Говард присмотрелся внимательнее. И действительно, они походили на обезображенные лилии, словно некто решил смастерить цветы из растертого мела и слизи улиток, но слишком мало видел настоящих лилий и не сумел придать правильную форму.
– Воняют просто адски, как по-вашему? Дядюшка Рой глянул на него проницательно.
– Ты сам не знаешь, насколько близок к истине, – сказал он, накрывая корзинку.
И они снова двинулись по тропинке, все так же медленно, поскольку дядюшка Рой высматривал грибы.
– Так вот, о хижине, – сказал он. – Мы поселили там гостя.
– Верно. Майкла Грэхема. Вот кому тетя Эдита носит еду.
– Завтрак, обед и ужин.
– Тогда, надо думать, он не мертв.
– Нет, он не мертв. Эта уловка, которая ни на грош не сработала. А ведь могла бы выиграть нам неделю.
«Нам?» – удивился про себя Говард. Может, дядюшка Рой решил все-таки поговорить начистоту.
– Но он охромел. Он стар. Знаешь, сколько ему лет?
– Нет, – ответил Говард, но на ум ему пришло только: «Столько, сколько косматому мамонту».
– Девяносто с чем-то. У него есть право охрометь.
– Хромой, – протянул задумчиво Говард. – Это из-за несчастного случая? Когда машина упала с обрыва? – Внезапно он почувствовал себя глупо, что такое ляпнул. Грэхема вообще в машине не было. Может, он хромает из-за старой военный раны.
– Он теперь без палки едва-едва передвигается. Немного рыбачит, когда есть силы и настроение, но по большей части способен только немного поесть. Мы с ним старые друзья, понимаешь?
– Правда?
– О да. Старые друзья. Наша дружба началась давным-давно, еще до того, как мы с Эдитой поженились. Когда дела у него пошли худо… Ну, там, на утесах, он слишком легкая добыча, если ты понимаешь, о чем я, ведь кругом, кроме Джиммерса, ни души. Мы подумали: лучше спрячем его здесь. К тому же в лесах полно наших людей: то и дело уходят, приходят, в общем приглядывают.
– Кое-какие свидетельства этому я видел. Но что вы хотели сказать словами «легкая добыча»? Снова кредиторы? – Это было безопасное слово, один из любимых эвфемизмов дяди.
– По правде говоря, даже хуже. Все из-за рисунка, который тебя так занимает. И не тебя одного, если ты понимаешь, о чем я.
– Верно.
– Дело не только в деньгах.
– Это я понимаю, – сказал Говард. – Не может же он быть настолько ценным.
Дядюшка Рой вдруг остановился. Знакомый дом уже маячил за деревьями.
– Есть ценность – и есть ценность, – сказал он, кивком указывая в сторону хижины. – Верно, вещица редкая. Я знаю, зачем ты приехал, но давай пока не будем беспокоить старика. Он устал. У него сил-то хватает лишь дотянуть с вечера до утра, с утра до вечера. На закате он обычно выходит порыбачить. Если получится, прихватим с собой пару удочек и заглянем к нему, может, даже сегодня вечером. Но буду с тобой откровенен. Твое присутствие здесь для нас своего рода лишний груз. Не пойми меня неправильно. Я рад, что ты приехал. Думаю, возможно, здесь твое место. Вероятно, у тебя и выбора никакого нет. Так что лучше соберись с духом. Но, признай, ты ведь и сам подозрительная личность: прискакал, как Персеваль на белом коне. «Какую игру он ведет?» – спрашивает себя кое-кто. – Дядя пристально всмотрелся в лицо Говарда, явно ожидая ответа.
– Не знаю, – правдиво ответил Говард.
– Я тебе верю. Может, у тебя тайной цели нет. Может, есть. Как бы нам ни хотелось думать, нам не всегда дано выбирать, в какие игры мы на этом свете играем. Иногда они нас выбирают.
Дядюшка Рой снова зашагал и молчал, пока они не вышли из леса. Когда он снова остановился на заднем дворе, чтобы с глазу на глаз закончить их разговор, то заговорил, тщательно подбирая слова:
– Как бы то ни было, ты в некотором смысле лишний груз. Я хочу сказать, уже прошел слух, что ты приехал на север за рисунком, искать Грэхема. Кто ты, недоумевают они, один из нас или новый игрок. Ты все карты спутал, а? Так вот, мы полагали, что они считают Грэхема умершим, но из слов Горноласки вчера вечером стало ясно, что на уловку с автокатастрофой они не клюнули. Конечно, Горноласка, возможно, просто нас прощупывал. С другой стороны, ведь он обыскал твой грузовичок, правда? И машину Сильвии тоже. Надо думать, только потому, что она была с тобой. Как ни крути, выходит, что он под тебя копает. А я хочу сказать, что нельзя, чтобы ты привел его или кого-то из его людей в лес. Это первостепенно. Ты это понимаешь, да?
