Уже три дня не было снегопада. Земля была превращена в грязное месиво там,
где жители Пенамбры добывали пищу и ставили ловушки. Она чувствовала запах
лагерных костров в неподвижном воздухе. Почему ей казалось, что за ней
наблюдают? Какие подсознательные ключи, удивлялась она, так плохо
настраивали ее напряженные нервы? Или это просто мнительный страх перед
Белыми Рейдерами?
"Ледяной Сокол понял бы, - подумала она. - Он бы не только
почувствовал опасность, если это была опасность, но и установил бы, откуда
она исходит". Но Ледяной Сокол остался в затопленных речных долинах и
преодолевал свои трудности.
Сквозь тишину леса до нее донеслись звуки с дороги: хлюпанье копыт в
подмерзшей слякоти, скрип кожи, голоса мужчин и женщин, легкое бряцание
кольчуг. Это были хорошо знакомые ей звуки, она успокоилась немного и
поспешила к дороге. Фуражный обоз возвращался из долин.
С высокой насыпи она увидела скользящих в подмерзшей грязи,
старающихся изо всех сил лошадей. Она узнала Януса, идущего впереди обоза.
Его лошадь тянула телегу, нагруженную грязными, покрытыми плесенью мешками
с зерном и закопченными свиными тушами. Дорога здесь была плохой. Красные
Монахи и воины Алвира, на чью долю это выпало, помогали вытаскивать
колеса, тонущие в жидкой, доходящей до колен грязи. Все фургоны были
наполнены до краев.
Янус остановился и поднял руку, объявив о привале. Джил бросилось в
глаза, что за неделю поисков он сильно похудел. Бессонные ночи и
изнурительный труд оставили отпечаток на лице Януса. Его квадратное лицо с
рыжеватой щетиной было покрыто сажей. Он шагнул вперед, проверяя дорогу
палкой, которая сразу же утонула в слякоти. Как и его воины, он был весь
покрыт полузасохшей, полузамерзшей грязью. Жестом он собрал отряд и
поручил мужчинам подобрать сосновые сучья и ветки и уложить их на дорогу.
Надо было что-нибудь соорудить, чтобы не торчать здесь до следующей
недели.
Мужчины и женщины разбрелись, карабкаясь по замерзшей насыпи, исчезая
во тьме леса. Когда они спускались к речным долинам, их было больше и они
не были так измождены. Одежда их обветшала. Янус стоял среди оставшихся
собратьев и тревожно смотрел на чащобу. Он тоже почувствовал опасность.
Увидев Джил, он немного расслабился.
- Джил-Шалос! - окликнул он ее. - Как дела в Убежище?
- Все так же, - крикнула она в ответ. - О Дарках не слышно. Ты
проходил мимо лагеря беженцев?
Он кивнул, и его напряженное, слишком взволнованное лицо, казалось,
застыло в раскаяньи.
- Да, - тихо ответил он. - Прокляните Алвира! Он мог бы принять
оставшихся. Их выжило ничтожно мало. Они бы не причинили ему особого
беспокойства.
Другой голос, тихий, слабый и немного печальный, ответил:
- Напрасно ты так думаешь.
Джил посмотрела наверх. Напротив нее на высокой насыпи дороги стоял
Майо из Трана. Он был похож на завернутый в тряпье труп нищего, чьи волосы
и борода выросли уже после смерти. В лесу послышался шорох, люди Майо,
словно дикие животные, появились из темноты деревьев, толкая перед собой
около дюжины связанных, разоруженных, с кляпами во рту Красных Монахов,
ушедших собирать сосновые сучья.
Крик о помощи замер на губах Януса.
- Это не так уж трудно, - продолжал аббат своим тихим голосом, - даже
для умирающих от голода напасть из засады на одного или двух воинов.
Действительно легче, чем поддерживать эту дорогу изрытой и сбитой в грязь,
непригодной для груженых обозов, и ждать вас здесь. Если бы вас не было
еще три дня, я сомневаюсь, что мы смогли бы поддерживать ее в таком
состоянии. Но сейчас мы добыли еду, - он указал на фургоны, - и
необходимые средства. Стоит только обрести силу, и мы пойдем дальше.
