От Демеля из Вены! Точно такая же стояла на столе у Камдена, прямо рядом с ее рукой, когда они в последний раз предавались любви.
– Кто вам это дал? – резко спросила Джиджи.
– Джентльмен на улице, мэм, – ответила мисс Шумейкер, нерешительно посмотрев на Джиджи. – Тимми все плакал и плакал, и тогда он дал ему эти конфеты. Простите, мэм. Не надо было мне их брать. Наверное, нехорошо получилось.
– Успокойтесь, вы ни в чем не виноваты.
– Но, мэм…
– Мисс Шумейкер, вас ждет миссис Рамзи.
Джиджи обыскала весь квартал вокруг «Ссудного товарищества миссис Крез», но Камдена нигде не было. Тогда она села в ландо и поехала обратно к Адамсу. Шотландец нанял для нее кеб, который доставил ее к мадам Элиз, где Джиджи скоротала время, выбирая ткань для новой шали. Через пятнадцать минут прибыла ее собственная карета, из которой она вышла на этом же месте три часа назад.
Вернувшись домой, Джиджи обнаружила Камдена в его спальне – он укладывал стопку накрахмаленных сорочек в дорожный саквояж.
– Зачем ты за мной следил?
– Из любопытства, моя дорогая миссис Крез. Я случайно забрел в ту каретную лавку, и тут появляешься ты. – Тремейн пожал плечами и улыбнулся. – А ты что бы сделала, если бы увидела, что я разоделся, как король в день коронации, и, назвавшись лордом Толстосумом, отправился по каким-то таинственным делам?
– Поехала бы по своим собственным делам, – ответила Джиджи не слишком уверенно.
– Да, конечно, – пробормотал маркиз. – Не волнуйся, я не выдам твою тайну.
– Вовсе это не тайна. Просто я скрываю свое имя. Женщины, которые приходят за помощью в мое ссудное товарищество, не из тех, кого постные святоши называют «достойными сочувствия бедняками». Я просто не хочу никому ничего объяснять.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! – Да и что он может понимать, этот мистер Само Совершенство? – Ко мне приходят женщины, которые в прошлом имели несчастье оступиться. Им нужно только несколько фунтов, чтобы снова встать на ноги.
– Сколько денег ты сегодня ссудила?
Джиджи медлила с ответом.
– Шестьдесят пять фунтов.
Камден посмотрел на нее с удивлением.
– Не так уж и мало. А мисс Шумейкер сколько перепало?
– Десять фунтов. – Десять фунтов считались немалой суммой. Девушки, зарабатывавшие на жизнь своим трудом, зачастую не получали и двух фунтов в месяц.
– А мисс Даттон?
– Восемь фунтов. У мисс Даттон необычайные способности к каллиграфии. Она не пропадет, если сможет обуздать свои дурные наклонности.
Тремейн положил в саквояж три галстука, потом спросил:
– И ты ссудила ей деньги под честное, слово? Ведь у мисс Даттон тоже не было рекомендации?
– Я плачу частному сыщику. За шесть лет меня подвели только три женщины, да и то одну из них сбила карета.
– Восхитительно!
– Не надо говорить со мной таким снисходительным тоном! – Джиджи досадливо поморщилась. – Пусть «Ссудное товарищество миссис Крез» не укладывается в рамки условностей, но это – законное и достойное предприятие! Благодаря ему я спокойнее сплю по ночам.
Камден защелкнул замок саквояжа и подошел к жене.
– Успокойся, пожалуйста. – Он положил руки ей на плечи, но Джиджи отстранила их. Тогда он взял ее лицо в ладони и повторил: – Успокойся, пожалуйста. Я не шутил. То, что ты делаешь, – восхитительно. Хорошо, что кто-то помнит о таких женщинах. И я рад, что это именно ты.
Даже объяви он, что собирается причислить ее клику святых, Джиджи не была бы так потрясена. Камден опустил руки и подошел к столику у стены – завести часы. Не глядя на него, она пробормотала:
– Я просто хотела дать им еще один шанс, вот и все Шанс, которого она сама так и не дождалась.
Маркиз обернулся и пристально взглянул на жену. Потом, ни слова не говоря, принялся заводить часы.
И тут Джиджи почувствовала, что слишком уж разоткровенничалась.
– Что ж, не стану тебе мешать, – сказала она. – Желаю приятной поездки.
– Я еду в Девон, чтобы отобедать с твоей матерью и герцогом Перрином. Поезд отправляется в двенадцать часов пятьдесят три минуты от вокзала Виктория. Скажи кухарке, чтобы положила сандвич и на твою долю. Можешь поехать со мной.
