- Спасибо за напоминание. Но это не означает, что сама Винни никуда
не перемещалась. В конце концов, поехала же она с нами. Кто знает? Может
быть, она работала с той компанией, которая расчищает джунгли, прежде чем
пришла в мотель.
- Ты хочешь сказать, что она помогала разрушать собственный дом?
Дарла сдалась, наклонив голову.
- Тут ты меня поймал. - Она посмотрела на небо и остановилась. - Ты
знаешь, твой вопрос вполне разумен. Мы же, должно быть, проехали не меньше
восьмидесяти кликов после того, как приехали на планету, и до того, как
добрались снова до Космострады.
- Вот поэтому я тебя и спросил.
Дарла собиралась что-то сказать, но потом сделала вид, что валится в
обморок, и прислонилась к моей груди.
- Джейк, я так устала, - сказала она.
Я обнял ее и зарылся лицом ей в волосы. Они пахли скошенными лугами,
теми, на которых я играл ребенком, это была живая память, запрятанная в
запахе. Таких воспоминаний много у каждого человека. Она теснее прижалась
ко мне всем телом и положила руки мне на шею, а ветер поднялся со слабым
холодным стоном, как всегда бывает, когда ветер поднимается на открытых
пространствах. Мы обнялись. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула от
удовольствия. Я поцеловал ее снова. Она подняла на меня глаза,
полуприкрытые тяжелыми веками, одарила меня сонной и довольной улыбкой и
нежно меня поцеловала. Потом она поцеловала меня снова, на сей раз с
испытующей страстностью. Я пальцами нашел глубокую ложбинку ее
позвоночника и провел по нему под ее курткой до самого начала ягодиц,
дразняще замедлив там движение. Она ответила мне, толкнув меня бедрами о
бедра, и я стал ласкать ее сзади, потом вернулся назад, проведя рукой по
бедру, и положил согнутую ковшиком ладонь между своей грудью и ее. Груди у
нее были маленькие и твердые.
Но ветер становился все холоднее, и настало время идти обратно домой.
Мы начали обратный путь.
Вернувшись, мы нашли телеологистов на заднем дворе, где они сидели
кружочком в молчаливой медитации. Мы стояли и смотрели на них. Никто не
разговаривал, потом неожиданно заговорила Сьюзен.
- Иногда я не ладила с Кирсти, - это прозвучало, как часть беседы, но
никто ей не ответил.
Прошло много времени, прежде чем Роланд сказал:
- Зев был хорошим человеком. Мне будет его не хватать.
Теперь настала очередь Джона.
- Сильвия знала, что мне придется идти туда, куда укажет моя совесть.
Это была часть моего Плана, она знала об этом...
Он не докончил фразу.
Так продолжалось некоторое время. В конце концов Джон посмотрел вверх
на нас.
- Наверное, вы двое хотите есть. Ну вот, мы-то не голодные.
Все они встали и подошли к нам.
- У нас было воспоминание, - объяснил Джон. Я стал извиняться, но
Джон остановил меня.
- Нет-нет. Мы уже закончили, - сказал он. - Давайте поедим.
Ужин не потребовал от нас долгих приготовлений, поскольку главные
съестные припасы оказались родом из саморазогревающихся упаковок, но
Роланд снял с петель ненужную заднюю дверь и сделал из нее обеденный стол,
поставив ее на обломки скалы. Стол накрыли приборами и тарелками для всех,
которые Джон привез с собой, купив по дороге дорожный столовый сервиз. В
качестве центрального украшения стоял биолюмовый фонарь, огонь весело
потрескивал, и мы уселись за добрый ужин.
Я сорвал крышку со своей саморазогревающейся упаковки и стал ждать,
пока содержимое ее не станет дымиться и булькать, потом выплеснул бурду
себе на тарелку. Вся бурда выглядела скорее как Романов после казни в
Екатеринбурге, чем как бефстроганов, как гласила этикетка, но было на
удивление вкусно.
Беседа была вполне веселой. Телеологисты разговаривали в основном
именно о телеологизме, но Джон был настолько любезен, что включил в беседу
и нас, объясняя нам по ходу разговора то, что было непонятно. Оказалось,
что Джон и его компания были сектой, которая откололась от главной церкви
в Хадидже, хотя сами термины "секта" и "церковь" тут не совсем подходили.
