— Перестаньте вмешиваться! — приказал майор коллегам. — Пежачек жадюга…— А, понимаю! Денег хотел, только чужими руками, сам задержаться боялся… Они, видно, явились с отмычкой, не иначе. Дуткевич через глазок в двери узнал их, перепугался, в панике кинулся звонить Баське Маковецкой. Её не застал, соседка сказала, что та пошла ко мне.— Ну, наконец-то… — вздохнул с облегчением майор.— А те вломились, оглушили его, долго искали деньги. Пежачек ждал где-то выше — скорей всего, на чердаке; как только Франек с Весеком ушли, спустился и прикончил ненавистного Дуткевича, рассчитав, что подозрение падёт на парней. Едва ли успел уйти, я приехала тотчас же, он, конечно, слышал, как поднималась по лестнице — была в туфлях на высоких каблуках. Удивляюсь одному, почему меня тоже не прикончил…Майор вежливо заметил:— Весьма сожалею.— Ясно, имея дело со мной, каждый бы сожалел… Франека и Весека он перепугал насмерть известием насчёт убийства Дуткевича — оба исчезли. Возможно, сам же и помог им смыться. Во всяком случае, дознался, где они. У Франека выпросил ключи от гаража пана Ракевича. Что ведётся следствие, сообразить нетрудно, сведения получал, следил, чтоб о нем нигде ни гугу. И тут-то Баську дёрнуло учинить доверительную беседу в «Славянском». Пежачеков подлипала, тот, в красном шарфе, подслушал и сломя голову помчался звонить шефу, возможно, не представляя себе, насколько это известие для него важно. Шеф всполошился: Баська знакома с Дуткевичем и с Гавелом, Франек у Гавела работал, Баська все сопоставит… словом, нависла серьёзная угроза. Пежачек не медлил, выследил Баську, прилип к ней как банный лист на весь следующий день. Тип в красном платке, симулируя пьяного, увёл машину у Гавела, оставил её где-то в окрестностях Виланова, в курсе ли был красавчик в красном, зачем нужна машина, мне неизвестно…— Мы полагаем, не был в курсе. — Майор становился все доброжелательнее.— Пежачек сбил Баську, уверенный в полной безопасности: машина приведёт к Гавелу, а его в темноте никто не узнает. Рассчитал точно — на месте происшествия, кроме меня, никого не было… На мотивы ему наплевать — пусть милиция ломает голову насчёт причин, по которым пан Ракевич устранил из сей юдоли пани Маковецкую. Удивляюсь, как вы не попались на удочку.— Порой случается поразмышлять и нам…— Допускаю, что Франек и Весек доставили вам немало хлопот. На них трудно выйти — никогда не сидели, в милиции не числились. Не так ли?— Все правильно, — похвалил майор. — вообще ваши предположения довольно точны и заслуживают большого внимания. Пожалуйста, предполагайте дальше.Это замечание несколько умерило мой пыл.— Больше предполагать нечего. Ума не приложу, как вы докажете виновность Пежачека. Он и в самом деле сидел на чердаке у Дуткевича?— Да, сидел.— И, конечно, ни одна живая душа его не видела. Боюсь, мои смутные ощущения насчёт зловещей атмосферы на лестнице ещё не доказательство. Пан майор, что вы собираетесь делать?Видно, на моем лице выразилась столь глубокая озабоченность, что майор сжалился.— Представьте, Пежачек не сдал брюки в чистку, — конфиденциально сообщил он.Поручик Гумовский хихикнул. Капитан Ружевич гневно фыркнул. А у меня забрезжила надежда.— И что же? На брюках остались улики?— Следствие почти закончено, преступники арестованы, протоколы вскорости отправим в прокуратуру. Официально ставлю вас об этом известность, ну а если говорить в частном порядке, то не думаю, чтобы вы прямиком отсюда бежали к Пежачековой конкубине. Подбросим вам пищу для новых предположений. У нас, сами понимаете, есть лаборатория…— Все ясно! На брюках что-то оказалось? Чердачная пыль?— Не только, едва различимые частицы краски с двери и кошачья шерсть.— И на Дуткевиче шерсть оставил?.. А следы? Я их не затоптала?— К счастью, нет. За походку на месте преступления моя вам горячая признательность. Вы пролетели туда и обратно, как балерина на конкурсе. Специально старались?— Не помню. Просто пол горел у меня под ногами. Ладно, это доказательство того, что он там побывал, а как насчёт убийства? Только дедукция?— Какая там дедукция. Прямая улика. Дело в том, что Пежачек Дуткевича задушил, такие следы не сотрёшь, лаборатория выдала однозначное заключение. Второго мнения быть не может.