Сидел рядом с вами. Вы разговаривали. Я ещё вчера вам звонила, да не застала.В голове началась полная сумятица, пришлось немного помолчать.— Боже праведный, это был Крыса?!..— Точно. Я же знаю его. Потому мне и запретили…Автомат ошалел и выдал мне нежданно-негаданно малый покер. Ох, как я порадовалась — музычка давала перерыв в игре, к тому же заглушала разговор.— Кто вам запретил и что?— Заходить в «Марриотт». Чего он от вас хотел?— Трудно сказать. Похоже, прощупывал, кого из шайки заприметила…Хоть мы и спешили, все равно не успели больше ничего друг другу сообщить. Пломбир решительно взяла сумку, поместила на колени и при первой же возможности извлекла длительную музыку из своего автомата. Пробивала тройку. Музыка играла втрое дольше, чем при моем покере, и я с завистью взглянула на её экран.— О чем он говорил?— Да все насчёт везения и дублирования. Разглагольствовал про какой-то научный метод. Удочку забрасывал, проще говоря.— Он вынюхивал, какие у вас данные. Что вы сказали?— Ничего. Терпеть не могу болтовни за автоматом. Ни в чем не осведомлена, ничему не верю, завидую тем, кто на подъёме и вовсе с ними незнакома.— Ох, слава Богу! Я нарочно туда заглянула, из-за того что мне запретили. И сразу увидела его рядом с вами. Убежала, надеюсь, никто не заметил.Я слила из своего автомата жетоны и снова наделала шуму. Всем сердцем пожалела, что их не так много.— Где он живёт, вы не знаете?— Нет. Слышала кое-что. Про какого-то ребёнка — ищут маленького мальчика, только не поняла зачем…— Зато я немного в курсе. Главное — почему его ищут? Он исчез, точно, а им-то что? Зачем его ищут и почему?— Мне кажется, тут какой-то ужас. Ребёнка чуть ли не убить собираются. Подслушала я случайно, очень мало, поняла только, что он кому-то из них опасен. Сама боюсь до смерти, а вы уходите отсюда скорей. В любом случае Крысу вы видели…Я извлекла жетоны и перешла к другому автомату, к фруктовому. И принялась обдумывать, как найти Гутюшу. С подстанцией на сорок два мой телефон не соединялся уже три дня, вчера на работе его не застала, он, возможно, и звонил, так меня не было, а с Тадеушем не работал — все давно закончили и сдали. Решила ехать к нему пополудни и оставить записку в замочной скважине, в крайнем случае послать телеграмму по телефону.Автомат вёл себя на удивление прилично, то и дело платил, и я увлеклась, позабыв о времени. Вдруг около меня оказался столь жадно ожидаемый Гутюша, было уже двадцать минут пятого.— Я прямо с работы, нигде тебя не найдёшь, значит, торчишь здесь, — объявил он. — Страшные дела.— Что случилось? У меня тоже страшные дела, и тоже тебя ищу. Собиралась к тебе ехать.— А меня там нет. Суетился, понимаешь, с корешами, вернее, с одним, да и того хватит. Бардак вовсю гуляет.— Гутюша, говори сразу, но по очереди: где бардак?— В милиции. То есть теперь в полиции. По-разному идёт, но ещё далеко не дошло до сволочей, только порядочных людей и давят. Странно все. Бумаги есть, любой глухой видит, творится кошмар, а заняться всем этим некому. Постой, я уж все выложу, до последнего огурца, понимаю вопросы твои, и я так же лоб расшибал. Распоряжения сверху нет, ну и следствие прекращено, и все вон, в шкаф. А в доверительном разговоре: они, мол, не акционерное общество, а государственная организация, лично что могли, то сделали. Насчёт, например, Крысы вообще очки набекрень, может, это и несколько человек, а не один. Акулы их беспокоят, потому как до мелкой рыбёшки никому дела нет, это первое, а второе, всякую мелочь вовсе никто не воспрещает ловить, ловите, сколько влезет. А крупный рыбец под надёжной охраной.Я врезалась в Гутюшино повествование, понимала все и сама, со вчерашнего дня ориентировалась в ситуации — из ушей уже лезло. С общим положением нам не справиться, а потому следует заняться конкретикой.— Я видела Крысу, — подчеркнула я с нажимом, чтобы до него дошло скорее. — Крыса меня тоже. Разговаривал со мной.Гутюша онемел и воззрился на меня в тревожном ожидании.— Обязательно тебе его покажу. — Я выдала полный отчёт. — Не знаю как. Придумай что-нибудь.Гутюша сначала пожал плечами, затем начал рыться в карманах.— Способ есть, может, и не первый сорт, но все же. У меня фамилии здесь и адреса…— Чьи?