Телеологический пантеизм все больше походил не на догматическое
представление о вещах, а на свободную черту, в пределах которой человек
мог отдаваться любой области теологии. Как я понял, разрыв между основной
сектой и компанией Джона оказался больше личным, нежели догматическим.
Я попросил Джона дать мне определение телеологическому пантеизму слов
так в двадцать пять или поменьше, полностью беря на себя ответственность
за то, что такое определение будет сильно упрощенным и несправедливым.
- Ну что же, - ответил Джон, - как мне кажется, я спокойно могу это
сделать. И определение не окажется слишком упрощенным.
Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, словно собирался родить
какой-то рифмованный стишок.
- Телеологический пантеизм, если рассматривать его как акт веры, есть
вера в то, что у вселенной есть цель, а во всем есть План. Вера эта не
поддерживается разумными доводами. Под "актом веры" я понимаю нечто вроде
"прыжка" Кьеркегаарда, поскольку нет никаких эмпирических доказательств,
чтобы поддержать такую веру.
- Тогда почему вы в это верите? - спросил я. - Простите. Продолжайте.
- Нет, вопрос правильный, но я не мог бы ответить на него абзацем или
двумя. Даже в пятидесяти страницах трудно было бы уместить ответ. Я
наверняка поговорю с вами об этом позже, если вам захочется, но вот вам,
по крайней мере, телеологическая часть всего этого. Теистический компонент
веры включает в себя идею, что вселенная больше, чем сумма ее
составляющих, что общность того, что является, если хотите, реальностью,
есть проявление чего-то высшего, чем совокупность ощущений, которые мы от
нее получаем.
Он остановился, проанализировал собственные построения в риторике и
покачал головой.
- Нет, это не вполне передает то, что я хотел бы сказать. Все, что
тут есть, относится к расплывчатой метафизике, а я совсем не то хотел
сказать. Давайте попробуем сначала. Он постучал по столу длинными тощими
пальцами.
- Мы также принимаем на веру, что у реальности есть некий
Унифицирующий принцип, который проявляется далеко не полностью в
естественных законах бытия, которые просто указывают направление поиска
сердцевины вещей и бытия.
Он поерзал на окаменевшем полу из пенорезины.
- Вот, более или менее, в чем суть вопроса, но я хотел бы
подчеркнуть, что главная разница между нами и любой другой религией,
которая включает в себя божество, состоит в том, что мы не стремимся
навязать этому принципу никакой структуры, не стремимся представить его
антропоморфно или как-нибудь еще. Мы не говорим про него как про бога и
вообще отбрасываем всяческие этикетки. Мы считаем, что мы очень мало можем
знать о самом принципе, поскольку он всегда находится в движении и
развитии, он постоянно преображается. По мере того, как разворачивается и
преображается Универсальный План. Мы отличаемся от классических деистов в
том, что мы не можем представить положение вещей, когда создатель кое-как
создает космос, запускает его по часовой стрелке, а потом просто бросает
его. - Он глотнул кофе. - Мне кажется, мы не уложились в двадцать пять
слов.
- Джон, - сказал ему Роланд. - Ты и пукнуть не сможешь меньше, чем в
двадцать пять слов.
Джон первым захохотал.
- Я принимаю обвинение и признаю себя виновным, милорд, - и с хитрой
улыбкой он добавил: - Но, в конце концов, и выпускать воздух - это тоже
человеческая черта.
Стон и хохот.
- Ты хоть мог бы быть оригинальным, Джон, - укорил его Роланд. - Это
было ужасно, и я никогда бы тебя не простил, если бы ты мне не предоставил
это вот жилище, - добавил он, показав рукой на дом.
Дрожь прошла по присутствующим.
- Кроме шуток, - сказала нам Сьюзен, видимо, желая извиниться за то
наказание, которому нас подвергали ее сотоварищи. - Телеологисты просто
обожают поговорить. И хорошо, потому что в нашей религии, пожалуй, ничего
другого и нет.
- Сьюзен права, - сказал Роланд. - Мы не служим мессу в традиционном
смысле. У нас есть несколько церемоний, ничего даже отдаленно похожего на
литургию, и очень мало с точки зрения священных книг. Мы верим, что и в
этих вопросах мы должны быть гибкими, а книги меняются.
- Мышление - уже богослужение, - вставил Джон. - Точно так же, если
говорить о том, что ты думаешь. Но не все думают одинаково.