В голове Джиджи пронеслись сотни мыслей, но в конце концов она остановилась на одной-единственной: «Ему очень удобно, чтобы я все время находилась под рукой – тогда он без помех сможет делать себе наследника, и моя мать не станет докучать ему разговорами о разводе, да и за столом будет не так неловко перед герцогом». Но все равно она ужасно обрадовалась приглашению.
– Я ведь уже сказала ей, что не приеду, – пробормотала Джиджи в нерешительности.
– Скажи, что передумала, – ответил Камден. – Думаю, она обрадуется.
Глава 20
Копенгаген, июль 1888 года
Камдену нравилось быть любимым дядей для своих племянников. Нравилась роль таинственного гостя, чьи эффектные приезды оставляют в трепетных юных сердцах неизгладимое впечатление волшебства и навсегда врезаются в память благодаря шоколаду, затейливым игрушкам и играм в «лошадку».
Плавание получилось беспокойным. Его судно прибыло в порте опозданием на тридцать шесть часов. Добравшись до дома Клаудии, он застал там только мальчиков и слуг, а Клаудия с мужем куда-то уехали. Камден распорядился, чтобы ужин подали в детскую, и съел его в обществе двухлетнего Теодора, лопотавшего рядом на стульчике, и пятимесячного Ганса, пристроившегося у него на коленях.
Теодор получил в подарок новый калейдоскоп, который вызвал у него бурю восторга и сломался уже через четверть часа. Малыш с минуту разглядывал обломки, после чего громко разревелся. Но Камден, знавший, как усмирять малолетних крикунов (Кристофер был младше его на семь лет), отвлек Теодора магнитами. Как только малыш понял, что маленькие черные кубики – волшебные, он с воодушевлением принялся лепить их друг к другу, а также к ложкам и столовым ножам. А вот Ганс держался с отменной учтивостью – жевал новую погремушку и время от времени гукал от счастья.
Теодор, которого уже не укладывали на дневной сон, утомился быстрее, и няня отнесла его в кроватку. Ганс же, высосав бутылочку молока, уснул у Камдена на руках, прижавшись щекой к его плечу и напустив теплую лужицу слюней на его батистовую рубашку. Камден поцеловал малыша в крохотное ушко, и его сердце сжалось от неясной тоски.
Закончив обучение в Париже, он уехал в Штаты и сколотил там немалое состояние. Но богатство – само по себе вещь замечательная и чрезвычайно приятная – не могло согреть ему постель и заполнить его дом детьми, о которых он мечтал.
В этот момент в комнате появилась Клаудия. Она поцеловала Камдена в щеку, Ганса – в макушку и пошла поцеловать Теодора, уже сладко спавшего в своей кроватке.
Вскоре сестра вернулась.
– Он вырос, правда? – спросила она, погладив Ганса по руке.
– Когда не видишь ребенка несколько месяцев, он удваивается в размерах, – с улыбкой ответил Камден. – Хорошо провела вечер?
– Неплохо. Мы с Педаром обедали с твоей женой.
Он не видел Джиджи с мая восемьдесят третьего года – больше пяти лет.
– Ты шутишь, – пробормотал Камден.
– Нет-нет. – Клаудия покачана головой. – Твоя жена здесь. Три дня назад она заходила ко мне. Я навестила ее на следующий день и пригласила на обед, а сегодня она прислала ответное приглашение. Мы обедали у нее в отеле.
К великой чести Камдена, он не уронил Ганса на пол.
– Но что она делает в Копенгагене?
– Осматривает достопримечательности. У нее турне по Скандинавии. Она уже побывала в Норвегии и Швеции.
– Одна?
Как только предательский вопрос сорвался с его губ, он пожалел, что не вырвал себе язык.
– Нет, с личным гаремом, – съязвила Клаудия. От ее проницательности ему становилось не по себе. – Я-то откуда знаю? С любовником она меня не знакомила, а я не устраивала за ней слежку. Если, тебе так интересно, возьми да узнай сам.
– Ты не поняла. Я имел в виду… нет ли с ней матери. – Он отдал Ганса няне. – И вообще меня не касаются дела леди Тремейн.
