Король Акулонии ничем не выразил своего возбуждения,
однако, когда он склонился над умирающим, сердце его готово было
выскочить из груди.
- Эй! Ослабь веревки!- хрипло приказал он палачу.
Уольбросо и его капитан стражи недоуменно переглянулись.
Забывшись от возбуждения, Конан повысил голос, и дикарь в
кожаных бриджах инстинктивно послушался. Веревки опали, но было
уже поздно - длина вырванных из суставов конечностей так и
осталась ужасающей, словно ничего и не произошло.
Схватив стоявший поблизости кувшин с вином, Конан поднес его к
губам несчастного. Зайрат начал судорожно глотать, и струя вина
стала стекать на его тяжело поднимающуюся грудь.
В замутненных кровью глазах мелькнул проблеск сознания, покрытые
кровавой пеной уста задрожали, и послышался сдавленный шепот на
коттийском наречии:
- Значит, я уже умер? И кончилась долгая пытка? Ведь ты - король
Конан, погибший в сражении под Валкой, и мы теперь в стране
мертвых...
- Нет, ты еще не умер,- возразил Конан.- Но уже умираешь. Пыток
больше не будет. Это я тебе обещаю, но другой помощи оказать не
могу... Я прошу тебя: прежде, чем умереть, скажи, как открыть
твой железный ларец!
- Мой железный ларец...- пробормотал Зайрат, как в бреду.- Он
выкован в дьявольском огне пламенных гор Коррейна из такого
металла, который не возьмет никакое зубило. Много он возил по
свету всяких богатств! Но им не добраться до того, что сейчас
укрыто в нем...
- Скажи, как его открыть,- настаивал Конан.- Тебе это уже не
понадобится, а мне еще может помочь.
- Да, ты - Конан,- прохрипел умирающий.- Я видел, как ты, в
короне и со скипетром в руке восседал на троне в большом зале
для аудиенций столичного дворца. Но тебя уже давно нет в живых
- ты погиб под Валкой. А значит, и мой конец близок...
- Что там несет этот кусок мяса?- нетерпеливо дернулся
Уольбросо, ни слова не понимая по-коттийски.- Пусть скажет, как
открыть сундук!
И, словно эти слова разбудили искру жизни в изувеченном палачом
теле несчастного, Зайрат повел наполненными кровью глазами в
сторону вопрошавшего.
- Я скажу это лишь наместнику Уольбросо,- произнес он
по-зингарийски.- Смерть уже кружит надо мной. Пусть он
наклонится ближе...
С побелевшим от жадности лицом барон выполнил просьбу. Стоявший
позади него Беллосо тоже придвинулся.
- Надави на семь черепов по окружности моего ларца,- прохрипел
купец.- А потом - на голову дракона, изображенного на крышке. И
наконец - жемчужину в зубах этого дракона. Так открывается
тайный замок.
- Быстрее! Ларец!- с нетерпением крикнул Уольбросо, грязно
ругаясь. Подхватив сундучок, Конан протянул его наместнику,
жадно вцепившемуся в него.
- Давайте, я открою...- предложил Беллосо, сунувшись вперед, но
барон с проклятием оттолкнул его и с перекошенным лицом заорал:
- Это сделаю я и только я!
Конан, инстинктивно сжав рукой рукоять меча, быстро взглянул на
Зайрата. Глаза умирающего, затуманенные и кровянистые, с
огромным напряжением вглядывались в наместника... Улыбка,
похожая на издевательскую усмешку, вдруг исказила запекшиеся
губы несчастного. Купец не хотел раскрывать тайны, пока
не осознал, что умирает... Переведя взгляд на Уольбросо, Конан
тоже стал за ним внимательно наблюдать.
По граням ларца шел причудливый рисунок в виде семи небольших
черепов и замысловатых сплетений древесных ветвей, а посреди
крышки красовался инкрустированный золотом и камнями дракон в
окружении богатых арабесок. Уольбросо поспешно нажал на чашки
черепов и, дотронувшись до головы дракона, злобно расхохотался,
потрясая в воздухе кулаком:
- Щель!- прорычал он.- Примерно в палец толщиной!
Потом он прижал пальцем золотой шарик в зубах дракона - и крышка
поднялась. Глаза присутствующих ослепило яркое золотистое
сияние. Им показалось, что резной ларец полон мерцающего огня,
лившегося из него и растекавшегося по стенам. Беллосо вскрикнул,
а Уольбросо втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Конан
ошеломленно молчал.
