Он окунул два сложенных
пальца в горшок, накрутил вязкий слой и вонзил пальцы через пунцовые губы
внутрь ее. Эвелин не сдержалась и заерзала на циновках. Под действием
смазанных медом пальцев сладко сжался живот, внутри Эвелин прорезался
первый росток желания...
Мужчины подтащили голого горбуна к Эвелин. Ниматулла почуял запах
меда, его ноздри широко раздувались.
- Сюда, Ниматулла! Сюда!
Они пригнули его голову так, что она оказалась между раскинутых ног.
Горбун пронзительно взвизгнул и жадно набросился на мед. Он слизывал его с
тела Эвелин, захлебываясь и торопливо глотая... Его пальцы вцепились в ее
чресла, он упивался сладостной жижей. Его взъерошенная голова казалась
издали огромным мохнатым шмелем, жужжащим меж двух гигантских белых
лилий...
Двое рослых джелилов подняли Ниматуллу, перевернули в воздухе и вновь
опустили на женщину. Ее тотчас затошнило - от горбуна исходил тяжелый
запах пота и псины. Его лицо с плоским сломанным носом оказалось на ее
лобке, язык вновь принялся облизывать с него мед. Один из джелилов
подтолкнул худые ляжки горбуна к лицу Эвелин. Она вскрикнула и попробовала
отодвинуть голову вбок, но чья-то рука разжала ее рот и впихнула в него
жалкий член Ниматуллы. Ей удалось выплюнуть его, но рука сильно надавила
на зад горбуна, и маленький вялый фаллос вновь оказался меж ее губ. Она
плотно закрыла глаза, втайне надеясь, что сейчас потеряет сознание и тогда
ничего не будет чувствовать.
Но темноты обморока не было. Напротив, шершавый язык, лизавший
внутреннюю поверхность ее бедер, теперь казался симпатичным и уютным...
Покончив с бедрами, жадный рот вновь спустился к намазанным медом
потаенным губам. Стремясь ничего не оставить там, ни одной сладкой капли,
нетерпеливый язык подобрался к маленькому чувствительному бугорку, а зубы
прижались к коралловому ожерелью трепещущего входа... Домогаясь новых
сладких ощущений, язык урода тянулся все дальше, проникал все глубже. Он
уж прошел весь тоннель и касался самого сокровенного...
Эвелин чувствовала, как знакомое желание неудержимо нарастает, как
все внутри начинает волноваться, как выделяется сок вожделения, который
тут же смешивается о остатками густого нектара... Бессознательно она
сдавила губами лежащий у нее во рту убогий член инвалида и сделала
несколько сосательных движений. И сразу доселе дряблая плоть ожила, стала
наливаться и крепнуть. Со странным самодовольством она ласкала и в то же
время поддразнивала этот орган, никогда в жизни не испытывавший ничего
подобного.
В калеке проснулся здоровый человеческий половой инстинкт - появились
движения, которым его никто не учил. Лежа на Эвелин он начал медленно
поднимать и опускать таз. Его член вырос настолько, что в результате
движений бедер он уже показывался наружу, прежде чем снова скрыться в ее
рту. Заметившие это джелилы радостно заорали и захлопали в ладоши. Другие
застыли, поглощенные необычным спектаклем. Ниматулла все больше
распалялся, из зарывшегося внутрь Эвелин рта вырывался звериный вой, а
голые ягодицы урода брыкались, точно это был зад рассерженного мула.
- Ниматулла, хватит! Не так! Тебе будет лучше! Покажите ему, как
надо! Переверните его! Пора уже!
Под крики толпы толстый джелил могучими руками подцепил горбуна и
оторвал от женского тепла. Тот заревел, словно раненный бык. Толстяк
крикнул, чтобы кто-нибудь подержал ноги женщины разведенными, а сам легко
перебросил Ниматуллу так, что его безобразная физиономия оказалась против
лица Эвелин. Кто-то направил его член, надувшийся и раздавшийся, во
взмокшую нишу ее гениталий. От неизведанного ощущения по изуродованному
телу пробежал разряд первобытного желания, горбун охнул и сладострастно
взвыл. Он судорожно вцепился в талию лежавшей под ним женщины, в страхе,
что его снова могут оторвать от нее... Инстинкт взял свое, пенис совершал
одну фрикцию за другой. Руки горбуна с бедер Эвелин переместились на
грудь, вокруг соска сомкнулись губы, которые теребили, сжимали,
всасывали...
