— А вдруг приняли Вальдемара за афериста? — заметила я. — Ведь постоянно видели его в обществе разного жулья…— Нет, единственный возможный вариант — отправились намылить ему шею. Но не убивать!Я вдруг вспомнила откровения майора. Открыла рот, но вовремя поймала себя за язык. Мне многое сходило с рук, но выболтай я конфиденциальный разговор, не простил бы.— Знаешь, очень советую, брось валять дурака. Иди и скажи обо всем майору.— Я и так выложила про них все, что знала когда-то. Они уже перестали дурить, работали как люди, никакого хулиганства за ними не числилось — дожили до совершеннолетия и не имели ни малейшей охоты сидеть. Ей-богу, все чистая правда — порядочные парни. А на все другие темы отказалась давать показания.Я покачала головой, хоть Баська не видела меня.— Сейчас уже мало рассказать о прошлом, иди и выложи все свои соображения, если не хочешь их угробить. Я тебе очень советую.— Ты что-то знаешь?— Догадываюсь. И очень советую тебе это сделать. Иди к майору.— Скоро шесть. Думаешь, он все ещё у себя?— Возможно. Позвони и спроси.Баська колебалась и решилась неохотно.— Ладно. Отправлюсь прямо ко льву в пасть. Под твою ответственность. А на все другие темы по-прежнему откажусь отвечать…Майор вовсе не отчитывался передо мной в своих действиях, поэтому я не имела понятия, что происходит. Мартин, Павел и Донат, почему-то допрошенные весьма снисходительно, единодушно отказались отвечать на некоторые вопросы. Через два дня после разговора с майором ко мне нежданно-негаданно влетел Гавел. О моих эмоциях при виде Гавела лучше не говорить.— Слушай, кто наклепал в милицию про мою машину? — начал он уже в прихожей. — Не ты случаем? Или твоя Баська? Будто я где-то в лугах и полях таился, чтоб задавить старую каргу. Как прикажешь понимать?На его вопрос не так-то легко было ответить. У меня мелькнула мысль: может, вовсе и не он тот майоров убийца, раз до сих пор на свободе?! Раздиравшие меня сомнения несколько поулеглись.— Предположим, не ты, но задавил её твой «пежо». Собственными глазами видела.— И в башку тебе не пришло ничего лучшего, чем бежать к легавым? Не могла мне сказать?— Ещё чего? Чтобы ты и меня заодно переехал?!Гавел с разбегу плюхнулся в кресло и уставился на меня с неописуемым выражением растерянности, шока, веселья и злобы.— А у тебя все дома? — спросил он наконец озабоченно.Я пожала плечами. Гавел продолжал на меня пялиться.— Слушай, давай по-человечески. Ты точно видела мой «пежо»?— Видела.— Где? И как?Настроенная решительно, я рассказала ему все. Честно призналась — у него полное алиби на тот вечер, и я об этом знаю. Гавел слушал, нахмурившись.— Сукин сын, — сказал с яростью и добавил обширную цветистую фразу, всесторонне характеризующую этого сукина сына. — А я, кретин, не отобрал у него ключ от гаража! Мне и в голову не пришло — этакую свинью подложить!— Кто?— Франек. Механик, Несколько лет у меня работал, ни одной гайки не спёр. Я ему доверял, тюфяк, дубина. «Пежо» давно уже не на ходу, я даже не знал, что он починил машину, понимаешь наконец? Отремонтировал — и ни слова. Стырил тачку, чтобы переехать какую-то старушенцию!— Думаешь, Франек переехал?— Какой там Франек, он просто передал кому-то машину! Даже и не передавал, просто оставил кому-то ключ. Ну, попадись мне эта гадина в руки… Откуда ты взяла, что я был в машине?!— Откуда… машину узнала, да и не постороннего же ты давил, а Баську!— Что?!— Ну да, Баську. На неё охотился.Гавел растерянно моргал. На его физиономии явственно читалось: убить Баську — последнее, что могло взбрести ему на ум. В голове у меня кое-что начало проясняться.— На кой ляд мне давить Баську?! — смертельно удивился Гавел.Насчёт убийства Дуткевича у меня возникла своя версия, и Гавела я исключила. Если не он убил Дуткевича, зачем тогда устранять Баську как свидетеля? Отпадает. Оставался лишь один мотив — месть.— Ты просто мстил, — вздохнула я. — Открыл шахер-махер со счётом и озверел. В состоянии невменяемости и задавил её.— Какой такой шахер-махер со счётом?!— Не придуривайся, я знаю. У тебя из-под носа забрали все деньги со шведского счета. Адрианампоинимерина. Ты, естественно, разозлился и решил ей отомстить.