Мастерская в подвале была увешена
фотографиями автомобилей тридцатых годов с их маленькими вертикальными
ветровыми стеклами. ("Я бы с наслаждением прокатился на таком близоруком
старичке, - сказал Джон как-то. - Просто чувствуешь запах пыли, набившейся
в их широкие матерчатые сиденья!") А высвобождаясь из прошлого, он избегал
реальностей человеческого общения в настоящем, с головой уходя в
инженерные и коммерческие проблемы своей фирмы.
Джек Бретон с радостью выслушивал все сведения о ее делах - ему
необходимо было располагать наиболее полной возможной информацией, когда
осуществится подмена. Кроме того это давало ему возможность установить
один факт, без чего его план был обречен на заведомую неудачу...
- Гравиметрические съемки, естественно, стали невозможными, - заметил
после обеда Джон Бретон. - Утром Бюро стандартов так и объявило - сила
тяготения уменьшается. Она всегда флуктуировала, и я побьюсь об заклад,
что мы просто переживаем нисходящую стадию необычно глубокого колебания, и
все же странно, что в радиопередачах этот вопрос затрагивается так мало. В
конце-то концов сила тяготения составляет основу основ. Возможно, на
что-то наложен запрет.
- Не думаю, - рассеянно ответил Джек, представляя, как Кэт сейчас
наверху у себя в спальне приводит в порядок свое оперение.
- Ну хотя бы гравиметры в полной исправности. А то мы с Карлом
беспокоились. А у тебя он был? Карл Тафер?
- Да. Фирма перешла к нему и Хетти. (Может быть, Кэт расхаживает
голая в грешной полутьме за опущенными шторами.)
- Да и выйди гравиметры из строя, это было бы не так уж страшно. Было
время, когда все мое оборудование исчерпывалось гравиметром, теодолитом да
парочкой армейских нивелиров, списанных, как устаревшие. До того, как я
начал заключать контракты на бурение и вообще на обслуживание скважин.
Джек неожиданно заинтересовался.
- А новые бессверловые буры? С распылителем вещества? Вы ими
пользуетесь?
- У нас их три, - оживляясь, ответил Джон. - Мы ими пользуемся для
бурения всех широких скважин. Карлу они, правда, не нравятся так как не
дают кернов. Зато работают быстро и чисто. Можно пробить двухфутовую дыру
в любой породе, а на поверхности подается одна микропыль.
- Я их в действии никогда не видел, - сказал Джек с хорошо
разыгранным огорчением. - Вблизи от города установки нет?
- Ближайшая в двадцати милях к северу отсюда, у главного шоссе на
Силверстрим. - В голосе Джона было сомнение. - Только не вижу, как ты мог
бы там побывать. Если нас увидят вдвоем, это вызовет разговоры.
- Ну, с этим скоро все будет в порядке.
- Да? - В тоне Джона Бретона появилось подозрение, и Джек спросил
себя, не догадывается ли он об уготованной ему судьбе.
- Естественно, - быстро сказал Джек. - Должны же вы с Кэт придти к
решению. Не понимаю, почему вы тянете. Почему не признаетесь, что надоели
друг другу до смерти, и не положите этому конец?
- Кэт тебе что-нибудь говорила?
- Нет, - осторожно ответил Джек, не желая ускорять кризис, пока
полностью к нему не подготовится.
- Что же... Как только она соберется с духом сказать, о чем она
думает, я ее тут же выслушаю. - По квадратному лицу Джона скользнуло
выражение мальчишеской воинственности, и Джек понял, что инстинкт его не
обманул: ни один мужчина не отказался бы добровольно от такого приза, как
Кэт. И проблему треугольника могли разрешить только два механизма -
пистолет, спрятанный у него в спальне, и бессверловый бур у шоссе на
Силверстрим.
- Тебе настолько важно, чтобы первый шаг сделала Кэт?
- Если ты не будешь копаться в моей душе, я не буду копаться в твоей,
- многозначительно сказал Джон.
Джек мягко ему улыбнулся. Слово "копаться" вызвало у него образ
микропыли, в которую превратился труп Джона, абсолютно неотличимой от всей
остальной, ставящей в тупик любое следствие.
