубарем покатился по траве.
Сван быстро, но без излишней поспешности вновь натянул тетиву и послал вторую стрелу, столь же меткую, что и первая.
Из бегущей толпы вылетел метательный топор, однако расстояние было великовато даже для длинных жилистых рук тролля — топор упал на землю, не долетев до Свана пары шагов. А уже в следующее мгновение стрела плотно засела у зеленого в брюхе. Конь рванулся, унося хозяина с места, ставшего опасным.
Слегка оторвавшись от преследователей, Сван снова заставил жеребца остановиться и успел выпустить еще две стрелы, и снова оба раза удачно. А затем снова пустил умное животное в галоп, увеличивая расстояние между собой и беснующейся толпой орков.
Ему удалось повторить этот фокус еще раза два, когда наконец начали бить самострелы его парней с возов. К тому времени орки потеряли восемь бойцов, однако десятника это не слишком обрадовало — похоже, врагов оказалось еще больше, чем он предполагал. Не иначе как полная сотня.
Пятнадцать человек… пятеро погоняют лошадей, остальные, по двое на воз, лупили из арбалетов — пока расстояние было велико и далеко не каждая стрела находила цель, и все же орки теряли одного воина за другим. Сван усмехнулся — что ж, его мальчики, похоже, смогут нанести врагу урон куда больший, чем он предполагал. Оно и к лучшему…
— Парни! Один стреляет, другой заряжает! — крикнул он, снова бросая коня в атаку, теперь стараясь не попасть под стрелы своих же ребят. Степь была ровной, сухой, в наезженном тракте особой надобности не было, поэтому возы, без команды Свана, растянулись цепью, теперь каждый из стрелков отчетливо видел цель и ничто не закрывало нападающих от метких стрел.
Сван и раньше знал, что орки почти не знают страха — ему приходилось стоять перед их атакой, но он и понимал, что вид клыкастых бестий, прущих прямо на бьющие без промаха тяжелые болты, способен вселить страх в сердца еще не видевших ни одной серьезной битвы мальчиков. Но сделать тут было ничего нельзя, как, впрочем, и победить в этом сражении. Оставалось только заставить этих тварей дорого заплатить за захваченное добро.
Когда орк сильно хочет, он может бежать быстрее коня. Эти порядком устали, но и сейчас уверенно нагоняли возы, влекомые выбивающимися из сил лошадьми. Теперь арбалеты били уже в упор, не тратя зря ни одной стрелы. Почитай что пять десятков тел осталось неподвижно лежать на молодой траве, когда волна нападающих захлестнула обоз.
В мгновение ока были перебиты измотанные кони, и возы встали. Они были высокими, выше человеческого роста, но орки уже карабкались на них, и мечники, выпустив по последней стреле, схватились за мечи.
Первым пал молодой парень, Сван не знал его имени — кривой ятаган полоснул его по ногам, и так и не успевший нанести ни одного удара хлопец свалился с воза прямо в толпу визжащих зеленокожих тварей. Меткий выстрел десятника пришпилил удачливого рубаку к борту телеги, но следом за ним лезли десятки других.
Баз, остервенело рубящий мечом направо и налево, внезапно замер, а затем неуклюже упал ничком — в спине его торчала пробившая кольчугу стрела. Сван поискал глазами стрелка и всадил болт прямо в пасть затянутого в черненую кольчугу орка — толстый железный стержень, раздробив зубы, вышел из затылка ублюдка.
А затем его вороной рухнул как подкошенный — в гордой изящной шее торчал глубоко ушедший в недавно еще живую плоть метательный топор. Десятник успел вскочить на ноги, отбрасывая разряженный арбалет и выхватывая из ножен верный меч. В следующее мгновение над ним взвихрилась сталь, отражая посыпавшиеся со всех сторон удары. Он чувствовал, как раз за разом клинок погружается в податливую плоть, однако и оро-чьи лезвия уже попробовали его крови.
Приняв на щит удар ятагана, Сван выбросил вперед руку с мечом — лезвие на две ладони погрузилось в живот неосторожного орка. Однако это был последний успех ветерана — еще один кривой меч врезался сзади в шею, перерубая позвонки. И в следующее мгновение орки отхлынули от безжизненного тела, оставив рядом шестерых своих.
Теперь их оставалось не более трех десятков, однако и силы защитников таяли. Клад пластом лежал на возу, потеряв сознание и чудом не свалившись на землю — топор тролля ударил его по шлему, не пробив его, но оглушив парня. Куда хуже, чем мечники обученные, погибли еще трое возниц — один от того же метательного топора, двое других — изрубленные орочьими ятаганами. Два воза уже лишились своих защитников — кроме убитого База пали Жур и Флик, братья-близнецы, которых не путала разве что мать. И теперь они лежали рядом, оставшись вместе и после смерти. Тут же, прижавшись спиной к телеге, отчаянно сражался Сарт, но скоро и его пришпилили к дереву оставшиеся у орков арбалетчики.