– К твоему сведению, леди Тремейн исправно выполняет свой семейный долг. Она каждую неделю навещает отца с матерью, когда те бывают в Лондоне. Посылает подарки моим детям к Рождеству и на дни рождения. Когда же Кристофер проматывает свое месячное содержание, именно она учит его вести счет деньгам; – сказала его сестра. – По-моему, тебе надо с ней повидаться. Она ведь совсем не…
Камден приложил палец к губам сестры:
– Помнишь, что ты сказала? Если мне будет интересно, я сам все узнаю.
К вечеру его благоразумные намерения обратились в пепел – как сигары, которые он курил с Педаром. Он смог держать рот на замке по пути к отелю, где остановилась некая миссис Аллен. Смог выйти из кареты Клаудии, когда приехал на место. И почти сумел войти в двери отеля, которые уже распахнул перед ним вышколенный швейцар. И вот тут нелепое любопытство сломило его волю. Вместо того чтобы отправиться к миссис Аллен – молодой, богатой и привлекательной вдове из Филадельфии, которая во время путешествия через Атлантику недвусмысленно намекала, что неплохо бы, не теряя времени даром, где-нибудь уединиться, – он помчался через весь город в отель, где остановилась его жена.
Там ему сообщили, что леди Тремейн приехала только с горничной и что из гостей она принимала лишь Клаудию и Педара.
Получив ответ на мучивший его вопрос, Камден, казалось бы, должен был на этом успокоиться. Но неожиданно для себя самого он завел с портье разговор о кронах, а именно – за сколько крон портье согласился бы тайно снабжать его, Камдена, кое-какой информацией, касающейся леди Тремейн. То есть речь шла о слежке за ней.
Выяснить маршрут ее передвижений не составило никакого труда, поскольку все заботы об этом она поручила персоналу отеля. На следующее же утро Камден начал получать отчеты о ее приходах и уходах. Через несколько дней он знал, что она ела на завтрак, какие достопримечательности осмотрела, в какое время принимала вечернюю ванну и даже у какого магазина останавливалась, чтобы купить льняные скатерти.
Однако чем больше он узнавал, тем сильнее его одолевало любопытство. Как она выглядит? Пощадили ли ее годы? Похожа ли она на себя прежнюю? Или изменилась до неузнаваемости?
Он тут же отменил обед с миссис Аллен, когда узнал, что Джиджи идет вечером в сады Тиволи – главный парк развлечений в Копенгагене. Днем ему еще хватало силы воли не приближаться к ней. Но вечером… Как знать, может быть, ему удастся увидеть ее одним глазком, а самому остаться незамеченным?
Камден исходил сады Тиволи вдоль и поперек и уже решил, что впадает в слабоумие, когда наконец заметил Джиджи на большой карусели. Она сидела на деревянной лошадке и заливисто смеялась, изо всех сил вцепившись в позолоченный деревянный шест; а ее длинные белые юбки струились по воздуху от кружения карусели и летнего ветерка с моря.
Она была довольна. Нет, не просто довольна. Счастлива!
В янтарном сиянии парковых огней казалось, что она – это не она, а персонаж норвежской сказки – необузданное и чувственное дитя природы. Из толпы на нее глазели мужчины – глазели, округлив глаза и приоткрыв рты.
Камден же смотрел на жену как завороженный. О чем он думал? Он не знал. Почему-то в глубине души он ожидал – нет, скорее надеялся – увидеть осунувшуюся страдалицу, скрывающую свою боль под маской безразличия Надеялся, что она до сих пор томится по нему, до сих пор любит его. Но все говорило об обратном.
Этой женщине он был не нужен.
Тремейн развернулся и побрел прочь – рассудок снова взял верх. Он постарался забыть, что пожирал Джиджи глазами, точно голодная дворняжка, которая заглядывает в гастрономическую лавку, положив лапы на подоконник. Он сполна возместил миссис Аллен недостаток внимания и любезности.
А потом судьба свела их на канале.
Миссис Аллен была необычайно мила в своем кремово-персиковом платье от Уорта. Но открывавшийся за ее спиной вид все же затмевал ее прелести. Вдоль канала протянулись дома, выкрашенные в жизнерадостные оттенки, столь любимые английскими модницами, – розовые, лимонные, сизые, лазурные, медные и кирпичные. Солнце подходило к зениту, и вода сверкала и переливалась, разбегаясь серебристыми барашками из-под бороздивших фарватеры прогулочных судов.
– Бог мой! – воскликнула миссис Аллен, повиснув у него на локте. – Ты только посмотри!
Камден, изучавший в витрине модели кораблей, повернулся и посмотрел в другую сторону.
– Вот то открытое окно на втором этаже. Видишь там мужчину и женщину? – хихикнула миссис Аллен.
