Роберт ХАЙНЛАЙН
ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ...


1
На посту было холодно. Я было захлопал в ладоши, чтобы согреться, но
тут же остановился, испугавшись потревожить Пророка. В ту ночь я стоял на
часах как раз у его личных апартаментов - эту честь я заслужил, выделяясь
аккуратностью на поверках и смотрах. Но сейчас мне совсем не хотелось
привлекать его внимания.
Был я тогда молод и не очень умен - свежеиспеченный легат из Вест
Пойнта, один из ангелов господа, личной охраны Воплощенного Пророка.
При рождении мать посвятила меня Церкви, а когда мне исполнилось
восемнадцать, дядя Абсолом, старший мирской цензор, припал к стопам Совета
старейшин, дабы они рекомендовали меня в военное училище.
Вест Пойнт меня вполне устраивал. Конечно, я, также как и мои
однокурсники, ворчал на военную службу, но уж если говорить честно, мне
нравилась монашеская жизнь - подъем в пять, два часа молитв и размышлений,
потом лекции и занятия разнообразными военными дисциплинами: стратегией,
теологией, психологией толпы, основами чудес. После обеда мы
практиковались в стрельбе и укрепляли тело упражнениями.
Я не был в числе лучших кадетов и не надеялся стать ангелом господа,
хотя и мечтал об этом. Но у меня всегда были отличные отметки за
послушание и неплохие по практическим дисциплинам. И меня выбрали. Я был
почти греховно горд. Еще бы, попасть в самый святой из всех полков
Пророка, в котором даже рядовые были в ранге офицеров и которым командовал
Разящий Меч Пророка, маршал войск. В день, когда я получил блестящий щит и
копье, положенные ангелу, я поклялся готовиться к принятию сана, как
только достигну звания капитана, которое позволяло на это надеяться.
Но в эту ночь, спустя несколько месяцев с того первого дня, несмотря
на то, что щит мой блестел как прежде, в сердце моем появилось тусклое
пятнышко. Жизнь в Новом Иерусалиме оказалась не совсем такой, как я
представлял ее в Вест Пойнте. Дворец и Храм были пронизаны интригами и
политиканством. Священники, дьяконы, государственные министры, дворцовые
функционеры - все были заняты борьбой за власть и благорасположение
Пророка. Даже офицеры нашего полка не избежали этого. Наш славный девиз
"Non Sibi Sed Dei" [Ничего для себя - все богу (лат.)] приобрел кисловатый
привкус.
Я и сам был не без греха. Хоть я и не вмешивался в драку за мирские
блага, я совершил нечто такое, что было греховнее: я посмотрел с
вожделением на посвященную особу другого пола.
Прошу вас, поймите меня лучше, чем я сам себя тогда понимал. По
возрасту я был мужчина, а по опыту - ребенок. Единственная женщина,
которую я хорошо знал, была моя мать. Мальчишкой в семинарии, прежде чем
попасть в Вест Пойнт, я почти боялся девочек. Мои интересы ограничивались
уроками, матерью и военным отрядом нашего прихода. В военном училище я
попросту не видел женщин. Мои человеческие чувства были заморожены, а
случайные соблазнительные сны я расценивал как искушения дьявола.
Но Новый Иерусалим - не Вест Пойнт, и ангелам не запрещалось
жениться, хотя большинство из моих товарищей не стремились к этому, ибо
женитьба вела к переводу в один из обычных полков, а многие из нас лелеяли
надежду стать военными священниками.
Не запрещалось выходить замуж и мирским дьяконессам, которые работали
во Дворце и в Храме. Но чаще всего они были старушками, напоминавшими мне
моих тетушек и вряд ли способными вызывать романтические чувства. Не
увлекался и более молодыми сестрами, пока не встретил сестру Юдифь.
Я стоял на том же посту месяц назад, впервые охраняя личные
апартаменты Пророка, и, разумеется, волновался, ожидая обхода дежурного
офицера.
Во внутреннем коридоре напротив моего поста вспыхнул на мгновение
свет, и я услышал звуки шагов. Я взглянул на хроно: конечно, это
девственницы, обслуживающие Пророка. Каждую ночь, в десять часов, они
сменялись. Я никогда не видел этой церемонии и не надеялся увидеть. Я знал
только, что девственницы, заступающие на суточное дежурство, тянули жребий
- кому выпадет честь лично прислуживать священной особе Воплощенного
Пророка.