Гавел продолжал пялиться на меня. Но в выражении физиономии начала поблёскивать весёлость.— Вот шельма, она таки тебе выложила… Так, говоришь, деньги увели? В самое время сообразили — я-то свои денежки давно снял! Думали надуть меня? Хи-хи-и-и!..Я слегка обалдела. Ведь Алиция сообщила: денег на счёту больше, чем выслали четверо компаньонов…— Ничего не понимаю. Они сняли все, что выслали, расчёты верны. Может, ты чего напутал?— Я напутал? За кого ты меня принимаешь? Слушай-ка, предупреждаю, мы с тобой шепчемся с глазу на глаз, в случае чего ото всего отопрусь. Свидетелей нет, хи-хи! Так, говоришь, хотел раскатать Баську по асфальту, потому как увели мою долю? Хи-и-и, хи-и-и!— Не по асфальту, а по песчаной дороге…— Ой, помру с тобой, хи-хи-хи-и-и! Дура! Да ни в жизнь бы на такую глупость не сорвался! Не очень-то понимаю, откуда у них там капитал размножился, а уж моего не получили, будь спокойна! Хи-хи-и-и!Теперь я обалдела окончательно. Усилием воли постаралась отключиться от финансовой темы: все равно сейчас ничего не выяснить. Чудеса, да и только. О Франеке, может, что узнаю.Гавел дискуссию о Франеке не поддержал и решительно объявил:— Ни о каких ограблениях знать не знаю, ведать не ведаю. Хи-хи! Франек у меня работал с авто, и только. Ничего больше. Приснились тебе какие-то налёты, видела хоть одного ограбленного?! Что ты?! Совсем баба спятила, хи-и-и, хи-и-и!— Но Дуткевича-то убили?! — потеряла я всякое терпение. — Убили! Почему убили?!— Кто его знает. Может, кому лицом не нравился?— А твой «пежо»? Кто его взял? Ты сидел дома пень пнём, ничего не видел, не слышал?! Оглох, что ли?!— Знаешь, сам голову ломаю. Слышать не слышал — у меня орал телевизор, а в машине хороший глушитель. Мотор работал бесшумно, вот и не слышал. Выезд из гаража с другой стороны. Видел какую-то каналью, когда выходил на кухню, только пораньше, около пяти, вроде того. Болтался около гаража пьяный в стельку, я было хотел завести «мерседес» в гараж, да лень взяла.— А где стоял «мерседес»?— На улице, под окнами. Неохота мне открывать да закрывать эту дверь, черт её дери.— А пьяный как выглядел?— Ты чего меня тут допрашиваешь, легавые и так уже интересовались, десять раз повторять?— Я же тебе повторила в десятый раз насчёт наезда на Баську!— Ладно, черт с тобой. Пьянь пьянью. Я и вспомнил-то, потому как допрашивали. Блондинчик, морда с куриную гузку, голодающий, хи-хи! Зато элегант — портки обтрёпанные и красный платочек на шейке…И все сложилось в логическую цепь. Майор, надо полагать, теперь знал все. Трудновато ему, никуда не денешься, с меня хватит того, о чем догадалась, а ему собирать неопровержимые улики. * * * Спустя три дня Польский национальный банк передал в государственную казну более четырех миллионов датских крон, переведённых из Копенгагена Станиславом Вишневским, обитающим в апартаментах королевы Маргариты — видимо, в качестве квартиранта. В пересчёте на доллары — семьсот шестнадцать тысяч.Майор вызвал меня незамедлительно, принял сухо.— Если вы ничего не знаете об этом, с позволения сказать, подарке, тогда я китайский император. Послезавтра истекает срок недельной проволочки, не начнёте ли говорить сегодня?Моё облегчение тут же сменилось полным недоумением.— Сколько, простите, вы сказали? Семьсот шестнадцать тысяч?— Точнее, семьсот шестнадцать тысяч двести восемьдесят шесть долларов и двадцать четыре цента.— Какова прибыль! Народное государство заработало на этом деле почти сто сорок тысяч долларов! Можно сказать, чистоганом. Согласитесь, отнюдь неплохо?— Народное государство заработало… О чем вы говорите? И вообще объясните наконец, что все это значит?Я начала вдохновенную речь:— Это все — неопровержимые доказательства деятельности в пользу государства. Доллары были отправлены контрабандой на Запад с целью приумножить национальное достояние — вы же знаете, у этих капиталистов деньги всегда пускаются в оборот и дают прибыль. Вот теперь и вернулись с прибылью к нам. Контрабандой выслано пятьсот семьдесят девять тысяч, а вернулось семьсот шестнадцать, то есть прибыль в сто чем-то там… Вы сами посчитайте…Майор онемел. Хотел что-то сказать, но голос не повиновался ему. Сама абсолютно сбитая с толку (каким это чудом счёт вырос на сто лишним тысяч?), я тем не менее, не смущаясь, агитировала дальше.