Он осмотрел окна домов на противоположном берегу – и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Джиджи!
Она сидела на носу прогулочного парусника в нескольких метрах от него, сидела под белым кружевным зонтиком – ни дать ни взять прилежная туристка, решившая во что бы то ни стало вобрать в память всю красоту и очарование Копенгагена. Джиджи внимательно и в то же время с тревогой вглядывалась в его лицо – словно никак не могла вспомнить, кто он такой. Словно не желала вспоминать.
Внешне он изменился: отрастил волосы и года два назад обзавелся щегольской бородой.
Их взгляды встретились, и Джиджи вскочила с кресла. Зонтик выпал из ее руки и со звонким стуком упал на палубу. Она не отводила от мужа взгляда, в лице ее не было ни кровинки, а в глазах читалась мука. Такой Камден никогда не видел жену – даже в тот день, когда бросил ее. Казалось, она была потрясена, ошеломлена, была в отчаянии…
Парусник медленно проплыл мимо, и тогда Джиджи, подобрав, юбки, побежала вдоль поручня, по-прежнему не сводя с мужа глаз. Внезапно зацепившись ногой за канат, она со всего маху упала на палубу. Сердце маркиза сжалось от страха, но Джиджи, ни на что не обращая внимания, поднялась на ноги и снова побежала, пока не очутилась на корме – больше она не могла приблизиться к нему ни на шаг.
К несчастью, именно в этот момент миссис Аллен взяла его под руку и потерлась щекой о его плечо – словно кошечка, которой почесали за ухом.
– Умираю от голода, – проворковала миссис Аллен. – Ты не отведешь меня в ресторан, где подают холодные закуски?
– Да, конечно, – пробормотал он машинально.
Джиджи замерла у поручня. Потом вдруг вздрогнула, и на ее лице отразилась такая усталость, словно она простояла на этом самом месте все то время, что они не виделись.
«Она по-прежнему меня любит», – промелькнуло у Камдена, и от этой мысли его бросило в жар, а голова пошла кругом.
Внезапно он забыл, как, собственно, она перед ним провинилась. Камден понимал – и понимал с предельной ясностью – только одно: за последние пять лет мир не знал другого такого дурака, как он, – ведь он отказался от того, что являлось пределом его желаний.
Просидев весь ленч точно во сне, он отправил миссис Аллен в отель, где она собиралась вздремнуть часок перед обедом, и отклонил ее предложение зайти в гости с такой поспешностью, словно у нее проявились симптомы бубонной чумы. Потом он помчался к цирюльнику, от цирюльника – к ювелиру, а от ювелира – обратно в дом Клаудии за своим лучшим костюмом.
Камден вошел в отель жены со свежевыбритым подбородком и букетом гортензий, купленным у престарелого цветочника. Он чувствовал себя идиотом и нервничал, как свинья, живущая по соседству е мясником. Ему пришлось дважды прочистить горло, прежде чем он сумел задать портье свой вопрос:
– Скажите, леди… леди Тремейн у себя?
– Нет, сэр, – ответил портье. – К сожалению, леди Тремейн только что уехала.
– Ясно. И когда она обещала вернуться? – Он решил, что будет ждать ее здесь и никуда без нее не уйдет.
– Мне очень жаль, сэр, – ответил портье, – но леди Тремейн уехала и больше не вернется. Она освободила номер и отправилась в порт. По-моему, она хотела успеть на «Маргарет». Это судно отплывает в два часа.
Камден взглянул на часы. Было пять минут третьего.
Стремительно выскочив из отеля, он остановил первый попавшийся экипаж и пообещал вознице все содержимое своего кошелька, если кеб успеет в порт до отплытия «Маргарет». Но когда они прибыли на место, от «Маргарет» остались только три столбика дыма вдалеке.
Все равно заплатив вознице двойную плату, Тремейн уставился на море. Невероятно! Не может быть, чтобы все его надежды на воссоединение умерли. Или действительно умерли?
Впервые в жизни он чувствовал растерянность и младенческую беспомощность. Наверное, он мог бы отправиться за ней в Англию. Но в Англии их снова придавит груз злосчастного прошлого, и они не смогут действовать по велению сердца. Не смогут прощать.
Видимо, сама судьба противилась их примирению.
В конце концов, хотя на это ушло много часов, Камден убедил себя в том, что за него похлопотал его ангел-хранитель. Представить только: что, если бы она не уехала? Что, если бы он и в самом деле отбросил всякое благоразумие и вернулся к ней – к женщине, которой больше никогда не сможет доверять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Кто вам это дал? – резко спросила Джиджи.
