Саган помрачнел. Он раздраженно похлопывал по подлокотнику.
«Неподходящая связь, которая постоянно не дает ей достичь той высоты, на которую она достойна вознестись. Раньше Дикстер был для меня досадной помехой, но теперь, по здравом размышлении, я вижу, что он представляет опасность. Впрочем... впрочем, сегодня ночью этому придет конец. Но это означает, что я не могу ей ничего сказать. Нет, ничего не стану ей рассказывать».
Солнце садилось, когда Дерек Саган прибыл во дворец. На небе чередовались огненные и золотые полосы, переходившие в пурпур, а в самой середине багровело алое пятно. На противоположной стороне горизонта сгущалась ночь, окутывавшая темнотой весь дворец, кроме башен с западной стороны. Штабная машина приземлилась, поплыла на воздушной подушке. К машине поспешил дворцовый лакей, чтобы открыть дверцу.
Дерек в спешке чуть не сбил его этой дверцей. Выбравшись из машины, он посмотрел вверх, на массивные стены дворца. Внутри кипели жизнь и веселье, горел свет, но снаружи они оставались такими же темными и пустыми, как сама ночь. Лишь на одну башню, чуть возвышавшуюся над остальными, упали последние лучи заходящего солнца.
Саган умерил торопливую походку, чтобы посмотреть. Солнце опустилось ниже; темнота неудержимым приливом ползла по башне вверх. Но свет еще оставался – красно-золотой огонь горел тем ярче, чем темнее становилась ночь. Он и раньше видел закаты, наблюдал сказочные стеклянные стены дворца чуть ли не в любое время суток, днем и ночью, но ничего подобного еще не видел. Он вырос с верой в предзнаменования, в знаки небес. И сейчас, в этот решающий момент, когда на чашу весов брошены победа и бесславное поражение, он был в высшей степени восприимчив ко всему, что Бог попытался бы до него донести.
Солнце опускалось все ниже, пока на уже ночном горизонте не осталась лишь узенькая полоска огня. Отражавшееся на башне пламя тускнело, как догорающая свеча. Солнце пропало. Ночь затопила дворец; неровный огонек на башне вспыхнул и погас. Тьма.
Удовлетворившись увиденным, Саган зашагал вверх, по бесчисленным хрустальным ступеням, ведущим к огромным серебряным дверям дворца. Впереди шел лакей, освещавший путь фонарем, яркий, но узкий луч которого лишь ненадолго отвлекал внимание от сумрачного великолепия ночи, отражавшегося в стенах дворца.
Добравшись наверх, Саган отпустил лакея. Двери распахнулись ему навстречу. Из дворца вырвались тепло, свет, шум, водопадом покатившиеся по ступеням. Дерек помедлил, в последний раз взглянув на башню.
По-прежнему темная. Но над парапетом сияла одинокая звезда.

Леди Мейгри Морианна нетерпеливо возилась с застежкой, пытаясь закрепить цепочку на шее. Решив, что дело сделано, она отвернулась от зеркала и почувствовала, как звездный камень соскальзывает по ее темно-синему бархатному наряду. Поймав камень на лету, она выругалась вполголоса и снова принялась сражаться с застежкой, которая на этот раз запуталась в волосах.
Услышав стук в дверь, она остановилась. Открыла ее фрейлина – эту почетную должность обычно занимали представительницы мелкой знати. По оскорбленному лицу пожилой женщины, по румянцу на ее щеках Мейгри сообразила, что ее ругательства стали слишком громкими и изощренными. Она со вздохом прикусила губу и умолкла. В комнату вошел ее брат.
– Неужели это ты? Я думал, что по ошибке забрел в солдатские казармы, – с мягкой укоризной заметил Платус.
– Да все эта чертова цепь. Никак не хочет висеть! Наверное, застежка сломалась...
Он забрал у нее звездный камень и без особого труда застегнул цепочку.
– Остынь, – шепнул он, похлопав ее по плечу.
– Позвольте, миледи, уложить вам волосы, – сказала, приближаясь, фрейлина.
– Да что там укладывать? Разок щеткой махнуть? Да я...
Заметив взгляд брата, Мейгри с вызывающим видом плюхнулась в кресло перед зеркалом.
– Ты уже не на военном корабле. Ты – дочь правительницы планеты и находишься во дворце ее короля, – пробормотала про себя Мейгри, передразнивая интонации Платуса.