- Да, вот именно, - согласился Роланд. - Мы хотели бы получить
религию, которая была бы лишена всякой догматической жесткости и
жестокости, шкурной ортодоксальности, папских булл, безгрешных наставлений
и увещеваний... и всякого такого сброда.
- Мы отвергаем откровение как источник истины, - сказала Сьюзен. -
Больше всего крови в истории было пролито при спорах, чья книга святее.
- Книги пишут люди, - сказал с ударением Роланд. - А не боги.
- Разумеется, - сказал Джон, - есть еще очень много вопросов. Из
телеологического ручья вытекает множество течений. Мы верим, например, в
коммунальное житье. Опять же, в этом нет ничего нового...
- Единственное, чего мы не делаем, - вставила Сьюзен, - это не
обращаем никого в нашу веру. Мы хотим обращать людей только личным
примером или чем-то вроде осмотического проникновения в общество, но не
убеждением. Только не раздачей памфлетов на углах улиц.
- Похоже на то, что такая религия для меня, - сказал я наконец.
Собственно говоря, для моих ушей это прозвучало как Кант, Шопенгауэр и
Гегель, которых прогнали через синтезатор белка и наперчили радикальной
теологией середины двадцатого века. - Где мне расписаться во вступлении в
члены?
- Прямо тут, - сказал Джон, обводя рукой собравшихся, - и ты это уже
сделал, задав этот вопрос.
Я прислонился к рюкзачку Дарлы, расплел ноги и положил их под стол.
- Ну, единственное мое возражение сводится к тому, что я не люблю
жить коммуной. Я очень страшный по утрам, и я по ночам рыскаю в кладовке.
И вообще-то я очень несговорчивый и не любящий помогать коллективу сукин
сын.
Джон сахарно улыбнулся мне.
- Но я уверен, что на свой лад ты очень обаятельный человек, и тебя
легко полюбить. Однако совершенно не обязательно жить с прочими
телеологистами, чтобы им быть.
- Просто надо еженедельно опускать свою лепту в тарелку для сбора
пожертвований, а?
- Нет. Прибавь к своему списку того, что мы не делаем, то, что мы не
собираем членские взносы.
- И не берем ни от кого пожертвований, - добавил Роланд, - а равно и
не вымогаем их.
- А кто платит за жилье? - спросил я, потрясенный. Может быть, это и
впрямь мой любимый вариант древней религии.
- Наша финансовая поддержка идет от фонда Шуйлера, он был основан
австралийским мультимиллиардером, который довольно рано обратился к
телеологии. Он прочел книги основателя религии Ариэли Маккензи-Дэвис, -
Джон растянулся на полу, опираясь головой на руку. - Она очень интересно
пишет. Я тебе дам прочесть ее первую работу, то есть, - сказал он, а голос
его тут же стал несчастным, - если я не настолько рассеян и не забыл ее в
своей котомке, что осталась в автобусе.
Это воспоминание привело на ум и остальные события, и беседа замерла.
Я попытался ее возобновить.
- Кроме того, - сказал я, - я не отношусь к тем людям, которые могут
совершить "прыжок" к вере. Я пытался читать Кьеркегаарда, но у меня это
пошло не под гору, а в гору.
Только Сьюзен, американка, привыкшая к подобного рода шуточкам,
поняла, в чем дело и что я хотел сказать. Лицо ее исказилось, словно от
боли.
- Не надо, Джейк, после такого дня, - упрекнула она меня.
Роланд подозрительно посмотрел на нас.
- Я что - чего-то недопонял?
- О господи, - сказал Джон, - до меня только что дошло. Ну конечно,
просто американская шутка, когда название или имя разделяют на отдельные
кусочки и всем придают какой-то смысл.
Роланд заинтересовался, и Джон объяснил ему. Роланд покачал головой.
- Джейк, иногда твои культурные аллюзии и намеки, не говоря уже о
большей власти твоей лексики, весьма странны и устарели. По крайней мере,
я далеко не всегда тебя понимаю. Ты, конечно, из Северной Америки. А из
какой ее части?
- Западная Пенсильвания, старые Соединенные Штаты Америки. Она
довольно изолирована, и там примерно столетнее культурное отставание от
современности. Еще и лингвистическая атрофия. Большая часть выражений из
разговорного языка родом из середины двадцатого столетия, даже раньше. Это
был мой родной язык, всосанный с молоком матери, и я никогда не отучусь от
него.