– Джентльмен на улице, мэм, – ответила мисс Шумейкер, нерешительно посмотрев на Джиджи. – Тимми все плакал и плакал, и тогда он дал ему эти конфеты. Простите, мэм. Не надо было мне их брать. Наверное, нехорошо получилось.
– Успокойтесь, вы ни в чем не виноваты.
– Но, мэм…
– Мисс Шумейкер, вас ждет миссис Рамзи.
Джиджи обыскала весь квартал вокруг «Ссудного товарищества миссис Крез», но Камдена нигде не было. Тогда она села в ландо и поехала обратно к Адамсу. Шотландец нанял для нее кеб, который доставил ее к мадам Элиз, где Джиджи скоротала время, выбирая ткань для новой шали. Через пятнадцать минут прибыла ее собственная карета, из которой она вышла на этом же месте три часа назад.
Вернувшись домой, Джиджи обнаружила Камдена в его спальне – он укладывал стопку накрахмаленных сорочек в дорожный саквояж.
– Зачем ты за мной следил?
– Из любопытства, моя дорогая миссис Крез. Я случайно забрел в ту каретную лавку, и тут появляешься ты. – Тремейн пожал плечами и улыбнулся. – А ты что бы сделала, если бы увидела, что я разоделся, как король в день коронации, и, назвавшись лордом Толстосумом, отправился по каким-то таинственным делам?
– Поехала бы по своим собственным делам, – ответила Джиджи не слишком уверенно.
– Да, конечно, – пробормотал маркиз. – Не волнуйся, я не выдам твою тайну.
– Вовсе это не тайна. Просто я скрываю свое имя. Женщины, которые приходят за помощью в мое ссудное товарищество, не из тех, кого постные святоши называют «достойными сочувствия бедняками». Я просто не хочу никому ничего объяснять.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! – Да и что он может понимать, этот мистер Само Совершенство? – Ко мне приходят женщины, которые в прошлом имели несчастье оступиться. Им нужно только несколько фунтов, чтобы снова встать на ноги.
– Сколько денег ты сегодня ссудила?
Джиджи медлила с ответом.
– Шестьдесят пять фунтов.
Камден посмотрел на нее с удивлением.
– Не так уж и мало. А мисс Шумейкер сколько перепало?
– Десять фунтов. – Десять фунтов считались немалой суммой. Девушки, зарабатывавшие на жизнь своим трудом, зачастую не получали и двух фунтов в месяц.
– А мисс Даттон?
– Восемь фунтов. У мисс Даттон необычайные способности к каллиграфии. Она не пропадет, если сможет обуздать свои дурные наклонности.
Тремейн положил в саквояж три галстука, потом спросил:
– И ты ссудила ей деньги под честное, слово? Ведь у мисс Даттон тоже не было рекомендации?
– Я плачу частному сыщику. За шесть лет меня подвели только три женщины, да и то одну из них сбила карета.
– Восхитительно!
– Не надо говорить со мной таким снисходительным тоном! – Джиджи досадливо поморщилась. – Пусть «Ссудное товарищество миссис Крез» не укладывается в рамки условностей, но это – законное и достойное предприятие! Благодаря ему я спокойнее сплю по ночам.
Камден защелкнул замок саквояжа и подошел к жене.
– Успокойся, пожалуйста. – Он положил руки ей на плечи, но Джиджи отстранила их. Тогда он взял ее лицо в ладони и повторил: – Успокойся, пожалуйста. Я не шутил. То, что ты делаешь, – восхитительно. Хорошо, что кто-то помнит о таких женщинах. И я рад, что это именно ты.
Даже объяви он, что собирается причислить ее клику святых, Джиджи не была бы так потрясена. Камден опустил руки и подошел к столику у стены – завести часы. Не глядя на него, она пробормотала:
– Я просто хотела дать им еще один шанс, вот и все Шанс, которого она сама так и не дождалась.
Маркиз обернулся и пристально взглянул на жену. Потом, ни слова не говоря, принялся заводить часы.
И тут Джиджи почувствовала, что слишком уж разоткровенничалась.
– Что ж, не стану тебе мешать, – сказала она. – Желаю приятной поездки.
– Я еду в Девон, чтобы отобедать с твоей матерью и герцогом Перрином. Поезд отправляется в двенадцать часов пятьдесят три минуты от вокзала Виктория. Скажи кухарке, чтобы положила сандвич и на твою долю. Можешь поехать со мной.