Я вздохнула с огромным облегчением: Пежачек со своей свирепой рожей с самой первой встречи вызывал у меня глубочайшее отвращение.Майор восстановил кое-какие недостающие звенья. Франека и Весека задержали гораздо позже и совершенно случайно. Когда проверяли подозрительных лиц, внезапно сменивших место работы или жительства, получили сведения, что из авторемонтной мастерской на днях уволился порядочный парень, прекрасный работник. Весек на заметке не был, но ушёл неожиданно. Обнаружили его быстро, а добраться до его дружка Франека и вовсе не составило труда. Спервоначалу оба отрицали все и вся, потом, однако, резко сменили тактику и разоткровенничались — полные рвения, в один голос во всем обвиняли Пежачека. Развернули свои показания на сто восемьдесят градусов, узнав об аресте Пежачека. Псевдоалкоголика в красном платке тоже задержали быстро, он повёл себя аналогично, с той лишь разницей, что разговорчивым сделался, когда услышал о гибели человека под колёсами украденной им у Гавела машины.— Иначе говоря, Пежачек сам себя перехитрил, — суммировала я. — Туда ему и дорога. Интересно, зачем ему понадобился Дуткевич, неужели из ненависти?— Ничего подобного, — оживился майор. — На Дуткевича ему было наплевать. Всю операцию он задумал совсем из других соображений: хотел раз и навсегда подчинить себе этих парней, Франека с Весеком. Ни в чем не были замешаны — настоящий клад для Пежачека. А связанные убийством, они попадали к нему в полную зависимость.— Зачем?!— Чтобы и дальше использовать их для расправ с неугодными людьми. До сих пор ничем не мог запугать, а добровольно на бандитизм те не соглашались. Пежачек пошёл ва-банк: парни позарез ему понадобились, да и амбиция взыграла. Таков обычный метод преступников всех мастей, набирающих себе послушных клевретов.— Кошмар. Откуда вам известно? Он признался?— Нет, не признался, но это не важно, подтвердил этот, как его… С красным шарфом. Прихлебатель Пежачека. Пежачек от него не скрывал своих замыслов, похвалился, дескать, охомутает парней — не отвертятся.— Надеюсь, найдутся для них смягчающие обстоятельства… Несколько лет честного труда…— Мне бы хотелось, чтобы вы ещё попредполагали, — попросил поручик Вильчевский. — Например, о контрабанде. Может, разовьёте немного эту тему?..— А ваши предположения насчёт Рокоша? — съехидничал капитан Ружевич. — Что это за странная кража и почему, черт возьми, он все получил обратно?— Предполагаю, что, осуществляя операцию по обогащению нашего отечества, компания включила его в число жертвователей ошибочно, — сообщила я с достоинством. — Он протестовал, ему все вернули. В успехе акции нет никакой его заслуги, несознательный элемент.Капитана передёрнуло. Майор похохатывал. Поручик Гумовский обалдело воззрился на меня.— То есть, значит, все… Как, простите?.. Жертвователи?.. Следует понимать, вся банда деятелей с чёрного рынка — элементы сознательные, имеющие заслуги?— Ну, если добровольно содействовали обогащению…— Ага, как видите, добровольно! — с живостью подхватил майор. — Итак, вы утверждаете, что они добровольно передали энные суммы для контрабанды, а признаться в своих добровольных деяниях не хотят, надо полагать, из скромности?— Позвольте, я ничего не утверждаю, а всего лишь предполагаю. Но почему бы нет? Эффект, вы сами убедились, весьма впечатляющий!Поручик Вильчевский охнул и схватился за голову:— Сколько всего ушло контрабанды, хоть это скажите!— Пятьсот семьдесят девять тысяч долларов…— Только и всего! — разочарованно заключил капитан Ружевич, опомнясь наконец от шока. — Дело об убийстве у нас застёгнуто на последнюю пуговицу, ведь убийство совершили обыкновенные, приличные, можно сказать, нормальные преступники. А все остальное — какое-то безумие и ещё раз безумие, и тут ничего не поймёшь, хоть головой об стенку бейся. Да уж, когда за преступление берутся порядочные люди, то выдумывают этакие комбинации — сам черт ногу сломит. Для меня это уже слишком.