— Вы можете их посадить, — контрабанда, конечно, преступление, никто не спорит, но где здесь вы усмотрите нанесённый обществу вред? Совершайся лишь такие преступления, то-то оперилась бы Народная Польша! Обратите, пожалуйста, внимание, контрабанда велась исключительно для приумножения материального благосостояния отчизны, пострадавших не имеется, а виновники не сознались только из скромности. Если вам очень необходимо, они сознаются. Экономическая выгода предприятия не вызывает сомнений, и на вашем месте я бы ничего капиталистам обратно не отсылала, валюта нам нужна…К майору наконец вернулся голос.— Помолчите, ради бога! С вами с ума можно сойти! И вы ещё меня убеждаете, что они…Я послушно замолкла. Майор явно пришёл в себя.— Итак, вас нужно понимать следующим разом: контрабанда валюты в количестве свыше полумиллиона долларов произведена для увеличения капитала путём финансовых операций и пересылки всего капитала с прибылью обратно?— Ну конечно же! Что-то в таком роде.— И мне следует всему этому верить?— Можете не верить, ваше право. Но доказательства чёрным по белому: семьсот шестнадцать миллионов… прошу прощения, тысяч. Кроме того, вы осведомлены, что частями в государственную казну пересылались более мелкие суммы, дабы не возникло недоразумений и сразу было понятно: речь идёт о благе отечества.— Вишневский… — глухо произнёс майор.— Именно, Вишневский. Обращаю ваше внимание также на одну мелочь. Перевели в Национальный банк всю сумму. Могли переслать меньше, ведь ни вы и никто иной не знаете, сколько пошло контрабандой. И доказательств никаких.— А каковы же доказательства, что выслано все?..— Если сомневаетесь, можете проверить. Вам охотно сообщат номер счета… пардон, не номер, а пароль. Пошлите кого-нибудь в Швецию узнать, не осталось ли чего…Майор глубоко вздохнул, помолчал, оттолкнулся от стола и начал качаться на стуле. Видимо, потрясение миновало, он окончательно пришёл в себя.— Порядок. Признаюсь — вторая половина преступления действительно несколько необычна. Хотелось бы, правда, знать, откуда извлекались доллары для контрабанды. Быть может, соблаговолите объяснить?— Не могу.— Почему?— Не знаю. Мне казалось, знаю, а выяснилось, нет. Они сами все объяснят.— Они — это кто?— Пани Маковецкая, к примеру.— А не пан Тарчинский?— И пан Тарчинский тоже. Мне все равно кто.— И пан Ракевич?— Нет, пан Ракевич не занимался контрабандой…— Ага, пан Ракевич не занимался… А что делал пан Ракевич?— Не знаю. Возможно, помогал ценными советами? Пан Ракевич — человек деловой…— А вы и в самом деле задались целью всячески затруднять следствие? Нормально поговорить уже не в состоянии?Я поколебалась, подумала и решила говорить правду.— Не в состоянии. То есть охотно поговорю с вами, а показания давать отказываюсь. Я невиновна прямо-таки до омерзения, мне не вменить даже пустяка, могу вообще не отвечать. Свидетелем ни разу не была, собственными глазами ничего не видела и до конца всей афёры знала меньше, чем вы. Придумывала всякие глупости, одно время подозревала, что пан Ракевич убийца. И каюсь — не раз своими домыслами ввела вас в заблуждение. Скрывать было нечего, доказательств никаких не имела. Короче говоря, от показаний отказываюсь. Но с глазу на глаз могу вас заверить: источник контрабандного дохода ни за что в мире не сознаётся в том, что пострадал, следовательно, контрабандисты тоже не признаются. И что дальше? Предположим, я скажу, что валюта украдена у пана Дромадера, проживающего на улице Рощинского. Пан Дромадер категорически откажется, грабители тоже, меня там не было, дошли слухи, слухи, как всегда, вилами по воде пишутся. И что вам даст моё пылкое воображение?— Ничего, — признал майор. — Насчёт контрабанды… Меня вообще эта дурацкая контрабанда абсолютно не касается — не по моему ведомству. Меня интересуют все, причастные к преступлению. Непосредственно и косвенно, все равно. Вам разъяснить или сами понимаете?— Хорошо бы… — заколебалась я, — у меня предложение…Майор перестал качаться и посмотрел вопросительно.