На ногах теперь оставались лишь четверо мечников да двое все еще живых парней Зеннора. Орков было чуть ли не вчетверо больше, и Жан, нанося очередной удар, подумал, что их песенка, пожалуй, спета. Кирк, оставшийся на своем возу один, размахивал своим огромным кистенем, проламывая черепа и дробя кости тем, кто неосторожно оказывался от здоровяка слишком близко, однако и у него уже по щеке струей текла кровь — метательный топор сбил с него шлем, а второй, как бритвой, начисто снес бойцу ухо. Жан тоже был ранен — левое предплечье пробила стрела. Наконечник не раздробил кости, однако парень ощущал, как постепенно намокает рукав куртки, как все более ватными делаются руки. Он снова ударил, вогнав выщербленное лезвие в жилистую шею неизвестно какого по счету орка и увидев краем, глаза, как рухнул пронзенный сразу несколькими мечами Сван.
Внезапно в стане орков началось замешательство, стремительно перерастающее в панику. Хотя зеленые и не знали страха, но только до той поры были готовы бестрепетно идти на копья и стрелы, пока были убеждены в победе. Жан оглянулся — веером рассыпавшись по степи, к ним скакала конница — не менее сотни бойцов с пиками наперевес. Плескался на ветру лилово-голубой стяг графа Дэнси…
Подоспела помощь.
Этот брошенный назад взгляд едва не стоил Жану жизни — вскарабкавшийся на воз орк уже занес свой ятаган, готовясь обрушить его на голову парня, когда едва пришедший в себя Клад, не имевший силы встать, двумя руками вогнал кинжал в ногу урода.
Он был смертельно слаб, поэтому удар получился почти что никакой, царапина, и тем не менее орк отвлекся на одно мгновение, а уже в следующий миг в брюхе у него сидел клинок Жана. Пропела стрела, за ней другая — одна с резким звоном отскочила от изрядно помятого щита мечника, другая все же нашла дорожку, впиваясь парню в уже раненную руку. Пальцы бессильно разжались, выпуская щит, и в тот же момент топор тролля глубоко ушел ему в бедро. Он почувствовал, что падает, и уже меркнущим сознанием уловил, что орки, чуя приближение неминуемой гибели, бросились бежать. Он еще успел подумать, что вряд ли им это удастся, когда мрак окутал его.
Жан не видел, как жалкие остатки орков и троллей пытались уйти от копий всадников графа, как плакал Зеннор, глядя на своих перебитых парней и на лежащие рядом с ними иссеченные тела мечников. Как укладывали на телегу Свана, чтобы потом с почестями предать его тело земле, как Клад, еще шатаясь от полученного удара, заматывает раны приятеля непередаваемо дорогой белой тканью, которую для него рвет на полосы внук Зеннора. Как сам Зеннор, с треском раздирая кусок нежного батиста, перевязывает истекающего кровью Кирка…
Всего этого он не видел, поскольку пришел в себя позже, много позже.
— Эй вы там, черви ленивые! Быстрей, быстрей! — орал, надсаживая глотку, Корт, буквально силой проталкивая в ворота очередную группу сервов. — Не задерживайся, олух, шевели копытами! А ты куцы прешь? Бабу пропусти, с детишками. Что на возу? Давай налево, вон туды… Клад, проводи да скажи парням, пусть разгружают и в Пещеру тащат. И быстро, одна нога здесь, другая там.
Сплошной поток крестьян, спешивших укрыться за несокрушимыми стенами замка Форш, изрядно поредел. Если с утра цепочки возов шли практически непрерывно, то сейчас лишь несколько телег да пара десятков бедно одетых баб и мужиков толпились у массивных ворот цитадели. Правда, на подходе были еще несколько семей, и на этом дело, пожалуй, заканчивалось, но Корту настолько осточертело раздавать пинки тупым сервам, что он готов был даже поубивать их прямо тут, у ворот, лишь бы его поскорей оставили в покое.
Когда телеги наконец скрылись за воротами, сотник смог позволить себе минутку отдыха. Прислонившись к прохладной каменной кладке, он, шумно причмокивая и отдуваясь, дул пиво из здоровенной кружки, которую ему принес Жан. Искусство медиков маркиза и в немалой степени эльфов помогли ему более или менее быстро встать на ноги, хотя ходил он еще с трудом. В наряды его не ставили, так что он бесцельно слонялся по крепости, не начинала ныть раненая нога, после чего садился на каменный парапет стены, свешивая ноги над настоящей пропастью, где гранитные блоки бастиона незаметно переходили в отвесную скалу — отсюда открывалась великолепная, ни с чем не сравнимая панорама. Буйные зеленые заросли, начинавшиеся прямо у основания скалы, уходили к горизонту плавными волнами невысоких холмов, упираясь где-то там, на пределе видимости, в скальную гряду, выглядевшую отсюда далеким берегом почти бескрайнего зеленого моря.
Вот и сейчас, отнеся командиру пиво, Жан устроился на своем излюбленном месте и, облокотившись о камень, полуприкрыв глаза, глядел вдаль.
