Отец ее умер еще до ее рождения, а мать была сумасшедшей — может быть, не буйнопомешанной, но “со странностями”. Остальные дети в Петелейе немного побаивались Лейты и ее сверхъестественной способности узнавать то, что они думают, поэтому в детстве у нее не было настоящих друзей, и она росла почти в полной изоляции и страхе. Тень сурового священника, брата Амбо, по-прежнему мрачно и грозно нависала над всеми ее воспоминаниями, ибо с каждым годом его похотливая ненависть к ней становилась все сильнее. Ее попытки избежать его оказались безуспешными, поскольку он преследовал ее везде, куда бы она ни пошла, и ужасная картина, встававшая в ее воображении, наполняла ее страхом — страхом, который лишал ее способности думать и действовать.Несмотря на то что ей были известны его намерения, она была совершенно беззащитна, и со временем он начал осыпать ее обвинениями и насмешками, которые он называл “испытаниями”, а затем неизбежно последовал приговор к сожжению на костре.И вот Бхейд пришел в Петелейю, разбудив землетрясения и горные лавины, чтобы спасти ее от огня.— Это была не совсем его идея, Лейта, — вслух сказал ей Альтал. — Нас послала Эмми, к тому же здесь был задействован Кинжал.— Теперь я это знаю, папочка, — ответила она, — но в тот день я была по некоторым причинам связана слишком уж крепко. Потом, когда Элиар показал мне Кинжал, я уже была не одинока. Внезапно я оказалась в семье, и все благодаря Бхейду — по крайней мере, так я подумала.— А теперь ты любишь его?— Мне казалось, это совершенно очевидно, папочка.— Опять ты называешь меня этим словом.— Ты что, не слушаешь меня, Альтал? Разве это не часть того, что означает слово “семья”? Когда мы еще были в Векти и Элиар не мог видеть, ты беспрестанно твердил мне про “семью”, про “братьев и сестер” и приводил все остальные разумные доводы, которые придумал, чтобы сломить мои бастионы и пустить Элиара в мое сознание. Неужели ты не понимал, что при этом ты выступаешь в роли моего отца? Мне действительно нужен отец, и ты вызвался быть им. Теперь поздно отступать.— Мне кажется, в том, что ты говоришь, Лейта, есть какая-то извращенная логика, — сдался он. — Хорошо, если хочешь называть меня “папочкой”, пусть будет “папочка”.— Как хорошо! — воскликнула она с притворным энтузиазмом. — Итак, что же мы собираемся делать с бедным братом Бхейдом?— Об этом заботится Эмми.— Нет, папочка, она не заботится. Она ждет, что ты поймешь наконец, что это твоя обязанность.— Откуда тебе взбрела в голову такая странная мысль?— У меня свои источники, папочка. Поверь мне. — Вдруг лицо ее стало задумчивым. — Приближается тот день, когда нам с Бхейдом предстоит совершить с некоторыми людьми ужасные вещи, и нам обоим нужна чья-то поддержка. Мне кажется, ты только что получил задание.— Ты не могла бы выразиться конкретнее, Лейта? “Ужасные вещи” — слишком расплывчато.— Пока что я не могу сказать больше, папочка. Двейя знает и пытается скрыть это от меня, но я улавливаю кое-какие намеки. Ты должен привести Бхейда в чувство, Альтал. Он должен быть работоспособен. Я не смогу совершить это в одиночку!И она снова расплакалась, а Альтал безотчетно обнял ее и не отпускал, пока она не перестала.
— Мне нужно вернуться в Дом, — сказал Альтал Элиару, когда они со всей свитой возвращались из домика Алайи в замок вождя Альброна.— Это срочно?— Возможно. Мне нужно поговорить с Эмми. Она снова играет с нами, и это начинает меня раздражать.— У тебя будут неприятности, Альтал.— Мне не впервой. Когда мы туда придем, я думаю, тебе лучше будет подождать в столовой.— Это один из тех случаев?— Вероятно, да, и тебе не стоит находиться рядом, когда я начну.Когда вождь Альброн и остальные проходили через деревню, Альтал с Элиаром отстали от них и зашли на небольшую аллею, где Элиар открыл дверь, которую мог видеть только он.