Эвелин с удивлением убедилась, что ее тело непроизвольно, само по
себе, вопреки ее воле, отвечает этим неумелым ласкам. Ее бедра тянулись
ему навстречу, они задвигались в унисон с его худосочным тазом, исполняя
самый древний из всех танцев...
Возбуждение толпы достигло предела. Голоса мужчин охрипли от криков.
Опять забил барабан. Кто-то опрокинул их импровизированное ложе, Эвелин с
Ниматуллой скатились на землю. Какой-то мальчишка выплеснул на них пиалу
чая, другой бросил горсть песка. Но Эвелин не чувствовала теперь ничего,
кроме удовлетворения от всаженного в нее миниатюрного, точно игрушечного,
быстро сновавшего взад и вперед мужского полового члена... Несмотря на
свои скромные размеры, он сладко возбуждал и делал ей приятно в самой
глубине...
Горбун, подогреваемый криками толпы, боем барабана, запахом пота
множества мужских тел, охмелев от роскоши белого женского тела, достиг,
наконец, своего первого в жизни оргазма. Когда первый спазм прокатился по
страшному позвоночнику, он изо всей силы укусил лежавший перед его лицом
белый нежный плод, казавшийся таким привлекательным и вкусным.
Почувствовав, как из раненной груди капает теплая кровь, Эвелин в бессилии
и отчаяньи закричала.
Горбуна стаскивали с нее - это было последнее, что она успела
ощутить. Железные руки легли на ее колени и разомкнули сведенные ноги...
Потом был мрак. Казалось, что разверзлась земля, чтобы поглотить ее
навсегда... Она старалась вырваться из кромешной тьмы, но единственное,
что удалось сделать - это открыть глаза. Перед ней по лазурному небу
поплыли фантастические пурпурные цветы, которые свешивались с веток,
наклоняясь над ее лицом. Один за другим цветы увеличивались и вдруг ожили,
стали одушевленными. Из них высунулись острые мордочки с блестящими
бусинками глаз. Зверьки потянулись к Эвелин, неожиданно они заговорили с
ней. Язык был нечеловеческим, но, к удивлению Эвелин, она все понимала.
Ответить, однако, она не могла... Потом зверьки прильнули друг к другу и
слились в единое целое, теперь на их месте оказалась огромная
обезьяна-самец, похожая на орангутана. Он тоже заговорил с Эвелин и стал
звать к себе. Ей захотелось протянуть ему руку и по-человечески
поздороваться, но рука не поднималась... Зрачки орангутана расширились, в
них отразилась невыносимая тоска, из глаз потекли слезы. Ей стало очень
жаль его. Но перед ней была уже другая голова, человеческая, с холодными
зелеными глазами... Она узнала лицо Абулшера и сразу поняла, что все, что
промелькнуло сейчас, было бредом, вызванным наверняка тем наркотиком,
который под видом чая ей дали джелилы...
Больше никаких видений не было.
Когда Эвелин проснулась, солнце стояло высоко в небе. Она попробовала
встать, это ей легко удалось. Вокруг никого не было. Костер давно догорел,
угли уже перестали дымиться. Эвелин сделала шаг, потом второй. Она нашла
свою втоптанную в землю множеством ног одежду. Откуда-то выскочил пес с
грязно-желтой шерстью и залаял. Обнюхав ноги Эвелин, пес замахал хвостом и
сел.
Эвелин крикнула, эхо несколько раз отразилось от склонов гор. Где-то
вверху послышался ответный крик, он был сдавленным, похожим на громкий
стон. Она пошла на этот звук, позвала еще и вновь услышала отклик. Эвелин
приблизилась к почти вертикальному уступу скалы. Ответ явно шел сверху.
Приглядевшись, она рассмотрела выбитые в скале углубления, служившие
ступеньками. Осторожно ставя ноги в мелкие выемки, цепляясь за них руками,
Эвелин поднялась метра на три и очутилась на крохотной горизонтальной
площадке, размером с обеденный стол. За ним зияло похожее на звериную нору
отверстие, совершенно не видное снизу. Встав на четвереньки, Эвелин
вползла внутрь и увидела два барахтающихся тела. То были Абулшер и Имхет,
туго спутанные крепкими веревками и с кляпами во ртах.