Джил обернулась на шум. Жители Пенамбры выходили из леса. Они тоже
были покрыты сажей и напоминали волков. Они так истощали, что женщин можно
было отличить от мужчин только по отсутствию бороды. Те, у кого не было
стального оружия, несли дубинки. У одной женщины была железная сковорода,
окровавленное дно которой свидетельствовало об успехах хозяйки. Они уже
ползли вниз по насыпям к дороге, намереваясь унести содержимое фургонов.
- Когда-то мы вместе обучались военному делу, Янус, - продолжал Майо.
В искалеченных руках он держал жезл. Джил подозревала, что только он и
помогал ему держаться на ногах. - Может, ты окажешь мне услугу и передашь
мое послание Алвиру.

Джил вздохнула, потерев воспаленные глаза.
- Я бы продала свою сестру арабам за чашку кофе, - заявила она в
пустую темноту. Но никто не услышал это щедрое предложение, и только эхо
полночной тишины прошептало ей ответ.
На Убежище опустилась ночь.
Впрочем, там всегда была ночь. Толстые стены сохраняли мрак внутри
Убежища и надежно защищали от Дарков. Но днем лабиринты коридоров кишели
мерцающими огнями, светом светильников из жира и тлением крошечных
огоньков в грязных и переполненных кельях. Голоса повторялись эхом и снова
отражались смехом, песней, бранью и слухами Убежища. Приход Церкви всегда
был местом, где собирались ремесленники, меняющие свой товар на пищу,
другой товар или просто добрую волю. Люди, стирающие одежду в прудах у
каналов или просто желающие поговорить или поиграть на очки, монеты,
любовь тоже собирались здесь. Глубокой ночью можно было почувствовать
зрелость и возраст Убежища. Пустая тишина Убежища напоминала Джил описания
Гнезд, в которых тайно плодились Дарки.
Безмолвие угнетало ее. Дуновение ветра, липкое, как палец духа,
коснулось ее лица.
Что это?
Джил напряглась и старалась быть начеку. Последние два дня изнурили
ее. Она не принимала участия в Совете, созванном в связи с посланием Майо
из Трана Алвиру, но видела, как канцлер и Джованнин встретили Януса на
ступенях Убежища. Джил заметила мертвенную бледность, покрывшую темное
лицо Алвира при известии, что и несколько тонн продовольствия, и фургоны,
и резервные лошади присвоены аббатом Пенамбры и его людьми. Положение не
улучшилось, когда после минутного потрясения Джованнин сказала:
- Я предупреждала, что отряд должен быть больше.
"Если бы Алвир был колдуном, - подумала Джил, - аббатиса Гея не
миновала бы жестокой расправы".
Какой-то толстяк в зеленом бархате выступил из свиты Алвира и неловко
прокашлялся.
- Милорд, могут ли Дарки уничтожить этого жалкого выскочку и негодяя?
Джованнин сухо ответила.
- У аббата Пенамбры достанет ума и сил, чтобы предотвратить даже это.
Купец поиграл горностаевыми хвостами, что украшали его дублет.
- Тогда мы сами расправимся с ним.
- Этому не бывать.
Резкость неожиданно раздавшегося ответа испугала всех. В серости
хмурого полдня лицо Альды побелело, словно мрамор. Рот ее был крепко сжат,
ноздри расширились от гнева. Никто не заметил, как она подошла.
- Это друзья, а не враги, Бендл Стуфт, и мы дадим им приют в Убежище.
Буду рада, если вы намотаете это себе на ус.
Даже у Алвира не нашлось слов для ответа.
Сразу же начались совещания и переговоры. Прежнюю систему
распределения продовольствия, личный обмен, субсидии и беспорядочную
благотворительность надо было заменить чем-то более разумным, и Джованнин
билась изо всех сил против предложения о генеральной инвентаризации
провизии в Убежище.
Но в тот же день снаружи жители города построили хранилища и
перевезли туда часть продуктов. Это была изнурительная, но необходимая
работа для тех, кто заступал в дозор каждую ночь.
Джил знала: что бы Алвир ни говорил теперь на переговорах, Майо и
жителей Пенамбры примут в Убежище. "Так и должно быть", - подумала она,
распрямляя плечи. Она всегда считала отказ беженцам чудовищно жестоким не
только потому, что Убежище нуждалось в защитниках, но и потому, что это
было просто бесчеловечно. Слишком много долгих ночей она провела в дозоре,
чтобы освободиться когда-либо от ужаса пребывания на открытой местности в
темноте.