— Удачи, — сказал Элиар Альталу у подножия лестницы, ведущей в башню Двейи.Альтал хмыкнул и зашагал по лестнице наверх.— Какой приятный сюрприз, — любезно произнесла Двейя, когда Альтал со стуком распахнул дверь башни.— Перестань, Эм, — отрезал он. — Ты знала, что я приду, и знала зачем.— Боже, какие мы сегодня грозные.— Оставь. Почему ты не сказала мне, что ты хочешь, чтобы я сделал?— Бхейд был еще не готов, любимый.— Тем хуже. Сейчас я его приготовлю. Вы вдвоем чуть не убили Лейту, но я этого не позволю!— Ты всерьез принимаешь то, что она называет тебя “папочкой”, Алти?— Да, это правда. А теперь скажи мне, где Бхейд?— Ты не сделаешь ему больно?— Это зависит от того, насколько он будет упрям. Возможно, мне придется несколько раз шмякнуть его о стенку, но я до него достучусь. А потом у нас с тобой будет длинная и приятная беседа.Ее зеленые глаза сузились.— Мне не нравится твой тон, Альтал.— Переживешь. Где Бхейд?— Вторая дверь вниз по коридору, от столовой налево. Впрочем, не думаю, что он тебя впустит.— Как он может помешать мне? — Альтал повернулся и, перескакивая через две ступеньки, скатился по лестнице.— Только не бей его! — крикнула Двейя ему вслед. Альтал добрался до двери Бхейда и на мгновение остановился, чтобы унять свой гнев.— Бхейд, — позвал он, — это я, Альтал. Открой дверь.Ответа не последовало.— Бхейд! Открой! Сейчас же!За дверью по-прежнему стояла мертвая тишина.В последний момент Альтал решил не использовать слова из Книги, чтобы открыть дверь. Вместо этого он разбил ее вдребезги.Бхейд, с невидящим взором, небритый, сидел съежившись в углу похожей на тюремную камеру комнаты и ритмично бился головой о каменную стену.— Прекрати это, — сказал ему Альтал, — и поднимайся.— Я погиб, — стонал Бхейд. — Я убил.— Я заметил, — ответил Альтал, пожимая плечами. — Это было не слишком аккуратно, но дело сделано. Если ты собираешься приобрести к этому привычку, тебе надо немного поупражняться.Бхейд недоуменно захлопал глазами.— Ты что, не понимаешь? — спросил он. — Я же священник. Убивать запрещено.— У тебя не было таких проблем, когда ты нанимал убийц, чтобы убрать кантонского эрайо.— Там все было по-другому.— Правда? В чем же разница?— Я лично не убивал эрайо.— Это чистая софистика, Бхейд, и ты это знаешь. Грех — если ты так это называешь, — заключается в намерении, а не в том, кто именно вонзает нож в жертву. Яхаг убил Салкана, и ты поступил совершенно правильно. Ты должен убивать тех, кто убивает твоих друзей.— Но я священник.— Я заметил. Но какой религии? Ты можешь обсудить это с Эмми, но мне кажется, ее взгляды на мир несколько отличаются от точки зрения ее брата. Впрочем, все это к делу не относится. Если ты не откроешь дверь своего сознания Лейте, я сделаю с этой дверью то же самое, что сделал, чтобы войти в эту комнату. Твое дурацкое упоение сознанием собственной вины и жалостью к самому себе убивает Лейту, идиот ты безмозглый. Мне наплевать, скольких людей ты убил, Бхейд, но если ты еще раз обидишь Лейту, я схвачу тебя за глотку и вырву тебе сердце!— Салкан был убит по моей вине.— Да, ну и что?Бхейд в ужасе уставился на него.— Ты что думал, я буду тебя оправдывать? Что сделано, то сделано. Здесь нет ни наказаний, ни наград, Бхейд, — только следствия. Ты совершил ошибку, теперь тебе придется жить с этим — в одиночку. Если ты собираешься есть себя поедом, делай это в свое свободное время и где-нибудь наедине.— Я убийца, — заявил Бхейд.— Но не слишком хороший. Ладно, кончай причитать и возвращайся к работе. — Альтал оглядел неприбранную камеру. — Убери всю эту грязь и сам помойся. Мы с тобой возвращаемся в замок вождя Альброна. Ты должен совершить обряд венчания.— Я не могу!— Можешь, брат Бхейд, и сделаешь — даже если мне придется стоять у тебя за спиной с дубинкой. Давай, пошевеливайся!