– Конечно, – отозвался Говард. – Я не знал…
– Откуда бы? Надо было сразу тебе рассказать, но мне не хотелось тебя втягивать. Правда, я начинаю думать, что это сущий водоворот, и все мы в одной лодке, все крутимся в нем, крутимся. Мы выплывем, если будем настороже, если запустим все турбины. Может, ты капитан этого чертова баркаса – грозный капитан Говард с юга. Время покажет. К тому же мы не одни. У нас есть союзники.
– Что вы имели в виду, говоря «они»? Выходит, за рисунком охотится не только Горноласка?
– Их тут целая свора, и по мне, так даже слишком большая. И Горноласка не самый страшный из всех. Это с Элоизой Лейми нам нужно быть начеку. А я умираю с голоду. Давай завалим в «Чашу и Англию» завтракать, блины там на миллион долларов и бекон хорош. Я плачу. Эдита сварила старику пару яиц и станет и нас тоже ими пичкать. Но мне хочется немного поговорить – внести для тебя ясность, если ты понимаешь, о чем я. Секретность тут первостепенна.
– Но ведь тетя Эдита… – попытался было запротестовать Говард, но дядюшка Рой его оборвал:
– Верно. Она тут тоже участвует, но не как мы с тобой. Они с Сильвией о Грэхеме заботятся. Я называю их «девами шатров».
Он расплылся в улыбке, явно считая это хорошей шуткой. Говард, однако, ее не понял.
– Как в рыцарских романах о Граале, – пояснил, увидев его недоумение, Рой.
– А-а, – протянул Говард. – Извините. В средневековой литературе я полный профан.
– Ну да ладно, – сказал дядюшка Рой. – Век живи, век учись, как пословица говорит. И они тоже на одном с нами корабле, но не слишком часто выходят на палубу, поэтому, может быть, в последнее время к небу не присматривались. От происходящего у Эдиты морская болезнь, вот к чему я клоню, поэтому давай пока оставим ее отдыхать в парадной каюте. Но нам с тобой, мой мальчик, спать нельзя. Даже глаза смыкать. Барометр падает, и задача таких парней, как мы с тобой, развернуть паруса по ветру. Это первостепенно. Лодырничать нам нельзя, а не то они нас врасплох застанут.
– Я ваш человек, – сказал Говард, пытаясь понять, узнал ли он что-нибудь полезное или новое. Дядюшка Рой, казалось, жил в мире метафор и эвфемизмов, и под конец у Говарда осталась сотня практических вопросов, которые дребезжали и налезали друг на друга у него в голове. Быть может, за завтраком…
– Мой тебе сейчас совет, – продолжал дядюшка Рой, – затаиться. Будь тише воды ниже травы. Обо всем молчок. Делай вид, что ничего не знаешь. Не раскрывай свои карты. Забудь пока про рисунок. Когда придет время, он объявится. Или не объявится. Я не знаю наверняка, где он, вот тебе святая правда. Джиммерс заявил о его краже в полицию, и насколько мне известно, это тоже святая правда. Но он ушлый малый, и в таком деле, как это, лучше, чтобы левая рука не ведала, что делает правая. Понимаешь, о чем я? Когда работаешь на такой манер, они не знают, за что или за кого хвататься. А что до гаража Джиммерса… – продолжил дядя, когда они входили через заднюю дверь, но при виде тети Эдиты, моющей посуду, осекся на полуслове. – Готов через пять? – спросил он Говарда.
– Легко, – ответил Говард и пошел переодеваться, уже из коридора слыша, как его дядя говорит что-то тете Эдите о том, как они «поедут устанавливать контакты по проекту амбарных досок».
Полдень застал Говарда на стоянке при музее привидений, на сей раз в обществе дядюшки Роя, двух пропановых фонарей и тяжелого фонарика. У дядюшки Роя было «наитие», и он «не успокоится, пока не взглянет на музей». Но до полудня нужно постараться успеть назад в Мендосино, сказал он, чтобы Говард мог познакомиться с Беннетом, который по утрам возится у себя по дому. К тому же Говард намеревался пригласить сегодня Сильвию на ленч. Времени было в обрез.