Я не стал больше прислушиваться и отвернулся. Минут через пятнадцать
фигура в темном плаще проскользнула мимо меня, подошла к парапету,
остановилась там и стала смотреть на звезды. Я выхватил пистолет, но тут
же смущенно сунул обратно в кобуру, потому что понял, что это
всего-навсего дьяконесса.
Сначала я решил, что она - мирская дьяконесса, могу поклясться, мне и
в голову не пришло, что она может быть священной дьяконессой. В уставе не
было пункта, запрещавшего им выходить из покоев, но я никогда не слышал,
чтобы они это делали.
Не думаю, что она меня заметила прежде, чем я сказал: "Мир тебе,
сестра".
Она вздрогнула, подавила крик, но потом собралась все-таки с духом и
ответила: "Мир тебе, малый брат".
И только тогда я увидел на лбу ее звезду Соломона, знак семьи
Пророка.
- Простите, старшая сестра, - сказал я. - Я не увидел в темноте.
- Я не оскорблена.
Мне показалось, что она завязывает разговор. Я понимал, что нам не
следует говорить наедине: ее смертное тело было посвящено Пророку, так же
как душа - господу, но я был молод и одинок, а она - молода и очень хороша
собой.
- Вы прислуживаете Его святейшеству этой ночью, старшая сестра?
Она покачала головой.
- Нет, я не удостоилась этой чести. Жребий пал не на меня.
- Должно быть, это великая честь - лично служить Пророку...
- Разумеется, хотя я не могу судить об этом по своему опыту. Жребий
еще ни разу не пал на меня.
Она добавила с горячностью:
- Я немного волнуюсь. Поймите, я здесь совсем недавно.
Несмотря на то, что дьяконесса была выше меня по чину, проявление
женской слабости тронуло меня.
- Я уверен, что вы проявите себя с честью.
- Спасибо.
Мы продолжали беседовать. Выяснилось, что она пробыла в Новом
Иерусалиме даже меньше, чем я. Она выросла на ферме в штате Нью-Йорк и
была отобрана для Пророка в семинарии Элбени. В свою очередь я рассказал
ей, что родился на Среднем Западе, в пятидесяти милях от стены Истины, где
был посвящен Первый Пророк. Я сказал ей, что меня зовут Джон Лайл, а она
ответила, что ее зовут сестра Юдифь.
Я совсем забыл о дежурном офицере и о его неожиданных проверках и
готов был болтать всю ночь, когда вдруг услышал, как мой хроно прозвенел
четверть первого.
- Боже мой, - воскликнула сестра Юдифь, - мне давно пора быть в
келье. - Она бросилась бежать, но остановилась...
- Вы на меня не донесете... Джон Лайл?
- Я? Никогда.
Я думал о ней до конца дежурства.
Я так и не смог выкинуть из головы сестру Юдифь. За месяц, прошедший
с тех пор, я видел ее раз пять-шесть. Однажды на эскалаторе. Она ехала
вниз, а я вверх. Мы не сказали ни слова, но она узнала меня и улыбнулась.
Всю ночь после этого мне снился эскалатор, но я никак не мог сойти с него,
чтобы поговорить с ней. Другие встречи были так же мимолетны. Как-то я
услышал ее голос: "Здравствуй, Джон Лайл!" и, обернувшись, заметил только
закутанную в плащ фигуру, проскользнувшую к двери. Однажды видел, как она
кормила лебедей в крепостном рву. Я не подошел к ней, но, по-моему, она
меня заметила.
И вот, через месяц, снова стоя на посту, уже не надеясь, что она
выйдет из дворца, я услышал:
- Добрый вечер, Джон Лайл.
Я чуть не выскочил из сапог. Сестра Юдифь стояла в темноте, под
аркой. Я с трудом выдавил из себя:
- Добрый вечер, сестра Юдифь.
- Шш-ш! - прижала она палец к губам. - Нас могут услышать, Джон...
Джон Лайл - это, наконец, произошло. На меня пал жребий.
Я сказал:
- А! - и потом добавил растерянно: - Поздравляю вас, старшая сестра,
да прояснит господь лицо Пророка в то время, когда вы будете ему
прислуживать.
- Да, да, спасибо, - ответила она быстро... Джон... мне хотелось
выкроить несколько секунд, чтобы поговорить с вами. Но теперь я не могу,
мне нужно получить напутствие и помолиться. Я должна вас покинуть.
- Вы лучше поспешите, - согласился я. Я был разочарован оттого, что
она не может побыть со мной, но счастлив, что она отмечена высокой честью,
горд, что она не забыла меня даже в такой момент.