В день свадьбы Альброна и Астарель рассвет был ясный и холодный. Соответственно времени года убранство замка свелось практически к украшениям из ветвей вечнозеленых деревьев и разноцветных лент.После традиционного мальчишника с вождем Альброном, организованного накануне вечером, многие вожди кланов, генералы и высокопоставленные гости чувствовали себя наутро несколько нездоровыми, и вождь Твенгор почему-то нашел это чрезвычайно забавным.Алайя так или иначе взяла на себя заботу о молодых леди из свиты невесты, которые, насколько мог понять Альтал, всю неделю, предшествующую свадьбе, были заняты в основном шитьем платьев и хихиканьем.Вождь Гуити и бывший вождь Делур тоже прибыли на церемонию в замок Альброна, поскольку свадьба одного из вождей кланов традиционно предполагала присутствие всех вождей Арума. Во время празднования Гуити в основном молчал. Решение Андины не отдавать на разграбление город Кантон расстроило планы этого человечка со сплюснутым лицом, и он, очевидно, не находил особых причин для веселья.Церемония была назначена на полдень. Насколько понял Альтал, это был старинный арумский обычай, изначально предназначенный для того, чтобы дать празднующим время прийти в себя после развлечений предшествующего вечера и в то же время не слишком мешать торжествам после церемонии. По-видимому, арумцы весьма серьезно относились к своим праздникам.Во время свадьбы произошел небольшой спор по поводу религии, поскольку бог арумцев — это горный бог Бхергос, тогда как плакандцы поклоняются Хердосу — богу овечьих отар.— Церемонию будет совершать брат Бхейд, — безапелляционно объявил Альтал, сразу же положив конец всем обсуждениям.Итак, с приближением полудня Бхейд стоял, облаченный в свою черную рясу, перед входом в главный зал вместе с вождем Альброном, сержантом Халором и вождем Креутером, ожидая появления невесты в сопровождении ее свиты — Андины и Лейты.Альтал стоял вместе с остальными гостями в зале, и, как только в глубине зала распахнулась дверь и из нее появилась Астарель со своими свидетельницами, он уловил какой-то очень знакомый аромат. В изумлении он обернулся и лицом к лицу столкнулся с Двейей.— Что ты делаешь? — спросил он ее хрипло, так как горло перехватило.— Все в порядке, любовь моя, — ответила она. — Меня пригласили.— Я не об этом. Я не думал, что ты можешь принимать свой истинный облик вне Дома.— Откуда у тебя такая нелепая мысль?— Раньше ты никогда такого не делала. Ты всегда превращалась в кошку Эмми. Я думал, что твой реальный облик возможен только в Доме.— Никто не может указывать мне, что я могу и чего не могу, дурачок. Мне казалось, тебе это известно. — Она поджала свои совершенные губки. — Признаюсь, я не так часто это делаю, — согласилась она. — Похоже, в своем истинном облике я привлекаю слишком много внимания.— Почему бы это, — прошептал он.— Не сердись, Альтал. — Она помолчала. — Ты уже перестал брюзжать?— Брюзжать?— В последний раз, когда ты заходил в Дом, ты показался мне немного ворчливым.— Я выплеснул все свое брюзжание на Бхейда.— Ты ведь не стал по-настоящему шмякать его об стенку?— Не сильно. А вот и Астарель.Астарель вся светилась, когда подошла к входу в центральный зал, а на лице вождя Альброна отразилось беспредельное обожание.— Дай мне свой платок, Альтал, — тихонько всхлипывая, сказала Двейя.Он резко взглянул на нее.— Ты что, плачешь, Эм? — спросил он в изумлении.— Я всегда плачу на свадьбах, Альтал, а ты?— Я не так уж часто присутствовал на свадьбах, Эм, — признался он.— Тебе, возможно, пора к ним привыкать, милый. С моей точки зрения, свадьбы играют очень важную роль. А теперь просто стой спокойно и дай мне свой носовой платок.