В голове Джиджи пронеслись сотни мыслей, но в конце концов она остановилась на одной-единственной: «Ему очень удобно, чтобы я все время находилась под рукой – тогда он без помех сможет делать себе наследника, и моя мать не станет докучать ему разговорами о разводе, да и за столом будет не так неловко перед герцогом». Но все равно она ужасно обрадовалась приглашению.
– Я ведь уже сказала ей, что не приеду, – пробормотала Джиджи в нерешительности.
– Скажи, что передумала, – ответил Камден. – Думаю, она обрадуется.
Глава 20
Копенгаген, июль 1888 года
Камдену нравилось быть любимым дядей для своих племянников. Нравилась роль таинственного гостя, чьи эффектные приезды оставляют в трепетных юных сердцах неизгладимое впечатление волшебства и навсегда врезаются в память благодаря шоколаду, затейливым игрушкам и играм в «лошадку».
Плавание получилось беспокойным. Его судно прибыло в порте опозданием на тридцать шесть часов. Добравшись до дома Клаудии, он застал там только мальчиков и слуг, а Клаудия с мужем куда-то уехали. Камден распорядился, чтобы ужин подали в детскую, и съел его в обществе двухлетнего Теодора, лопотавшего рядом на стульчике, и пятимесячного Ганса, пристроившегося у него на коленях.
Теодор получил в подарок новый калейдоскоп, который вызвал у него бурю восторга и сломался уже через четверть часа. Малыш с минуту разглядывал обломки, после чего громко разревелся. Но Камден, знавший, как усмирять малолетних крикунов (Кристофер был младше его на семь лет), отвлек Теодора магнитами. Как только малыш понял, что маленькие черные кубики – волшебные, он с воодушевлением принялся лепить их друг к другу, а также к ложкам и столовым ножам. А вот Ганс держался с отменной учтивостью – жевал новую погремушку и время от времени гукал от счастья.
Теодор, которого уже не укладывали на дневной сон, утомился быстрее, и няня отнесла его в кроватку. Ганс же, высосав бутылочку молока, уснул у Камдена на руках, прижавшись щекой к его плечу и напустив теплую лужицу слюней на его батистовую рубашку. Камден поцеловал малыша в крохотное ушко, и его сердце сжалось от неясной тоски.
Закончив обучение в Париже, он уехал в Штаты и сколотил там немалое состояние. Но богатство – само по себе вещь замечательная и чрезвычайно приятная – не могло согреть ему постель и заполнить его дом детьми, о которых он мечтал.
В этот момент в комнате появилась Клаудия. Она поцеловала Камдена в щеку, Ганса – в макушку и пошла поцеловать Теодора, уже сладко спавшего в своей кроватке.
Вскоре сестра вернулась.
– Он вырос, правда? – спросила она, погладив Ганса по руке.
– Когда не видишь ребенка несколько месяцев, он удваивается в размерах, – с улыбкой ответил Камден. – Хорошо провела вечер?
– Неплохо. Мы с Педаром обедали с твоей женой.
Он не видел Джиджи с мая восемьдесят третьего года – больше пяти лет.
– Ты шутишь, – пробормотал Камден.
– Нет-нет. – Клаудия покачана головой. – Твоя жена здесь. Три дня назад она заходила ко мне. Я навестила ее на следующий день и пригласила на обед, а сегодня она прислала ответное приглашение. Мы обедали у нее в отеле.
К великой чести Камдена, он не уронил Ганса на пол.
– Но что она делает в Копенгагене?
– Осматривает достопримечательности. У нее турне по Скандинавии. Она уже побывала в Норвегии и Швеции.
– Одна?
Как только предательский вопрос сорвался с его губ, он пожалел, что не вырвал себе язык.
– Нет, с личным гаремом, – съязвила Клаудия. От ее проницательности ему становилось не по себе. – Я-то откуда знаю? С любовником она меня не знакомила, а я не устраивала за ней слежку. Если, тебе так интересно, возьми да узнай сам.
– Ты не поняла. Я имел в виду… нет ли с ней матери. – Он отдал Ганса няне. – И вообще меня не касаются дела леди Тремейн.
– К твоему сведению, леди Тремейн исправно выполняет свой семейный долг. Она каждую неделю навещает отца с матерью, когда те бывают в Лондоне. Посылает подарки моим детям к Рождеству и на дни рождения. Когда же Кристофер проматывает свое месячное содержание, именно она учит его вести счет деньгам; – сказала его сестра. – По-моему, тебе надо с ней повидаться. Она ведь совсем не…
Камден приложил палец к губам сестры:
– Помнишь, что ты сказала? Если мне будет интересно, я сам все узнаю.