Едва Джон отправился в контору, Джек принялся считать минуты,
представляя, как Кэт вот-вот спустится к нему. Но спустилась она в
твидовом костюме с поясом и высоким меховым воротником.
- Решила прогуляться? - Он попытался скрыть свое разочарование.
- За покупками, - сказала она деловитым голосом, от которого ему
почему-то стало больно.
- Останься!
- Но ведь нам так или иначе надо есть. - В ее тоне ему послышалось
враждебность, и вдруг он осознал, что она избегала его все время после их
единственного физического сближения. Она могла чувствовать себя
виноватой... из-за него. Эта мысль ввергла его в панику.
- Джон поговаривает о том, что уедет. - Бретон выпалил эту ложь, как
влюбленный мальчишка, почти против воли, вполне сознавая, что должен
подготовить ее к исчезновению Джона с такой осторожностью, с такой
бережностью, к каким ему еще никогда не приходилось прибегать. Кэт
остановилась в нерешительности между ним и дверью. Пушок на ее щеках
заблестел на солнце точно иней, и ему показалось, что снова в морге и
видит ее в ящике... Ему стало страшно.
- Джон имеет право уехать, если захочет, - сказала она наконец и
вышла.
Минуту спустя он услышал, как в гараже взревела ее машина. Он встал у
окна, чтобы посмотреть, как она проедет мимо, но стекла были подняты, и за
прямоугольниками отраженного в них неба Кэт промелькнула неясным пятном.
Бретон отвернулся от окна в яростном возмущении. Оба его создания -
люди, которых он сотворил так, словно попирал Землю среди библейских
молний, вдыхая жизнь в бездушную глину - прожили без него девять лет.
Теперь, вопреки тому, что им стало известно, они упорно действуют
самостоятельно, игнорируя его, когда им удобно, бросают одного в доме, где
ему мучительно быть одному. Стиснув кулаки, Бретон проплелся по безмолвным
пустым комнатам. Он готовился выждать неделю, но ситуация изменилась и
продолжала меняться. Пожалуй, надо действовать быстрее и решительнее.
В окне задней комнаты он увидел серебристый купол обсерватории за
буками, и в нем пробудилось невольное любопытство. С первой минуты его
появления между ними тремя возник инстинктивный, не облеченный в слова
договор: никто не должен заподозрить, что существует два Бретона, а потому
из дома ему выходить не полагалось. Но ведь сад надежно укрыт от соседних
домов, а чтобы дойти до обсерватории и скрыться внутри, ему и минуты не
потребуется.
Он прошел на кухню, осторожно поглядел из-за занавески на стеклянной
двери и выскользнул в крытый внутренний дворик. Октябрьский лимонно-желтый
солнечный свет струился между древесными стволами, вдалеке слышалось
терпеливое размеренное жужжание газонокосилки. Бретон зашагал к
обсерватории.
- Э-эй! Не работаем сегодня? - донесся сзади чей-то голос.
Бретон судорожно обернулся. Окликнул его высокий ладный мужчина лет
сорока, который вышел из-за угла дома. На нем был хороший спортивный
костюм, сидевший словно форма, а его кудрявые волосы поседели на висках. У
него было широкое загорелое лицо и крохотный нос, словно бы и не
разделявший широко посаженные голубые глаза.
Бретона пробрала почти суеверная дрожь - он узнал лейтенанта Конвери,
того, кто в другом потоке времени приехал сообщить ему о смерти Кэт, - но
он сохранил полное самообладание.
- Сегодня нет, - сказал он, улыбнувшись. - Человеку иногда необходимо
расслабиться.
- Вот уж не знал, что у вас есть такая потребность, Джон.
- Есть-есть. Только уступаю я ей не часто, вот и все.
Бретон заметил, что Конвери назвал его по имени и тщетно пытался
вспомнить имя лейтенанта. Ну почему такое невезение!
Конвери улыбнулся, показав поразительно белые зубы, которые выглядели
только еще более ослепительными от двух-трех желтоватых крапинок.
- Рад слышать, что вы не трудитесь круглые сутки, Джон. Чувствуешь
себя не таким отпетым лентяем.
"Опять "Джон"! - подумал Бретон. - Значит, я не могу называть его
лейтенантом".
- Ну, а что же привело вас сюда?