— Слушаюсь, дорогая, — ответил он. ГЛАВА 37 — Тебе действительно нужно ехать, Альтал? — спросил два дня спустя вождь Альброн.— Боюсь, что так, Альброн, — ответил Альтал, откидываясь в кресле. — В Перкуэйне начинается заварушка, и мне не хочется, чтобы она вышла из-под контроля. Если все в порядке — и, возможно, даже если не все в порядке, — я собираюсь оставить при себе сержанта Халора. Он может пригодиться мне в дальнейшем, и у меня, вероятно, не будет времени, чтобы вернуться за ним.— Я не против, Альтал. Для меня ведь важно отдать тебе то, что я должен.— Ты мне что-то должен?— Не скромничай, Альтал. Ты сыграл не последнюю роль в том, чтобы устроить мою свадьбу с Астарель.— Это решило многие проблемы, — пожимая плечами, ответил Альтал.— А что именно происходит в Перкуэйне?— Крестьянское восстание — во всяком случае, с виду.Альброн скорбно покачал головой.— Жители нижних земель не понимают нужд простого народа, да?— Не имеют ни малейшего представления. Аристократия проводит так много времени в самолюбовании перед зеркалом, что не обращает никакого внимания на людей незнатных. Насколько я слышал, такие бунты возникают примерно каждые десять лет. Можно подумать, после пяти или шести таких бунтов аристократы начнут осознавать, что они делают что-то не так.— Надеюсь, этого не произойдет. Если жители нижних земель начнут вести себя как разумные люди, арумские кланы останутся без работы.— Альброн, я хотел бы попросить тебя еще об одной услуге.— Тебе стоит лишь сказать.— Ты не мог бы оставить у себя на время Андину и Лейту?— Конечно, но зачем? Ведь в Доме они были бы в безопасности?— Мне хотелось бы, чтобы Лейта была пока что подальше от брата Бхейда. Сейчас он переживает своеобразный кризис, и я думаю, будет лучше, если он пересилит его в одиночку. Не стоит впутывать в это дело Лейту. Бхейду и мне — вместе с Элиаром и сержантом Халором — придется довольно часто проходить через Дом, так что будет лучше, если девушки побудут пока где-нибудь в другом месте.— А Гер тоже? — спросил Альброн.— Нет, думаю, Гера я возьму с собой. Иногда у него возникают очень интересные идеи.— Правда? — улыбнулся Альброн. — Ах да, еще одно. Если в Перкуэйне разыграются беспорядки, пошли ко мне Элиара. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как моя армия окажется в коридорах Дома Двейи.— Я буду иметь это в виду, вождь Альброн, — сказал Альтал, вставая. — Но тебе лучше бросить людей на строительство конских загонов. Как только Креутер вернется в Плаканд, он начнет собирать там приданое для Астарель. И очень скоро тебе будет некуда девать лошадей.— Спасибо за напоминание, — холодно произнес Альброн.— Не стоит благодарности, великий вождь, — Альтал засмеялся, выходя из комнаты.
— Перкуэйнцы в основе своей — потомки треборейцев, — говорила Двейя Альталу и остальным в тот же вечер в башне. — В начале восьмого тысячелетия Остос послал корабли на запад, чтобы создать новые поселения и открыть новые земли для земледелия, а кантонцы пришли по суше, чтобы создать там свои поселения. Более или менее постоянные войны между Кантоном и Остосом не сильно волновали перкуэйнцев, так что они оставались в стороне и занимались заботами об урожае и приумножении своих богатств. Беспорядки в Треборее ослабили некоторые социальные ограничения, поэтому треборейское крестьянство оказалось намного свободнее, чем крестьяне Перкуэйна. Перкуэйнские крестьяне не то чтобы крепостные, но очень близки к этому.— А что такое крепостные, Эмми? — озадаченно спросил Гер.— Это невольники, Гер, — они являются принадлежностью земельного участка. Когда кто-то покупает участок земли в стране, где крепостничество — часть социального устройства, он становится владельцем не только земли, но и живущих на ней людей.— Значит, они рабы? — спросил Элиар.