Вооружившись щеткой, фрейлина пыталась распутать светлые тонкие волосы. Под этой пыткой Мейгри скрипела зубами и сидела неподвижно и напряженно.
– Почему ты так рано одеваешься? – спросил Платус. – До банкета еще несколько часов.
– Хочу повидаться с Семели до приема. Потом уже не будет времени переодеться.
– Не думаю, что к ней можно посетителям.
– Для меня сделают исключение.
В зеркале отражались серые и холодные решительные глаза.
– Да, наверное, сделают, – сухо согласился брат. – Как она себя чувствует?
– Не встает. Похоже, никак не остановят кровотечение. Месяца два назад у нее уже были преждевременные схватки. Тогда она чуть не потеряла ребенка. – Мейгри сжала кулак. – А мне, конечно, ничего не сообщили!
Фрейлина издавала кудахчущие звуки, пытаясь, очевидно, удержаться от колкости.
– А что ты могла сделать? – спросил Платус. – Ведь ты находилась в зоне боевых действий.
– Я могла... Ой! К чертям собачьим! Отдайте! Вскочив, Мейгри выхватила из рук перепуганной женщины щетку и швырнула ее в угол.
– Убирайтесь! – в ярости закричала она.
– Никогда! – фыркнула фрейлина, уперев руки в широкие бока.
– Думаю, вам лучше уйти, – примирительным тоном сказал Платус. – Моя сестра несколько перевозбуждена.
– Ваша сестра, милорд, испорченная особа! – с чувством выпалила фрейлина, вылетая из комнаты.
Захлопнув за ней дверь, Платус повернулся и увидел сестру, стоявшую в своем лучшем парадном наряде на коленях, заглядывающей под кровать.
– Мейгри! Да ты вся в пыли! Что...
– Я потеряла туфли!
– Да вставай же. Иди посиди. Я посмотрю.
Порывшись под кроватью, Платус извлек три башмака, два из которых были парными, что он счел великой удачей.
– Эти? Они черные. А куда подевались туфли, сшитые под это платье?
– Я их выкинула. Эти сойдут. Все равно на мои ноги никто не будет смотреть. Это чертово платье такое длинное. Я полночи об него спотыкаться буду. Она вырвала у него туфли и попыталась надеть.
– Не на ту ногу, милая, – мягко заметил Платус. Мейгри забросила туфель под кресло. Она уперлась локтями о туалетный столик, уронив голову в ладони.
– Пожалуй, Платус, тебе лучше уйти.
Но он подошел к ней и положил руки ей на плечи.
– Он еще не вернулся.
Подняв голову, Мейгри посмотрела на отражение брата в зеркале. Они не были похожи. Платус, которому было тридцать с небольшим, пошел в мать, мягкую, чувствительную женщину, любившую музыку и поэзию. По приказу короля ее выдали за правителя планеты, не только отдаленной от ее родной планеты на многие световые годы, но и не похожей на нее во всех отношениях.
Подобные браки не были редкостью среди особ Королевской крови, ветви которой всегда старались укрепить «свежей струей». В этих целях бедняжка имела несчастье быть признанной идеальной парой для варвара-короля воинственного народа. Еще большим несчастьем для нее стало то, что она родила ему сына такого же мягкого и миролюбивого, как и она сама. Мальчик был отрадой для нее и жестоким разочарованием для отца. Платуса отослали в Королевскую академию, как только король счел приличным избавиться от хрупкого, умного ребенка. Оставшись без опоры, бедная женщина без сожалений рассталась с жизнью, родив дочь Мейгри.
Воинственный король не видел в девочке никакой пользы и не обращал внимания на дочь до тех пор, пока однажды не увидел, проходя мимо детской, как четырехгодовалая Мейгри протыкает одну из своих кукол небольшим, изготовленным вручную копьецом. С того самого дня его дочь всегда находилась при нем, пока король Старфайер, прослышавший о том, что девочка Королевской крови растет в военных лагерях, не велел ее оттуда забрать.
Хотя Платус был куда больше похож на мать, они оба унаследовали светлые волосы, стройные фигуры и любовь к музыке и поэзии. Платус был высоким и худощавым, с тонкими, редеющими на макушке волосами. Его руки с тонкими пальцами напоминали руки музыканта. Голубые глаза имели мягкое и задумчивое выражение. Характер у него был ровный, он редко выходил из себя и собирался уйти из Стражей из-за своих пацифистских взглядов.