Днем на ветру, который дул с океана, раскачивал ветки, все казалось еще более заброшенным. По стоянке кружили смерчи пихтовых иголок и осенних листьев, порывы ветра прибивали штанины к ногам Говарда, черепа смотрели пустыми глазницами на океан, терпеливо взирая на белые шапки бурунчиков внизу. Само место было неуютным, словно вознамерилось отпугнуть людей. Для привидений лучше обиталища не придумаешь, а вот для посетителей, пожалуй, не самое удачное место.
Горка камней у заднего крыльца была разбросана по земле.
– Сильвия вчера их сложила, – сказал Говард, внезапно насторожившись.
– Конечно. Они наверняка вчера вернулись. Даже к лучшему, что вы уехали, хотя, думается, они дали вам такую возможность, лишь бы с вами не встречаться. Не хотят открытой конфронтации. Еще слишком рано. Но ключ, разумеется, исчез. Вот сволочи!
– Нет, не исчез, – сказал Говард, заметив металлический блеск в пыли у бетонной приступочки, куда швырнули ключ. – Почему они снова заперли дверь, как по-вашему? К чему трудиться? – Он отдал ключ дяде.
Дядюшка Рой пожал плечами и тяжело поднялся по ступенькам. Теперь, когда от ветра их защищал дом и вышло солнце, он начал потеть.
– Может, не нашли того, что искали, но боялись, что оно еще там, – сказал он, открывая дверь, и убрал ключ в карман, Пропановые фонари дядя поставил на стол и, включив, отрегулировал пламя.
Скромный музей был разгромлен. Фотографии сорвали со стены, вытащили из рамок, и теперь все валялось как попало на столах и на полу. Но при этом ничего не поломано и не разбито. Взломщики не злились. Все было проделано методично, старательно – Говарду это показалось вдвойне тревожным, как будто говорило о том, что враг» (как называл их дядюшка Рой в своих загадочных речах за завтраком) был собран, деловит и более или менее уверен в себе.
В небольшом туалете слили из бачка воду и сдвинули крышку с унитаза, аптечку вытащили из ниши и разобрали на досочки. С зеркала сняли стальной обод и оторвали от стекла подложку. Заглянули даже в полый хромированный держатель для полотенец.
В главном зале подняли паркет. Через дыру в полу Говард увидел старый паровой котел в открытом бетонном коробе. Посветив фонарем, он без труда разглядел более светлые пятна там, где с темного металла смахнули пыль. Кто-то свешивался в дыру, чтобы осмотреть подпол.
– Итак, они искали рисунок, – сказал Говард, помогая дяде собрать разбросанное. – Думали, что он может быть вставлен в рамку за фотографией или свернут в трубочку и спрятан в держателе для полотенец. Дотошные типы. Но, насколько я понимаю, раз они здесь побывали, значит, рисунка у них нет. Пока нет.
– Не будь так уверен. Если он у них, им нужно выиграть время, и тогда это просто уловка. Может, они стараются сбить нас с толку и все тут разгромили для отвода глаз.
– Но зачем тогда так стараться? Думаю, бумага очень хрупкая, и им не хотелось ее порвать или как-нибудь еще попортить.
– Или они делают вид, что не боятся ее попортить. Загвоздка в том, как отделить иллюзию от реальности, так ведь? Против нас играет чертовски коварный противник, и его намерения не всегда бывают очевидными. Ничто сейчас не очевидно.
Дядюшка Рой подмигнул Говарду, как будто это последнее его высказывание применимо и к северному побережью вообще, и к миру в целом.
– Жаль фотографий, – сказал Говард. – Но они как будто не испорчены. Можно их снова вставить в рамки.
Дядюшка Рой улыбнулся, как будто услышал что-то забавное.
– Молодец, правильно рассуждаешь, – сказал он. – К тому же здесь только копии. Ценное я увез домой два года назад, когда все рухнуло. Никогда не удается сохранить всего.
– А не вызвать ли нам полицию? – спросил вдруг Говард. – Музей явно разгромлен. Давайте вызовем полицию и натравим ее на Горноласку.
– Давай не будем, – ответил дядюшка Рой. – Давай не будем даже думать о полиции. Помощь властей нам ни к чему. – С этими словами он выключил фонари и направился к двери. Пять минут спустя, спрятав ключ в новый тайник, они направились в сторону Мендосино. Дядюшка Рой указывал, как ехать, а когда они въехали на Альбион, велел остановиться перед домом с Шалтай-Болтаем на крыше, тем самым, возле которого Говард едва не разбил свой грузовик вчера утром.
Газон перед домом был превращен в настоящий аттракцион с десятками миниатюрных ветряных мельниц и вертушек. У дома трудился невысокий темноволосый мужчина в футболке с драными рукавами: выбирал лопатой-совком бетон из оцинкованного чана. Через улицу, облаченная в красное кимоно и высокие резиновые сапоги, миссис Лейми поливала розы.