— Не совсем, — ответила Двейя. — Они принадлежат земле, вот и все. Быть крепостным лучше, чем быть рабом, но не намного.— Я, конечно, уж не стал бы терпеть подобное, — сказал Гер. — Я перешел бы горы раньше, чем кто-либо заметит мой побег.— Иногда такое случается, — подтвердила Двейя. — И все это одна страна, — спросил сержант Халор, — или там есть всякие баронства, герцогства и тому подобное? хочу сказать, есть ли там централизованное управление?— Теоретически Магу является столицей, — ответила она, — но никто не обращает на это особого внимания. В основном власть в Перкуэйне находится в руках церковников.— Да, — согласился Бхейд, — и духовенство Перкуэйна худшее из всех. Там господствует Коричневая Ряса, а священники ордена Коричневой Рясы гораздо больше интересуются богатством и привилегиями, нежели благосостоянием низших классов. Орден Черной Рясы — мой орден — имеет там представительство, то же самое можно сказать и о Белой Рясе, но они занимают минимальное место в общей социальной структуре. На протяжении веков между тремя орденами выработалось негласное соглашение о том, что мы не будем вторгаться на территорию друг друга.— Недавно я был в воровской таверне в Магу, — рассказал им Альтал, — и воры обсуждали там ситуацию, сложившуюся в Южном Перкуэйне. Очевидно, Генд собирается извлечь выгоду из положения перкуэйнских крестьян. В прибрежных городах действует группа священников, самостоятельно присвоивших себе сан, которые проповедуют революцию и сеют смуту среди крестьян.— Самостоятельно присвоивших себе сан?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Мне нужно вернуться в Дом, — сказал Альтал Элиару, когда они со всей свитой возвращались из домика Алайи в замок вождя Альброна.— Это срочно?— Возможно. Мне нужно поговорить с Эмми. Она снова играет с нами, и это начинает меня раздражать.— У тебя будут неприятности, Альтал.— Мне не впервой. Когда мы туда придем, я думаю, тебе лучше будет подождать в столовой.— Это один из тех случаев?— Вероятно, да, и тебе не стоит находиться рядом, когда я начну.Когда вождь Альброн и остальные проходили через деревню, Альтал с Элиаром отстали от них и зашли на небольшую аллею, где Элиар открыл дверь, которую мог видеть только он.— Удачи, — сказал Элиар Альталу у подножия лестницы, ведущей в башню Двейи.Альтал хмыкнул и зашагал по лестнице наверх.— Какой приятный сюрприз, — любезно произнесла Двейя, когда Альтал со стуком распахнул дверь башни.— Перестань, Эм, — отрезал он. — Ты знала, что я приду, и знала зачем.— Боже, какие мы сегодня грозные.— Оставь. Почему ты не сказала мне, что ты хочешь, чтобы я сделал?— Бхейд был еще не готов, любимый.— Тем хуже. Сейчас я его приготовлю. Вы вдвоем чуть не убили Лейту, но я этого не позволю!— Ты всерьез принимаешь то, что она называет тебя “папочкой”, Алти?— Да, это правда. А теперь скажи мне, где Бхейд?— Ты не сделаешь ему больно?— Это зависит от того, насколько он будет упрям. Возможно, мне придется несколько раз шмякнуть его о стенку, но я до него достучусь. А потом у нас с тобой будет длинная и приятная беседа.Ее зеленые глаза сузились.— Мне не нравится твой тон, Альтал.— Переживешь. Где Бхейд?— Вторая дверь вниз по коридору, от столовой налево. Впрочем, не думаю, что он тебя впустит.— Как он может помешать мне? — Альтал повернулся и, перескакивая через две ступеньки, скатился по лестнице.— Только не бей его! — крикнула Двейя ему вслед. Альтал добрался до двери Бхейда и на мгновение остановился, чтобы унять свой гнев.— Бхейд, — позвал он, — это я, Альтал. Открой дверь.Ответа не последовало.— Бхейд! Открой! Сейчас же!За дверью по-прежнему стояла мертвая тишина.В последний момент Альтал решил не использовать слова из Книги, чтобы открыть дверь. Вместо этого он разбил ее вдребезги.