- Вы просмотрели переориентировочную ленту. Такой фильм совершенно не
годится для того, чтобы перевоспитать взрослого человека. Его привычки и
рефлексы укоренились в нем так глубоко, что таким простым фильмом его не
убедишь.
- Зачем же тогда вы тратите наше время, заставляя смотреть его? -
выкрикнул кто-то из зала.
- Погодите, пожалуйста. Я хочу сказать, что несмотря на эти
недостатки, мы предназначали фильм именно для взрослых. Разумеется, при
условии, что данный взрослый готов предварительно принять пищу духовную,
которую мы ему предлагаем.
Экран вспыхнул вновь. На нем возникла прелестная пасторальная сцена,
сопровождаемая медленно музыкой. Я не догадывался, к чему этот Стоукс
ведет, но зрелище было умиротворяющим. Почему-то я вспомнил, что недосыпаю
уже четвертую ночь подряд, да и вообще не помню, когда я высыпался. Я
откинулся в кресле и расслабился.
Я не заметил перехода от пейзажа к абстрактным фигурам. Мне казалось,
что звучит та же музыка и на нее накладывается голос - монотонный, теплый,
успокаивающий... Фигуры на экране однообразно поворачивались, и я начал
растворяться в этих узорах...
Тут Новак вскочил со своего стула и с проклятием выключил проектор. Я
выпрямился с острым чувством протеста, почти боли, вызывающей слезы на
глазах. Новак быстро, упорно, хоть и негромко выговаривал Стоуксу, затем
обернулся к нам.
- Встать! - приказал он. - Начинаем разминку! Глубоко вдохните,
пожмите руку вашему соседу справа, постучите его ладонью по спине...
крепче, не ленитесь!
Мы подчинились, но я чувствовал себя дураком. И при том раздраженным
дураком. Мне было так хорошо всего минуту назад, а теперь я вспомнил о
горах бумаг, которые мне никогда не разобрать, и потому не приходится
надеяться, что я выкрою вечером хотя бы десять минут для встречи с Магги.
Молодой гений Новака заговорил:
- Как мне сейчас сказал доктор Новак, - в голосе его не было
раскаяния, он был по-прежнему уверен в себе. - Нет нужды подвергать нашу
аудиторию действию пролога, так как вас не нужно переориентировать. Однако
сам фильм, усиленный предварительным внушением, а если представится
возможность, и добавлением небольшой дозы гипнотического вещества, в 83
процентах случаев поднимает в аудитории политическое чувство, направленное
в нужном направлении. Это было проверено на группе добровольцев. Сам же
фильм является плодом нескольких лет работы аналитиков, основанной на
изучении докладов каждого из членов нашего Братства о том, как они
разочаровались в Пророке и присоединились к революции. Лишнее
отбрасывалось, нужное суммировалось, и то, что в результате получалось,
должно отвратить от Пророка самого верного его последователя. Разумеется,
при условии, что он получит порцию воздействия в момент, когда к этому
подготовлен.
Вот зачем им понадобилось, чтобы каждый из нас обнажал перед ними
свою душу! Что ж, это кажется логичным. Не могли же мы себе позволить
дожидаться того сладостного момента, когда все легаты охраны Пророка
втюрятся в прекрасных дьяконесс и потому у них раскроются глаза.
В дальнем конце зала поднялся пожилой мужчина, похожий на сердитого
Марка Твена.
- Господин Председатель!
- Я вас слушаю, товарищ. Назовите свое имя и округ.
- Вы знаете, Новак, как меня зовут. - Я - Уинтерс из Вермонта. Вы
одобрили эту схему?
- Нет.
- Но он - один из ваших мальчиков.
- Он свободный гражданин. Я контролировал производство фильма и
исследований, на основе которых он создан. План использования фильма был
предложен его группой, я не одобрил это предложение, но согласился на
демонстрацию фильма в вашей аудитории. И я повторяю - он свободный
гражданин, такой же, как и вы все.
- Можно тогда я выскажу свою точку зрения?
- Разумеется.
Пожилой мужчина приосанился и словно наполнился воздухом.
- Джентльмены... леди... товарищи! Я в этом движении состою уже сорок
лет, куда дольше, чем большинство из молодого поколения прожили на свете.