Джил подумала о Ледяном Соколе, пробирающемся в одиночестве через
затопленные, полные опасностей долины, и о Руди и Ингольде в пустоте
равнин. Ей так недоставало Ингольда. Джил отдала бы все на свете, чтобы
увидеть их лица в свете костра. Конечно, это было несравнимо с
присутствием Ингольда, с его своеобразным отношением ко всему окружающему,
но по крайней мере она бы знала, что он жив. В ее собственном мире не было
ни одного человека, чья утрата так взволновала бы ее.
Сам мир был дорог ей - освещенное солнцем спокойствие лужаек
университета, позолоченных осенними вечерами, тишина библиотеки в полночь,
когда она наедине с заплесневевшими томами выискивала единственную ссылку
в груде бумаги. К этому времени ее подруги и советник доктор Смэйлс уже
сообщили об ее исчезновении, и родители кинулись на поиски.
Мысль о том, сколько горя им придется пережить, сильно будоражила ее.
Конечно, они бы не нашли ничего, что натолкнуло бы их на мысль о ее
намерении уехать, оставив комнату неприбранной. Возможно, они уже нашли ее
старый красный "фольксваген", ржавеющий в холмах, где в последний раз
видели смертельно усталого рокера по имени Руди Солис. И как бы она все
объяснила по возвращении домой?
Неприятное дуновение потянуло пламя факела, заставляя ее тень
прыгнуть на противоположную стену. В дуновении Джил распознана запах
снега.
Двери Убежища открыты!
Она высоко подняла факел. От темноты глаза ее сузились. Сердце
забилось неожиданно громко. За стенами Убежища была глубокая ночь, Дарки
могли быть где угодно. На таком расстоянии трудно было различить,
увеличились ли тени у ворот, но пламя факела прыгало и дрожало, бросая
закопченные лоскутья на темную стену. Джил не заметила ни одного
караульного, сколько ни старалась.
Ее бил легкий озноб. А вдруг Дарки проникли в Убежище и взяли
стражников в плен. "Среди них должен быть Калдерн", - думала она,
устремляясь по лабиринтам проходов, выложенных каменными плитами. Дым
факела тянулся за ней, как хвост кометы. А вдруг Дарки расправились с
Калдерном... Но как они вошли? Она считала повороты налево и направо,
быстро пробегая по запутанным коридорам, потом вниз по разбитой лестнице.
Меч уже наготове. Пламя факела безумно прыгало вокруг ее быстро движущейся
тени. Она подбежала к дверям.
Внутренние ворота были приоткрыты где-то на фут. Щель темноты между
ними напоминала длинный разрез для глаз в забралах. Джил робко подошла,
чувствуя бешеный бег собственной крови. Ступени, на которых она стояла с
Ингольдом, когда он попросил ее подержать факел, были пусты. Джил
нахмурилась. Итак, если Дарки напали на Калдерна, должны остаться следы
борьбы - кости, кровь, его меч. Если они схватили только его... Она резко
повернулась. За ее спиной на десятки футов простиралась пустота.
"Не берись за это, - мрачно сказала она себе. - Дело прежде всего".
Она открыла внутренние ворота немного шире.
В слабом свете звезд, появившихся в узком прямоугольнике открытых
наружных ворот, она увидела десятифутовый проход. Чернильные тени,
теснящиеся по углам и в своде крыши, были неподвижны. Здесь не было
Дарков. Джил почувствовала бы их. Она подняла факел, и хотя пламя его
трепетало в потоке воздуха, оно не обнаружило ничего, что вызывало бы
беспокойство. Девушка напряглась, как кошка, бесшумно скользнув вниз по
тоннелю, и встала в открытых дверях.
Впервые с тех пор, как Джил пришла в Ренвет, покрывало облаков
разорвалось. Холодный лунный свет изменил мир за стенами Убежища,
превращая снега в алмазы, а тени - в бархат. Иней лежал, как кружево, на
черном камне ступеней. Три вереницы следов тяжелых ботинок вели вниз по
ступеням через замерзшую грязь дорожки к хранилищам, построенным на этой
неделе и заполненным в последние два дня.
Джил устало вздохнула. Все ясно.
Майо и жители Пенамбры появятся в Убежище в ближайшие дни, и провизию
перенесли в хранилища, чтобы освободить место для новеньких. Стража, люди
Алвира и отряды Церкви должны были защищать хранилища.
