Боб ШОУ
В ДВУХ ЛИЦАХ

Пер. - И.Гурова.
Bob Shaw. The Two-Timers (1968).
1
Бретону в тесной ловушке скуки звонок показался восхитительным. Он
встал и пошел через гостиницу в холл.
- Кто бы это мог быть, милый? - Кэт Бретон сдвинула брови, досадуя на
неуместное вторжение.
Бретон мысленно перебрал полный колчан сарказмов, немедленно
пришедших ему на ум, и - памятуя о присутствии гостей - выбрал наименее
смертоносный.
- Я что-то не узнаю звонка, - ответил он ровным голосом, и
матово-розовые губы Кэт еле заметно сжались. Она припомнит это, чтобы
обсудить поподробнее в три часа ночи, когда он, наконец, начнет засыпать.
- Старина Джон всегда в ударе, - быстро сказал Гордон Палфри своим
тоном "ну-ка, посторонитесь, дайте мне проявить такт!". Мириам Палфри
улыбнулась загадочной ацтекской улыбкой, а глаза ее продолжали
поблескивать, точно две шляпки крепко вбитых гвоздей. Супруги Палфри были
последним приобретением его жены, их присутствие обычно вызывало у Бретона
ноющую боль в животе. Вяло улыбнувшись, он закрыл за собой дверь, взял
трубку.
- Алло, - сказал он. - У телефона Джон Бретон.
- Ах, так мы теперь зовемся Джоном, а? Просто Джек нас больше не
устраивает? - В мужском голосе сквозило напряжение, словно говоривший
подавлял какое-то сильное чувство. То ли страх, то ли торжество.
- Кто говорит?
Бретон безуспешно пытался узнать этот голос, с тревогой сознавая, что
телефонная линия - вход в его дом, открытый для всех. Чужие мысли
врывались к нему, и он оставался в невыгодном положении, пока звонивший не
называл себя. В этом было что-то глубоко нечестное.
- Кто это?
- Так ты правда не знаешь? Ин-те-рес-но.
Что-то в этих словах вызвало у Бретона смутное беспокойство.
- Послушайте! - сказал он сухо. - Либо назовитесь, либо повесьте
трубку.
- Не злись, Джон. Я с одинаковым удовольствием сделаю и то, и другое.
Звоню я просто, чтобы убедиться, что застану вас с Кэт дома. А теперь
вешаю трубку.
- Погодите! - рявкнул Бретон, сознавая, что позволил неизвестному
задеть себя всерьез. - Вы не сказали, зачем хотите явиться к нам.
- За своей женой, - любезно пояснил голос. - Ты живешь с моей женой
вот уже почти девять лет... И я намерен забрать ее.
В трубке щелкнуло, и замурлыкал сигнал отбоя. Бретон несколько раз
ударил по рычагу, и лишь потом заметил, что изображает кадр,
примелькавшийся в старых кинофильмах. Но если звонивший повесил трубку,
то, как ни выбивай чечетку на рычаге, связь не восстановится. Ругаясь себе
под нос, Бретон положил трубку и несколько секунд стоял у телефона в
недоумении.
Дурацкий розыгрыш, что же еще. Но вот чей?
Среди его знакомых был только один завзятый шутник - Карл Тафер,
геолог в его консультационной инженерной фирме. Однако, когда он в
последний раз видел Карла в конторе часа два назад, тот мрачно искал
ошибку в измерениях, которые фирма провела на участке, предназначенном для
постройки цементного завода под Силверстримом. Вид у Тафера был крайне
озабоченным - какие там розыгрыши, да еще построенные на щекотливых
двусмысленностях. Разговор был нелепым - как раз в духе свихнутых
любителей интриговать по телефону кого попало, - но в нем просвечивало и
кое-что неприятное. Например, неожиданная шпилька, что он больше не
называет себя Джеком. Своим полным именем Бретон начал пользоваться из
престижных соображений, когда его дела пошли в гору, но произошло это
давно и - тут в нем вспыхнуло возмущение - никого, кроме него, не
касалось. Однако какой-то упрямый кусочек его подсознания так и не
смирился с этим изменением, и неизвестный словно обладал способностью
видеть его насквозь, распознав в темном пятне злокачественную опухоль
вины.
Бретон замер у двери гостиной, вдруг сообразив, что телефонный псих
добился своего: он обдумывает его звонок и так, и эдак, вместо того, чтобы
тут же выбросить из головы эту чепуху.