— Ну уж нет, — не согласился майор. — Хуже всего, когда порядочные люди вступают в контакт с преступной средой. Вот вам наглядный пример… Представьте себе, кое-что мы здесь в милиции тоже предполагаем…— Мы предполагаем, — начал, жалобно вздохнув, поручик Вильчевский. — Извините, предполагали… Некто контрабандой пересылает на запад крупные суммы в прозаических, обыкновенных, так сказать, деловых целях — иначе говоря, для себя лично. Суммы эти где-то необходимо было взять. И некто взялся за разбои и грабежи…— Да никаких грабежей, ведь объясняют же тебе — всего лишь добровольные пожертвования, — прервал его поручик Гумовский. — У нас есть версия, дорогая пани, что этот некто мягко убеждал наших чернорыночных аферистов принять участие в благородной акции на благо родины.— И ещё одна версия: этот некто — на самом деле четверо ваших друзей, — включился майор. — Мы предполагаем также, что убеждения не очень подействовали, и тогда ваши друзья подключили себе заместителей. То есть Франека и Весека. Пани Маковецкая убедила своего поклонника Дуткевича потрудиться в роли наводчика, Дуткевич вступал в торговые сделки, а Франек и Весек нападали… то бишь, я хотел сказать, склоняли контрагентов к безвозмездным дарам. Растроганные мошенники не раздумывая передавали им все своё достояние. Предполагаем далее, что гонорар этим двум юношам выплачивал пан Ракевич, который в качестве благодетеля вызывает полнейшее наше почтение. Предполагаем ещё, что некоторое время четверо друзей трудились на сей ниве самостоятельно и, лишь напоровшись на неприятности, а именно на сопротивление тупых и скаредных обладателей валюты, прибегли к помощи субъектов, бывших с законом несколько запанибрата. В конце концов, как видим, акция приняла нежелательный оборот. Признаюсь откровенно, до сих пор не смекнём, кто, черт бы его побрал, был шефом этой проклятой интеллигентской шайки!— Не представляю… — смешалась я. — Кроме того, напрашивается вывод, что все испортил негодяй Пежачек. И зачем только его потянуло вмешаться в такую славную и в общем-то безобидную афёру…Поручик Вильчевский скрипнул зубами. Капитан Ружевич с тихим стоном снова схватился за голову. Поручик Гумовский демонически захохотал.— Подытожим: Пежачеку ваша славная афёра пошла во вред, — изрёк майор с каменным лицом. — Разумеется, все это лишь дедукции и предположения. А вот посылки от Вишневского — факт, таможенные декларации тоже. Не могли бы вы сообщить, кто, сил моих больше на вас не хватает, заполнял эти декларации и писал адреса?Я удивилась.— Понятия не имею. А разве вы не доискались? Но ведь лаборатория с лёгкостью определяет по почерку…— Лаборатория определила. Только ни у одного из ваших друзей нет такого почерка, более того, и у членов их семей тоже другой. Мы надеялись, вы знаете…С искренним огорчением пришлось признать, что и мне никто не приходит в голову. Довольно долго мы разговаривали, предполагая и допуская; в конце концов все единодушно пришли к одному мнению: милиция только ведёт следствие, а дальше пусть уж решают прокуратура и суд. Из управления милиции я вышла весьма обеспокоенная, но и с надеждой на лучшее…Согласно Лялъкиным пророчествам, о кражах и грабежах не заявил никто. Даже плешивый Виктор изменил показания: никакого ограбления не было — он просто пошутил и охотно заплатит штраф, или как это называется, за введение милиции в заблуждение. Смирившиеся четверо контрабандистов единодушно все отказались давать показания. В двусмысленном положении оказался Гавел, целиком зависевший от правдолюбия Франека и Весека, однако те Гавела проигнорировали, с большим удовлетворением все сваливая на Пежачека.— При таком раскладе пожизненного заключения не дадут, — утешала я Баську и Павла, выходя от них. — В случае чего передачи вам обеспечу…Мартин вышел вместе со мной.— А по мне, так уж лучше сидеть. Завещатель после операции чувствует себя неплохо и скоро выпишется домой. Ума не приложу, что делать.— Давай подумаем. Утраченного не вернуть, единственный способ заполучить марки вы прошляпили. Черт бы все побрал.— И меня тоже. Хуже всего, владельца марок удар может хватить…Я села в машину, Мартин со мной.— Да, послушай, совсем забыла, — спросила я, включая мотор. — Каким это манером датские кроны у вас размножились? Даже если Гавел наврал и вовсе не забрал свою часть, а только форсу напустил, все равно что-то многовато. Ну и чудеса!