Эвелин освободила их, распутав многочисленные узлы. Братья тут же
принялись осыпать проклятьями все племя джелилов, грозить им скорой и
страшной местью. Эвелин никогда не видела Абулшера таким разъяренным -
когда он говорил, то дрожал от злости.
Друг за другом они спустились с каменного балкона и Абулшер
отправился разыскивать коней. Никаких следов их собственных лошадей не
было. За гребнем горы он обнаружил луг, на котором мирно паслась одинокая
кобыла. Эвелин нашла неподалеку от потухшего костра несколько брошенных
тряпок, из них Имхет соорудил нечто вроде седла. На него Абулшер посадил
Эвелин, а Имхету велел сесть впереди. Он привязал к узде лошади веревку,
взял ее конец и пошел перед ними.
В пути они не разговаривали. Каждые полчаса Абулшер и Имхет менялись
местами, при каждой остановке они внимательно разглядывали окрестные горы.
С наступлением сумерек сделали привал, привязали кобылу, но не смогли
разжечь костер из-за отсутствия спичек. Все трое были очень голодны, но
подкрепиться было нечем. Эвелин легла на охапку веток и долго старалась
уснуть, чтобы заглушить сном ноющие терзания пустого желудка.
Абулшер и Имхет тихо перешептывались...
Встав по-утру, Эвелин увидела, что с ней остался один Абулшер. Имхет
отправился куда-то верхом на кобыле. Абулшер не переставал что-то
сосредоточенно обдумывать, он сидел на земле, уткнув голову в колени.
Эвелин мучил голод, но ей не хотелось в этом признаваться.
Абулшер поднял на нее глаза и медленно, с расстановкой, произнес:
- Прежде всего, мы должны отомстить. Имхет уехал, чтобы посмотреть,
что можно сделать.
- Абулшер, но почему эти джелилы напали на нас? Что они могли с нас
взять?
Он отрывисто рассмеялся.
- Я не говорил раньше тебе, что Али Шоврук-хан просил меня помочь в
одном деле... Недавно он перепродал одному арабу партию британских ружей и
выручил большие деньги. Он хотел, чтобы мы переправили эти деньги через
границу и передали его племяннику в Джалалабаде. Он обещал мне пять
процентов комиссионных, я согласился. Но видно кто-то еще знал о деньгах и
рассказал этим проклятым джелилам. Поэтому они и следили за нами, чтобы
отнять деньги.
Теперь Эвелин поняла что все помыслы Абулшера сводились к одной цели
- отомстить джелилам. Он не мог надеяться заполучить обратно похищенные
деньги, которые стали сейчас собственностью их аксакала. По закону чести
Абулшер был обязан, даже рискуя жизнью, отобрать у джелилов нечто
равноценное своей потере. Иначе до конца дней его и Имхета будут называть
трусами.
Абулшер вновь посмотрел на Эвелин.
- Они что-нибудь сделали с тобой?
Эвелин не ответила. Она подумала, что если расскажет ему все, что
было, то он будет стремится причинить джелилам еще большее зло.
- Отвечай! Что они с тобой сделали?
Она по-прежнему молчала.
- Ну?!
Помявшись, она заговорила:
- Они хотели унизить меня... Но это оттого, что - белая женщина. К
тебе это не должно иметь отношения...
Он ничего не сказал, в нем бушевали раздражение и гнев. Поднявшись,
он принялся в волнении ходить взад и вперед. Время от времени он бросал
нетерпеливые взгляды туда, откуда должен был приехать Имхет. Наконец, на
горизонте появилось облако пыли. Эвелин увидела, что к ним аллюром скачут
три всадника. Мчавшийся первым выстрелил в воздух, издали приветствуя их.
Едущий за ним всадник тоже выстрелил. Третьим был Имхет.
Когда они приблизились, Эвелин заметила, что оба спутника Имхета были
широколицы и узкоглазы. На них были суконные шапки, отделанные рыжим
мехом. Это были уйгуры, Эвелин знала, что они живут на западе Китая и в
Средней Азии.
Когда всадники сошли с коней, оказалось, что уйгуры значительно ниже
тхальцев. Первый из них поздоровался и обратился к Абулшеру на ломанном
английском языке:
- Твой брат рассказал мне о том, что вас здесь ограбили. Мы поможем
вам. Если хотите, можете присоединиться к нашему каравану, он сейчас
отдыхает. А вообще мы идем в Джалалабад и дальше на север.