- Господи! Какой камень!- в пальцах барона появилась ало
пульсирующая капля, наполнившая комнату мягким сиянием.
Наместник в ее свете походил на мертвеца. И вдруг умирающий на
столе пыток человек разразился диким смехом:
- Глупец!- прохрипел он.- Ты получил его, но в придачу со
смертью! Ты посмотри на пасть дракона!
В тупом оцепенении все повернулись в указанном направлении. Из
раскрытой пасти резного дракона торчала, поблескивая, небольшая
игла.
- Жало дракона!- безумно хохотал Зайрат.- Смазанное ядом черного
студжийского скорпиона! Дурак! Дурак! По-настоящему дурак - ты
голой рукой открыл мой ларец! Смерть! Ты уже мертв!
И с этими словами он умер, сжав запекшиеся кровавой пеной губы.
Зашатавшись, барон вскрикнул:
- О, боже! Как жарко! Огонь жжет мои жилы! Он рвет мне суставы!
Это смерть! смерть!- и, согнувшись пополам, он рухнул на
каменный пол. По телу его пробежала ужасная судорога, конечности
его неестественно выгнулись, и он затих, уставившись широко
открытыми глазами в низкий потолок.
- Умер!- оторопело произнес Конан, наклоняясь, чтобы
поднять камень, выпавший из ослабевшей ладони Уольбросо и теперь
пылавший на полу, как сгусток пламени закатного солнца.
- Умер...- отозвался Беллосо, в глазах которого появились
злобные и жадные огоньки.
Зачарованный блеском и близостью огромного драгоценного камня,
Конан не обратил внимания на затаившего у него за спиной дыхание
капитана стражи. А потом что-то с огромной силой ударило ему
сзади по шлему, и он упал на колени, забрызгав пол кровью.
Послышался быстрый топот ног, удар и хрип еще одной агонии.
Оглушенный, но не до конца лишенный сознания, король Акулонии
понял, что Беллосо нанес ему удар по голове железной шкатулкой
Зайрата, и череп уцелел чудом - только благодаря шлему. Пытаясь
стряхнуть с глаз пелену, он с трудом поднялся на ноги и,
шатаясь, пошел к выходу, выхватывая на ходу свой меч. Перед
глазами все колыхалось. Двери были открыты, а где-то вдалеке
стихали звуки быстрых шагов. Лохматый палач лежал на полу, и
душа его, похоже, уже успела отлететь через огромную рану на
груди. Сердце Арумана исчезло.
С мечом в руке и с залитым стекающей из-под шлема кровью лицом
Конан выскочил из комнаты пыток. Перемахивая через ступени, он
услышал доносившиеся со двора крики, звон стали и стук конских
копыт. Выбежав из башни, он заметил суматошно мечущихся по двору
солдат и визжащих от ужаса женщин. Тяжелые створки ворот были
распахнуты, а их охранник лежал на земле с раскроенным черепом,
навалившись телом на бесполезную теперь пику. Кони, среди
которых был и черный жеребец Конана, сбились в плотную кучу.
- Он сошел с ума!- визжала какая-то женщина, мечась посреди
всеобщего хаоса.- Он выскочил, как бешеный пес, и стал рубить
направо и налево! Он же потерял рассудок! Где господин
Уольбросо!?
- Куда он поехал?- прорычал Конан.
Все, как один, обернулись к нему и недоверчиво оглядели нового
незнакомца с окровавленным лицом и обнаженным мечом.
-Куда-то на восток,- продолжала рыдать женщина, а кто-то из
солдат ошарашено спросил:
-А это еще кто?
-Беллосо убил наместника!- крикнул в ответ Конан, одним прыжком
оказываясь в седле своего скакуна и вцепляясь ему в гриву.
Ответом ему был дикий крик, а реакция солдат была именно такой,
как он и предполагал: желание закрыть ворота и поймать
незнакомца боролись у них со стремлением мчаться в погоню за
убийцей и мстить за смерть господина. Как волки, удерживаемые
вместе лишь страхом перед бароном, они теперь не чувствовали
себя здесь никому обязанными.
Вновь раздалось лязганье стали и женский визг. И во всеобщем
хаосе никто и не заметил, что Конан выскочил за ворота и погнал
коня вниз по склону. Перед ним простиралась широкая долина,
разделенная белым трактом: одна его часть уходила на юг, другая
- на восток. И по этой восточной части что есть сил гнал коня
все более удаляющийся всадник. В глазах у Конана мутилось, блеск
солнца казался густой алой пеленой, и он едва сидел в седле,
крепко держась за конскую гриву, но упорно продолжал гнать
скакуна вперед.