- Но ведь ты кажешься образованным человеком?
- Это уже пришло потом, здесь.
- Понятно. Дарла, а у тебя акцент, который я никак не могу опознать.
По звучанию похоже на... средне-колониальный, но я знаю, что это не совсем
то. Просто не могу найти лучшего слова.
- Моя мать работала в колониальном управлении много лет, - сказала
Дарла. - И таскала меня с планеты на планету. Она была канадкой, а мой
отец - голландцем. Поэтому дома по очереди - английский и нидерландский, в
школе - интерсистемный, а еще португальский, тагалогский, бенгальский,
шведский, африкаанс, финский...
Мы все рассмеялись. Обычный языковой салат.
- Слава богу, что есть интерсистемный и английский, - сказал Джон. -
Иначе у нас тут был бы Вавилон.
Он зевнул.
- А уж если говорить насчет горок, так мы все катимся с ног долой...
Все согласились. Мы быстренько убрали мусор от ужина и приготовились
провести холодную ночь в скорлупке из металла посредине Восточного Иисуса
(так окрестил это место Роланд).
Но прежде чем мы легли спать, необходимо было поговорить с Джоном.
- Джон... мне надо было бы сказать тебе об этом раньше, но как-то не
было возможности... за мою голову назначена цена. Ты и твои люди могут
из-за меня оказаться в опасности.
- Так я и думал, колониальные власти?
- Да, и они тоже, но это наименьшее зло.
- Понятно.
- Откуда ты знал? - спросил я удивленно.
- Те самые слухи, которые мы упомянули. В них говорится, что за тобой
все гоняются.
И снова - словно за нами действительно следует некая неотвратимая
тень. Мне уже было от нее тошно.
- Все? - я потеребил нижнюю губу. - Может быть, нам следует уехать?
- Я не собираюсь в такое время ночи гнать машину в город. Я никогда
не смогу найти дорогу назад.
- Мы могли бы пройти ее пешком.
- Что? Пешком через эту дикую пустыню? На чужой планете? - он хлопнул
меня по плечу. - Джейк, мы тебе обязаны нашими жизнями, понимаешь -
ж_и_з_н_я_м_и_! Роланд будет нести первую вахту. Мы бы все равно стояли на
вахте. Ты сам знаешь, почему. Слишком много разбойников шастает по
Космостраде.
- Правильно. И еще, Джон... - Он повернулся ко мне. - Спасибо.
- Не всегда получается, что принимаешь в гостях живую легенду. - Он
оглянулся. - Не столько в гостях, сколько в сарае, правильнее было бы
сказать.
Дарла и я смотрели, как раздувается ее спальный мешок-яйцо. Он рос и
рос до тех пор, пока не стал похож на гигантского зеленого жирного
червяка. Я ей так и сказал.
- Он такой большой, что может съесть нас обоих, - сказала она.
Мы заползли внутрь, химическое тепло уже превратило нутро мешка в
теплую, пышную зеленую матку, чудесную и уютную, мягко освещенную
биолюмовыми панелями. Однако раздеваться было довольно трудно. Я
почувствовал холодное дуло "Вальтера" Дарлы всей своей спиной.
- Ну нет, сдаюсь.
- Ой, прости.
- Дарла, держи эту штуковину под рукой.
- Обязательно, - ответила она.
- А как насчет Винни?
- Я ей дала еще одно одеяло. Она сказала, что ей не хочется спать.
- А тебе?
- Хотелось, но уже нет, дорогой мой. Иди сюда.

Музыка...
Музыка, такая негромкая...
Музыка, такая негромкая, но вездесущая и поглощающая, единственный
огромный, переливающийся аккорд, полный нотами от нижнего до верхнего
конца клавиатуры, покрывающий октаву за октавой. Он звучал над равниной,
как хор потерянных душ, которые оплакивают свою судьбу, мрачный и
неотвязный. С этими голосами пели скрипки, флейты, гобои, струнные -
плачущие виолы, угрожающие контрабасы... арфа, челеста, которая жалобно
постанывала. Структура аккорда менялась, а лады перестраивались, и теперь
словно сам господь бог играл на органе вселенной, прекрасные и священные
звучные аккорды вырывались из-под его пальцев, отражаясь от крыши мира...
Дарла вздрогнула и проснулась, ухватившись за меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40