Абулшер поблагодарил и без колебаний согласился. Уйгур указал ему на
место на коне позади себя. Второй уйгур протянул руку Эвелин и помог ей
сесть на круп приземистой монгольской лошади. Она сидела, стараясь как
можно дальше отстраниться от всадника, опасаясь, что он может угадать ее
грудь, когда лошадь пойдет галопом.
Этим вечером Эвелин и ее спутники наконец утолили свой голод. Их
усадили в одной из походных юрт, раскинутых в узкой зеленой долине, и
подали жареную козлятину, рис и чай. Караван уйгуров направлялся в
Туркестан, они возвращались домой после длительного путешествия в Индию.
Одежда уйгуров была далеко не чистой, вообще все вокруг было довольно
грязным, но они были благожелательными и добродушными людьми.
Долгие месяцы уйгуры проводили в дороге, это научило их быть
приветливыми и общительными. Их женщины не закрывали лиц, они не
стеснялись при посторонних кормить грудью своих младенцев. Дети постарше
со смехом и визгом носились между повозками, играя с тупоносыми щенками.
Караван составляли около сорока одногорбых верблюдов - дромадеров, их
называли здесь мехари, они славились особой выносливостью. Рядом с ними
лошадки монгольской породы выглядели карликовыми.
Уйгуры намеревались покинуть долину завтра. Абулшер решил
воспользоваться оставшимся временем, чтобы осуществить свой замысел. Мысли
о мести не давали ему покоя, но сейчас Эвелин была уверена, что у него
созрел какой-то вполне определенный план.
Абулшер еще раз посовещался с Имхетом, после чего обратился к
старшему в караване с просьбой дать ему на одну ночь двух или трех самых
быстрых и выносливых коней.
Караваном распоряжался пожилой уйгур с золотой серьгой в ухе. Он
пригласил Абулшера, Имхета и Очила-Эвелин к себе в юрту, где за чаем
Абулшер изложил свой план. Имхету удалось узнать, что сейчас главный
аксакал джелилов Хабиб-ур-Рахим гостит у своего брата, дом которого
находится в двух часах конной езды от стоянки каравана. С
Хабибом-ур-Рахимом прибыла вся семья, включая младшую дочь Тери, которой
должно скоро исполнится четырнадцать лет. Ее-то и задумал похитить
Абулшер. Эвелин решила, что за девочку братья потом потребуют выкуп и
таким образом возместят похищенные деньги. Не вдаваясь в детали, начальник
каравана согласился дать коней и спросил, не понадобятся ли Абулшеру
помощники.
Абулшер поблагодарил за коней, но от помощи людьми отказался, заявив,
что это их с Имхетом дело.
План был дерзким и очень рискованным. Если их поймают, то расправа
будет немедленной и кровавой. Тем не менее Эвелин, когда они вышли из
юрты, попросила Абулшера, чтобы они взяли ее с собой.
Сперва тот наотрез отказался. Эвелин продолжала его упрашивать, и в
конце концов Абулшер согласился, решив, что она при случае может
посторожить коней.
Они легли спать пораньше и отдыхали до полуночи. В ночной тишине они
оседлали коней, мужчины проверили оружие. Они проехали вдоль юрт и спящих
на земле верблюдов и встретили одного из тех уйгуров, которые первыми
пришли им на помощь. Тот вышел проводить их.
Уйгур протянул Абулшеру сверток и сказал:
- Здесь веревки. Крепкие, из китайского шелка. И отдельно - мясо с
ядом, для собак. Может пригодиться.
Копыта коней цокали по камням. Как всегда, Эвелин ехали чуть позади.
Первым мчался Имхет, этот путь был ему знаком.
Ночь выдалась безлунной, но небо казалось светлым от бесчисленного
множества звезд. Им предстояло проехать вдоль русла реки, подняться на
неширокое плато, в центре которого лежал кратер давно потухшего вулкана, а
затем спуститься вниз. На плато Абулшер решил оставить Эвелин сторожить
коней, дальше они с Имхетом пойдут пешком.
Кратер оказался неглубоким, он зарос деревьями и кустами. Здесь было
идеальное место для укрытия. Коней привязали к деревьям, около них
оставили и ружья. Братья взяли с собой только кинжалы. Эвелин осталась
ждать.