Бхейд, с невидящим взором, небритый, сидел съежившись в углу похожей на тюремную камеру комнаты и ритмично бился головой о каменную стену.— Прекрати это, — сказал ему Альтал, — и поднимайся.— Я погиб, — стонал Бхейд. — Я убил.— Я заметил, — ответил Альтал, пожимая плечами. — Это было не слишком аккуратно, но дело сделано. Если ты собираешься приобрести к этому привычку, тебе надо немного поупражняться.Бхейд недоуменно захлопал глазами.— Ты что, не понимаешь? — спросил он. — Я же священник. Убивать запрещено.— У тебя не было таких проблем, когда ты нанимал убийц, чтобы убрать кантонского эрайо.— Там все было по-другому.— Правда? В чем же разница?— Я лично не убивал эрайо.— Это чистая софистика, Бхейд, и ты это знаешь. Грех — если ты так это называешь, — заключается в намерении, а не в том, кто именно вонзает нож в жертву. Яхаг убил Салкана, и ты поступил совершенно правильно. Ты должен убивать тех, кто убивает твоих друзей.— Но я священник.— Я заметил. Но какой религии? Ты можешь обсудить это с Эмми, но мне кажется, ее взгляды на мир несколько отличаются от точки зрения ее брата. Впрочем, все это к делу не относится. Если ты не откроешь дверь своего сознания Лейте, я сделаю с этой дверью то же самое, что сделал, чтобы войти в эту комнату. Твое дурацкое упоение сознанием собственной вины и жалостью к самому себе убивает Лейту, идиот ты безмозглый. Мне наплевать, скольких людей ты убил, Бхейд, но если ты еще раз обидишь Лейту, я схвачу тебя за глотку и вырву тебе сердце!— Салкан был убит по моей вине.— Да, ну и что?Бхейд в ужасе уставился на него.— Ты что думал, я буду тебя оправдывать? Что сделано, то сделано. Здесь нет ни наказаний, ни наград, Бхейд, — только следствия. Ты совершил ошибку, теперь тебе придется жить с этим — в одиночку. Если ты собираешься есть себя поедом, делай это в свое свободное время и где-нибудь наедине.— Я убийца, — заявил Бхейд.— Но не слишком хороший. Ладно, кончай причитать и возвращайся к работе. — Альтал оглядел неприбранную камеру. — Убери всю эту грязь и сам помойся. Мы с тобой возвращаемся в замок вождя Альброна. Ты должен совершить обряд венчания.— Я не могу!— Можешь, брат Бхейд, и сделаешь — даже если мне придется стоять у тебя за спиной с дубинкой. Давай, пошевеливайся!
В день свадьбы Альброна и Астарель рассвет был ясный и холодный. Соответственно времени года убранство замка свелось практически к украшениям из ветвей вечнозеленых деревьев и разноцветных лент.После традиционного мальчишника с вождем Альброном, организованного накануне вечером, многие вожди кланов, генералы и высокопоставленные гости чувствовали себя наутро несколько нездоровыми, и вождь Твенгор почему-то нашел это чрезвычайно забавным.Алайя так или иначе взяла на себя заботу о молодых леди из свиты невесты, которые, насколько мог понять Альтал, всю неделю, предшествующую свадьбе, были заняты в основном шитьем платьев и хихиканьем.Вождь Гуити и бывший вождь Делур тоже прибыли на церемонию в замок Альброна, поскольку свадьба одного из вождей кланов традиционно предполагала присутствие всех вождей Арума. Во время празднования Гуити в основном молчал. Решение Андины не отдавать на разграбление город Кантон расстроило планы этого человечка со сплюснутым лицом, и он, очевидно, не находил особых причин для веселья.Церемония была назначена на полдень. Насколько понял Альтал, это был старинный арумский обычай, изначально предназначенный для того, чтобы дать празднующим время прийти в себя после развлечений предшествующего вечера и в то же время не слишком мешать торжествам после церемонии. По-видимому, арумцы весьма серьезно относились к своим праздникам.Во время свадьбы произошел небольшой спор по поводу религии, поскольку бог арумцев — это горный бог Бхергос, тогда как плакандцы поклоняются Хердосу — богу овечьих отар.