Мартин ядовито хихикнул.— Не чудеса, а кровавая ирония судьбы. Приди это нам в голову чуть пораньше, отказались бы от афёры. Наш общий приятель попросту с самого начала пускал капиталец в оборот.— Какой общий приятель?— Некто Юхан Гасмиа. Да ты его небось помнишь?!Ошеломлённая, я едва не врезалась в фонарный столб. Юхан Гасмиа!.. Норвежец, выигравший невероятные деньги на копенгагенских рысаках благодаря моим сумасшедшим идеям! Единственный знакомый, кого я забыла включить в список для майора!— Опять же ирония судьбы, — ехидно заключил Мартин, когда я наконец перестала охать и ахать. — Умный мужик этот майор! Не случись тебе так глупо проворонить Юхана, он давно бы уже заполучил все нити. Я на твоём месте, пожалуй, не стал бы ему про Юхана сообщать — придушит тебя глазом не моргнув, и поделом.— Это понятно, только я все-таки не понимаю, как они размножились? Юхан Гасмиа пустил в оборот? Тогда вы все должны были потерять!— До краха просто ещё не дошло. Помнишь, наш приятель всегда начинал блистательно, а кончал печально. Биржу он знает неплохо, только стоит ему успешно сыграть, как он зарывается и начинает рисковать. Таким манером потерял все выигранное тогда на скачках в Дании. Наши деньги пустил в оборот сразу и, как всегда спервоначалу, получил внушительные прибыли, которые делил честно: фифти-фифти. Однако постепенно прибыли все сокращались; и кажется, Юхан как раз вошёл в стадию убытков, когда мы затребовали деньги. Сейчас, верно, просадит все, что заработал для себя. Приди мне вовремя в голову этот вариант, мы обошлись бы без помощников. Отослали бы ему первоначальный капитал, и он выиграл бы на бирже недостающую сумму. А ведь, стервец, не признавался, что занялся бизнесом, на днях только прислал мне расчёт, и то неполный.— Ну и как? Гавел своё забрал?— А леший его знает. Ничего не могу сообразить: со счета постоянно что-то снимали и какие-то суммы постоянно поступали. Последняя операция — поступление, поэтому насчёт Гавела ничего не могу сказать.— Видать, правды никогда не узнаем. Слушай, а ты куда собрался?Мартин осмотрелся, мы были уже на Пулавской.— Если нетрудно, подбрось до больницы на Стемпинской. Надо все ж таки сориентироваться насчёт самочувствия моего дамоклова меча. Давно не навещал.Поехали в больницу, меня тоже интересовало, как обстоят дела. Вошли вместе. В холле больницы продавали сигареты. Я направилась к киоску. Мартин вежливо поклонился дежурному и пошёл к лестнице.— Послушайте, вы куда? Вашего родственника уже нет!Я стремительно обернулась. Мартин замер на лестнице спиной к дежурному, с поднятой ногой.— Из седьмой палаты? Его уже нет, — повторил дежурный доброжелательно.Ещё мгновение Мартин изображал живую картину. Потом, ужасно бледный, медленно повернулся.— Умер? — спросил глухим голосом.— Да что вы, домой поехал. Я ему и такси вызывал. Чувствует себя неплохо. Старый человек, больной, а силушка есть ещё, дай бог всякому!Мартин молча спускался с лестницы, как лунатик. Я забыла про сигареты.— А когда этого пана выписали из больницы? Давно? — спросила я быстро.— Да какое там давно — сегодня! Часа четыре, как уехал…Я вышла, Мартин за мной, споткнулся о порог, сел в машину и застыл. Наконец закурил.— И ничего страшного, — попыталась я приободрить Мартина.Мартин не отвечал. Курил, уставившись в перспективу Стемпинской улицы. Я решила переждать. Вышла, вернулась в больницу и купила сигареты. Когда села в машину, Мартин спросил мёртвым голосом:— Ну? И что теперь?Я попыталась его утешить.— Из двух зол уж лучше, что жив остался. Хоть завещание не вскроют и вся авантюра не выплывет на свет божий. Возможно, удастся ему растолковать…— Если бы тебе растолковали, что плакали все твои марки?— Ну, я-то по крайней мере пристукнула бы тебя. Правда, у меня нет «Маврикиев». Хотя, пожалуй, апоплексический удар схлопотала бы.— Он тоже схлопочет. И завещание вскроют, не говоря уже о гуманном отношении и прочее. Не знаю, куда податься. Бежать в Южную Америку?— Не успеешь, нету паспорта. Послушай, давай подумаем. А вдруг умрёт на месте от разрыва сердца, надо что-то предпринять… Если бы не проклятое завещание…— Ха-ха!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30