Спустившись по крутому склону, Абулшер и Имхет оказались на еле
заметной дороге, которая огибала гору. Она вела в кишлак джелилов. Абулшер
знал, что у въезда в кишлак джелилы всегда оставляют на ночь вооруженного
часового.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
пальца в горшок, накрутил вязкий слой и вонзил пальцы через пунцовые губы
внутрь ее. Эвелин не сдержалась и заерзала на циновках. Под действием
смазанных медом пальцев сладко сжался живот, внутри Эвелин прорезался
первый росток желания...
Мужчины подтащили голого горбуна к Эвелин. Ниматулла почуял запах
меда, его ноздри широко раздувались.
- Сюда, Ниматулла! Сюда!
Они пригнули его голову так, что она оказалась между раскинутых ног.
Горбун пронзительно взвизгнул и жадно набросился на мед. Он слизывал его с
тела Эвелин, захлебываясь и торопливо глотая... Его пальцы вцепились в ее
чресла, он упивался сладостной жижей. Его взъерошенная голова казалась
издали огромным мохнатым шмелем, жужжащим меж двух гигантских белых
лилий...
Двое рослых джелилов подняли Ниматуллу, перевернули в воздухе и вновь
опустили на женщину. Ее тотчас затошнило - от горбуна исходил тяжелый
запах пота и псины. Его лицо с плоским сломанным носом оказалось на ее
лобке, язык вновь принялся облизывать с него мед. Один из джелилов
подтолкнул худые ляжки горбуна к лицу Эвелин. Она вскрикнула и попробовала
отодвинуть голову вбок, но чья-то рука разжала ее рот и впихнула в него
жалкий член Ниматуллы. Ей удалось выплюнуть его, но рука сильно надавила
на зад горбуна, и маленький вялый фаллос вновь оказался меж ее губ. Она
плотно закрыла глаза, втайне надеясь, что сейчас потеряет сознание и тогда
ничего не будет чувствовать.
Но темноты обморока не было. Напротив, шершавый язык, лизавший
внутреннюю поверхность ее бедер, теперь казался симпатичным и уютным...
Покончив с бедрами, жадный рот вновь спустился к намазанным медом
потаенным губам. Стремясь ничего не оставить там, ни одной сладкой капли,
нетерпеливый язык подобрался к маленькому чувствительному бугорку, а зубы
прижались к коралловому ожерелью трепещущего входа... Домогаясь новых
сладких ощущений, язык урода тянулся все дальше, проникал все глубже. Он
уж прошел весь тоннель и касался самого сокровенного...
Эвелин чувствовала, как знакомое желание неудержимо нарастает, как
все внутри начинает волноваться, как выделяется сок вожделения, который
тут же смешивается о остатками густого нектара... Бессознательно она
сдавила губами лежащий у нее во рту убогий член инвалида и сделала
несколько сосательных движений. И сразу доселе дряблая плоть ожила, стала
наливаться и крепнуть. Со странным самодовольством она ласкала и в то же
время поддразнивала этот орган, никогда в жизни не испытывавший ничего
подобного.
В калеке проснулся здоровый человеческий половой инстинкт - появились
движения, которым его никто не учил. Лежа на Эвелин он начал медленно
поднимать и опускать таз. Его член вырос настолько, что в результате
движений бедер он уже показывался наружу, прежде чем снова скрыться в ее
рту. Заметившие это джелилы радостно заорали и захлопали в ладоши. Другие
застыли, поглощенные необычным спектаклем. Ниматулла все больше
распалялся, из зарывшегося внутрь Эвелин рта вырывался звериный вой, а
голые ягодицы урода брыкались, точно это был зад рассерженного мула.
- Ниматулла, хватит! Не так! Тебе будет лучше! Покажите ему, как
надо! Переверните его! Пора уже!
Под крики толпы толстый джелил могучими руками подцепил горбуна и
оторвал от женского тепла. Тот заревел, словно раненный бык. Толстяк
крикнул, чтобы кто-нибудь подержал ноги женщины разведенными, а сам легко
перебросил Ниматуллу так, что его безобразная физиономия оказалась против
лица Эвелин. Кто-то направил его член, надувшийся и раздавшийся, во
взмокшую нишу ее гениталий. От неизведанного ощущения по изуродованному
телу пробежал разряд первобытного желания, горбун охнул и сладострастно
взвыл. Он судорожно вцепился в талию лежавшей под ним женщины, в страхе,
что его снова могут оторвать от нее... Инстинкт взял свое, пенис совершал
одну фрикцию за другой. Руки горбуна с бедер Эвелин переместились на
грудь, вокруг соска сомкнулись губы, которые теребили, сжимали,
всасывали...