Над замком, где остались тела наместника и замученного им
пленника, показались первые клубы черного дыма, а снижающееся
солнце освещало два темных силуэта, во весь опор скачущих по
дороге на фоне вечернего неба.
Конь Конана устал, но то же самое можно было сказать и о жеребце
Беллосо. Конан даже не задумывался, почему зингариец бежит лишь
от одного преследователя, хотя это действительно было странно.
Возможно, его гнала непреодолимая паника, посеянная в его душе
таящимся в камне безумием. Солнце наконец село за горизонт и в
наступившем полумраке белая дорога бледной лентой бежала вперед,
теряясь в далеком пурпурном сиянии.
Конь, скакавший уже на последнем пределе своих возможностей,
тяжело дышал и ронял клочья пены. В сгущавшемся сумраке стало
заметно, что тип местности стал меняться: голая равнина
сменилась ольховыми и дубовыми рощами, а в отдалении показались
невысокие холмы. Начали мерцать звезды. Жеребец под Конаном
хрипел и рыскал из стороны в сторону, но между собой и черной
границей приближающегося леса он разглядел размытый силуэт
беглеца, что побудило его вновь погнать бедное животное. Пядь за
пядью они начали выигрывать гонку. Заглушая стук копыт,
откуда-то сбоку, из темноты, донесся громкий испуганный крик, но
на него не обратили внимания ни преследователь, ни беглец.
Теперь они скакали почти плечо в плечо и, наконец, въехали в
чащу леса. Вскрикнув, Конан поднял меч, заметив повернувшийся к
нему бледный овал лица Беллосо и смутный блеск стали во мраке.
Противник тоже закричал, и в эту секунду усталый конь короля
Акулонии споткнулся и с шумом упал на колени, выбросив из седла
ошеломленного всадника. Голова Конана, и без того уже достаточно
туманная, ударилась о камень дороги, и густой туман окутал все
вокруг, погасив отблески звезд.
Он не мог сказать, сколько времени пролежал без сознания. Но,
едва начав приходить в себя, он почувствовал, что его тащат за
руку по неровному каменистому грунту и лесной траве. Потом его
отпустили, и, видимо, эта встряска окончательно отрезвила его.
Шлем исчез, голова страшно болела, а волосы слиплись от крови.
Но он вспомнил, где находится. Большой красноватый месяц ярко
просвечивал сквозь ветви деревьев, и было ясно, что полночь уже
минула. Значит, он довольно долго лежал в беспамятстве, приходя
в себя после падения. Но зато сознание теперь было намного
яснее, чем даже во время безумной гонки.
Начав воспринимать окружающее, он с удивлением отметил, что
лежит не на обочине белой дороги - да и вообще никакой дороги
рядом не было. Он находился на травянистой поляне, окруженной
частоколом пней и платановыми зарослями. Он пошевелился,
осмотрелся вокруг - и вздрогнул от неожиданности: в нескольких
шагах от него кто-то сидел.
По-видимому, это был бред - ведь не могла быть явью эта
напряженно застывшая серая бестия, вглядывающаяся в него
неподвижными, ничего не выражающими глазами. Конан замер,
ожидая, что она исчезнет, как образ из сна. И тут по спине его
пробежала дрожь: он вспомнил слышанные им когда-то, передаваемые
страшным шепотом истории о существах, населяющих леса у подножия
гор пограничья Аргоса и Зингара. Их звали гуллами - это были
пожиратели человеческого мяса, дети ночного мрака, потомки
дьявольского слияния исчезнувшей и давно забытой расы с демонами
подземелий. Говорили, что где-то посреди этой первобытной чащи,
в руинах проклятого черного города, во тьме заброшенных гробниц
и обитают эти твари... Тело Конана покрылось холодным потом.
Вглядываясь в маячивший перед ним бесформенный силуэт, он начал
осторожно протягивать руку к поясу, где находился стилет, но,
заметив его движение, бестия с жутким криком бросилась к его
горлу. Циммериец выбросил вперед правую руку, и клыки, похожие
на собачьи, сомкнулись на ней, стараясь сокрушить кольчугу.
Костлявые мерзкие руки метнулись в поисках шеи, но Конан
рванулся в сторону, одновременно выхватывая стилет левой рукой.