- Да так. Парочка мелких служебных дел по соседству. - Конвери
опустил руку в карман. - Так заодно я принес вот это. - Он вытащил бурый
камешек и протянул Бретону.
- А, да! - Бретон оглядел камешек, словно бы загнутый в
сегментированную спираль. - Так...
- Ага. Моему мальчишке его дал школьный приятель. И я обещал, что
попрошу вас... - Его голос выжидающе замер.
Бретон смотрел на спиральный камешек, лихорадочно соображая. Кэт
сказала, что Конвери заходит иногда выпить кофе с Джоном и поговорить об
окаменелостях. Видимо, потому, что Джон - геолог-профессионал. И,
следовательно, должен разбираться в окаменелостях? Он постарался вернуться
на девять с лишним лет назад к тем дням, когда его интересовали эти
забальзамированные в камне путешественники во времени.
- Вполне приличный аммонит, - сказал он, моля Бога, чтобы Конвери
удовлетворился таким общим определением.
Конвери кивнул.
- Ну, а возраст?
- Примерно, двести пятьдесят миллионов лет. Чтобы определить точнее,
необходимо знать, где именно его нашли.
- Спасибо. - Конвери забрал окаменелость и положил назад в карман.
Его умные глаза вдруг блеснули, и Бретон понял, что отношения лейтенанта с
другим Бретоном совсем не так просты. - Джон!
- А? ("И что он так часто повторяет это имя?!")
- Вы что-то похудели?
- Спасибо, что заметили. Ведь очень обидно сидеть на диете без
видимых результатов. Так и подмывает бросить все.
- На глазок вы семь-восемь фунтов сбросили.
- Так и есть. И отлично себя чувствую.
- А по-моему, прежде вы выглядели лучше, Джон, - задумчиво произнес
Конвери. - И вид у вас усталый.
- Так я же устал. Потому и решил побездельничать денек.
Бретон засмеялся, и Конвери присоединился к его смеху.
Тут Бретон вспомнил про кофе.
- Рискните выпить чашку кофе, сваренного мной? Кэт отправилась по
магазинам.
- А мисс Фриц?
Бретон был парализован, но тут же вспомнил, что это фамилия
приходящей домработницы.
- Мы дали ей небольшой отпуск, - объяснил он небрежно. - Ей ведь тоже
требуется отдых.
- В таком случае, Джон, готов дегустировать ваше варево.
Конвери распахнул кухонную дверь и препроводил Бретона внутрь.
Занимаясь кофе, Бретон подумал, что им обоим должно быть известно,
предпочитает ли другой кофе с сахаром и сливками или без, и нашел выход из
положения, заранее поставив на кухонный стол сахарницу и сливочник.
Домашние хлопоты успокоили его. Напрасно он запаниковал. Кэт же сказала,
что Конвери иногда заходит поболтать за кофе об окаменелостях - и
произошло именно это. Даже если Кэт вернется прямо сейчас, Конвери не
заметит ничего необычного, а Джона Бретона можно ждать не раньше, чем
через три часа.
Бретон пил кофе черным и таким горячим, что его поверхность застлал
серый курящийся пар. Конвери подлил сливок, но сахара не положил и
принялся прихлебывать с видимым удовольствием. Заговорил он о метеорных
ливнях, рассыпающих фейерверочные огни в ночном небе. Обрадовавшись этой
теме, которая уравнивала его со всеми обитателями вселенной Времени Б,
Бретон охотно побеседовал о метеорах.
- Пора впрягаться в лямку, - сказал Конвери, допив вторую чашку. -
Нам, слугам закона, не положено прохлаждаться за кофе. - Он встал и отнес
чашку с блюдечком в мойку.
- Такова жизнь, не слишком находчиво ответил Бретон.
Он попрощался с Конвери во внутреннем дворике и вернулся в дом,
пьяный от радости. Теперь он мог без задержки приступить к операции
замещения Джона Бретона. Прежде его удерживало опасение, сумеет ли он
пробить некоторое время в обществе знакомых Джона, не вызвав подозрений
или хотя бы недоумения. Но он отлично провел встречу с лейтенантом
Конвери, безупречно провел. Следовательно, дальнейшие отсрочки ничего не
дадут, тем более, что эмоциональная реакция Кэт все более усложнялась.
Джек Бретон поднялся в гостевую комнату, достал пистолет, спрятанный
в недрах комода, и прижал к губам прохладный маслянистый металл.