Эвелин с удивлением убедилась, что ее тело непроизвольно, само по
себе, вопреки ее воле, отвечает этим неумелым ласкам. Ее бедра тянулись
ему навстречу, они задвигались в унисон с его худосочным тазом, исполняя
самый древний из всех танцев...
Возбуждение толпы достигло предела. Голоса мужчин охрипли от криков.
Опять забил барабан. Кто-то опрокинул их импровизированное ложе, Эвелин с
Ниматуллой скатились на землю. Какой-то мальчишка выплеснул на них пиалу
чая, другой бросил горсть песка. Но Эвелин не чувствовала теперь ничего,
кроме удовлетворения от всаженного в нее миниатюрного, точно игрушечного,
быстро сновавшего взад и вперед мужского полового члена... Несмотря на
свои скромные размеры, он сладко возбуждал и делал ей приятно в самой
глубине...
Горбун, подогреваемый криками толпы, боем барабана, запахом пота
множества мужских тел, охмелев от роскоши белого женского тела, достиг,
наконец, своего первого в жизни оргазма. Когда первый спазм прокатился по
страшному позвоночнику, он изо всей силы укусил лежавший перед его лицом
белый нежный плод, казавшийся таким привлекательным и вкусным.
Почувствовав, как из раненной груди капает теплая кровь, Эвелин в бессилии
и отчаяньи закричала.
Горбуна стаскивали с нее - это было последнее, что она успела
ощутить. Железные руки легли на ее колени и разомкнули сведенные ноги...
Потом был мрак. Казалось, что разверзлась земля, чтобы поглотить ее
навсегда... Она старалась вырваться из кромешной тьмы, но единственное,
что удалось сделать - это открыть глаза. Перед ней по лазурному небу
поплыли фантастические пурпурные цветы, которые свешивались с веток,
наклоняясь над ее лицом. Один за другим цветы увеличивались и вдруг ожили,
стали одушевленными. Из них высунулись острые мордочки с блестящими
бусинками глаз. Зверьки потянулись к Эвелин, неожиданно они заговорили с
ней. Язык был нечеловеческим, но, к удивлению Эвелин, она все понимала.
Ответить, однако, она не могла... Потом зверьки прильнули друг к другу и
слились в единое целое, теперь на их месте оказалась огромная
обезьяна-самец, похожая на орангутана. Он тоже заговорил с Эвелин и стал
звать к себе. Ей захотелось протянуть ему руку и по-человечески
поздороваться, но рука не поднималась... Зрачки орангутана расширились, в
них отразилась невыносимая тоска, из глаз потекли слезы. Ей стало очень
жаль его. Но перед ней была уже другая голова, человеческая, с холодными
зелеными глазами... Она узнала лицо Абулшера и сразу поняла, что все, что
промелькнуло сейчас, было бредом, вызванным наверняка тем наркотиком,
который под видом чая ей дали джелилы...
Больше никаких видений не было.
Когда Эвелин проснулась, солнце стояло высоко в небе. Она попробовала
встать, это ей легко удалось. Вокруг никого не было. Костер давно догорел,
угли уже перестали дымиться. Эвелин сделала шаг, потом второй. Она нашла
свою втоптанную в землю множеством ног одежду. Откуда-то выскочил пес с
грязно-желтой шерстью и залаял. Обнюхав ноги Эвелин, пес замахал хвостом и
сел.
Эвелин крикнула, эхо несколько раз отразилось от склонов гор. Где-то
вверху послышался ответный крик, он был сдавленным, похожим на громкий
стон. Она пошла на этот звук, позвала еще и вновь услышала отклик. Эвелин
приблизилась к почти вертикальному уступу скалы. Ответ явно шел сверху.
Приглядевшись, она рассмотрела выбитые в скале углубления, служившие
ступеньками. Осторожно ставя ноги в мелкие выемки, цепляясь за них руками,
Эвелин поднялась метра на три и очутилась на крохотной горизонтальной
площадке, размером с обеденный стол. За ним зияло похожее на звериную нору
отверстие, совершенно не видное снизу. Встав на четвереньки, Эвелин
вползла внутрь и увидела два барахтающихся тела. То были Абулшер и Имхет,
туго спутанные крепкими веревками и с кляпами во ртах.
Эвелин освободила их, распутав многочисленные узлы. Братья тут же
принялись осыпать проклятьями все племя джелилов, грозить им скорой и
страшной местью. Эвелин никогда не видела Абулшера таким разъяренным -
когда он говорил, то дрожал от злости.