У меня есть брат, такой же хороший человек, как и я, но мы с ним не
разговаривали много тел, потому что он искренне предан установленной вере
и подозревает меня в ереси. И вот теперь этот щенок включает свои
лампочки, чтобы обработать моего брата и сделать его "политически
благонадежным".
Он перевел дыхание и продолжал:
- Свободного человека не надо обрабатывать. Свободные люди свободны
потому, что они предпочитают приходить к собственным умозаключениям и
предрассудкам своим собственным путем, без чужой помощи, и не желают,
чтобы их кормили с чайной ложечки самозваные промыватели мозгов. Мы
сражались, а наши братья истекали кровью и умирали совсем не для того,
чтобы сменить хозяев, какими бы замечательными не были мотивы и побуждения
новых господ. И я должен сказать, что мы с вами попали в яму, в которой
сидим, именно усердием этих умоломов. Годами они учились тому, как
оседлать человека и скакать на нем верхом. Они начали с пропаганды и
подобных ей вещей и дошли до того момента, когда честное жульничество, к
которому прибегает коммивояжер или бродячий торговец, превратилось в
высокую математику, где нормальному человеку никогда не разобраться. - Он
указал пальцем на Стоукса: "Я уверяю вас, что американский гражданин не
нуждается в защите от чего бы то ни было, за исключением таких типов, как
этот!"
- Это глупо, - раздраженно воскликнул Стоукс. - Нельзя давать детям
играть со взрывчаткой. А мы имеем дело именно со взрывчатыми
ингредиентами.
- Американцы - не дети!
- Они дети! По крайней мере большинство.
Уинтерс окинул взором аудиторию.
- Вы видите, что я имел в виду, друзья? Он уже готов взять на себя
роль господа, точно как наш Пророк. Я я на это говорю: дайте народу
свободу, верните нам права свободных людей и детей. И если мы снова
отдадим права в недостойные руки, то сами и будем распутываться - ни у
кого нет права влезать руками в их мозги.
Стоукс смотрел на него, не скрывая презрительной усмешки.
- Мы еще не можем сделать этот мир свободным и безопасным ни для
себя, ни для наших детей, - закончил Уинтерс, - но господь и не
уполномачивал нас на это.
Новак тихо спросил:
- Вы кончили, мистер Уинтерс?
- Да, у меня все.
- Вы тоже уже высказались, Стоукс. Садитесь.
Мне пора было убегать, так что я выскользнул из зала и не увидел
драматического финала этого спора: я не успел отойти от зала и ста шагов,
как Уинтерс упал и испустил дух.
Но даже это прискорбное событие не прервало собрания. Оно приняло две
резолюции: ни один гражданин не может быть подвергнут гипнозу либо иному
психологическому воздействию без его письменного на то согласия, и ни один
политический или религиозный текст не может быть применен во время первых
выборов.
Я так и не знаю, кто был прав в том споре. В последующие несколько
недель мы бы чувствовали себя куда спокойней и уверенней, если бы знали,
что народ твердо нас поддерживает. Но пока мы были лишь временными
правителями страны и по ночам появлялись на улице как минимум вшестером,
не осмеливаясь выходить в меньшем составе.
Правда, теперь у нас появилась униформа. Ее сшили из самой дешевой
ткани в средних армейских размерах, мне мой мундир был мал. По мере того
как мундиры поступали через канадскую границу, мы спешили одеть в них
армию - белые повязки уже никого не удовлетворяли.
Помимо наших серо-голубых комбинезонов, вокруг появились и другие
униформы: их носили как бригады добровольцев, прибывшие в Америку из-за
рубежа, так и некоторые национальные части из Африки. Мормонские батальоны
надели тоги и отрастили бороды. Они шли в бой, распевая давным-давно
запрещенный гимн: "Вперед, вперед, святые люди!" С тех пор как мормоны
получили обратно чтимый ими храм, штат Юта, центр мормонов, стал самым
надежным штатом среди тех, в которых мы установили контроль. Была своя
униформа и у католического Легиона, и это было полезно, потому что мало
кто из них говорил по-английски. Солдаты Христианского Движения также
носили совсем иные мундиры, и это понятно, потому что они оказались
соперниками нашего Братства уже в подполье и не одобряли нашего
выступления, полагая, что следовало еще подождать. Наконец армия Иеговы,
набранная в резервациях парий на северо-западе и усиленная добровольцами
со всего мира, носила мундиры, которые можно описать лишь как иностранные.