— Мечтаешь? — раздался сзади знакомый голос.
Парень сделал попытку вскочить и вытянуться во фрунт, однако незримый пока собеседник, прекрасно, впрочем, Жану известный, его остановил.
— Сиди, сиди… Я вижу, ты часто сюда приходишь? Айдахо сел рядом. Как обычно, он был в черном, отчасти из любви к цвету, отчасти из вошедшей в привычку потребности в поддержании своего прозвища. Конечно, в срединных уделах можно найти не менее десятка в той или иной степени известных воинов, которые бы носили черные доспехи и с удовольствием именовались Черными рыцарями. Меньше было зеленых, красных, синих и других, предпочитавших смешанные цвета. Черный почему-то привлекал больше.
Самого Айдахо это нисколько не расстраивало — свое прозвище он получил еще будучи оруженосцем, когда в присутствии свидетелей чуть не подрался со своим господином из-за желания того заставить строптивого оруженосца сменить вечно мрачный наряд на что-нибудь покрасочней. Кого другого это, может, тут же довело бы и до петли — но то ли судьба улыбнулась юному Берну, то ли просто его господин был человеком передовых взглядов, но он лишь расхохотался. “Раз ты не намерен выслушивать приказы своего лорда, — сквозь слезы, выступившие от приступа смеха, заявил он, — тогда отдавай их сам. И чтоб тебе попался такой же строптивый мальчишка”. С этими словами он стукнул Берна мечом по плечу, выполняя тот ритуал, ради которого многие и многие парни готовы отдать все на свете, включая жизнь, — неожиданно для себя и в куда большей степени неожиданно для окружающих он стал рыцарем в восемнадцать лет — случай не просто редкий, неслыханный!
Впрочем, Берн Айдахо, Черный рыцарь, скоро заставил людей говорить о себе не как о курьезе, пьяной прихоти могучего лорда.
Прошло не более двух лет, как его имя стали на все лады повторять не только в Брекланде, но и при дворе герцога Дар-ландского — признанного сосредоточения цвета рыцарства срединных уделов.
Постепенно завоевав среди знатоков славу непревзойденного фехтовальщика, он оставил позади немало трупов тех, кто хотел в его мастерстве убедиться лично.
Тогда, в молодые годы, все свои силы он уделял одной цели — стать первым. Теперь же, когда большая часть жизни осталась позади, когда славы было более чем достаточно, денег — тоже, Айдахо отдавал время тому, что доставляло ему удовольствие. В данный момент удовольствием было заботиться о юной маркизе де Танкарвилль — это бремя он возложил на себя сам и отдавать его никому не собирался. То ли маркиз Рено был идиотом и полностью доверял рыцарю и собственной жене, то ли… то ли он не был идиотом и понимал, что эти двое вполне достойны доверия. Так или иначе, ни один из слухов, порой весьма щекотливых, ходивших о чуть ли не юношеской влюбленности Черного рыцаря в годящуюся ему в дочери Алию, ничего, кроме болтовни, под собой не имел.
— Как твои раны? — поинтересовался рыцарь.
— Царапины, — хмыкнул Жан. — Почти все зажило. Эльфы постарались.
— Да… а ведь вы легко отделались, — заметил Берн, по его лицу скользнула тень беспокойства. — Будь их хоть немногим больше, приди помощь получасом позже…
— Значит, повезло, — с деланным безразличием ответил Жан, который и сам понимал, что тот день вполне может теперь считать своим вторым днем рождения.
— Не жалеешь, что попал сюда? Война, это тебе не с караванами ездить
— тут, бывает, и убивают кое-кого.
— Не жалею. Я, может, с детства об этом мечтал.
— О чем “об этом”? О мече и кольчуге? О деньгах и земельном наделе лет эдак через двадцать? Может, о дальних путешествиях? О славе? Или, скажем, о бочонке пива, который стоит в трапезной и, насколько мне известно, никогда не пустеет? В мирное время жизнь солдата полна удовольствий и почти лишена неприятностей. Так о чем же ты мечтал, солдат?
— Охранять ее… — буркнул, насупившись, Жан. Его обидело подозрение рыцаря, что он пошел в солдаты только ради того, чтобы набить живот да разжиться деньгой. Конечно, немало было и таких охотников, Берн был прав, в мирное время быть солдатом означало и неплохой доход, и отличную кормежку, и определенный социальный статус… да и сельские девушки куда более ласковы были с бравыми воинами, чем с сопливыми пацанами из своих деревень.
— Вон оно как… — протянул рыцарь, взглянув на парня со странной смесью насмешки и уважения. — Что ж, дело доброе, особенно сейчас.
Видать, Берна здорово тянуло с кем-нибудь поболтать, и в данный момент ему было совершенно все равно, с кем именно.
Молодой солдат оказался как нельзя более кстати.
События последних дней не оказались для рыцаря неожиданностью — не потому, что он ждал чего-либо подобного, а потому, что за свою жизнь привык к неприятностям и ждал их всегда и отовсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79