Друг за другом они спустились с каменного балкона и Абулшер
отправился разыскивать коней. Никаких следов их собственных лошадей не
было. За гребнем горы он обнаружил луг, на котором мирно паслась одинокая
кобыла. Эвелин нашла неподалеку от потухшего костра несколько брошенных
тряпок, из них Имхет соорудил нечто вроде седла. На него Абулшер посадил
Эвелин, а Имхету велел сесть впереди. Он привязал к узде лошади веревку,
взял ее конец и пошел перед ними.
В пути они не разговаривали. Каждые полчаса Абулшер и Имхет менялись
местами, при каждой остановке они внимательно разглядывали окрестные горы.
С наступлением сумерек сделали привал, привязали кобылу, но не смогли
разжечь костер из-за отсутствия спичек. Все трое были очень голодны, но
подкрепиться было нечем. Эвелин легла на охапку веток и долго старалась
уснуть, чтобы заглушить сном ноющие терзания пустого желудка.
Абулшер и Имхет тихо перешептывались...
Встав по-утру, Эвелин увидела, что с ней остался один Абулшер. Имхет
отправился куда-то верхом на кобыле. Абулшер не переставал что-то
сосредоточенно обдумывать, он сидел на земле, уткнув голову в колени.
Эвелин мучил голод, но ей не хотелось в этом признаваться.
Абулшер поднял на нее глаза и медленно, с расстановкой, произнес:
- Прежде всего, мы должны отомстить. Имхет уехал, чтобы посмотреть,
что можно сделать.
- Абулшер, но почему эти джелилы напали на нас? Что они могли с нас
взять?
Он отрывисто рассмеялся.
- Я не говорил раньше тебе, что Али Шоврук-хан просил меня помочь в
одном деле... Недавно он перепродал одному арабу партию британских ружей и
выручил большие деньги. Он хотел, чтобы мы переправили эти деньги через
границу и передали его племяннику в Джалалабаде. Он обещал мне пять
процентов комиссионных, я согласился. Но видно кто-то еще знал о деньгах и
рассказал этим проклятым джелилам. Поэтому они и следили за нами, чтобы
отнять деньги.
Теперь Эвелин поняла что все помыслы Абулшера сводились к одной цели
- отомстить джелилам. Он не мог надеяться заполучить обратно похищенные
деньги, которые стали сейчас собственностью их аксакала. По закону чести
Абулшер был обязан, даже рискуя жизнью, отобрать у джелилов нечто
равноценное своей потере. Иначе до конца дней его и Имхета будут называть
трусами.
Абулшер вновь посмотрел на Эвелин.
- Они что-нибудь сделали с тобой?
Эвелин не ответила. Она подумала, что если расскажет ему все, что
было, то он будет стремится причинить джелилам еще большее зло.
- Отвечай! Что они с тобой сделали?
Она по-прежнему молчала.
- Ну?!
Помявшись, она заговорила:
- Они хотели унизить меня... Но это оттого, что - белая женщина. К
тебе это не должно иметь отношения...
Он ничего не сказал, в нем бушевали раздражение и гнев. Поднявшись,
он принялся в волнении ходить взад и вперед. Время от времени он бросал
нетерпеливые взгляды туда, откуда должен был приехать Имхет. Наконец, на
горизонте появилось облако пыли. Эвелин увидела, что к ним аллюром скачут
три всадника. Мчавшийся первым выстрелил в воздух, издали приветствуя их.
Едущий за ним всадник тоже выстрелил. Третьим был Имхет.
Когда они приблизились, Эвелин заметила, что оба спутника Имхета были
широколицы и узкоглазы. На них были суконные шапки, отделанные рыжим
мехом. Это были уйгуры, Эвелин знала, что они живут на западе Китая и в
Средней Азии.
Когда всадники сошли с коней, оказалось, что уйгуры значительно ниже
тхальцев. Первый из них поздоровался и обратился к Абулшеру на ломанном
английском языке:
- Твой брат рассказал мне о том, что вас здесь ограбили. Мы поможем
вам. Если хотите, можете присоединиться к нашему каравану, он сейчас
отдыхает. А вообще мы идем в Джалалабад и дальше на север.