Хаксли осуществлял тактическое командование над всеми этими частями.
Но их нельзя было еще назвать армией, скорее это был многочисленный сброд.
Единственное утешение заключалось в том, что армия Пророка была
невелика. В ней было меньше двухсот тысяч человек - точнее это внутренняя
полиция, чем армия, и из этого числа лишь немногие смогли пробиться в
Новый Иерусалим и укрепить таким образом гарнизон Дворца. К тому же раз
США уже сто лет не вели войн, Пророк не мог набрать добровольцев из числа
ветеранов.
Правда, и мы были лишены возможности это сделать. Большая часть
боеспособных солдат и офицеров была разбросана по всей стране и охраняла
узлы связи и прочие ключевые пункты больших городов, и нам нелегко было
найти людей даже для этой работы. Штурм Нового Иерусалима заставит, как
все понимали, подскрести со дна последние силы.
Это мы и старались сделать.
Дни, проведенные в штабе до начала восстания, уже казались мне
спокойными и патриархальными. У меня теперь было тридцать помощников, и я
не подозревал, чем занимался каждый второй из них. К тому же массу времени
отнимали попытки удержать ОЧЕНЬ Знатных граждан, желающих помочь
Революции, от немедленной встречи с генералом Хаксли.
В эти дни случился один инцидент, который оказался важным для меня
лично. Как-то моя секретарша вошла ко мне и сказала:
- Вас хочет видеть ваш близнец.
- Что? У меня нет братьев, тем более близнецов.
- Сержант Ривс, - пояснила она.
Он вошел, мы пожали друг другу руки и обменялись приветствиями. Я
действительно был очень рад его видеть и сказал ему, что выполнил большую
часть его работы.
- Да, кстати, я не успел никому сказать, что нашел вам нового клиента
в Канзас-сити. Магазин Эмери, Бэрда и Тейера. Можете воспользоваться.
- Я постараюсь, спасибо.
- Я не знал, что вы - солдат.
- Да я и не солдат. Но я стал им, когда мой пропуск потерял...
силу...
- Простите меня за это.
- Не стоит извиняться. Я научился обращаться с оружием и буду
участвовать в операции "Удар".
- Ой-ой, это условное обозначение совершенно секретно.
В самом деле? Надо будет сказать нашим ребятам. А то они, по-моему,
этого не понимают.
Я переменил тему.
- Собираетесь остаться в армии?
- Нет, вряд ли. Да, я хотел спросить вас, полковник. Вы полковник, не
так ли?
- Да.
- Вы что, останетесь в армии? А то займемся текстилем!
Я удивился, но все-таки ответил:
- Что же, мне понравилось быть коммивояжером.
- Ну и хорошо, а то я остался без работы и подыскиваю партнера.
- Не знаю, - ответил я. - Я не заглядываю в будущее дальше, сем
операция "Удар". Может быть, я останусь в армии, хотя не могу сказать, что
военная служба нравится мне так же, как нравилась когда-то. Не знаю. Мне
хотелось бы сидеть в винограднике под фиговым деревом.
- И никого не бояться, - закончил он за меня. - Хорошая мысль. Но
почему бы вам, сидя под этим деревом, не развернуть несколько штук ситца?
Ведь урожай с виноградника может подвести. Подумайте.
- Обязательно подумаю.

15
Мы с Магги поженились за день до штурма Нового Иерусалима. Медовый
месяц продолжался ровно двадцать минут, пока мы стояли, держась за руки,
на пожарной лестнице возле моего кабинета, - единственное место, куда не
заходили посетители и начальники. Потом я вылетел на ракете, везя Хаксли
на исходные позиции.
Я попросил разрешения сесть за штурвал истребителя во время штурма,
но Хаксли отказал мне в просьбе.
- Зачем, Джон? - сказал он. - Войну мы не выиграем в воздухе. Она
решится на земле.