У Мейгри было лицо матери с серыми отцовскими глазами. Воинственный отец гордился своей девочкой, ставшей искусным бойцом, опытным пилотом. Она любила брата, но не понимала его. Они никогда не были особенно близки, а его решение об отставке стало причиной не одной жестокой ссоры между ними.
Но теперь Мейгри разглядела фамильное сходство между ними, каким бы отдаленным оно ни было. Наивысшей степени это сходство достигало, когда Мейгри была усталой, печальной... или испуганной.
– Нет, еще не вернулся, – сказала она.
– Может, и вернулся, просто ты его еще не видела. Его комнаты в другом крыле...
– Я бы знала, – перебила Мейгри. – Я бы узнала, если бы он появился. А его еще нет.
Они не стали развивать эту тему. Платус недолюбливал Дерека Сагана, и Мейгри знала, что это чувство обоюдное. Знала она и то, что его брата пугает их мысленная связь. Брат и сестра никогда не обсуждали то, что Платус считал противоестественными узами, если только к ним не принуждали обстоятельства.
– Месячный отпуск – не так уж и много. Где он был, кстати? Ты не узнавала? – спросил он.
Мейгри, смотревшаяся в зеркало, сохраняла бесстрастное, неподвижное выражение.
– Нет, – ответила она, отбрасывая волосы на плечи и освобождаясь от заботливого и раздражающего прикосновения брата. Она встала, нервно поигрывая висевшим на шее звездным камнем. – Мне пора...
– Мейгри, – заговорил Платус жестко, непривычно сурово, – с каждым часом слухи о революции все громче. Ты что-нибудь об этом знаешь? Саган подружился с этим профессором-смутьяном, Питером Роубсом. Дерек прилюдно им восхищался, открыто критиковал монархию...
– И я, братец, открыто критиковала монархию. Разве я стала из-за этого изменницей? – резко спросила Мейгри, поворачиваясь к нему лицом. – Дерек Саган – наш начальник. Мы не только ему подчиняемся, но и вверяем ему наши жизни. И не наше дело обсуждать его... его... – Она запнулась. – Обсуждать его, – заключила она.
Она поднялась и направилась мимо брата.
– Прости, я уже опаздываю.
Платус взял ее за руки.
– Мейгри...
– Оставь меня!
– Мейгри! – заговорил он серьезно, настойчиво. – Мейгри, если тебе хоть что-то известно, ты должна рассказать! Расскажи королю! Расскажи капитану охраны! Расскажи мне, Данхе! Хоть кому-нибудь!
Она не смотрела на него; она не пыталась вырваться. Она стояла неподвижно, глядя на камень у себя на шее.
Платус встряхнул ее – не резко, он никогда не бывал резким, даже когда был напуган. Подняв голову, она увидела свое отражение в его глазах, поразившись своей бледности.
– Я верю Дереку, – наконец сказала она. – Что бы он ни делал, он делает это из лучших побуждений.
– Неужели ты настолько слепа? – потерял терпение Платус.
Мейгри вырвала руки.
– Я принесла клятву верности командиру...
– Ты присягала на верность и королю!
– Тебе не понять, Платус. Ты не солдат!
Она окинула его ледяным, презрительным взглядом.
– Иногда я думаю: неужели ты сын моего отца? Я знаю, что отец не раз думал об этом!
Платус побледнел.
– Иногда, – произнес он, – я жалею, что я его сын. Мейгри тут же почувствовала раскаяние, попыталась загладить свою резкость, но слишком глубокую рану она ему нанесла. Впрочем, брат ее тут же простил, успокоился и почти сразу же ушел. Когда он уходил, в его взгляде читались серьезность и сожаление. Почти жалость.
«До чего высокомерный, – подумала Мейгри, когда он ушел. – Он всегда таким был! Еще в академии, когда мы были детьми, он пытался руководить моей жизнью». Ее так и подмывало хлопнуть дверью ему вслед, но она сдержалась. Сейчас она выше этого.
Мейгри опоясалась гемомечом. Она будет ходить с ним до банкета, когда ее попросят снять меч. Она не считала необходимым расхаживать по Блистательному Дворцу вооруженной, но без меча ей было так же неуютно, как и необутой...
Кстати, где эти чертовы туфли?
Она их отыскала, раздраженно нацепила, путаясь в юбках, и поспешила к выходу. Она решила, что ничуть не сожалеет о том, что сказала брату. В конце концов, это правда. И она надеялась, что он уйдет из Стражей.