К вечеру его благоразумные намерения обратились в пепел – как сигары, которые он курил с Педаром. Он смог держать рот на замке по пути к отелю, где остановилась некая миссис Аллен. Смог выйти из кареты Клаудии, когда приехал на место. И почти сумел войти в двери отеля, которые уже распахнул перед ним вышколенный швейцар. И вот тут нелепое любопытство сломило его волю. Вместо того чтобы отправиться к миссис Аллен – молодой, богатой и привлекательной вдове из Филадельфии, которая во время путешествия через Атлантику недвусмысленно намекала, что неплохо бы, не теряя времени даром, где-нибудь уединиться, – он помчался через весь город в отель, где остановилась его жена.
Там ему сообщили, что леди Тремейн приехала только с горничной и что из гостей она принимала лишь Клаудию и Педара.
Получив ответ на мучивший его вопрос, Камден, казалось бы, должен был на этом успокоиться. Но неожиданно для себя самого он завел с портье разговор о кронах, а именно – за сколько крон портье согласился бы тайно снабжать его, Камдена, кое-какой информацией, касающейся леди Тремейн. То есть речь шла о слежке за ней.
Выяснить маршрут ее передвижений не составило никакого труда, поскольку все заботы об этом она поручила персоналу отеля. На следующее же утро Камден начал получать отчеты о ее приходах и уходах. Через несколько дней он знал, что она ела на завтрак, какие достопримечательности осмотрела, в какое время принимала вечернюю ванну и даже у какого магазина останавливалась, чтобы купить льняные скатерти.
Однако чем больше он узнавал, тем сильнее его одолевало любопытство. Как она выглядит? Пощадили ли ее годы? Похожа ли она на себя прежнюю? Или изменилась до неузнаваемости?
Он тут же отменил обед с миссис Аллен, когда узнал, что Джиджи идет вечером в сады Тиволи – главный парк развлечений в Копенгагене. Днем ему еще хватало силы воли не приближаться к ней. Но вечером… Как знать, может быть, ему удастся увидеть ее одним глазком, а самому остаться незамеченным?
Камден исходил сады Тиволи вдоль и поперек и уже решил, что впадает в слабоумие, когда наконец заметил Джиджи на большой карусели. Она сидела на деревянной лошадке и заливисто смеялась, изо всех сил вцепившись в позолоченный деревянный шест; а ее длинные белые юбки струились по воздуху от кружения карусели и летнего ветерка с моря.
Она была довольна. Нет, не просто довольна. Счастлива!
В янтарном сиянии парковых огней казалось, что она – это не она, а персонаж норвежской сказки – необузданное и чувственное дитя природы. Из толпы на нее глазели мужчины – глазели, округлив глаза и приоткрыв рты.
Камден же смотрел на жену как завороженный. О чем он думал? Он не знал. Почему-то в глубине души он ожидал – нет, скорее надеялся – увидеть осунувшуюся страдалицу, скрывающую свою боль под маской безразличия Надеялся, что она до сих пор томится по нему, до сих пор любит его. Но все говорило об обратном.
Этой женщине он был не нужен.
Тремейн развернулся и побрел прочь – рассудок снова взял верх. Он постарался забыть, что пожирал Джиджи глазами, точно голодная дворняжка, которая заглядывает в гастрономическую лавку, положив лапы на подоконник. Он сполна возместил миссис Аллен недостаток внимания и любезности.
А потом судьба свела их на канале.
Миссис Аллен была необычайно мила в своем кремово-персиковом платье от Уорта. Но открывавшийся за ее спиной вид все же затмевал ее прелести. Вдоль канала протянулись дома, выкрашенные в жизнерадостные оттенки, столь любимые английскими модницами, – розовые, лимонные, сизые, лазурные, медные и кирпичные. Солнце подходило к зениту, и вода сверкала и переливалась, разбегаясь серебристыми барашками из-под бороздивших фарватеры прогулочных судов.
– Бог мой! – воскликнула миссис Аллен, повиснув у него на локте. – Ты только посмотри!
Камден, изучавший в витрине модели кораблей, повернулся и посмотрел в другую сторону.
– Вот то открытое окно на втором этаже. Видишь там мужчину и женщину? – хихикнула миссис Аллен.
Он осмотрел окна домов на противоположном берегу – и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Джиджи!