Он скользнул взглядом по залитым оранжевым светом панелям холла и
вдруг пожалел, что год назад не послушал Кэт и не переехал в дом побольше
и посовременней. Из старого жилища он вырос и уже давно расстался бы с ним
без сентиментальности... "Вы живете с моей женой вот уже почти девять
лет". Бретон нахмурился, вспомнив эти слова - звонивший никак не мог
намекать, будто был тогда женат на Кэт.
Ведь он-то женился на ней одиннадцать лет назад. Однако цифра девять
словно что-то подразумевала, отзывалась многослойной тревогой, как будто
его подсознание уловило его смысл и со страхом ожидало следующего хода.
- О, Господи! - вслух сказал Бретон и с отвращением хлопнул себя по
лбу. - Я псих не меньше него.
Он открыл дверь и вошел в гостиную. За время его отсутствия Кэт
устроила полутьму и придвинула к Мириам Палфри заранее приготовленный
кофейный столик с ручкой и стопкой простой белой бумаги, и короткие,
похожие на слизней, пальцы Мириам уже плавно двигались над ними. У Бретона
вырвался беззвучный стон: они-таки устроили сеанс! Палфри как раз
вернулись из трехмесячной поездки по Европе и весь вечер делились
впечатлениями, а потому в нем зашевелилась надежда, что хоть на этот раз
обойдется без общения с духами. Надежда эта давала ему терпение слушать их
туристские рассказы.
- Кто звонил, милый?
- Не знаю. - Бретону не хотелось говорить о звонке.
- Не тот номер?
- Да.
Глаза Кэт впились ему в лицо.
- Но ты оставался там так долго! И, по-моему, кричал что-то.
- Ну, - раздраженно буркнул Бретон, - скажем, номер был тот, но
звонил не тот.
Гордон Палфри восторженно фыркнул, а огонек в глазах Кэт угас,
сменившись холодом разочарования, словно Бретон выключил телевизор, едва
началась интересная передача. Вот еще труп для вскрытия в глухие часы
ночи, когда все нормальные люди спят, и даже занавески на их окнах дышат
ровно под дуновение ночного ветерка. "Ну почему, - подумал он виновато, -
я всегда царапаю Кэт при ее друзьях? Но почему она царапает меня все
время, демонстрируя из года в год принципиальное равнодушие к моим делам,
но подвергая меня допросу с пристрастием из-за дурацкого телефонного
звонка?"
Он тяжело опустятся в кресло, и его правая рука инстинктивно
подобралась к стопке с виски, пока он обводил комнату взглядом и одаривал
гостей радушной улыбкой.
Гордон Палфри поигрывал расшитым серебряными звездами квадратным
куском черного бархата, который неизменно закрывал лицо его жены во время
сеанса, однако продолжал разглагольствовать про Европу.
Он пускался в бесконечные описания, ничуть не обескураженный
театральными содроганиями, которые позволял себе Бретон при каждом
изречении вроде: "Французы обладают великолепным чувством цвета". Он
обсасывал утверждение, что европейские сельские дома все отделаны с
несравненно лучшим вкусом, чем любые шедевры американских специалистов по
интерьерам. Вновь замкнутый в янтарной темнице скуки, Бретон ерзал в
кресле, опасаясь, что не выдержит до конца вечера, виновато думая, что ему
сейчас следовало помогать Карлу Таферу с изысканиями для цементного
завода. Без запинки, очень плавно - четкий признак врожденной занудности -
Палфри перешел от интерьеров к старому горцу, который в убогой своей
хижине ткал вручную клетчатые пледы, хотя был совершенно слеп. Однако его
жена уже впала в предшествующее танцу беспокойство.
- О чем ты говоришь, Гордон? - Мириам Палфри откинулась на спинку
кресла, а ее занесенные над верхним листом руки начали покачиваться,
внезапно ныряя вниз, точно две хищные птицы, парящие на сильном ветру.
- Рассказываю Кэт и Джону про старого Хэмиша.
- О да, мы сполна насладились старым Хэмишем. - Голос Мириам перешел
в глухое бормотание, и Бретону почудилось, что он слышит пошлейшее
подражание актеру, специализирующемуся на амплуа киновампиров. Тут он
заметил восторженное внимание на лице Кэт и решил перейти в атаку во имя
здравого смысла.