— Всех мужиков, работавших с покойниками, Стшельчиком и Залевским. Этот труп модельный из подвала — Залевский. Я, видишь ли, не засыпал золу грушами с вербы, а вцепился ещё раньше, ещё без тебя, а один мой дружок расстарался, ходы использовал и достал все, что надо. Вот, видишь…Он разгладил вдрызг измятый врачебный рецепт и представил мне весьма специфический текст. Весь рецепт был исписан бисерным почерком, а между лекарствами находились записи вовсе не медицинской натуры. Я посмотрела через лупу, сосчитала — одиннадцать фамилий, около каждой адрес, в иных случаях даже телефоны.— Честно говоря, получил все вчера. Заучить наизусть не для моего котелка, а на рецепте не очень-то разберёшь. Кто-то из них Крыса, а возможно, и ещё знакомцы обнаружатся. Я оторвалась от чтения, убрала лупу, вернула ему рецепт и принялась размышлять вслух.— На этой чёртовой Праге я ещё не была. Теперь уж и не придумаю куда сперва — туда или сюда…Гутюша уже продумал диспозицию.— Я бы поехал к ним сразу. Этих каналий так просто и не заарканишь, погляжу, что там за бражка. Понимаешь, освоиться на месте надо. Посижу себе на скамейке или прикинусь ханыгой, то и дело буду закуривать, знаешь, раздрызганный алкаш на природе. Всех засниму — портреты заимеем, а там посмотрим.Замысел был неплох. Навестить одиннадцать адресов — ничего особенного, за полтора часа обернёмся, оставлю Гутюшу на месте и ещё на Прагу успею. Я оторвалась от автомата, и мы двинулись на охоту, сперва вместе, а после разойдёмся… * * * После того кошмарного обследования я это строеньице запомнила прекрасно и в бывшее блудилище — сейчас жилая квартира — попала сразу. Дверь открыла та самая девочка, только повзрослевшая на год.— Добрый вечер, — начала я скороговоркой. — Я тут перед ремонтом обмеры делала и у вас тоже. Ты меня помнишь?Она кивнула. Пожалуй, девочка замкнутая.— У меня к тебе пустяковое дельце, может, поговорим?Девочка снова кивнула, на сей раз слегка неуверенно. Из квартиры послышалось: «Кто пришёл?», голос женский, мать, наверное.Я забеспокоилась — контактировать с маменькой не входило в мои планы, я не успела выдумать предлога, и добротное враньё не шло на язык. Девочка, впрочем, выручила.— Это ко мне! — крикнула она. — Выйду ненадолго во двор!Я все ещё стояла за порогом, отстранилась, девочка вышла и закрыла за собой дверь.— Если вы ко мне, то дома негде. Все сидят друг у друга на голове, а мой брат подслушивать любит. В чем дело?Она, по-видимому, чем-то обеспокоена и не жаждет семью посвящать. Меня это устраивало вполне.— Помнишь, когда мы обмеряли вашу квартиру, к тебе пришла подружка, — начала я, усаживаясь на досках, сваленных во дворе.Было уже темно, но свет из окон и от фонаря освещал её лицо, девочка смертельно перепугалась. Она тоже собиралась сесть, но тут напряглась, сдерживая желание удрать. Наверное, забеспокоилась из-за подружки.— Сядь! — сказала я резко, но приглушённо. — Я тебе ничего не сделаю, и меня не касаются всякие ваши глупости. Хочу кое-что узнать и никому ничего не скажу.Девочка замерла, но полусидячая позиция была очень неудобна, она тяжело плюхнулась на доски и глубоко перевела дыхание, по-видимому, с перепугу даже дышать не смела.— Как приходила тогда подружка, вижу, помнишь, — я заговорила успокаивающе. — Вашего разговора я не слышала, занята была, донеслось до меня только имя какой-то Каськи. Эту Каську твоя подруга назвала дурой. Меня интересует только одно, кто она, эта дура Каська?Каська, очевидно, оказалось не самое страшное, девочка снова вздохнула с явным облегчением. Помолчала, собиралась с мыслями и преодолевала панику.— Да была тут одна такая…— Кто? Твоя соученица?— Какое там. Приходила со своим парнем, таскалась сюда. Она того…— Которого?— Наркоманка…Через меня не то электрический разряд прошёл, не то стайка муравьёв-спринтеров промчалась: нашла красивую пани Касю…— Дорогая моя, я из-за этого и приехала. Сделай одолжение, расскажи все, что знаешь про эту Каську.— А что? — недоверчиво покосилась девочка.Я посмотрела на неё максимально серьёзно, в надежде, что она все-таки увидит в неверном освещении выражение моего лица.