Она сидела на носу прогулочного парусника в нескольких метрах от него, сидела под белым кружевным зонтиком – ни дать ни взять прилежная туристка, решившая во что бы то ни стало вобрать в память всю красоту и очарование Копенгагена. Джиджи внимательно и в то же время с тревогой вглядывалась в его лицо – словно никак не могла вспомнить, кто он такой. Словно не желала вспоминать.
Внешне он изменился: отрастил волосы и года два назад обзавелся щегольской бородой.
Их взгляды встретились, и Джиджи вскочила с кресла. Зонтик выпал из ее руки и со звонким стуком упал на палубу. Она не отводила от мужа взгляда, в лице ее не было ни кровинки, а в глазах читалась мука. Такой Камден никогда не видел жену – даже в тот день, когда бросил ее. Казалось, она была потрясена, ошеломлена, была в отчаянии…
Парусник медленно проплыл мимо, и тогда Джиджи, подобрав, юбки, побежала вдоль поручня, по-прежнему не сводя с мужа глаз. Внезапно зацепившись ногой за канат, она со всего маху упала на палубу. Сердце маркиза сжалось от страха, но Джиджи, ни на что не обращая внимания, поднялась на ноги и снова побежала, пока не очутилась на корме – больше она не могла приблизиться к нему ни на шаг.
К несчастью, именно в этот момент миссис Аллен взяла его под руку и потерлась щекой о его плечо – словно кошечка, которой почесали за ухом.
– Умираю от голода, – проворковала миссис Аллен. – Ты не отведешь меня в ресторан, где подают холодные закуски?
– Да, конечно, – пробормотал он машинально.
Джиджи замерла у поручня. Потом вдруг вздрогнула, и на ее лице отразилась такая усталость, словно она простояла на этом самом месте все то время, что они не виделись.
«Она по-прежнему меня любит», – промелькнуло у Камдена, и от этой мысли его бросило в жар, а голова пошла кругом.
Внезапно он забыл, как, собственно, она перед ним провинилась. Камден понимал – и понимал с предельной ясностью – только одно: за последние пять лет мир не знал другого такого дурака, как он, – ведь он отказался от того, что являлось пределом его желаний.
Просидев весь ленч точно во сне, он отправил миссис Аллен в отель, где она собиралась вздремнуть часок перед обедом, и отклонил ее предложение зайти в гости с такой поспешностью, словно у нее проявились симптомы бубонной чумы. Потом он помчался к цирюльнику, от цирюльника – к ювелиру, а от ювелира – обратно в дом Клаудии за своим лучшим костюмом.
Камден вошел в отель жены со свежевыбритым подбородком и букетом гортензий, купленным у престарелого цветочника. Он чувствовал себя идиотом и нервничал, как свинья, живущая по соседству е мясником. Ему пришлось дважды прочистить горло, прежде чем он сумел задать портье свой вопрос:
– Скажите, леди… леди Тремейн у себя?
– Нет, сэр, – ответил портье. – К сожалению, леди Тремейн только что уехала.
– Ясно. И когда она обещала вернуться? – Он решил, что будет ждать ее здесь и никуда без нее не уйдет.
– Мне очень жаль, сэр, – ответил портье, – но леди Тремейн уехала и больше не вернется. Она освободила номер и отправилась в порт. По-моему, она хотела успеть на «Маргарет». Это судно отплывает в два часа.
Камден взглянул на часы. Было пять минут третьего.
Стремительно выскочив из отеля, он остановил первый попавшийся экипаж и пообещал вознице все содержимое своего кошелька, если кеб успеет в порт до отплытия «Маргарет». Но когда они прибыли на место, от «Маргарет» остались только три столбика дыма вдалеке.
Все равно заплатив вознице двойную плату, Тремейн уставился на море. Невероятно! Не может быть, чтобы все его надежды на воссоединение умерли. Или действительно умерли?
Впервые в жизни он чувствовал растерянность и младенческую беспомощность. Наверное, он мог бы отправиться за ней в Англию. Но в Англии их снова придавит груз злосчастного прошлого, и они не смогут действовать по велению сердца. Не смогут прощать.
Видимо, сама судьба противилась их примирению.
В конце концов, хотя на это ушло много часов, Камден убедил себя в том, что за него похлопотал его ангел-хранитель. Представить только: что, если бы она не уехала? Что, если бы он и в самом деле отбросил всякое благоразумие и вернулся к ней – к женщине, которой больше никогда не сможет доверять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29