9
Когда лейтенанту Блезу Конвери было четыре года, мать как-то сказала
ему, что глухонемые люди "разговаривают руками".
Он тут же решил, что это будет полезным и очень интересным свойством
и для совсем нормального человека. И следующие три года малыш Конвери
каждый день, затворившись у себя в комнате, посвящал некоторое время тому,
чтобы постигнуть тайну. Уставившись на свою правую кисть, он по-всякому
сжимал и изгибал ее в надежде найти волшебное сочетание движений, которое
заставит заговорить его ладонь. В конце концов он столь же случайно узнал,
что его мать подразумевала язык жестов, и немедленно оставил свои
упражнения, не испытав ни малейшего сожаления. Он установил истину и был
доволен.
Когда лейтенанту Блезу Конвери было семь лет, его отец показал ему
рисунок, состоявший из вписанного в круг квадрата, пересеченного двумя
диагоналями. Отец сказал, что можно повторить этот рисунок, не отрывая
карандаша от бумаги и не проводя его второй раз ни по одной из линий. В
свободные минуты Конвери на протяжении шести лет пытался решить эту
головоломку.
После первого же месяца он практически не сомневался, что повторить
рисунок, соблюдая все условия, попросту невозможно, однако его отец,
который тем временем скончался, утверждал, будто видел своими глазами, как
это делается. И потому он продолжал возиться с головоломной. А потом
случайно прочел в журнале биографию великого математика XVIII века
Леонарда Эйлера, основателя топологии. В статье упоминалось, как Эйлер
решил задачу с семью кенигсбергскими мостами, доказав, что можно перейти
их все, причем дважды не проходя ни по одному. Далее в статье говорилось,
что эйлеровское доказательство позволило сразу определять, имеется ли
решение у подобной задачи или нет. Нужно только сосчитать линии,
сходящиеся в каждой точке рисунка, и если число их окажется нечетным более
чем в двух случаях, значить, повторить его, не отрывая карандаша от бумаги
и не проводя его второй раз по какой-либо из линий, невозможно.
И вновь Конвери прекратил логическое следствие, удовлетворенный тем,
что пришел к окончательному выводу. Вот так отшлифовывалась система
мышления, благодаря которой он стал полицейским особого типа.
В полицию он пошел почти автоматически, однако - несмотря на отличную
академическую квалификацию - не сделал той карьеры, на которую, казалось
бы, имел все права. Хороший полицейский начальник выучивается ладить с
профессиональной статистикой. Он смиряется с тем, что большинство
преступлений раскрытию не поддаются, хотя есть и исключения, и
распределяет свою энергию соответственно: преувеличивает успех, занимает
неудачи.
А Блез Конвери слыл среди сослуживцев "пиявкой" - человеком по натуре
неспособным, раз впившись в проблему, потом ее оставить. Начальство и
товарищи с уважением относились к списку его служебных успехов, но в
управлении бытовала шутка, что заведующий архивом время от времени
совершал тайные налеты на письменный стол Конвери, чтобы заполнить зияющие
пустоты на своих полках.
Конвери понимал и свои завихрения, и то, как они сказываются на его
карьере Он часто решал изменить свой подход и месяц-другой свято
придерживался своих благих намерений, но тут, когда он, казалось, уже
достигал желаемого, его подсознание подкидывало ему новый подход к
следствию, ведущему уже три года, и его желудок обжигала ледяная
эгоистическая радость. Конвери знал, что этот момент решает все - его
личный вариант качества, которое превращает других людей в великих
религиозных реформаторов, в бессмертных художников, в героев на поле боя,
чья жизнь тут же обрывается. Он не мог противостоять этой мистической
магии и не разочаровывался, поджидал ли его успех или нет.
И теперь, проезжая по обсаженным деревьями улицам, Конвери
чувствовал, как по его нервам разливается этот полярный экстаз.
Он вел свой почтенный, но ухоженный "плимут" мимо зеленых газонов,
перебирая в памяти обстоятельства дела девятилетней давности, возвращаясь
в прошлое к Шпиделю, к Бретону... Дело это было для него единственным в
своем роде. И не потому, что он потерпел неудачу (такое случалось много
раз), а потому что он так невероятно ошибся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16