Они покатились по траве, нанося друг другу удары. Мускулы под
серой отвратительной шкурой твари были тверды, как сталь, и явно
превосходили по силе человеческие. Но здесь помогала кольчуга,
предохраняющая от укусов страшных клыков и длинных когтей, и
благодаря которой Конан успел нанести своему ужасному противнику
удар стилетом, а потом еще один, и еще... Необыкновенная
живучесть человекоподобного существа, казалось, не имела границ,
и по коже короля Акулонии то и дело пробегала дрожь отвращения,
когда ее касалось холодное тело. Он вкладывал в удары все свои
силы, но, казалось, минула целая вечность, прежде чем
тело противника конвульсивно дернулось и застыло, когда клинок
пронзил его сердце.
Конан поднялся на ноги и огляделся. Он не потерял своего
инстинктивного ощущения направлений и сторон света, но не знал,
где его захватил гулл и где теперь искать дорогу. Оглянувшись на
залитые светом луны тихие черные силуэты деревьев, он ощутил
выступившие на лбу капли холодного пота. Избитый и усталый, он
оказался среди чащи тех самых ужасных лесов, а
лежавшая у его ног темной бесформенной кучей тварь была немым
подтверждением происходящих в этих местах кошмаров. Отдыхать было
некогда - в любую секунду можно было ожидать треск веток или
шелест травы под ногами других тварей.
Но вдруг тишину ночи разорвало испуганное конское ржание. Его
жеребец! Кстати - кроме гуллов, питающихся не только
человеческим мясом, здесь водились и черные пантеры.
Не раздумывая, он рванулся прямо через заросли туда, откуда
послышалось ржание. Все страхи улетучились, сменившись боевой
яростью,- если погибнет конь, вместе с ним исчезнет и последняя
надежда на настигнуть Беллосо и захватить камень. И вновь, теперь
уже гораздо ближе, послышался резкий и гневный призыв скакуна.
Было слышно, что тот отбивается от кого-то копытами.
Еще одно усилие - и Конан выскочил из кустов на белую ленту
дороги, увидев своего коня, который, прижав уши и злобно оскалив
зубы, то отступал, то прыгал вперед, отбивался от кружившей
вокруг него черной фигуры, иногда замирая от страха. А самого
Конана уже тоже заметили - вокруг него сомкнулось кольцо темных
силуэтов - серых, подкрадывающихся существ. В ночном воздухе
разнесся отвратительный и тяжелый запах разложения.
Внимание короля привлек тусклый блеск стали среди устилавших
землю прошлогодних листьев: это месяц отражался на лезвии меча,
оброненного там, где король, выброшенный из седла, упал в
придорожную траву. Он поднял меч и с проклятием бросился на
стоящего с ним лицом к лицу огромного противника. В неясном
свете мелькнули оскаленные клыки и тянущиеся к нему когтистые
полулапы - полуруки. Прорубив себе дорогу через отвратительно
пахнувшие тела, Конан стремительно вскочил в седло своего коня.
Меч его молниеносно поднимался и опадал, отсекая веявшие
могильным холодом лапы, и от каждого удара кто-то падал,
обливаясь темной кровью. Скакун отступал, продолжая кусаться и
лягаться, а потом неожиданным прыжком вырвался из окружения и
застучал копытами по полотну дороги. Еще некоторое время с обеих
сторон из темноты появлялись серые мечущиеся тени, но потом они
остались позади...
Поднявшись на вершину заросшей лесом возвышенности, Конан
разглядел впереди обнаженные горные склоны, поднимавшиеся к
небу и растворявшиеся где-то в ночной мгле.
ДУХ ПРОШЛОГО
Вскоре после восхода солнца Конан пересек границу Аргоса, но не
встретил никаких следов Беллосо. Либо тот успел уйти за время,
пока король Акулонии лежал без сознания, достаточно далеко, либо
сам пал жертвой страшных людоедов зингарийской пущи. Но
свидетельств такого исхода тоже не было заметно. Тот факт, что
эти твари так долго не нападали на бесчувственного человека,
пока он лежал у дороги, позволял предположить, что они
потратили время на бесполезную попытку догнать Беллосо. А
если беглец жив, то ехал он, как подсказывало Конану его
предчувствие, по той же самой дороге и находился сейчас
где-то впереди. Поэтому циммериец продолжал
безостановочно двигаться на восток.
Пограничная стража не стала его задерживать. Одинокий
странствующий наемник не нуждался ни в проверках, ни в охранном
листе, да и потрепанный вид его говорил о том, что он не состоит
ни у кого на службе. И Конан ехал через взгорья, по которым
неслись бурные горные потоки, укрытые тенистыми дубовыми рощами
и высокой травой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26