— Я разве тебя спрашиваю про твои дела? А ведь могу…— Да нет, мне все равно, — поспешно прервала она. — Так вот: она шлялась сюда и ждала того парня. Иногда оставалась ночевать в нашем доме… Где придётся. А мы с ней разговаривали.Замолчала. Похоже, с Каськой дела неважнецкие. Я решилась поставить вопрос ребром.— Слушай, мне необходимо знать все про Каську-наркоманку — её надо найти. Меня не интересует остальное, и плевать хочу на всякие романы и прочее. Я не слепая, вижу, ты чего-то боишься, бойся себе на здоровье, скрывай или сглупу проболтаешься, меня не касается. Даже если вы вместе с подругой убили кого-нибудь, смилуйся Боже, над его душой, моя хата с краю, никому ничего не скажу. Я понятно говорю? Скажи все про Каську и меня больше не увидишь.— Нет, убийство нет… — вырвалось у неё. — Но… Значит… Все за Каськой тут ходят…— Кто все?— Разные. Приходили, спрашивали. Агате по морде съездили, потому что сказала, ничего, мол, не видела, а она и взаправду не видела, а я, значит, сразу и созналась…— В чем созналась, Господи Боже?!— Мол, знаю её. Она дура, помыкали ею все, для своего парня на все готова, через него и в наркоту влипла.., вообще добрая, помогала всем, любила детей и её парень тоже, возились с ребятишками…Опять замолчала, немного подумала, внимательно на меня посмотрела. Я напряжённо ждала.— Так и быть, — решилась она вдруг. — С меня хватит. Пани — первый нормальный человек… Да я вас и знаю, вы ведь и сами догадываетесь, кто о ней спрашивал, а вы не из них, я вижу… Скажу вам все. Парень велел им сушковать, этим ребятишкам…— Как это сушковать? — Так.., ну, здесь в детском доме был мальчик, его фамилия Сушко. А этот Каськин парень научил ребят шваркать подошвами и бормотать тихонько под нос, и получалось так: суш-ко, суш-ко, суш-ко, целыми часами могли так шваркать, а он слушал, будто музыку небесную…Я тоже слушала, будто музыку, может, даже в большем экстазе. Девочка отбросила опасения и говорила не переставая.— Каська с парнем сюда за делом ходили, хотя какие дела у таких, у них и так крыша едет, и все же что-то там выполняли. И играли с ребятами. А когда исчезли, их начали искать, и милиция даже. Я никому не говорила, а вам скажу… У Каськи была семья, она просто убежала из дому, она уже совершеннолетняя — ей восемнадцать исполнилось. И деньги у неё были, кто-то давал. Её парень тоже из семьи…— А не знаешь их фамилий?— Нет, даже как зовут, не знаю. Она звала его Пёс.— Как?!— Пёс. Обыкновенно — пёс, и все тут. И у меня есть один адрес, Каська как-то здесь сидела одна, разве не видели? Да вы не могли не видеть, ведь мерили весь дом! Здесь, где мы теперь живём, такая комнатушка рядом, даже дверей не было, теперь временно поставили, она сидела в углу, а я заглянула — сторожиху искала, ну, и увидела её, ей плохо сделалось, стонала, ничего не хотела, только велела, ежели помрёт, передать одной женщине. Думаю, она ничего не соображала, кому говорит, меня не узнала, говорила как с чужой. На Саской Кемпе, Валечных, пять, первый этаж, Голковская Марианна. Голковской она и велела сказать, что померла. И все. А тогда не померла, лучше ей стало и ушла.— А парень? О нем ничего не известно?— Нет. Только противно с ней обращался. Упрямый, как черт. Все по его должно быть, и точка. О Голковской я никому ни слова, никто про это слыхом не слыхал.Замолчала и снова перевела дыхание, словно тяжесть с себя сбросила. О Каське, видимо, и в самом деле все сказала.— Порядок, — заключила я и придержала её за руку — она уже рвалась убежать. — Слушай, я обещала не совать нос в твои дела и не буду. Но я все-таки взрослая, а потому, если тебе понадобится помощь, вот мой номер телефона. Ты его выучи и запомни навсегда. Меня здесь не было, ты ничего не говорила, видела только за обмерами дома. Представь, я тоже боюсь. В случае нужды звони, только, ради Бога, никому об этом ни слова!Девочка, видимо, прекрасно поняла мои переживания и сразу успокоилась. Кивнула, повторила вполголоса номер, встала спокойно, неторопливо. Пожалуй, мы заключили союз… * * * На улицу Валечных, пять я примчалась на следующий день около десяти утра. На особу, открывшую мне, посмотрела с великим вниманием и с ещё большим сомнением. Она отнюдь не располагала к себе, напротив: губы, сжатые в тонкую линию, подозрительный взгляд сразу лишали всякого оптимизма. Невысокая, худая, жилистая и, пожалуй, старая, она не спросила: «Кто там?», а открыла дверь, не снимая цепочки, и молча уставилась на меня.