- Ах, так вы насладились старым Хэмишем! - произнес он неестественно
громким и бодрым голосом. - Какая картина встает перед глазами! Я просто
вижу, как старый Хэмиш обмяк в углу своей хижины - пустая опавшая
оболочка, ибо он исполнил свое предназначение - им насладились супруги
Палфри!
Но Кэт махнула, чтобы он замолчал, а Гордон Палфри, тем временем
расправивший черный бархат, задрапировал им откинутое лицо Мириам. Тотчас
ее пухлые белые пальцы схватили ручку и запорхали по листу, аккуратным
почерком выписывая строку за строкой. Гордон стоял на коленях возле
кофейного столика и придерживал лист, который, едва он заполнялся, Кэт
снимала со стопки благоговейным движением, что возмущало Бретона больше
всего остального. Ну, пусть его жену интересует так называемое
автоматическое письмо, но почему она не хочет взглянуть на него более
рационально? Он бы и сам, пожалуй, помог ей исследовать это явление, если
бы она упрямо не зачисляла каждую строку в категорию "посланий оттуда".
- Кто-нибудь хочет еще капелюшечку? - Бретон встал и направился к
шкафчику-бару с зеркальной задней стенкой. - "Капелюшечка! - подумал он с
омерзением. - Черт! Во что они меня превращают?" Он налил себе щедрую
порцию шотландского виски, добавил содовой и, прислонившись к бару,
уставился на живую картину в противоположном углу комнаты.
Туловище Мириам Палфри осело в кресле, но рука писала с почти
стенографической скоростью - тридцать слов в минуту, а то и больше. Обычно
она извергала цветистую старомодную прозу о том, о сем с большими
вкраплениями существительных типа Красота и Любовь, обязательно написанных
с большой буквы. Палфри утверждали, будто ее рукой водят покойные
писатели, и определяли по стилю, кто именно. Бретон придерживался
собственного мнения и даже себе не признавался, как сильно задевала его
безоговорочная готовность Кэт принимать на веру то, в чем он видел
фокус-покус, заимствованный из салонных развлечений викторианской эпохи.
Прихлебывая виски, Бретон следил, как Кэт забирает листы один за
другим, ставит номер в верхнем углу и укладывает в новую стопку. За
одиннадцать лет брака физически она почти не изменилась - высокая, все еще
худощавая, она одевалась в яркие шелка, льнувшие к ней, подумал Бретон,
словно оперение великолепной тропической птицы. Однако ее глаза стали
гораздо старше. Пригородный невроз, решил он, что же еще? Распадение
семьи, запечатленное в индивиде. Наклей ярлычок и забудь. Женщина только
тогда окончательно становится женой, когда ее собственные родители
умирают. Объедините сиротские приюты и брачные конторы... "Что-то я много
пью..."
Тихий взволнованный возглас Кэт вновь привлек его внимание к группе у
стола. Рука Мириам Палфри начала словно бы описывать спирали, как будто
рисуя цветок - так, во всяком случае, казалось на расстоянии. Он подошел
ближе и увидел, что она, действительно, пишет по медленно расширяющейся
спирали, слабо постанывая и подергиваясь. Край черного бархата на ее
запрокинутом лице то приподнимался, то снова опадал, точно жаберный мешок
какого-нибудь морского моллюска.
- Что это? - Бретон задал вопрос неохотно, опасаясь проявить излишний
интерес, но понимая, что это нечто новое. При звуке его голоса Мириам
неуверенно выпрямилась, и Гордон Палфри обнял ее за плечи.
- Не знаю, - ответила Кэт, поворачивая лист в длинных тонких пальцах.
- Это... это стихи!
- Ну, так послушаем их, - произнес Бретон благодушно, злясь, что
позволил втянуть себя в это шарлатанство. Однако быстрота и ловкость, с
какой писала Мириам, произвели на него впечатление.
Кэт откашлялась и прочла:
Без тебя я томился во мраке ночей,
А стрелки ползли от черты до черты.
Я плакать готов, так я жажду тебя,
Но слезы мои не попробуешь ты.
Бретона эти строчки смутно встревожили, хотя он не мог бы объяснить,
почему. Он вернулся к бару и, пока остальные изучали этот стихотворный
отрывок, хмуро смотрел на отраженный строй бутылок, бокалов и рюмок.
Прихлебывая позвякивающее льдом виски, он смотрел в собственные глаза
среди стеклянного блеска, и тут - внезапно - в его сознании всплыл смысл,
который мог быть скрыт во фразе "вот уже почти девять лет". В этом была
подоплека телефонного звонка, если он не ошибся. Психологическая глубинная
бомба с точно рассчитанным моментом взрыва.