— Церемонию будет совершать брат Бхейд, — безапелляционно объявил Альтал, сразу же положив конец всем обсуждениям.Итак, с приближением полудня Бхейд стоял, облаченный в свою черную рясу, перед входом в главный зал вместе с вождем Альброном, сержантом Халором и вождем Креутером, ожидая появления невесты в сопровождении ее свиты — Андины и Лейты.Альтал стоял вместе с остальными гостями в зале, и, как только в глубине зала распахнулась дверь и из нее появилась Астарель со своими свидетельницами, он уловил какой-то очень знакомый аромат. В изумлении он обернулся и лицом к лицу столкнулся с Двейей.— Что ты делаешь? — спросил он ее хрипло, так как горло перехватило.— Все в порядке, любовь моя, — ответила она. — Меня пригласили.— Я не об этом. Я не думал, что ты можешь принимать свой истинный облик вне Дома.— Откуда у тебя такая нелепая мысль?— Раньше ты никогда такого не делала. Ты всегда превращалась в кошку Эмми. Я думал, что твой реальный облик возможен только в Доме.— Никто не может указывать мне, что я могу и чего не могу, дурачок. Мне казалось, тебе это известно. — Она поджала свои совершенные губки. — Признаюсь, я не так часто это делаю, — согласилась она. — Похоже, в своем истинном облике я привлекаю слишком много внимания.— Почему бы это, — прошептал он.— Не сердись, Альтал. — Она помолчала. — Ты уже перестал брюзжать?— Брюзжать?— В последний раз, когда ты заходил в Дом, ты показался мне немного ворчливым.— Я выплеснул все свое брюзжание на Бхейда.— Ты ведь не стал по-настоящему шмякать его об стенку?— Не сильно. А вот и Астарель.Астарель вся светилась, когда подошла к входу в центральный зал, а на лице вождя Альброна отразилось беспредельное обожание.— Дай мне свой платок, Альтал, — тихонько всхлипывая, сказала Двейя.Он резко взглянул на нее.— Ты что, плачешь, Эм? — спросил он в изумлении.— Я всегда плачу на свадьбах, Альтал, а ты?— Я не так уж часто присутствовал на свадьбах, Эм, — признался он.— Тебе, возможно, пора к ним привыкать, милый. С моей точки зрения, свадьбы играют очень важную роль. А теперь просто стой спокойно и дай мне свой носовой платок.— Слушаюсь, дорогая, — ответил он. ГЛАВА 37 — Тебе действительно нужно ехать, Альтал? — спросил два дня спустя вождь Альброн.— Боюсь, что так, Альброн, — ответил Альтал, откидываясь в кресле. — В Перкуэйне начинается заварушка, и мне не хочется, чтобы она вышла из-под контроля. Если все в порядке — и, возможно, даже если не все в порядке, — я собираюсь оставить при себе сержанта Халора. Он может пригодиться мне в дальнейшем, и у меня, вероятно, не будет времени, чтобы вернуться за ним.— Я не против, Альтал. Для меня ведь важно отдать тебе то, что я должен.— Ты мне что-то должен?— Не скромничай, Альтал. Ты сыграл не последнюю роль в том, чтобы устроить мою свадьбу с Астарель.— Это решило многие проблемы, — пожимая плечами, ответил Альтал.— А что именно происходит в Перкуэйне?— Крестьянское восстание — во всяком случае, с виду.Альброн скорбно покачал головой.— Жители нижних земель не понимают нужд простого народа, да?— Не имеют ни малейшего представления. Аристократия проводит так много времени в самолюбовании перед зеркалом, что не обращает никакого внимания на людей незнатных. Насколько я слышал, такие бунты возникают примерно каждые десять лет. Можно подумать, после пяти или шести таких бунтов аристократы начнут осознавать, что они делают что-то не так.— Надеюсь, этого не произойдет. Если жители нижних земель начнут вести себя как разумные люди, арумские кланы останутся без работы.— Альброн, я хотел бы попросить тебя еще об одной услуге.— Тебе стоит лишь сказать.— Ты не мог бы оставить у себя на время Андину и Лейту?— Конечно, но зачем? Ведь в Доме они были бы в безопасности?