— Пани Марианна Голковская?Она кивнула, по-прежнему стояла неподвижно и молча, ожидая, что я ещё скажу. Кстати, у меня ведь есть пароль…— Кася дала ваше имя и адрес. В случае смерти просила вас уведомить.Марианна Голковская вздрогнула, прикрыла дверь, я уже решила — вот и конец общению, но нет, она просто хотела снять цепочку. И сразу же открыла шире.— Войдите, — пригласила она шёпотом. Пропустила меня вперёд и снова накинула цепочку. Мы стояли в узкой прихожей, разглядывая друг друга. Очередь говорить, по моему мнению, была за ней.— Умерла? — спросила она сухим, холодным тоном.— Не знаю, — возмутилась я, шокированная её равнодушием. — Хотелось бы её отыскать, чтобы узнать. Рассчитываю на вашу помощь.Она пожала плечами. Опять сжала губы, осмотрела меня сверху донизу, внимательно разглядывая туфли, и снова пожала плечами.— А вы, собственно, кто?Было очевидно, фамилией и профессией она не удовлетворится. Попробуй тут в двух словах объяснить, кто я, зачем ищу её холерную Каську, зачем мне пропавший мальчик, почему необходима полная тайна и по какой причине она обязана мне доверять. Легче было бы объяснить, кем я НЕ являюсь — королевой английской, сотрудником полиции, секретаршей государственного мужа, оперной примадонной, членом преступной клики… Путём исключений, возможно, к чему-нибудь мы и пришли бы.— Я скажу вам, в чем дело, — решилась я, хотя по-прежнему злилась. — Если бы мы могли где-нибудь сесть… Не люблю разговаривать стоя, а говорить придётся долго.Она снова осмотрела мои туфли и вдруг, перестав колебаться, пригласила в комнату.Мне не пришлось осмотреться, но создалось впечатление, что ни комната, ни вся квартира как-то не подходят к особе, их занимающей. И атмосфера, и обстановка имели иной характер и уровень. Марианна Голковская могла бы здесь убираться, поливать цветы, но не жить.— Ну? — спросила она и села на краешек кресла у низкого столика. Манера сидеть тоже о многом говорила.Я сообщила, кто я, извлекая из сумки разные свидетельства, включая водительские права. Она и не подумала делать вид — да что вы, да зачем же, — прочитала все бумажки с величайшим тщанием. Я пережидала молча, подавляя нетерпение.Наконец она кивнула так, словно соглашалась на моё пребывание в этом мире и позволяла мне и дальше существовать. Я весьма остро ощутила нелегальность собственной жизни до этого момента. Ладно, пусть её. Я сгребла со столика бумаги.— Касю знаю лишь в лицо, — холодно сообщила я. — Мне известно также, что она взяла с собой мальчика, которого считают пропавшим… — Этого маленького Сушко, да? — прервала она, и в её голосе зазвучало ядовитое удовлетворение.Я постаралась скрыть, что попала впросак.— Вы тоже осведомлены? Она кивнула и выжидательно взглянула на меня.— В таком случае вас наверняка известили — его ищут. И не все из ищущих имеют добрые намерения. Мне необходимо не столько его найти, сколько удостовериться, что ребёнок в безопасности. Ну и во всяком случае, получить сведения о том, где он находится…— А за вами получит сведения тот… — сорвалось у неё, и она тотчас сжала губы.Меня залихорадило: этой бабе известно больше, чем мне, возможно, даже все. Оборванная фраза значила колоссально много.— Если получит сведения вслед за мной, то получит сведения и насчёт меня. А я ещё хотела бы немного пожить и постараюсь, чтобы никто ничего не узнал. Ведь надо же ребёнка обезопасить, пока до него не добрались, а до него добираются уже несколько таких типов. Не намереваюсь ничем рисковать, вы сами решите, искать ли мальчика с умом или плутать на ощупь. Чтобы искать с умом, мне надо кое в чем сориентироваться.Марианна Голковская, возможно, и выслушала этот монолог, но думала по-своему.— Убить-то его, пожалуй, не убьют, — раздумчиво сказала она. — Хотя голову на отсечение не дам. А вот дураком сделают полным, а он вовсе не дурак пока что. Пожалуй, и шею могут свернуть. Мне не говорили, где он.— Это правда?— Да. Я не хотела знать. И не хочу. Вам бы я сказала, вижу, вы не из тех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28