Девять лет назад без одного месяца полицейская патрульная машина
обнаружила Кэт, когда она брела по темной Пятидесятой авеню, а на ее лице
были брызги человеческого мозга...
Бретон судорожно вздрогнул - в холле затрезвонил телефон. С дробным
стуком он поставил бокал, вышел в холл и взял трубку.
- Бретон слушает! - резко сказал он. - Кто это?
- Добрый вечер, Джон. Что случилось? - На этот раз голос безусловно
принадлежал Таферу.
- Карл! - Бретон рухнул в кресло и пошарил в поисках сигарет. - Вы
мне уже звонили? Полчаса назад?
- Нет... Мне было не до звонков.
- Это точно?
- В чем дело, Джон? Я же сказал, что мне было не до звонков. С
разведкой у Силверстрима дело скверно.
- Противоречия?
- Вот именно. Сегодня утром я провел проверку в восьми местах
участка, а днем перепроверил с другим гравиметром. Насколько я могу судить
в данный момент, первоначальные изыскания, которые мы провели месяц назад
- это черт знает что! Новые данные, грубо говоря, на двадцать миллигалей
меньше, чем следовало бы.
- На двадцать! Но в этом случае порода много легче, чем мы
предполагали. Что-то вроде...
- Соли! - перебил Тафер. - Не предложишь ли ты клиенту вместо
цементного завода открыть соляные копи?
Бретон сунул сигарету в рот и закурил, спрашивая себя, почему судьба
выбрала именно этот вечер, чтобы пустить все под откос.
- Покушайте, Карл! Тут могут быть два объяснения. Первое вы уже
упомянули: известняк, который, как нам твердо известно, пролегает под этим
участком, внезапно преобразился в соль. Это мы, естественно, сразу
отбросим. Значит оба наших гравиметра внезапно разрегулировались. Верно?
- Как будто, - устало сказал Тафер.
- Завтра мы возьмем напрокат новые инструменты и сделаем контрольные
замеры.
- Я думал, что вы примете именно это решение. А знаете, Джон, сколько
я сегодня исходил миль? У меня такое ощущение, точно я пересек всю
Монтану.
- В следующий раз я пойду вместе с вами, - пообещал Бретон. - Мне
надо поразмяться. Увидимся утром. Карл.
- Угу... Джон, вы не упомянули третьего возможного объяснения.
- А именно?
- Со вчерашнего дня сила тяготения изменилась.
- Отдохните, Карл. Даже ваши шутки позевывают.
Бретон положил трубку и одобрительно улыбнулся: маленький геолог
никогда не позволял себе расстраиваться или поддаваться тревоге.
Телефонный псих, нарвавшись на Тафера, расквасил бы нос о непробиваемый
щит его трезвой практичности... Однако в данном случае ему некого было
подозревать, кроме Тафера. Правда, его шутки обычно смахивали на школьные
розыгрыши, однако года за два до этого Тафер потратил долларов пятнадцать
из своего кармана на бензин: несколько дней он приносил с собой полную
канистру и тайком выливал бензин в бак машины сторожа. Позже Тафер
объяснил, что его интересовало, как сторож отнесется к тому факту, что его
машина словно бы производит бензин, а не расходует его. Нет ли тут
сходства с "ты живешь с моей женой вот уже почти девять лет"? Бретон не
мог придти ни к какому выводу. Он зашагал назад по горчичного цвета
дорожке, машинально при каждом шаге касаясь стены костяшками пальцев,
чтобы снимать излишек статического электричества.
Кэт даже не посмотрела на него, когда он вошел в комнату, и Бретону
стало совестно за свой недавний сарказм.
- Звонил Карл, - объяснил он. - Засиделся за работой.
Она кивнула с полным равнодушием, и ощущение виноватости мгновенно
исчезло, сменившись злостью: даже при посторонних она не потрудилась
сделать вид, что интересуется его делами. "Давай, Кэт! - подумал он с
яростью. - Ни на секунду не поддавайся! Живи на мои деньги, но считай себя
вправе презирать мою работу и всех, кто имеет к ней отношение!"
Бретон угрюмо уставился на жену и обоих Палфри, которые теперь
просматривали листы, исписанные Мириам, и вдруг обнаружил, что
пошатывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16