— Мне хотелось бы, чтобы Лейта была пока что подальше от брата Бхейда. Сейчас он переживает своеобразный кризис, и я думаю, будет лучше, если он пересилит его в одиночку. Не стоит впутывать в это дело Лейту. Бхейду и мне — вместе с Элиаром и сержантом Халором — придется довольно часто проходить через Дом, так что будет лучше, если девушки побудут пока где-нибудь в другом месте.— А Гер тоже? — спросил Альброн.— Нет, думаю, Гера я возьму с собой. Иногда у него возникают очень интересные идеи.— Правда? — улыбнулся Альброн. — Ах да, еще одно. Если в Перкуэйне разыграются беспорядки, пошли ко мне Элиара. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как моя армия окажется в коридорах Дома Двейи.— Я буду иметь это в виду, вождь Альброн, — сказал Альтал, вставая. — Но тебе лучше бросить людей на строительство конских загонов. Как только Креутер вернется в Плаканд, он начнет собирать там приданое для Астарель. И очень скоро тебе будет некуда девать лошадей.— Спасибо за напоминание, — холодно произнес Альброн.— Не стоит благодарности, великий вождь, — Альтал засмеялся, выходя из комнаты.
— Перкуэйнцы в основе своей — потомки треборейцев, — говорила Двейя Альталу и остальным в тот же вечер в башне. — В начале восьмого тысячелетия Остос послал корабли на запад, чтобы создать новые поселения и открыть новые земли для земледелия, а кантонцы пришли по суше, чтобы создать там свои поселения. Более или менее постоянные войны между Кантоном и Остосом не сильно волновали перкуэйнцев, так что они оставались в стороне и занимались заботами об урожае и приумножении своих богатств. Беспорядки в Треборее ослабили некоторые социальные ограничения, поэтому треборейское крестьянство оказалось намного свободнее, чем крестьяне Перкуэйна. Перкуэйнские крестьяне не то чтобы крепостные, но очень близки к этому.— А что такое крепостные, Эмми? — озадаченно спросил Гер.— Это невольники, Гер, — они являются принадлежностью земельного участка. Когда кто-то покупает участок земли в стране, где крепостничество — часть социального устройства, он становится владельцем не только земли, но и живущих на ней людей.— Значит, они рабы? — спросил Элиар.— Не совсем, — ответила Двейя. — Они принадлежат земле, вот и все. Быть крепостным лучше, чем быть рабом, но не намного.— Я, конечно, уж не стал бы терпеть подобное, — сказал Гер. — Я перешел бы горы раньше, чем кто-либо заметит мой побег.— Иногда такое случается, — подтвердила Двейя. — И все это одна страна, — спросил сержант Халор, — или там есть всякие баронства, герцогства и тому подобное? хочу сказать, есть ли там централизованное управление?— Теоретически Магу является столицей, — ответила она, — но никто не обращает на это особого внимания. В основном власть в Перкуэйне находится в руках церковников.— Да, — согласился Бхейд, — и духовенство Перкуэйна худшее из всех. Там господствует Коричневая Ряса, а священники ордена Коричневой Рясы гораздо больше интересуются богатством и привилегиями, нежели благосостоянием низших классов. Орден Черной Рясы — мой орден — имеет там представительство, то же самое можно сказать и о Белой Рясе, но они занимают минимальное место в общей социальной структуре. На протяжении веков между тремя орденами выработалось негласное соглашение о том, что мы не будем вторгаться на территорию друг друга.— Недавно я был в воровской таверне в Магу, — рассказал им Альтал, — и воры обсуждали там ситуацию, сложившуюся в Южном Перкуэйне. Очевидно, Генд собирается извлечь выгоду из положения перкуэйнских крестьян. В прибрежных городах действует группа священников, самостоятельно присвоивших себе сан, которые проповедуют революцию и сеют смуту среди крестьян.— Самостоятельно присвоивших себе сан?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87