Следы еще не замерзли. Калдерн мог легко соблазниться. После
неудачной ночной атаки Убежища Дарки больше не пытались сломать ворота, и
пост у ворот обычно передавался капитану караула. Другие караульные знали,
где найти своего командира. "Кто бы мог предположить, - подумала Джил, -
что кто-то на самом деле оставит ворота открытыми и отважится похитить
провизию?"
Их было трое, подумала она, считая следы, а четвертый отвлекал
командира. Значит, это шайка. Не мужчина или женщина, опасающиеся голода,
а организованная банда, которая украла бы столько, сколько смогла, и
спрятала под замок, придерживая до весеннего голода.
Это было ясно, как лунный свет.
Джил стояла в алмазной ночи.
Давно, вспоминала Джил, когда она была школьницей, у нее никогда не
было желания причинить кому-либо вред. Она страстно хотела только знаний,
спокойствия ума и сердца. Она хотела думать, разгадывать загадки,
воссоздавать прошлые времена и искать правду за полемикой тех, кто лгал о
мертвых. Она предпочла знания мужьям, которых могла бы иметь, если бы
когда-нибудь попыталась найти их. Джил предпочла их покою семьи, когда ее
родителей охватил ужас избранного ею пути. Но с того времени утекло много
воды.
Джил бесшумно шагнула во мрак ворот. Прислонившись к массивным
железным переплетам двери, она закрыла ее.
Гаснущее пламя ее факела бросило тусклую позолоту на кольца и рычаги,
управляющие замками. Она слышала приглушенное щелканье механизма глубоко
внутри тонн подвешенного в воздухе железа. Взяв факел из стенного
держателя, Джил поспешила обратно в проход, будто торопясь убежать от
того, что она сделала. Она двигалась бесшумно. Дарки могли проскользнуть
через открытые ворота и затеряться во мраке Убежища. Ярость, вызванная
безответственностью людей, рисковавших не столько своими собственными
жизнями, сколько жизнью каждого обитателя Убежища и неприкосновенностью
последнего Убежища на земле ради денег, была сильнее страха перед Дарками.
За недели, прошедшие с тех пор, как стражники попросили ее стать в их
ряды, Джил истребила дюжины Дарков. Ледяной Сокол сказал, что убийство -
ее призвание. Она не была уверена в том, что хотела принять этот бросающий
в дрожь комплимент. Ведь он говорил о ее черствости и бессердечии, о
предпочтении убивать, нежели быть убитой. Но у нее было сейчас такое
чувство, будто она разрезала линию жизни и оставила троих людей тонуть.
Она была рада, что не видела их лиц и не знала, кто они.
Выходя из внутренних ворот, она услышала странный звук. Что-то
похожее на шуршание ткани или жалобный стон со свистом пронеслось над ее
головой. Недели, проведенные со стражниками, сослужили ей хорошую службу,
и Джил чудом сумела отклонить голову от свинцовой трости. Удар, мощный и
беспощадный, обрушился на плечо. Острая боль пронзила девушку, и она упала
на землю. Факел выпал из ее руки, и Джил оказалась в кромешной тьме.
Она услышала звук шагов и, собравшись с силами, взмахнула мечом.
Раздался крик, и чье-то окровавленное тело рухнуло на Джил, корчась в
агонии. Джил пришла в неистовство от подобной бесцеремонности, нестерпимая
боль жгла плечо.
Понемногу глаза привыкли к темноте. Бородатый, которого она смутно
припоминала, пританцовывал невдалеке. В руке у него был короткий меч.
Ближе к ней стоял еще один преступник с гримасой на одутловатом лице. Его
мучил приступ рвоты. Не вдаваясь в раздумья, Джил попыталась подняться на
ноги, но бородатый, не упуская своего шанса, кинулся к ней, нанося клинком
сверху вниз зверский удар. Сквозь завесу темноты и боли Джил узнала удар
"гробовая наживка", дурацкий прием, и ее реакция была мгновенной. Она
собралась с силами и достала его в выпаде. Кровь хлынула одновременно из
груди и изо рта. В его остекленевших глазах застыло выражение боли и
дилетантского, почти комического удивления.
Коротконогой толстяк бросил свой меч и пустился бежать. Она не
ощущала ничего, кроме холодного странного отчуждения, смешанного со слабым
презрением к его трусости. Первый из нападавших все еще барахтался на
полу, дико вскрикивая на той же высокой ноте и судорожно хватаясь за ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35