- Да пребудет с вами господь, - добавил я.
- Мне так хотелось сказать вам, что меня выбрали, - сказала она. Ее
глаза блестели, и я решил, что это радость. Но ее следующие слова поразили
меня.
- Я боюсь, Джон Лайл.
- Боитесь? - Я почему-то вспомнил, как дрожал мой голос, когда я
впервые командовал взводом. - Не бойтесь. Вы проявите себя достойно.
- О, я надеюсь. Молитесь за меня, Джон Лайл.
И она исчезла в темноте коридора.
Я не молился за нее, а старался представить, где она, что она
делает... Но так как я знал о том, что творится внутри дворца Пророка, не
больше, чем корова знает о военном трибунале, то вскоре отказался от этого
и стал думать просто о Юдифи.
Позже, через час или даже больше, мои размышления были прерваны
пронзительным криком внутри дворца. Тут же послышался топот шагов и
возбужденные голоса. Я бросился внутрь коридора и натолкнулся на кучку
женщин, столпившихся у портала апартаментов Пророка. Трое из них выносили
что-то из апартаментов. Они остановились, выйдя в коридор, и опустили свою
ношу на пол.
- В чем дело? - спросил я и вытащил из ножен меч.
Пожилая сестра повернулась ко мне.
- Ничего особенного. Возвращайтесь на пост, легат.
- Я слышал крик.
- Это вас не касается. Одна из сестер лишилась чувств, когда Пророк
обратился к ней.
- Кто она?
- Да вы, я посмотрю, любопытны, младший брат. - Пожилая сестра пожала
плечами. - Если это вас так интересует - сестра Юдифь.
Я не успел подумать, как у меня вырвалось:
- Пустите меня к ней!
Пожилая сестра загородила мне дорогу.
- Вы сошли с ума? Сестры отнесут ее в келью. С каких это пор ангелы
приводят в себя нервных девственниц?
Я мог отбросить ее одним пальцем, но уже понял, что она права. Я
отступил и вернулся на пост.
С этого дня я не мог не думать о сестре Юдифи. В свободные часы я
обшаривал те части дворца, куда я имел право заходить, в надежде ее
увидеть. Она могла быть больна, может быть, ей запрещено покидать келью за
то, что она нарушила дисциплину. Но я ее так и не увидел.
Мой сосед по комнате Зебадия Джонс заметил мое настроение и пытался
развлечь меня. Зеб был на три курса старше меня и в Вест Пойнте я был его
подопечным. Теперь он стал моим ближайшим другом и единственным человеком,
которому я полностью доверял.
- Джонни, дружище, ты на покойника стал похож. Что тебя грызет?
- А? Ничего особенного. Может быть, несварение желудка.
- Так ли? Пройдемся? Свежий воздух очень помогает.
Я дал ему вывести себя наружу. Он говорил о пустяках, пока мы не
вышли на широкую террасу, окружающую южную башню. Здесь мы были вне
пределов досягаемости подслушивающих и подглядывающих устройств. Тогда он
сказал:
- Давай выкладывай все.
- Кончай, Зеб. Тебе еще моих забот не хватало.
- Почему бы и нет? На то и друзья.
- Ты не поверишь. Ты будешь потрясен.
- Сомневаюсь. Последний раз это со мной случилось, когда я в покере
прикупил четырех королей к джокеру. Тогда ко мне вернулась вера в чудеса,
и с тех пор ее довольно трудно поколебать. Давай начинай. Мы назовем это
задушевной беседой между старшим и младшим товарищами.
Я дал ему себя уговорить. К моему удивлению, Зеб совсем не был
шокирован, узнав о святой дьяконессе. Тогда я рассказал ему все по
порядку, сознался в сомнениях и тревогах, касающихся не только сестры
Юдифи, но и всего, что мне пришлось услышать и увидеть после приезда в
Новый Иерусалим.
Зеб кивнул головой и сказал:
- Зная тебя, могу представить, как ты на все это реагируешь.
Послушай, ты на исповеди не повинился?
- Нет, - ответил я в растерянности.
- Ну и не надо. Держи язык за зубами. Майор Багби человек широких
взглядов, его этим не удивишь, но он может счесть необходимым доложить по
инстанции. Не думаю, что тебе доставит удовольствие встреча с инквизицией,
даже если ты трижды невиновен... Каждому порой приходят в голову греховные
мысли. Но инквизитор ищет грех, и если он его не находит, он продолжает
копать, пока не найдет.