Дерек был прав. Платус – чужак.

ГЛАВА ВТОРАЯ

... А вы,
Бунтовщика поддерживая, сами
Не менее виновны в мятеже
Уильям Шекспир. Ричард II. Акт II, сцена 3


– Я действительно не могу разрешить, – сказал врач. – У Ее королевского высочества это может начаться в любой момент. Мне бы не хотелось нарушать ее покой.
Мейгри всерьез подумывала: не схватить ли его за отвороты стерильного халата и не выкинуть ли из окна. Она сдержалась.
– Мне должны были сообщить.
– Семели не позволила, Мейгри, – вмешался Август Старфайер, наследный принц. – Да и что бы ты сделала? Ведь ты же воевала с коразианцами.
– Ее состояние не настолько серьезно, – бросил врач. – Подобные кровотечения – не такая уж редкость. Ее королевскому высочеству предписан постельный режим, дабы избежать любых осложнений, которых в настоящее время не наблюдается. Она отходила полный срок. Ребенок здоров. Ее королевское высочество чувствует себя хорошо... будет чувствовать себя хорошо, если ей дадут отдохнуть.
– Я ненадолго. Только повидаться. Ведь она – моя лучшая подруга. Мы несколько месяцев не виделись. Я уже завтра снова вылетаю на службу.
– Я разговаривал с женой, – снова заговорил Август Старфайер, смотревший на врача, как на Бога. – Сегодня ей гораздо лучше, и она думает, что визит леди Мейгри благотворно на нее подействует. Она постарается не утомляться. Роды ожидаются сегодня ночью.
Последнюю фразу он вполголоса произнес для Мейгри.
– Я бы не говорил так уверенно, – скрипуче заметил услышавший его слова доктор.
– Неужели со всем этим современным оборудованием, – Мейгри обвела рукой многочисленные экраны, отражавшие показатели состояния больного, – вы не можете определить...
– Леди Мейгри, – перебил доктор, – мы способны перемещаться быстрее скорости света. Мы в состоянии уничтожать себе подобных искусно и эффективно. Но дети появляются на свет, когда они к этому готовы. Мать-Природа занимается своим делом уже много тысячелетий, и я убежден: чем меньше мы вмешиваемся в ее дела, тем лучше будет для всех.
– Семели должна находиться в больнице, – отрезала Мейгри.
– Миледи, когда вы восемь лет отучитесь в медицинской школе, закончите интернатуру и пройдете практику, тогда я стану прислушиваться к вашему мнению. Можете ее навестить, – великодушно добавил доктор, чтобы, очевидно, продемонстрировать таким образом свою власть, – но не больше пятнадцати минут.
– Так рек Господь, – шепнула Мейгри наследному принцу, ответившему нервным хихиканьем.
Мейгри забыла о неприятной привычке Августа хихикать, когда он возбужден или взволнован. Раньше она считала это забавным; они с Семели немилосердно высмеивали его по этому поводу, когда еще учились в академии. Сегодня же этот визгливый смешок ее раздражал. Она оставила его с доктором обсуждать дыхательные упражнения и тихо вошла в палату к Семели.
В голове у нее сразу же мелькнуло, что нет нужды переводить Семели в больницу, потому что больницу доставили сюда. У пилота на звездном корабле меньше приборов! Все настолько изменилось, что она не сразу сообразила, куда попала, и почувствовала себя не в своей тарелке. В комнате сильно пахло дезинфицирующими веществами, и от этого запаха веяло таким холодом, что его не могли согреть даже ароматы от многочисленных цветов из оранжереи. На мгновение Мейгри пожалела, что пришла.
Темноволосая взлохмаченная голова Семели, смотревшей из окна с красивыми занавесками, повернулась к двери.
– Мейгри! – воскликнул такой знакомый голос.
И тут же спальня подруги вернулась для Мейгри в прежнее состояние. Она больше не замечала приборов, она видела обтянутые узорчатой тканью кресла и диваны, столики с фарфоровыми статуэтками в кружевных юбочках, застывшими во времени, безмолвно танцующими менуэт. Гобелены с вышитыми вручную романтическими картинами переливались разноцветьем на стенах, а полированные деревянные полы покрывали ковры ручной работы.
Почувствовав себя как дома, чего ей уже очень давно не приходилось испытывать, Мейгри прошла через просторную комнату к больничной кровати, на которой лежала ее подруга в окружении машин и под присмотром сиделки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51