Говард удивился, увидев ее здесь, на людях. Странно подумать, что она самый обычный человек, да еще живет напротив дома с Шалтай-Болтаем. Выходит, у нее есть какая-то своя жизнь, любимое кресло, в котором она сидит с газетой, может быть, семья. До сих пор при мысли о ней вспоминались исключительно закладные и сложные проценты. Еще больше Говарда удивило то, что она его узнала и помахала, словно рада его видеть. Что ж, подумал он, бизнес есть бизнес. Может, розы отдельно, а бизнес отдельно, и сейчас она поливает розы.
Он помахал в ответ – зачем обострять отношения? Потом переключился на мистера Беннета, который, пожимая Говарду руку, едва не сломал ему пальцы. Говорил он с акцентом, но таким слабым, что Говард не смог определить, откуда он родом.
– Мастерю всякую всячину, – сказал он, стряхивая с лопаты мокрый раствор и как будто подводя в этих трех словах итог всему своему существованию.
Мистер Беннет махнул на двор, который пестрел и топорщился – напоминая подушечку для булавок – всевозможными игрушками на ветряной тяге: два маленьких человечка пилили бревно, утки хлопали крыльями, на проволоках плавали вокруг шестов рыбки, голландские мельнички и коровы-вертушки медленно вращались на океанском бризе.
– Они никогда не останавливаются, – сказал он. – Одна-две всегда движутся. – Закурив сигарету, он глубоко затянулся.
По обеим сторонам крыльца были разбиты клумбы раскрашенных деревянных цветов: вырезанные лобзиком тюльпаны и маргаритки, розы, склеенные из отдельных деревянных лепестков. Среди деревянных цветов сидели деревянные животные, непрестанно кивая или покачивая крохотными головками. Двигался, казался живым весь садик – взад-вперед, вверх-вниз, из стороны в сторону. Крыша дома щетинилась флюгерами – все сейчас смотрели на восток, – а среди них, закинув ногу на ногу, в рыбацких прорезиненных штанах, сидел фанерный Шалтай-Болтай, словно судья на скамье, и плотоядно ухмылялся на садик через улицу, где миссис Лейми поливала розы. Налетел порыв сильного ветра с океана – и руки Шалтай-Болтая опустились, а затем пружина снова вздернула их вверх; впечатление было такое, будто он торжественно махал им.
Мистер Беннет повернул кран на шланге, провел рукой по, волосам и поднялся на крыльцо. Дядюшка Рой последовал было за ним в дом, потом обернулся к Говарду:
– Думаю, он «насадил» эту чертову прорву вертушек лишь бы позлить старую даму. Отчасти поэтому она меня и ненавидит: за то, что я дружу с Беннетом. Она считает его садик позором для всей улицы. Две недели назад даже пыталась его поджечь. Вот тогда мы и посадили на крышу яйцеголового. Она терпеть не может, когда шельмец день и ночь ей машет. Даже попыталась получить судебный запрет.
– Правда? – искренне удивился Говард. – Она пыталась сжечь дом?
Дядюшка Рой кивнул медленно и убедительно, совсем как Оливер Харди, но при этом усмехнулся, подняв брови, – то самое выражение выдало его вчера, когда он распространялся о флотилии подземных «бьюиков».
Мистер Беннет снял с плитки стальной кофейник и налил кофе в три тяжелые фарфоровые кружки с въевшимися коричневыми пятнами. Кофе был тепловатый, горький и с гущей, но мистер Беннет пил его самозабвенно, будто это последняя в его жизни чашка, а между глотками затягивался сигаретой. Дом был обставлен очень скудно: простая деревянная мебель, старый ковер стоял в гостиной свернутый в углу, посреди комнаты лежал среди стружек в пыли разобранный комодик, рядом в своем коробе красовался шлифовальный станок с тремя или четырьмя абразивными лентами.
– Вот взялся за работенку, – кивнув на комодик, сказал мистер Беннет. – Принадлежит женщине, что живет у гавани. Я его очищаю. Бедная старушка. – Он покачал головой. – Миссис Девентер, – пояснил он Рою.
– А, конечно, миссис Девентер, – согласился дядюшка Рой, а Говарду пояснил: – Миссис Лейми и ее тоже пытается выгнать из дома. Ей принадлежит земля по обе стороны Главной. Ее консорциум хочет построить банк, а домик миссис Девентер оказался в самом центре будущей стройплощадки. Но старушка будет стоять до конца. Она голландка, как и я, провалиться мне на этом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49