— Во всех детективных романах под развязку ведущий следствие герой собирает всех подозреваемых, порой и преступника приглашает, и рассказывает всю историю. Преступник бледнеет, падает замертво или выпрыгивает в окно и тому подобное. Я предлагаю сделать наоборот.— То есть? Падать замертво или выпрыгивать в окно придётся мне?— Нет, я изложу, как, на мой взгляд, все произошло. А вы меня поправите. Тут и разные люди выявятся…Майор посмотрел на меня с большим интересом.— Согласен. Попробуем.— Только одна мелочь… — Я снова заколебалась. — Убийцу вы поймали?— Это, значит, кого?— Ну, Пежачека…Майор помолчал.— Вы догадались?— Догадалась…Он о чем-то поразмышлял. Глаза у него заблестели, майор поднял телефонную трубку.— Сделаем уж совсем все наоборот. Вместо подозреваемых соберём всю группу, которая вела расследование. Сейчас справлюсь, все ли заинтересованные на месте, они охотно послушают…Капитана Ружевича и поручика Петшака я знала хорошо, с поручиком Вильчевским познакомилась в связи с рольмопсами, поручика Гумовского мне галантно представили.— Боюсь, моё выступление не представит большого интереса, — сожалела я. — Вы знаете все лучше меня…— Не все, — отозвался поручик Вильчевский.— Мы очень любим, — съехидничал Ружевич, — слушать всякие истории по несколько раз.— Не станем терять времени, — распорядился майор.Я смешалась и вместо запланированного пролога неуверенно забормотала:— По-моему, все пошло с Франека и Весека. Пежачек когда-то использовал их, ещё несовершеннолетних парнишек. Позже они остепенились и отказались сотрудничать — ремесло бандитов не очень-то привлекало их. Пежачек оставил их в покое, нанимал изредка и то для целей скромных — в солидных операциях, видимо, не соглашались участвовать. Наверняка шантажировал их хулиганским прошлым, о котором они хотели бы забыть. В милиции на заметке не состояли. Стоит ли говорить дальше?— Стоит. Едем дальше.— Нравом весёлые парни любили поразвлечься и малость скучали в своей законопослушной жизни. Поэтому охотно согласились на безопасное предложение…— Уточните, пожалуйста, что за предложение, — вежливо попросил поручик Гумовский.— Как бы сказать… Вы, разумеется, понимаете, все это — лишь мои домыслы?— Конечно, понимаем! Исключительно ваши домыслы…— Так вот, они приняли предложение поразвлечься за счёт разных мошенников. А почему бы нет? Попугать немного того или другого валютчика, вора, ещё какую-нибудь особь такого же рода, забрать у них бабки. Тихо-спокойно, жульё в милицию не побежит, большого убытку не понесёт, чистая прибыль и развлечение. Издавна зная всех наймитов и их методы — ведь работали же у Пежачека, — отлично справлялись со своей ролью. Быстренько сориентировались, что существует наводчик, потому как в жертвах почти всегда ходит один индивид. Предполагаю — из чистого любопытства захотели узнать, кто таков… Ну, вот так и поживали, приятно и весело, вплоть до того момента, когда Пежачек получил по морде около газетного киоска…— Нет, не до того момента, — живо вмешался поручик Гумовский. — Это когда валютчики пригрозили Пежачеку расправой.— Перестань! — прервал его майор. — Не мешай свидетелю, выскажешься позже.— И в самом деле, около киоска я оказалась свидетелем, — согласилась я. — Так вы говорите, расправой… Да, Пежачека тогда, наверное, чуть удар не хватил. Ну так вот, в конце концов он распознал Франека с Весеком и испытал великое облегчение. Мог их прищучить и вернуть доверие работодателей. А Дуткевича он, видно, смертельно возненавидел за то, что так долго не мог напасть на его след: Дугкевич с его наивной физиономией никак не вязался с жульнической средой. Не знаю подробностей, во всяком случае, Дуткевич стал для Пежачека врагом номер один. А этих двух парней он припугнул, благо материала поднакопил, мог и милицией пригрозить, и разгневанными валютчиками. Парни, верно, перепугались, согласились избить Дуткевича. Убийство исключено, а намылить шею — всегда можно. А вот почему искали у Дуткевича деньги, по собственной инициативе или Пежачек велел…— Велел… — пробурчал поручик Петшак.— Велел? Полный идиот. Ведь убивать пошёл, должен был наказать Франеку с Весеком тут же убираться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30