При мысли, что меня могут вызвать на допрос, у меня подвело кишки. Я
старался не показать страха перед Зебом, а он тем временем продолжал:
- Джонни, дружище, я преклоняюсь перед твоей чистотой и наивностью,
но я им не завидую. Порой избыток набожности скорее недостаток. Тебя
поразило, что для управления нашей страной недостаточно распевать псалмы.
Для этого надо также заниматься политикой. Я ведь тоже прошел сквозь все
это, когда приехал сюда, но, честно говоря, я и не ожидал увидеть ничего
другого, так что пережил первое знакомство с действительностью довольно
спокойно.
- Но... - начал я и замолчал. Его слова звучали как ересь.
Я переменил тему разговора:
- Зеб, как ты думаешь, что могло расстроить Юдифь, раз она лишилась
чувств в присутствии самого Пророка?
- А я откуда знаю? - он взглянул на меня и отвернулся.
- Ну... я полагал, что ты можешь знать. Ты обычно знаешь все сплетни
во дворце.
- Хорошо... впрочем, нет, забудь об этом, старина. Это совсем не
важно.
- Значит, ты все-таки знаешь?
- Я этого не сказал. Может быть, я могу догадаться, но ведь тебе мои
догадки ни к чему. Так что забудь об этом.
Я остановился, глядя ему в лицо.
- Зеб, все, что ты знаешь или можешь догадываться... Я хочу услышать
сейчас. Это мне очень важно.
- Спокойней. Не забудь, что мы с тобой гуляем по террасе,
разговариваем о коллекционировании бабочек и размышляем, будет ли у нас на
ужин говядина.
Все еще волнуясь, я двинулся дальше. Он продолжал, понизив голос:
Джон, господь бог не наградил тебя быстрой сообразительностью... Ты
не изучал внутренних мистерий?
- Нет. Офицер по психической классификации не допустил меня. Сам не
знаю, почему.
- Мне надо было бы познакомить тебя с некоторыми положениями этого
курса. Хотя я не мог этого сделать - ты еще был тогда первокурсником.
Жалко. Понимаешь, они умеют объяснять такие вещи куда более деликатным
языком, чем я... Джон, в чем, по-твоему, заключаются обязанности
девственниц?
- Ну, они ему прислуживают, готовят пищу и так далее...
- Ты абсолютно прав. И так далее... А твоя сестра Юдифь, если судить
по твоему описанию, - молоденькая невинная девочка из провинции. Очень
религиозная и преданная, так?
Я ответил, что ее преданность религии видна с первого взгляда. Это
меня к ней и привлекает.
- Понимаешь, она могла лишиться чувств, услышав довольно циничный и
откровенный разговор между Воплощенным Пророком и, скажем, одним из его
министров. Разговор о налогах и податях, о том, как лучше выжимать их из
крестьян. Вполне вероятно, хотя вряд ли они стали бы говорить на такие
темы перед девственницей, впервые вышедшей на дежурство. Нет, наверное,
это было "и так далее".
- Я тебя не совсем понимаю.
Зеб вздохнул.
- Ты и в самом деле божий агнец. Я-то думал, что ты все понимаешь, но
не хочешь признаться. Знай, что даже ангелы общаются с девственницами
после того, как Пророк получил свое... Уж не говоря о священниках и
дьяконах дворца. Я помню, как...
Он замолчал, увидев выражение моего лица.
- Немедленно приди в себя! Ты что, хочешь, чтобы кто-нибудь нас
заметил?
Я постарался это сделать, но не смог справиться с ужасными мыслями,
мятущимися в голове. Зеб тихо продолжал:
- Я предполагаю, если это для тебя важно, что твой друг Юдифь имеет
полное право продолжать считать себя девственницей как в физическом, так и
в моральном смысле этого слова. Она может таковой и остаться при условии,
что Пророк на нее достаточно зол. Она, очевидно, так же недогадлива, как и
ты, и не поняла символических объяснений, преподнесенных ей. А когда уж ей
ничего не оставалось, как понять, подняла шум...
Я снова остановился, бормоча про себя библейские выражения, которые я
и не думал, что помню. Зеб тоже остановился и посмотрел на меня с
терпеливой циничной улыбкой.
- Зеб, - взмолился я. - Это же ужасно! Не может быть, чтобы ты все
это одобрял.
- Одобрял? Послушай, старина, это все часть Плана. Мне очень жаль,
что тебя не допустили до высшего изучения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16