И он, как всегда, был прав. У нас было очень мало ракет и еще меньше
надежных пилотов. Большая часть ВВС была выведена из строя, а некоторые
летчики улетели в Канаду и были там интернированы. С теми машинами, что у
нас были, мы могли только периодически бомбить дворец, чтобы заставить
неприятеля не высовываться наружу.
Кроме того, мы не могли серьезно повредить его, и это было известно и
нам, и им. Дворец, такой роскошный снаружи, был под землей самым
недоступным бомбоубежищем в мире. Он рассчитан на прямое попадание ядерной
бомбы - глубинные туннели выдержат. А Пророк и его отборные войска
находились именно в этих туннелях. Даже та часть, что поднималась над
землей, была относительно неуязвима для обычных бомб, которыми снабжены
наши самолеты.
Мы не прибегали к атомному оружию по трем причинам: во-первых, у нас
не было ни одной атомной бомбы. Насколько мне известно, в США не
изготовлено ни одной атомной бомбы после окончания III-й мировой войны и
подписания договора в Иоганнесбурге. Во-вторых, мы не смогли бы добыть ни
одной бомбы. Конечно, можно было попытаться выторговать две-три бомбы у
Федерации, ежели бы нас признали законным правительством США. Но если
Канада нас уже признала, то Великобритания с признанием не спешила, также
не было признания и со стороны Североафриканской федерации. Бразилия
колебалась. По крайней мере она послала в Сан-Луи своего поверенного в
делах. Но даже если бы нас признали все члены Федерации и приняли в нее,
она бы никогда не согласилась выделить атомную бомбу для сведения счетов в
гражданской войне. И, в-третьих, должен вас уверить, что мы бы не стали
прибегать к атомному оружию, даже если бы готовая бомба лежала у меня на
коленях. И не потому, что были боязливы. Дело в том, что бомба, сброшенная
на дворец, убила бы не менее ста тысяч наших сограждан в городе и почти
наверняка Пророк остался бы жив.
Приходилось выкапывать Пророка из норы, как барсука.
В 00 часов 01 минуту мы двинулись ко дворцу со стороны реки Делавар.
В нашем распоряжении было тридцать четыре наземных крейсера, тринадцать из
них - настоящие тяжелые машины, остальные либо устаревшие, либо
легковооруженные. Это все, что оставалось от бывших бронечастей Пророка.
Остальные крейсеры были уничтожены верными ему офицерами. Тяжелыми
машинами мы хотели взломать стены. Легкие должны были сопровождать
транспорт, везущий пятитысячный штурмовой отряд.
Мы слышали, как шла бомбежка дворца, - глухие взрывы и содрогание
воздуха доносились даже сюда. Бомбежка продолжалась уже тридцать шесть
часов, и мы надеялись, что никому во дворце не удалось выспаться за это
время, тогда как все наши солдаты по приказу спали по двенадцать часов
подряд.
Ни один из наших крейсеров не был рассчитан на то, чтобы быть
флагманом, поэтому в конической башне одного из них мы устроили командный
пункт, выбросив телевизор дальнего действия и освободив место для нужных
нам приборов управления боем. За моей спиной скорчились в тесноте
психооператор и его команда телепатов, состоявшая из восьми женщин и
невротического четырнадцатилетнего мальчика. Теоретически каждый из них
мог контролировать четыре канала связи, но я сомневался, чтобы на практике
у них это получилось.
Вперед мы двинулись зигзагами. Хаксли выхаживал по рубке спокойный,
как улитка, посматривая мне через плечо и читая полученные сводки и
донесения. Успевал он следить и за экранами телевизоров. Пеннойер
командовал левым крылом и своим крейсером, Хаксли - правым крылом.
В 12.32 телевизоры погасли. Противник расшифровал нашу частоту и
вывел из строя все телевизоры. Это было теоретически невозможно, но он это
сделал. В 12.37 вышло из строя радио.
К этой неудаче Хаксли отнесся равнодушно.
- Переключитесь на телефонную связь, - сказал он.
Связисты уже предупредили его приказ: наши приемники и передатчики
работали теперь на инфракрасных лучах - от корабля к кораблю. Прошел еще
час. Хаксли так же неторопливо бродил по рубке, посматривая иногда на
схему расположения движущихся крейсеров. Наконец он сказал:
- Пора перестраиваться в штурмовые порядки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16