Абулшер поблагодарил и без колебаний согласился. Уйгур указал ему на
место на коне позади себя. Второй уйгур протянул руку Эвелин и помог ей
сесть на круп приземистой монгольской лошади. Она сидела, стараясь как
можно дальше отстраниться от всадника, опасаясь, что он может угадать ее
грудь, когда лошадь пойдет галопом.
Этим вечером Эвелин и ее спутники наконец утолили свой голод. Их
усадили в одной из походных юрт, раскинутых в узкой зеленой долине, и
подали жареную козлятину, рис и чай. Караван уйгуров направлялся в
Туркестан, они возвращались домой после длительного путешествия в Индию.
Одежда уйгуров была далеко не чистой, вообще все вокруг было довольно
грязным, но они были благожелательными и добродушными людьми.
Долгие месяцы уйгуры проводили в дороге, это научило их быть
приветливыми и общительными. Их женщины не закрывали лиц, они не
стеснялись при посторонних кормить грудью своих младенцев. Дети постарше
со смехом и визгом носились между повозками, играя с тупоносыми щенками.
Караван составляли около сорока одногорбых верблюдов - дромадеров, их
называли здесь мехари, они славились особой выносливостью. Рядом с ними
лошадки монгольской породы выглядели карликовыми.
Уйгуры намеревались покинуть долину завтра. Абулшер решил
воспользоваться оставшимся временем, чтобы осуществить свой замысел. Мысли
о мести не давали ему покоя, но сейчас Эвелин была уверена, что у него
созрел какой-то вполне определенный план.
Абулшер еще раз посовещался с Имхетом, после чего обратился к
старшему в караване с просьбой дать ему на одну ночь двух или трех самых
быстрых и выносливых коней.
Караваном распоряжался пожилой уйгур с золотой серьгой в ухе. Он
пригласил Абулшера, Имхета и Очила-Эвелин к себе в юрту, где за чаем
Абулшер изложил свой план. Имхету удалось узнать, что сейчас главный
аксакал джелилов Хабиб-ур-Рахим гостит у своего брата, дом которого
находится в двух часах конной езды от стоянки каравана. С
Хабибом-ур-Рахимом прибыла вся семья, включая младшую дочь Тери, которой
должно скоро исполнится четырнадцать лет. Ее-то и задумал похитить
Абулшер. Эвелин решила, что за девочку братья потом потребуют выкуп и
таким образом возместят похищенные деньги. Не вдаваясь в детали, начальник
каравана согласился дать коней и спросил, не понадобятся ли Абулшеру
помощники.
Абулшер поблагодарил за коней, но от помощи людьми отказался, заявив,
что это их с Имхетом дело.
План был дерзким и очень рискованным. Если их поймают, то расправа
будет немедленной и кровавой. Тем не менее Эвелин, когда они вышли из
юрты, попросила Абулшера, чтобы они взяли ее с собой.
Сперва тот наотрез отказался. Эвелин продолжала его упрашивать, и в
конце концов Абулшер согласился, решив, что она при случае может
посторожить коней.
Они легли спать пораньше и отдыхали до полуночи. В ночной тишине они
оседлали коней, мужчины проверили оружие. Они проехали вдоль юрт и спящих
на земле верблюдов и встретили одного из тех уйгуров, которые первыми
пришли им на помощь. Тот вышел проводить их.
Уйгур протянул Абулшеру сверток и сказал:
- Здесь веревки. Крепкие, из китайского шелка. И отдельно - мясо с
ядом, для собак. Может пригодиться.
Копыта коней цокали по камням. Как всегда, Эвелин ехали чуть позади.
Первым мчался Имхет, этот путь был ему знаком.
Ночь выдалась безлунной, но небо казалось светлым от бесчисленного
множества звезд. Им предстояло проехать вдоль русла реки, подняться на
неширокое плато, в центре которого лежал кратер давно потухшего вулкана, а
затем спуститься вниз. На плато Абулшер решил оставить Эвелин сторожить
коней, дальше они с Имхетом пойдут пешком.
Кратер оказался неглубоким, он зарос деревьями и кустами. Здесь было
идеальное место для укрытия. Коней привязали к деревьям, около них
оставили и ружья. Братья взяли с собой только кинжалы. Эвелин осталась
ждать.
Спустившись по крутому склону, Абулшер и Имхет оказались на еле
заметной дороге, которая огибала гору. Она вела в кишлак джелилов. Абулшер
знал, что у въезда в кишлак джелилы всегда оставляют на ночь вооруженного
часового.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15